Это началось незаметно.
- Алло… послушайте, тут ваш папа заблудился. При нём оказалась квитанция с номером телефона. Приезжайте, заберите старичка, а то он чуть не плачет.
- Адрес? Где он находится? Спасибо, уже бегу. Это недалеко. Побудьте с ним, пожалуйста. Я быстро.
В этот же день вечером сын выговаривал отцу: - Папа, больше никуда не выходи. Сиди теперь дома, а то опять потеряешься.
- Я? Я потеряюсь? Ты что смеёшься? Как это я потеряюсь? Я что, идиот по-твоему? Или ты разыгрываешь меня?
Через неделю старик опять заблудился. Совсем недалеко от дома. Сын в приказном порядке велел закрывать дверь на ключ и не выпускать отца из дома во избежание бОльшей беды.
Старик понуро и бесцельно бродил по квартире, выходил во двор и грустно смотрел на улицу сквозь решётчатый штакетник.
Знакомых там не было. За забором проходили только чужие люди. Они почти все здоровались с ним через заборчик и спрашивали, как его здоровье. Старик удивлялся - как изменился мир, какие люди стали вежливые, внимательные и как все они переживают за его самочувствие.
Тогда же в доме завёлся таинственный барабашка. Отвёртка и пассатижи вдруг оказывались в кухонной раковине, отмокая в бокалах с недопитым чаем. Выстиранное белье пропадало с верёвки и потом обнаруживалось в обувном ящике. А суповые тарелки временами перекочёвывали во двор, под пальму и думали, что украшают цветник и альпийскую горку.
В середине лета на нашей молодой яблоньке созрели первые яблоки. Я очень гордилась ими. Наступил торжественный момент. Я сорвала одно яблоко и только собиралась попробовать его, как заметила, что старик смотрит на меня и моё… наше яблоко.
- Хотите первым попробовать наше яблочко?
Старик застеснялся, а я поняла: зубы. Он же не сможет угрызть это яблоко.
- А хотите, я его ложечкой поскребу и покормлю вас?
- Как мама? В детстве.
Мы уселись в тени яблоньки друг против друга. Я и мой свёкр. Я скребла ложкой яблочную мякоть и протягивала её старику. Он с готовностью открывал рот, забирал губами пюре и глотал его.
- Вкусно?
- Вкусно. Ох и вкусно!
И покачивал большой лысой головой в знак одобрения.
Мы почти заканчивали с яблоком, как я увидела, что старик отвлёкся. Он с тревогой смотрел куда-то мимо меня и не открыл рот для протянутой ему ложки.
- Что случилось? Вы не хотите больше?
- Там стоит узбек. Сейчас он украдёт все яблоки с нашего дерева.
За моей спиной была только стена дома…
- А мы ему не дадим. Сейчас у нас мало яблок. В следующем году пусть приходит. Тогда яблок будет больше. И нам хватит и ему, ладно?
- О, якши. Хорошо.
Старик успокоился и с готовностью открыл рот. У меня слёзы подступили к глазам от какой-то непонятной для меня нежности к этому старому ребёнку.
Пока на дереве были яблоки, это стало нашим ритуалом.
Днём, когда старикова жена отдыхала, а мой муж был на работе, мы выходили в наш дворик, садились под яблоню. И каждый раз старик застенчиво, как пароль к моим действиям, просительно повторял - с ложечки. Я понимала, что эти немногие минуты возвращали старика в яркие и потому накрепко запомнившиеся знакомые детские эмоции. И в это время он сам и его разум отдыхали от пугающих блужданий в чуждой им реальности.
Ау! - кричал старик во вдруг ставшим враждебным для него мире.
Думаю, его мало кто слышал. Всё чаще раздавался сварливый голос жены свекрови. Она кричала на старика, обзывала идиотом и просила у бога послать ей терпение. Но терпение посылалось только старику. Он был философски невозмутим, по-своему мудр и спокоен. Только однажды я увидела, что старик плачет:
- За что мне это? За что?
- Что с вами? Что случилось?
- За что мой сын так ненавидит меня? Он тряс меня за плечи и кричал мне в лицо, чтобы я не притворялся. В чем? В чём я притворяюсь?
Мне было невыразимо жаль старика. Так жаль, что будто в грудной клетке кто-то грубый железными пальцами вцепился в нутро.
- Послушай. А ты не мог бы быть помягче с отцом? Ну, не ругай его, что ли… Он же...
- Что ты говоришь? Что ты в этом понимаешь? Это мой отец! Отец, которого я помню совсем другим!
- Я хорошо понимаю тебя. И, поверь, мне больно говорить тебе это... Но твой отец сейчас живёт в другом мире, понятном только ему. Я знаю, что тебе хочется вернуть того, прежнего отца. Но это невозможно. Ты только огорчаешь его и делаешь ему больно.
- Дура! Что ты в этом понимаешь! Конечно, это же не твой отец... Как ты можешь так говорить, это бессердечно! И потом, что ты предлагаешь? Может и мне играть с ним в эти его бредни, как ты?
Как-то я проснулась среди ночи оттого, что в спальне что-то тихо происходило. Проснулась на уровне инстинкта лесного животного, трезво и мгновенно.
Ещё не оторвав голову от подушки, просто вглядываясь в потолок и чуть-светлеющую оконную раму, услышала, что дверцы платяного шкафа открылись, закрылись и раздалось едва слышимое бормотание.
“Какой странный сон”, - подумала я.
Почти вновь засыпая, опять услышала - дверцы шкафа открылись, закрылись и бормотание. Я осторожно подняла голову.
Около шифоньера в одном только отвисшем памперсе стоял старик, держась за ручку шкафа.
Он открыл дверцу, подождал несколько мгновений, закрыл и я отчётливо услышала: “О, простите… Простите, бога ради…”
Тихо, чтобы не напугать старика и не разбудить мужа, босиком, я подошла и мягко взяла старика за руку. Он не испугался и покорно пошёл за мной из спальни, вцепившись в мою ладошку как в палочку-выручалочку. Я плотно закрыла дверь в спальню и, не зажигая свет, спросила:
- Что такое? Что с вами? Что случилось?
- Понимаешь. Мне срочно нужно ехать. А все трамваи переполнены и не берут больше пассажиров. Я не могу уехать.
- Куда вам нужно ехать так срочно? Да ещё среди ночи?
- Мне неловко тебе говорить… Там женщина рожает. Я должен помочь ей.
Я почувствовала запах. И памперс отвис. И рука его такая холодная… Вот ещё почему ему неспокойно.
- Знаете, что? Давайте мы с вами тихонечко зайдём в ванную. Там я вымою вас горяченькой водичкой, поменяю вам памперс. А потом я уложу вас спать.
- Нет, я не могу. А как же та женщина?
- Послушайте, вы - мужчина. Мне кажется, что ей неловко будет при вас рожать. Давайте вместо вас поеду я, а? Я женщина и смогу ей лучше помочь. Договорились?
- Ох, как ты меня выручишь!
На том мы и поладили.
Утро выдалось яркое и весёлое. За открытым окном на нашей яблоньке сидел скворец и самозабвенно свистел, щёлкал, раздувал сверкающее горлышко. Старик уже не спал. Я подошла поближе.
- Доброе утро! Ну что, будем вставать? Или хотите ещё поваляться?
Старик похлопал по кровати рядом с собой. Я присела на краешек. Он поманил меня пальцем, и я наклонилась к нему поближе. Его глаза были по-детски ясными и голубыми.
- Ну что? Как там женщина?
Я оторопела на какое-то мизерное мгновение, но быстро оправилась и уверенно прошептала:
- Всё слава Богу! Вы вовремя спохватились. Она родила двойню. С матерью и детьми всё в порядке. Когда я уходила, женщина уже кормила малышей грудью.
Старик с облегчением вздохнул. Его глаза засияли, заискрились.
- Как я счастлив! Огромное тебе спасибо.
Он накрыл мою руку своей чуть шершавой ладонью, неожиданно крепко сжал её и заговорщицки подмигнул мне.