Анна Ахматова в самом деле умела писать стихи и часто у нее получалось очень хорошо. Вот например это грациозное (как сказали бы в 19 веке) восьмистишие:
Течет река неспешно по долине,
Многооконный на пригорке дом.
А мы живем как при Екатерине:
Молебны служим, урожая ждем.
Перенеся двухдневную разлуку,
К нам едет гость вдоль нивы золотой,
Целует бабушке в гостиной руку
И губы мне на лестнице крутой.
Так и просится в разбор.
Течет река неспешно по долине — это средняя полоса России (Тверская губерния).
Многооконный на пригорке дом — помещичий, много окон и на пригорке — явно не мужицкий.
А мы живем как при Екатерине — то есть помещики живут, про Екатерину — кокетливая ужимка, модная в то время, где Екатерина (вторая) означает для помещиков пудренные парики и маркизов с маркизами.
Молебны служим, урожая ждем — молебны помещики заказывают попу, и ждут урожая — помещикам тоже нужны деньги.
Перенеся двухдневную разлуку — то есть кто-то, живущий сравнительно недалеко, навещает помещиков.
К нам едет гость вдоль нивы золотой — гость помещик, нива золотая — конец лета, урожай и впрямь скоро.
Целует бабушке в гостиной руку — помещице целуют руку.
И губы мне на лестнице крутой — а это уже романтика, внучка помещица и ее постоянный ухажор помещик.
Очень, очень мило, и с живыми подробностями, и так емко, не правда ли?
А теперь смотрим год написания. 1917.
То есть эту помещичью идиллию Ахаматова сотворила летом 17 года. Нужно ли напоминать, что урожай, которого ждут помещицы, живущие как при Екатерине, с земли, не ими вспаханной, не ими засеянной, не ими потом политой?
И что с «при Екатерине» только пустоголовым куклам не срифмуется «Пугачев»?
И что крестьяне, которые эту помещичью ниву пахали и засевали, относились к помешикам так же, как «при Екатерине» (Пугачеве), только летом 1917 года наконец-то получили возможность сполна расплатиться за сотни лет с барами и получить землю, которую с полным основанием считали своей. И что эту землю не только вернуть, но удержать крестьяне смогли потому, что за летом 17 года пришел октябрь.
Не говоря о том, что лето 1917 года это еще и миллионы крестьян в солдатских шинелях на фронтах воспетой Ахаматовой и ей подобными империалистической войны. И что провалившееся наступление Керенского было в июне 1917 года, по приказу Антанты.
Могут спросить — откуда у бесспорно даровитой Ахматовой такая чугунная глухота, ярко проявившаяся в этом грациозном стишке?
В том-то и дело, что никакой глухоты в нем нет. Ахматова прекрасно слышала то, что ей было важно — своих. Помещиков и интеллигенцию -братьев и сестер помещиков. Офицеров — как ее тогдашний муж доброволец прапорщик Николай Гумилев. Короче, тем, кому нужна была эта ненавистная крестьянам и рабочим господская война за то, чтобы помещикам было удобнее вывозить хлеб, обрекая крестьян на регулярный голод. Тем, кому при Екатерине жилось припеваючи.
Ничего удивительного, что про революцию Ахматова писала так :«Когда в тоске самоубийства Народ гостей немецких ждал» (плохой народ ждет большевиков немецких гостей) и это самоубийство, сама же она в «глухой и грешной» России не такая. Пусть ей предагают «кровь от рук» отмыть (чью кровь?), из сердца вынуть черный стыд (стыд за что? — явно не за стишки про как при Екатерине), у нее «боль поражений и обид». Ахматова осталась с плохим народом в плохой стране, и ставит это себе в заслугу. Ну так и ее бывший муж остался для борьбы против жидобольшевиков.
Ахматова была против народа -крестьян, рабочих и солдат в 1917 году.
Но в в 1937 году она уже утверждает, что ее ртом, которым она мило припевала про помещичье житье как при Екатерине (крепостном праве) якобы кричит стомильонный народ. Потому, что ее и ей подобных прижали, и она вообразила, что когда вопит она, то это стомильонный народ. В 1917 году ей на это народ было то наплевать, то она его проклинала. А через 20 лет вдруг она объявляет себя голосом этого народа (в котором, на самом деле, ежовщина затронула относительно небольшое число, и уж точно не стомильонов, совсем по Солженицыну и Геббельсу). Наглость Ахматовой та же, что и в 1917, никуда не делась.
Уже в 1961 году Ахматова опять претендует, что «была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был». Народ этот был тогда в разных местах, в том числе в колхозах, где земля больше не была помещичья. И в вузах, куда теперь «кухаркиным детям» не просто не запрещали, а всячески помогали поступать. В армии, которая через 4 года остановила Гитлера, а потом и победила его. Но если кто верит Геббельсу и Солженицыну и Ахматовой, то народ тогда весь сидел, да.
Лично мне этот стишок с «урожая ждем» напомнил детские стихи где такую белоручку ожидательницу высмеивают:
Таскали мы с бабушкой
Полные лейки,
А Катя сидела
В саду на скамейке.
— Ты что на скамейке
Сидишь, как чужая?
А Катя сказала:
— Я жду урожая.
Народ вообще не любит белоручек и говорит «белые ручки чужие труды любят». Как при Екатерине.