...не нужно думать, что какая-нибудь держава в 1803 г. стремилась к войне с Францией. Взять хотя бы Австрию, когда после Люневильского договора Франц II оказался во главе страны, не только истощенной и истерзанной и, кроме того, бессильной помешать Наполеону осуществить его планы в Германии, что явно угрожало ее интересам. А тут Венгрия, с 1780-х гг. вовлеченная в тяжбу с Габсбургами, проявила норов именно когда брат Франца, эрцгерцог Карл, только что убедил его в необходимости взяться за значительные административные и военные реформы.
В то время как Карл противился любой форме отношений с Францией, относясь с глубоким подозрением к России и склоняясь к политике экспансии на Балканах, по природе осторожный и миролюбивый Франц меньше всего хотел ввязываться в еще один конфликт... В результате, не желая навлекать на себя новую войну, он стремился к соглашению с Францией в надежде на то, что это могло бы послужить противовесом России и Пруссии. Кроме того, к Британии испытывали сильную неприязнь в Вене из-за разногласий возникших в ходе войны Второй коалиции, так что у нее не было никаких шансов на получение помощи от Франца; Австрия сохраняла стойкий нейтралитет.
А для России этот период ознаменовался попыткой сблизиться с Наполеоном. Александр I был разгневан, узнав об уничтожении Британией Лиги вооруженного неитралитета, до некоторой степени восторгался Наполеоном, собирался заняться внутренней реформой и стремился к сотрудничеству с Францией по вопросу о реорганизации Германии. К 1803 г. первый восторг прошел, и его место заняло тревожное чувство, вызванное откровенным желанием Наполеона не только всецело господствовать в Западной Европе, но и расчленить на мелкие кусочки Оттоманскую империю (во времена Амьенского мира Петербург неоднократно получал из Парижа предложения заключить “соглашение” по Балканам). Александр, весьма раздраженный претензиями Наполеона, провозгласившего себя пожизненно первым консулом, высказал мнение, что Бонапарт — “один из самых отъявленных тиранов, которых когда-либо порождала история”.
Тем не менее, он не пожелал действовать силой и попытался выступить посредником, предложив условия, которые лишили бы Британию Мальты и гарантировали Франции ее нынешние границы и сферу влияния в Европе в обмен на признание французами status quo других территорий, в частности Неаполя и Оттоманской империи. Как известно, даже в тот момент, когда обсуждалось это предложение, Александра пытались склонить на враждебные позиции, но, хотя его политика становилась все более антифранцузской, существовали и другие причины, несколько осложнявшие дела.
Под влиянием своего близкого советника и друга, князя Адама Чарторыйского, назначенного в сентябре 1802 г. товарищем министра иностранных дел, он потихоньку склонялся к тому, что лучшим средством сдержать французскую экспансию было бы установление российского превосходства в Восточной Европе либо путем прямых аннексий, либо привлечением зависимых государств сателлитов (Чарторыйский был, например, ревностным поборником возрождения Польши), Однако этот сценарий, скорее всего, привел бы к обратным результатам, поскольку определенно толкал Россию на разрыв отношений со Швецией, Пруссией, Австрией и Турцией, давая в свою очередь каждой из этих держав право броситься в объятия Франции (и действительно, в 1803 г. Густав IV Шведский уже был заинтересован в союзе с Францией). Итак, разрыв с Россией мог подарить Франции новых союзников.
Теперь - Пруссия. В 1803 г. Берлин менее всех европейских столиц питал враждебность к Наполеону. Фридрих Вильгельм III терпеть не мог Бурбонов и ничего не имел против Наполеона как первого консула. В то же время он слыл человеком мирным; главным счастьем для него, по свидетельству одного британского дипломата, было “отсутствие всяких тревог”. По своим склонностям, он, естественно, назначал в советники людей, веривших в нейтралитет Пруссии, отличавший ее политику с 1795 г. Это было единственно верное направление, если учитывать постоянную нехватку денег и хроническое недоверие к Австрии и России. Разумеется, совершенно не обязательно думать, что Пруссия сохранила бы нейтралитет — расширение территорий интересовало даже Фридриха Вильгельма, но приобретения, на которые он мог претендовать (Ганновер и шведская Померания), явились бы яблоком раздора между ним и Францией, и Чарторыйским, и еще многими многими другими...
Итак, конфликт между Британией и Францией сам по себе не должен был привести к всеобщей войне, а то, что это все таки случилось, — целиком на совести Наполеона. Здесь часто придают большое значение так называемой “венсенской трагедии”, когда герцога Энгиенского, дальнего родственника французской королевской семьи, насильно увезли из Бадена, где он пребывал в изгнании, и казнили по подозрению в причастности к роялистскому заговору. Тем не менее, хотя история эта и вызвала ужас, но отразилась лишь на внешней политике Швеции; новость об убийстве герцога Энгиенского заставила достаточно неуравновешенного Густава IV отказаться от планов войти в cоюз с Францией. В отместку он объявил крестовый поход против нее. Идею Густава никто не поддержал, хотя в это время Александр I и разорвал отношения с Наполеоном, было ясно, что к этому его побудила французская угроза равновесию сил в Европе, а вопрос о реставрации Бурбонов был решительно исключен из военных целей того союза, который в 1805 г. превратился в Третью коалицию.
Чтобы понять причины образования Третьей коалиции, нам придется вновь вернуться к вопросу о росте французской мощи. Итак, война с Англией приводила к немедленному расширению французского влияния на континенте. С одной стороны, Наполеона подталкивали сделать все, что было в его силах, и положить конец британской торговле, не оставив ей никаких лазеек на континенте, тогда как, с другой стороны, ему требовалось возмещение ущерба за потери в ходе войны (Наполеон, вынужденный в январе 1803 г. продать Соединенным Штатам Америки Луизиану, теперь распрощался с Сан Доминго). В результате, хотя болышая часть армий Наполеона готовилась к форсированию Ла Манша, он захватил Ганновер, ганзейские территории Куксхавен и Рицбюттель, и, не давая возможности англичанам двигаться в направлении Гамбурга, Саксонии, Богемии и и неаполитанских портов Таранто, Отранто и Бриндизи, перекрыл Эльбу.
Эти действия сильно встревожили все восточные державы, поскольку были чреваты самыми настоящими неприятностями: так, Австрия опасалась за свою торговлю и ее, само собой, волновало явное французское превосходство в Германии и Италии; Пруссия обнаружила французскую армию в самом центре своих владений и пыталась извлечь из этого выгоду, что, впрочем, всегда было одной из отличительных черт ее внешней политики, а Россия выступала против перемен, грядущих из высказанного французами интереса к Леванту, а также не одобряла дестабилизацию положения в Германии.
Тем не менее до поры до времени и Австрия и Пруссия оставались в бездействии. Австрия, как всегда неохотно вступавшая в войну, поняв, что внимание Франции отвлечено войной с Британией, собиралась воспользоваться этим и получить территориальные уступки у Баварии, Пруссию же вполне устраивало ее положение. Россию можно было бы успокоить, будь Наполеон настроен более мирно, но первому консулу полностью недоставало сдержанности. Российские предложения о посредничестве были однозначно отвергнуты, хотя их можно было принять, не уронив достоинства, после того как Британия ясно дала понять, что они для нее совершенно неприемлемы; русскому послу в Париже пришлось выслушать оскорбления на дипломатическом обеде, а французы вновь начали пугать Россию откровенной заинтересованностью Ионическими островами — независимой после Амьена Республикой Семи Островов, и материковой Грецией. Россия заняла открыто враждебную позицию, увеличив набор на военную службу, послав армию на Ионические острова и намекнув Британии, что готова к переговорам относительно оборонительного союза против Наполеона.
18 мая 1804 г. было распространено заявление, что Франции суждено стать наследственной империей. Этого нельзя было допустить, принимая во внимание ее ни с чем не сравнимую мощь, т.е. позволив Наполеону примерить мантию Карла Великого, тем самым открывали ему путь к престолу императора Священной Римской империи, а равно к правлению Германией. В результате Чарторыйский уговорил питавшего гораздо меньшии энтузиазм Александра приступить к со зданию новой коалиции, которая ограничила бы Наполеона рамками, отведенными Амьеном и Люневилем, при чем Британия пообещала выделить на это значительные субсидии. Сейчас же Наполеону направили ультиматум, требующий вывода войск из Ганновера и Неаполя; как и следовало ожидать, последовавший вскоре отказ французского правителя выполнять предложенные условия привел Россию к прекращению дипломатических отношений с Францией в сентябре 1804 г.
Теперь, когда разрыв между Россией и Францией стал фактом, в воздухе запахло войной. Положение осложнялось еще и тем, что кроме всего прочего Россия не очень-то доверяла Британии. В октябре 1804 г. последняя в полном смысле шокировала Европу, внезапно напав на Испанию, чтобы вынудить ее вступить в войну. В то же время существовали стойкие опасения в отношении недобросовестности Британии: даже в январе 1805 г. Чарторыйского уверяли, что она хитростью вовлекает в войну другие европейские державы, чтобы свести свое участие в ней к минимуму.
В силу многих препятствий, особенно связанных с Мальтой, принадлежавшей ордену иоаннитов и которую Александру хотелось заполучить самому, англо-русский союз к середине 1804 г. казался совершенно невозможным. И даже не будь никаких препятствий, все равно ничего путного из этой затеи бы не вышло. Несмотря на угрозы, которыми Наполеон пытался удержать Австрию от вмешательства в дела Германии, и явное свидетельство окончательного уничтожения Священном Римской империи путем создания новой конфедерации, Австрия по-прежнему не хотела начинать войну, и самое большее, на что она могла согласиться, — это оборонительный союз, вступавшгий в действие в случае французского вступления в Италию или Германию. В то же время началась мобилизация и переброска войск на западные границы в надежде, что это сможет остановить Наполеона.
Что же касается Пруссии, то ее раздирали страх перед Наполеоном и недоверие к России и Швеции, поэтому Фридрих Вильгельм пытался умилостивить французского правителя гарантиями дружбы и нейтралитета. В 1804 г. он даже долго искал возможности заключения союза с Францией и потому в начале 1805 г, все еще отвергал любые предложения объединиться против Наполеона.
Итак, в начале 1805 г. до создания Третьей коалиции было ничуть не ближе, чем раньше. И вновь Наполеон дал событиям новое направление. В начале 1805 г. он объявил о том, что собирается принять титул короля Италии: бывшая Итальянская республика теперь становилась королевством, а ее вицекоролем был назначен пасынок Наполеона Евгении де Богарне. Но на этом Наполеон не остановился: официально короновавшись в Милане 26 мая, он уже в начале июня объявил об аннексии Генуи, некогда Лигурийской республики, и передал герцогство Лукка своей младшей сестре Элизе в качестве наследственного княжества.
Чаша терпения переполнилась и 11 апреля Британия и Россия подписали соглашение, которое обязывало последнюю к войне, если Наполеон не согласится выполнять условия Амьенского и Люневильского договоров.
Тем временем в Австрии, хотя сам Франц все еще противился войне, постепенно сформировалась воинственно настроенная партия, она держалась на личной неприязни Франца к эрцгерцогу Карлу, которого он считал, как мы увидим позднее, существенной угрозой своей власти. Пока что сохранялось равновесие, но события первой половины 1805 г. поставили Австрию перед выбором. Ощутимый удар по величию Габсбургов, поскольку император Священной Римской империи испокон веку имел право на итальянский престол, а тут Наполеон недвусмысленно намекнул, что вскоре он приберет к рукам и весь полуостров. Над Римом, Неаполем и Венецией сгустились тучи.
Теперь, когда Россия была обязанной принять участие в воине, Австрии пришлось выбирать. Она либо отказывалась от Италии (так как Наполеон явно не желал уйти оттуда по собственной воле) и бросала своего единственного союзника в надежде сохранить иллюзорный мир, который в любой момент мог рухнуть из-за коварных планов Наполеона — в конце концов всегда найдется повод для нападения, — либо бралась за оружие. Став перед выбором: воевать сейчас вместе с мощными союзниками или потом в одиночку, Австрия 9 августа 1805 г. формально вступила в Третью коалицию, к которой вскоре присоединилась Швеция и после некоторых колебаний Неаполь, откуда французы опрометчиво поторопились вывести войска.
Теперь, когда австрийские войска вошли в Баварию и Итальянскую республику, русско-шведская армия сосредоточилась в Штральзунде, британцы приготовились к вторжению в Ганновер, англо-русская группировка высадилась в Неаполе, а более 95 000 русских солдат походным маршем двинулись на Дунай, создание коалиции, к которой с 1803 г. стремились британцы, стало свершившимся фактом. В стороне осталась только Пруссия, все еще сохранявшая нейтралитет из-за недоверия к Австрии и России.
Наполеон наказал сам себя, допустив создание столь внушительного союза. Не желая умерить свои притязания или сделать нечто вроде жеста доброй воли, он собственноручно подтолкнул Австрию и Россию объединиться с Британией. А ведь именно этого Наполеону особенно не хотелось — его не очень устраивал разрыв с Россией и, когда это все же случилось, абсолютно не желал войны с Австрией, — но его амбиции требовали действия настолько сильно, что у него и мысли не мелькнуло уладить дело мирным путем. Более того, едва началась война, как он, оскорбив интересы и чувства тех немногих друзей, которые у него еще оставались, чтобы ускорить проход “великой армии” через Германию, нарушил нейтралитет прусской земли Ансбах, нагло поправ обещания, только что данные Берлину. Тогда взбешенный Фридрих Вильгельм в ответ захватил Ганновер (временно оставленный французами) и объявил мобилизацию.
Материал тг канала С. Галеева «Наполеон Бонапарт». Подписаться: https://t.me/NapoleonBonapart_publicTG