Прошло девять лет со дня свадьбы, а наши попытки завести ребенка ни к чему не привели. Зная, что в Германии можно сделать искусственное оплодотворение, мы с Женей уже подумывали о том, как найти и накопить денег для этого. Муж долго не подавал виду, казалось, он был готов на все, хоть на Марс улететь, лишь бы получилось. Но реально и он, и я понимали, что обречены остаться без детей: мы не найдем таких денег, и тем более в те времена это все было плохо изучено, не всегда эффективно, а попросту говоря, вообще опасно для жизни. Я не видела выхода: если я не могу забеременеть, ведь ещё не означало, что муж не мог завести ребенка, его анализы были хорошими. Зная, что любой человек имеет право на свое, собственное, у меня язык не поворачивался предлагать Евгению идти в дом малютки. Обстановка накалялась, наши сексуальные отношения не приносили нам удовлетворения: все оборачивалось горьким осадком в душе. Видя его мучения, я сказала Жене, что отпускаю его, пусть ищет мать своего будущего ребенка… Его реакция была неожиданной, он ударил меня, обозвал дурой. Тогда я поняла, насколько этот человек меня любит. Женя не ушел, но он стал пить…
Сначала лишь раз в неделю, одну-две рюмочки, чтобы настроение повысить, ну а потом каждый день по бутылке, чтобы горе залить… Наверное, я бы вскоре тоже присоединилась к нему, но какая-то надежда у меня иногда просыпалась, тогда я пыталась отучить его от спиртного, говоря, что зачатие в пьяном виде ни к чему хорошему не приведет. В какие-то дни моя «шутка» на него действовала, и, оставив стакан, он и я старались, старались...
Когда наши отношения зашли в тупик, настал тот день. Женя вернулся домой с работы пораньше: он собирал чемоданы, сказав, что хочет уехать, побыть один, отдохнуть. Я не была против, по крайне мере, тем вечером. Но на следующее утро я уже знала, что Женя не уедет. Не знаю, как у меня хватило терпения, с каким хладнокровием я смотрела на то, как он собирает вещи. И только в дверях, когда муж посмотрел на меня со слезами в глазах и полушепотом произнес: «Прости», я спокойно ответила ему: «Ты действительно хочешь бросить нас: меня и твоего будущего ребенка?!»…
– Олеся Станиславовна, Вы уже очень долго работаете. Давайте немного отдохнем, чайку попьем, обеденный перерыв, как-никак, – примерно около полудня говорил Константин Захарович. И мы отправлялись с ним в столовую, где, как обычно, он заказывал для нас привычный обед: две тарелки борща, второе (в основном, себе, я всегда ела немного), чай с изумительными во всех отношениях булочками с таинственной начинкой – джемом из различного вида ягод. Мы говорили о том, о сем. Вообще, последние два года для меня жизнь была настолько однообразна, что я вполне могла сказать, что будет не только через две-три минуты, но и завтра, послезавтра. К Косте я привыкла настолько, что могла безошибочно предположить и что он сейчас скажет, и о чем он подумает. А мысли его – все о работе. Но сегодня он сделал предложение, действительно неожиданное:
– Олеся Станиславовна, завтра Зиночка придет. Почти все готово. Только я хочу попросить Вас вести её.
«Вести её» – означало стать её лечащим врачом. Я переспросила:
– Как вести? Ведь Зина – Ваша дальняя родственница, ваша подопечная. Ведь Вы сами всегда с ней работали?
– Да, это так, но Олеся, Вы же знаете, как я боюсь…
Я поняла, о чем он говорит: Константин – великий специалист, он неоднократно делал и ЭКО (искусственное оплодотворение), и иные нехитрые женские операции (все его медицинские работы проходили на «ура»). Но была одна у него слабость, если можно так выразиться: Костя не мог работать со «своими» – он так боялся сделать что-нибудь не так, боялся обидеть или даже разочаровать близких людей, что почти всегда им отказывал. Да и был в его врачебной практике печальный опыт: будучи гинекологом, он делал как-то аборт своей знакомой. Это очень нехитрая операция, которые он десятками делал в неделю, но тогда, как он мне сам потом говорил, у него словно руки отнялись. Аборт прошел неудачно, пошло воспаление, и как итог – девушка потом больше не смогла родить. Печальная история… даже страшная. Но, мое мнение было, что на все Воля Божья. Костя тогда уволился из клиники, некоторое время подумывал даже бросить врачебное дело. Что он чувствовал, я не знаю, все это было еще задолго до нашего с ним знакомства. С тех пор остался только принцип – не проводить медицинских манипуляций со своими.
– Костя, я понимаю, о чем Вы говорите… Но как, простите, я смогу вести вашу родственницу, если я даже женщину нормально осмотреть не могу! – после того, как у меня отнялись ноги, у меня не было своих пациентов, я занималась лишь с готовым материалом: исследовала анализы, банком донорской спермы и тому подобное.
– Олеся, не паникуйте… Я Вам помогу… давайте мы будем вести Зиночку вместе, Вы ведь знаете, как она хочет родить… Кроме того, предлагаю Вам на основании её случая написать научную работу. Пусть совместную… Мне без Вас не справиться, честно, – Костя так мило улыбнулся, что я не могла не согласиться.
Половина пятого он отвез меня домой, а я взяла все бумаги по истории болезни девушки… В душе у меня боролись два чувства – необыкновенной радости за то, что Константин предложил мне «живую» работу, и чувство жуткого страха и ответственности перед предстоящим делом.
Вернувшись домой, я вдруг поняла, что забыла о самом главном: сегодня обязательно появится Евгений. Чутье меня не подвело: около семи в дверь позвонили. Я открыла.
– Здравствуй, Леся…
Я посмотрела на него: большой, сильный мужчина, довольно крупного телосложения… От природы здоровый, сейчас он выглядел больным: странно похудевший, слегка небритый, глаза покрасневшие…
– Не могу сказать, что рада тебе, но я знала, что придешь. Проходи.
Он зашел. Снял плащ.
В зале я накрыла стол, может, и не сильно богатый, но на двоих хватит. В конце концов, было бы что отмечать.
– Евгений, только давай недолго. У меня завтра тяжелый рабочий день.
– Я только зашел, а ты меня уже гонишь, некрасиво с твоей стороны, – съехидничал он.
– Ты пьян? – спросила я с нескрываемым раздражением.
– Я выпил немного с друзьями. Помянул Верочку, – он плюхнулся в кресло.
– А я с твоего позволения, выпью чуть-чуть… У меня завтра очень много работы, – мы выпили, не чокаясь. На столе стояла маленькая, детская тарелочка с супом, накрытая хлебцем.
– Я думал, что мы на кладбище едем?! – то ли спросил, то ли удивился он.
– Едем, но не завтра. На выходные.
– Вот так всегда, ты всегда со мной споришь. Я хочу ехать завтра, ты упираешься, скажешь – поеду, сама не поедешь… – он вскочил, начал размахивать руками.
– Прекрати, у меня нет желания с тобой спорить…
– А, может, ты и разговаривать не хочешь, и видеть меня!
– Евгений, ты сам знаешь ответ на этот вопрос. Зачем ты меня заводишь! – я уже порядком злилась на этого человека.
– Скажи, почему ты избегаешь со мной встреч, почему ты не отвечаешь на звонки… Почему?! Мы ведь так много с тобой пережили! За что ты так со мной?
– За что? А то ты не понимаешь? – я негодовала. Чувствую, у меня не хватит никаких сил, чтобы сдержать себя.
– Кажется, понимаю! – он выпил сока. – А тебя другой, да? Ты завела себе кого-то. Так?
– Что? Да как ты вообще можешь такое говорить! – у меня жутко закружилась голова, – Другой! Это после того, что ты со мной сделал. Посмотри на меня, я же – калека. Как ты смеешь все это мне говорить! И вообще – уходи, уходи навсегда, я больше не хочу тебя видеть, не могу тебя видеть…
Евгений промолчал, но промолчал как-то невообразимо громко, словно он только сейчас что-то понял и осознал. Тихо спросил:
– Ты не простила меня?
– И никогда не прощу! – я уже срывалась, проклинала себя за несдержанность, но все чувства горя, страха и отчаяния захлестнули меня разом, как будто накрывало волной цунами, и не было никаких шансов выжить. – Как я могу простить тебя…
Моя беременность проходила очень сложно. Практически с первых недель – постоянные угрозы выкидыша. Но я, а вернее сказать, мы с мужем знали – ребенок родится, мы сделаем все возможное и невозможное. Я старалась гнать о себя дурные мысли и всегда была в самом лучшем настроении – у меня будет дочь, моя кровиночка, ради этого можно перенести все, что угодно.
А Богу было угодно, чтобы я все девять месяцев пролежала на сохранении без всяких надежд врачей, что я доношу плод. Мне говорили об этом без стеснения: «Случай тяжелый», «В девяти случаях из десяти женщины не донашивают», «Мамаша, будьте стойкими и готовыми ко всему». Но я верила, терпела весь этот отвратительный больничный режим с вечными анализами и лекарствами… И Женя верил. Поэтому, когда родилась наша малышка, об имени уже не спорили – Вера.
Два года её жизни пролетели для меня, как один миг. Было, конечно, очень тяжело – не имея по близости родственников, желая как-то совмещать работу и ребенка, не зная таких чудес техники, как стиральная машинка и всякие там мешалки-«блендеры…»… Да и ассортимент детских товаров оставлял желать лучшего. Я говорю не о памперсах, их мы вообще не знали, и не об одежде… Тяжело дело обстояло с питанием. С молоком у меня не получилось сразу – мне в ходе родов понадобилось срочное кесарево и врачи дали мне какие-то препараты, сворачивающие молоко. Для чего это было сделано – не знаю, но я им полностью доверяла, потому меня оперировал мой научный руководитель, видный в то время медицинский деятель.
В общем, до года с кормлением был просто кошмар – доченька мучилась от колик, был очень ослаблен иммунитет, мы часто лежали в больницах. В полгода умудрились заболеть воспалением легких… Для любых мам это мучение, когда малыш болеет. И я, конечно, не исключение. Но я была так счастлива, что Верочка у меня есть, что ко всему относилась терпеливо, как ко временным трудностям. Наши отношения с мужем достигли в то время наивысшей гармонии. Радость рождения дочери, нашего с ним общего ребенка, такого долгожданного, неимоверно сблизила нас. Мы были счастливы. Были до того, как наступило вчера…
