- Помогите ей, Ольга Николаевна! - голос моей собеседницы дрожал от напряжения. - Ей только семнадцать, а она уже мать. Ребеночку полгода, он наша радость, наша любовь. Но и забот немало, и ответственность высока. А его отец, к сожалению, эту ответственность на себя не принимает.
Мать в 17 лет
- Я не знаю, что делать, я же тёща, мой голос для зятя - двадцать пятый в очереди, но я не могу больше видеть, как страдает моя дочь, сама по сути, ещё ребёнок, - в голосе матери слышалось отчаяние и негодование, на глаза навернулись слезы.
- Как я Вас понимаю, моя хорошая, - я успокаивающе погладила Светлану по руке, - история болезненная для Вас обеих. А с чего всё началось? Как получилась такая ранняя беременность у доченьки? Я вижу, что Вы заботливая, внимательная мама, Вы же видели, что происходит в её отношениях?
Моя собеседница опустила глаза, устало сняла очки и принялась протирать их специальной салфеткой, давая себе время собраться с мыслями и приступить к рассказу.
- Понимаете, тридцать лет назад я сделала аборт. Так получилось. Я думала, ещё не время, ещё успею родить. Послушала совета каких то подруг и убила своего ребёнка, - она сдавленно вздохнула, как будто всхлипнула. - И вместе с ребёнком убила своё материнство. Родить после этого я уже не могла.
- А как же Полина? - я не смогла сдержать удивленного возгласа.
- Полина моя приёмная дочь, - спокойно произнесла женщина. Но тут же горячо воскликнула:
- Но она родная! Мне никого не надо, кроме неё! И я не могла позволить ей повторить мою судьбу, я настояла на рождении её сына. Хотя, конечно, когда она в шестнадцать лет сообщила мне о беременности, я была в шоке!
- Расскажите с самого начала, моя хорошая, - попросила я. - Мне надо разобраться в хитросплетениях Вашей судьбы.
- У нас так с Полюшкой всё завязано, сразу и не объяснишь, - нерешительно начала Светлана.
- А мы никуда не торопимся, - ободрила её я, аккуратно разливая ромашковый чай в тонкие фарфоровый чашки моего любимого сервиза. - Я же так понимаю, начинать рассказ надо с себя? В Вашей жизни были события, повлиявшие и на Вас, и впоследствии на Вашу дочь?
- Да, именно так, - Светлана решительно расправила плечи, будто скинув с них груз сомнений, и принялась рассказывать:
- У меня всё было прекрасно до десяти лет. Мама и папа были молодыми, весёлыми, любящими меня родителями. А уж как они любили друг друга, я Вам передать не могу! Папа дарил маме цветы и мыл посуду, мама пела, как птица, и пекла для нас удивительные малюсенькие пирожки из рубленого теста, у неё был такой особенный рецепт. Зарабатывали они немного, но это был Советский Союз, безопасное и спокойное время, поэтому нам хватало на жизнь и даже на поездки к морю, правда, дикарями, в палатке. Я часто вспоминаю дым костра у палатки и как мы с папой пекли картошку на углях, "пекарили", как он говорил.
А потом возвращение в Москву с южным загаром, первое сентября, жёлтые листья на тротуаре, по которому папа и мама вели меня за руки в школу.
- Прекрасное детство, в любви и гармонии, - поддержала я рассказ милой дамы.
- Да, всё было так... - она прерывисто вздохнула, провела рукой по коротким, но густым светлым волосам, и продолжила далее тусклым равнодушным голосом, как будто разом отключив все эмоции. - Десять лет счастья. А потом мама погибла. Я не буду рассказывать, как это произошло, слишком тяжело вспоминать, несмотря на прошедшие сорок лет. И жизнь разделилась на до и после.
- Мы с папой были в ужасе и оцепенении первое время, мы вцепились друг в друга, и не могли расстаться даже на миг. Я не ходила в школу, он на работе оформил отпуск за свой счет. Я не помню, что мы делали, о чем говорили, что ели... Я помню только оглушающую пустоту и папины тёплые руки, крепко держащие меня. Потом, конечно, жизнь взяла своё, я стала выходить во двор, пошла в школу, папе пришлось выйти на работу, ведь надо было на что-то жить. Повседневные дела и события закружили нас, ввели в мир живых людей. Стало легче двигаться, разговаривать, ходить... Только острая боль внутри никуда не уходила, она пропадала только ночью, когда во снах ко мне приходила мама, и я снова проживала счастье быть с ней, касаться её, слышать её голос.. - Светлана смотрела сквозь меня, в глубину своего детства, вглядываясь в него как в огонь, мерцающий в ночи. - Я просыпалась с криком и в рыданиях, когда мама растворялась в небытии, а я возвращалась в жизнь. Папа переживал вдвойне - и своё горе, и моё. И, как мужчина, как человек действия, предпринял шаги, которые казались ему выходом из нашей печальной ситуации.
Отец нашёл другую
- Он начал задерживаться вечерами, но не рассказывал мне, где бывает. Потом отвёз меня к бабушке на каникулы, хотя раньше так не делал.. А когда я вернулась, усадил меня в кресло, присел передо мной на корточки и объявил, что должен со мной серьёзно поговорить. Он волновался, речь его была медленной, он подбирал слова, чтобы рассказать мне ошеломительную новость: у меня будет новая мама! Его познакомили с женщиной, они встречаются уже два месяца и решили пожениться и жить вместе.
- Сказать, что я была в ужасе - это ничего не сказать! Какая новая мама? У меня есть моя, мама, и другой не будет! Мне не нужна чужая тётка, которую надо называть мамой! - мысли протеста бились в моей голове, толкали меня в сердце, но язык как будто прилип к небу, я не могла вымолвить ни слова.
- Я смотрела в папино оживлённое лицо, и видела, что на нём впервые за долгое время проступают человеческие эмоции. В последний год я видела папино лицо либо бесстрастным, либо искажённым страхом. А сейчас он улыбался, глаза его потеплели и заискрились, как было раньше, до маминой смерти.. Он рассказывал, что эта женщина тоже вдова, что у неё тоже есть дочка, что они милые, и несчастные, и она его любит, а он любит её, и что у нас снова будет семья, у меня будут мама и сестра. Папа говорил это мне, и смотрел на меня, а видел их! И его радость, его нежность, ранее бывшие только моими, теперь делились и на них, этих незнакомых мне женщин.
Светлана перевела дыхание, подбирая слова для дальнейшего рассказа.
Я помогла ей, задав важный для понимания вопрос:
- Какие чувства были у Вас в тот момент? Ревность?
Светлана задумалась, вспоминая. Я видела, что она старается сформулировать слова как можно чётче, чтобы передать мне суть давних событий её жизни.
- Нет, ревности не было, - медленно произнесла она. - Я видела, как ожил папа. И безумно обрадовалась этому! Я хотела видеть его таким, живым и счастливым, как раньше. Я готова была принять его жену и её дочь, лишь бы он улыбался. И я готова была сделать всё, что от меня зависело, лишь бы у них сложилось...
- Вы были столь мудрой с детства? - удивлённо спросила я, так как нечасто приходится встречаться со столь благородными мыслями людей.
- Нет, - Светлана махнула рукой, - всё гораздо прозаичнее! Я боялась потерять ещё и папу, вслед за мамой. Были некоторые моменты в его поведении, которые безумно пугали меня. Поэтому ради того, чтобы он жил, я готова была приложить усилия...
- Светлана, это ведь и есть настоящая мудрость, - заверила я собеседницу, - Вы очень отдающий человек, способный смотреть на мир шире собственных интересов, способный чувствовать боль другого человека и принимать её как свою.
- Благодарю Вас, Ольга Николаевна, - совсем не радостно поблагодарила Светлана и грустно улыбнулась, - от этого, видимо, и страдаю всю жизнь...
- Жизнь с мачехой не задалась? - спросила я, предполагая дальнейшее развитие событий.
- Да нет, отчего же, - ответила собеседница, опустив глаза и рисуя пальцем невидимые узоры на матовой поверхности дубового стола, - задалась. Папа с новой мамой прожил всю жизнь, даже дольше, чем с моей родной мамой. И нас с сестрой воспитали, и брата родили и вырастили. И претензий никаких нет у меня, наоборот. Вырастили, хорошо воспитали, образование дали хорошее. Я многого в жизни достигла благодаря воспитанию и образованию. Только вот...., - она помолчала, а потом продолжила, как будто выдавливая из себя слова:
- Я всегда для новой мамы была немножко не такая... Слишком полная, слишком самостоятельная, слишком певучая... Хотя я так старалась ей помогать, брата вырастила, сестрёнкой занималась всегда, помогала в учёбе, потом на работу устраивала. И мама неплохо ко мне относилась, только вот удивлялась постоянно - как это у меня, толстушки и неумехи, всё так хорошо получается? И ещё моё пение раздражало её безмерно, а я не могла не петь, особенно в юности.
- Светлана, а что самое горькое было в отношениях с мачехой? - задала я главный вопрос.
Глаза моей собеседницы мгновенно наполнились слезами, она заморгала, пытаясь удержать их, но не смогла. Тонкими светлыми струйками слезы пролились из глаз и потекли по щекам. Светлана смущённо вытерла их салфеткой, извинилась, и тихо, почти шёпотом, расказала:
- Я однажды случайно подслушала разговор мамы (я не зову её мачехой) с её сестрой. Она не знала, что я слышу, и говорила громко и раздражённо, от сердца. Она говорила, как трудно жить, папа мало зарабатывает, детей трое, тяжело физически. И что девчонка - то есть я, растёт как на дрожжах, постоянно что то надо из вещей, и её дочке приходится донашивать за мной. И если бы меня не было, то ей было бы намного легче, и мужу было бы легче, и вообще всем. И что я не нужна в семье, и она бы сдала меня в интернет, но муж не позволяет.
- Понимаете, я когда это услышала, как то заморозилась внутри , что ли. Почувствовала себя ненужной старой тряпкой, ветошью, которая занимает чьё-то место и мешает всем жить и наслаждаться жизнью.
- Понимаю, - медленно произнесла я. - Светлана, а когда дочку, младенца, на руки взяли, что вы почувствовали в первый момент?
Она вскинула на меня ставшие огромными глаза и сдавленно спросила:
- Откуда Вы знаете? - и, не дожидаясь ответа, с силой выдохнула:
- Да. То же самое. Она тоже ненужная, как и я.
Хотите найти самого лучшего партнера? Оставьте заявку
Подпишитесь на мой канал, если хотите жить в счастливых отношениях
https://dzen.ru/id/665ad06432ac0d6e72d5f11c