Когда позвонили в дверь, Кариес сидела на диване "в зале" и смотрела-слушала Соловьёва. Этот мужик ей никогда не нравился, она видела в нём скрытые комплексы и страх, но теперь, когда Саныч ушёл на фронт, Кариес считала своим женским долгом знать, что там на самом деле происходит. А происходило разное, если судить по гневным отповедям врагам и призывам ввести смертную казнь, возродить СМЕРШ и, вообще, жахнуть по супостату ядерной бомбой.
Бомбу Кариес не любила, хотя, как поэт, иногда видела в ней свою страшную красоту. Поэты они такие, вспомните Степанцова: " и тут упала атомная бомба и сразу стало всё отлично-А!"
Оторвавшись от гневных реляций известного режиссёра, Кариес пощла открывать дверь.
- Вам пакет!- перед ней стоял военный и протягивал конверт с кучей печатей.
- Получите и распищитесь!
Сердце Кариес провалилось куда-то глубоко, сразу вспомнился Маяковский: ... а если с ним, нет, неужели.../ потолок на нас пошёл снижался вороном...
Она автоматически расписалась, прошла на кухню, бухнула в стакан массандры, выпила и некоторое время смотрела на пакет, не в состоянии к нему прикоснуться. Наконец, массандра сделала своё дело, руки перестали трястись и Кариес острожно вскрыла пакет. Там лежал лист бумаги, который оказался письмом от Саныча. Почерка его она не знала и никогда не видела, чтобы он писал, с чего? Но вот это "обнимаю", утешило.
- Жив, значит, живой! Она ещё несколько раз повторила это слово, чтобы удостовериться и начала читать.
Смысл до разгорячённого мозга добрался не сразу, а когда всё-таки победил градусы, Кариес налила себе снова, потянулась и сказала удовлетворённо: - помнит, зараза!
Просьба написать текст к маршу не показалась Кариес неисполнимой, надо было только морально подготовиться, что она и сделала, проглотив налитое и закурив. Надо сказать, что когда Кариес творила, ей был необходим особый настрой, а что может быть лучше для вдохновения, чем бутылка вина и сигарета? В бутылке к этому времени плескалось на донышке, надо было идти в магазин, предстояла ночь тяжёлого поэтического труда и откладывать в долгий ящик работу Кариес не собиралась.
Напевая себе под нос "Взвейтесь соколы орлами", она вышла из квартиры и встретила соседку по лестничной площадке Люську, которая была известна как "Люська- давалка", что указывало на её низкое социальное поведение. Люська была "под шафе" и только что вернулась из магазина, о чём звенели бутылки в целафановом пакете с буквой Z.
- Одна звенеть не может, а две звенят не так, - Кариес поняла, что всё нужное в магазине имеется, не надо даже спрашивать.
- Как там Саныч, - спросила Люська, без всякого видимого интереса. Её собственный интерес вот-вот должен был, судя, по всему появиться.
- Скоро к ордену представят и два миллиона премии выдадут, - гордо сказала Кариес, закрывая дверь.
От этих слов настроение у Люськи изменилось, она задумалась, что бывало с ней не часто, - Эх, надо было Саныча в своё время охмурить, пока эта стерва не появилась. С этой мыслью она прошмыгнула в свою дверь и громко хлопнула, да так, что кусок штукатурки чуть не упал на поэтессу, нрозя лишить её, если не здоровья, но вдохновения точно,
- Вот корова, чего только мужики в ней находят?
В магазине Кариес управилась за минуту и уже через полчаса сидела за кухонным столом, вооружившись ручкой и стопкой бумаги.
- Марш? Гимн? Да ладно, сделаем в лучшем виде! Уж не хуже Михалкова, поди! Вот Александра Сергеевича под марш приспособили " Как ныне сбирается вещий Олег", тут главное припев правильный: "За царя, за Родину, за веру!" и "Ура!"
- Пусть грянет бой! Померкнет свет!/ И враг бежит, и сердце бьётся/ А мы - вперёд, только вперёд/ И страха нет, и боли нет!/ Победный голос раздаётся!
- Победа - наша, хрен Вам всем - тут Кариес задумалась, стоило ли использовать такие слова: ведь официальный текст, но пока оставила, хотя поставила знак вопроса.
- Наш командир - он впереди/ как дед и как отец/ с таким не страшно жизнь отдать/ но враг такого не дождётся!
Кариес попробовала маршировать, вроде ритм ложился в размер. Теперь нужен припев, самое сложное.
- С нами бог, с нами бог, мы шагаем, не унываем/ И пусть враг, злейший враг своими давится слезами!
- А что? Вроде бодренько выходит?
- Наша Родина в огне/ Ад творится на земле / и спасёт мир только русский народ/ В этом огненном котле побеждает только тот/ Кто за правду, а не наоборот!
- Встанем, братья, встанем как один/ Мы фашистов победим/ И кровавой слезой отзовётся их смерть/ Пусть запомнит весь мир, пусть узнают чех и финн/ Что такое российская твердь!
- Так, снова припев!
- С нами бог, с нами бог ...
Последний куплет Кариес писала уже в каком-то трансе. Непонятно, что так её подхлёстывало, то ли портвейн зашёл хорошо, то ли патриотический раж проснулся и уже не отпускал. Она вышагивала в такт строчкам, немного покачивалась, но это было от напряжения, голова была пуста, вернее её наполняли слова и фразы, они ложились на музыку как...
- Стоп, - Кариес остановилась. - А кто музыку напишет, это тоже очень важно, чтобы было торжественно, значительно и в то же время доступно и понятно. Надо будет Санычу об этом написать,
- Гул ракет шлёт привет/ Беспилотник летит и над миром кровавая заря/ Всё что было - не зря/ Пусть запомнит сосед / Этот чёрный день календаря!
- За свободу и честь/ Наших подвигов не счесть/ и потомки нам почесть отдадут/ наш прощальный салют/ пусть сияет там и тут/ его мирные люди ждут!
- И снова припев.
Кариес отложила ручку, стряхнула непослушную прядь со лба, - надо бы голову помыть ради такого случая, а то вызовут в Кремль, а я вся такая неприбранная, да и платье стоит новое купить, куда орден цеплять?
За окном начинался новый день. Ночь пролетела как одно дыхание, как удар сердца, работа была сделана, оставалось проверить рифмы, подтянуть кое-что и всё, можно отправлять!
В армейской гостиницы ждал курьер фельдъегерской службы, он был не один. Недорогая, по сути, блондинка с аппетитом закусывала Советское шампанское яблоком и думала, решится ли этот офицерик оставит её на ночь, деньги были очень нужны, пора было собирать сына в школу. Сам курьер думал о том, сколько ему придётся ждать эту странную гражданку с кривыми зубами и чем она так важна начальству.
Страна жила своей жизнью и не знала, что вскоре со всех экранов телевизоров, на всех площадях зазвучат звуки великого марша.