Глава 10. Конфликт интересов
Слава об удивительном поселке Заветное давно перевалила за пределы области и стучалась в ворота железного занавеса. Это насторожило спецслужбы Запада в том, что русские опять придумали какой-то подвох, грозящий подорвать их экономические устои.
Сама жизнь подсказывала, что по этому пути и следует идти на благо и процветание страны и во вред «супостату».
Теперь же, когда было налажено производство и получено признание,- момент был подходящим для выхода на международный уровень. Несколько партий замечательного продукта CherVa было направлено на международные выставки алкогольной продукции в Париж, Лондон и Эдинбург, где советский бренд был признан одним из лучших, а точнее лучшим. Только с этим не могли согласиться родоначальники виски, так как это наносило непоправимый урон их имиджу и грозило огромными потерями на мировом рынке.
Видимо по этой - то причине большого экспорта на Запад Советский Союз не осуществлял. Зато нелегальный экспорт принял широкие масштабы. Мафия под видом торговых представителей скупала на аукционах Советский бренд огромными партиями и отправляла «CherVa» за границу не только в Америку, но и на родину виски в Шотландию. Некоторая часть этого напитка возвращалась в Союз под новой маркой, но любителей «Черноморушки» обмануть было невозможно, только теперь за неё платить надо было валютой в шесть раз дороже. Но, самое обидное было то, что в открытую конкуренцию Советский Союз вступать не решался, чтобы не нарушить каких – то там международных договоренностях о паритете и не вмешательстве. А каких? Да Бог его знает? Это было непонятно, Василичу и его соратникам.
Шутка ли сказать, с момента пуска и выхода на сто процентов проектной мощности производства настойки Черноморушки, а затем и бренда CherVa, налоги от оборота продаж, минимального экспорта, туризма и услуг стали чуть ли не основной статьей пополнения областного бюджета, а хитрый первый секретарь обкома Иван Егорович Губанов умело распределял это на разные статьи бюджета, покупая на эти деньги сельскохозяйственную технику: трактора и комбайны, а также удобрения ну, и бытовую технику для колхозников, повышая их жизненный уровень и латая дороги области. Но он отдавал себе отчет, что над ним занесен «Домоклов меч». За такую инициативу и взятую на себя ответственность можно было лишиться должности,- и не только.
- Что не спишь мой друг сердешный, и о чем твоя печаль? - в стихотворной форме обратилась супруга Василича к находящемуся в глубокой задумчивости мужу, который сидел за столом у ночного окна, держал в левой руке книгу, но смотрел отрешенно не в книгу, а куда-то вдаль.
- Да страну мою мне жаль,- в тон жене ответил Семен,- сколько пользы как поймешь, утекает ни за грош?!
- Эх, бедова голова, за страну радеешь, а себя не жалеешь.
Семен Васильевич души в супруге не чаял: и умна, и статна, и красива. Но, главное, она никогда не перечила мужу, даже когда была не согласна и имела свое мнение. Зоя так умела найти подход к супругу и поддержать его в трудную минуту, что Семен Василича никто никогда не видел в гневе. А если у неё не получалось настоять на своем сразу, то она и не настаивала, понимая, что обратилась не вовремя. Она хорошо знала, что зернышко заброшено, надо потерпеть, и оно обязательно взойдет, ненавязчиво напомнив об этом Сене, когда он был в добром расположении духа. И так получалось, что большинство ее желаний исполнялось, тем более, что они были не о модных нарядах, или других прихотях женщины еще вполне молодой и привлекательной, а о детях, о самом супруге, о хозяйстве и об их уютном доме. О себе она думала потом, когда в семье все было ладно. А еще, она уважала мужа и сама стремилась быть ему под стать, повышая свой культурный уровень. Иногда зимними вечерами у окошка, а летом на крылечке, когда дети уже спали, они усаживались рядом и читали вслух друг другу любимые произведения русских и зарубежных авторов романов и повестей. Поэзию: Есенина, Блока, Евтушенко. Но особенно Зое по душе пришлась поэма Пушкина «Евгений Онегин». Часто она цитировала отдельные выдержки из этой поэмы. Александра Сергеевича она боготворила, перечитав все его стихотворения и сказки. Для детей она читала их с особым вдохновением, подражая знаменитым актерам театра. Часто в разговоре в семье к месту вставляя нужные цитаты, она нередко вызывала смех, от меткого попадания в тему разговора. Втайне от мужа и детей она пыталась писать стихи, но стеснялась этой своей слабости, скромно считая, что у нее недостаточно для этого таланта.
- Сколько пользы можно сладить кабы экспорт наладить? – продолжал он.
- Сколько знаний, сколько сил, как в дитя в него вложил. Ты же знаешь, милый друг как мне дорог мой продукт. А они не понимают,- развернуться не дают.
- Ты Эйнштейн ни дать ни взять, рано им тебя понять, подойдя сзади, и обнимая за шею, проговорила Зоя. - Друг мой, счет потерян тем годам, хочешь ли совет свой дам?
- Ну, давай, теперь мне к месту и ко времени совет, голова опухла вся, а хороших мыслей нет.
- За границей «супостат», он тебе ни кум, ни сват. На начальство не сердись, не клади на него жизнь. От обиды не сопи, лучше людям подсоби, ну, а там глядишь, оно образуется само.
- Ох, и правда, Зоюшка,- не хлебнуть бы горюшка.
- Не свое не надо брать, с государством воевать. Делать так негоже и себе дороже.
- Да, уж правду говорят и не кум он мне, не сват. За бугром его не видно, за державу мне обидно.
- Ты на Бога положись и спокойно спать ложись. Утро вечера мудрей и все сладится скорей.
Простой, но вовремя данный женой совет не раз выручал Василича. «Вроде ничего такого, а задумаешься,- есть, в нем зерна благая весть»,- в рифму продолжал думать Василич.
И вот, наконец, из правительства стали спускать план, требуя расширять производство виски «CherVа» по всем ликероводочным заводам страны, чтобы увеличить его экспорт на Запад. Госплан верстал уже очередную доходную статью бюджета. Попробовали, но без участия Черномора и его завершающей секретной стадии цикла получалась обыкновенная водка типа «Спотыкач» или «Зубровка». Так что, как говорил один высокопоставленный чиновник в правительстве: «Хотели как лучше, а получилось как всегда», не понимая, что продукт был уникальный. Черномор готов был поделиться секретной технологией, но поставил условие получить патент на её изобретение. Патент Василичу нужен был не корысти ради, не для удовлетворения тщеславия, и, уж тем более не ради денег. Ему действительно за державу было обидно. Такой незапатентованный продукт на Западе могли присвоить. А дарить свой секрет врагам за границу ни за грош он не имел права, это было бы предательством. Нет, носителем секретной информации должен оставаться только он сам.
В СССР патент мог бы быть выдан ряду именитых научных сотрудников ведущего НИИ пищевой промышленности, авторов и соавторов изобретения, но в их ряду имя простого колхозника Удалова Семёна Васильевича не предусматривалось. Делиться с ним вероятной Государственной премией никто не хотел. Да и как, скажите на милость, простой колхозник мог затесаться в избранный круг научной интеллигенции. И чванливая чиновничья братия сочла это наглостью в возвеличивании простого колхозника и категорически ему отказали. Понимая, что Черномор не хочет делиться секретом просто так, власть затаила на него скрытую неприязнь и даже злобу.
Первому секретарю Воронежского обкома партии ещё как-то удавалось защищать единственное в области высокорентабельное хозяйство, но на него уже обратили внимание федеральные власти. Самоуправства они допустить не могли, а тем более нарушения Указа Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении борьбы с пьянством и алкоголизмом, искоренении самогоноварения». Над «первым» нависли грозовые тучи и, вскоре он был смещен с занимаемой должности за злоупотребление служебным положением по решению Комитета партийного контроля.
А беспартийного Черномора от тюрьмы спасло то, что расследование не выявило ни одного факта присвоения государственных средств. Тем не менее, условный срок на два года он «схлопотал», с запретом занимать руководящие должности. Производство напитка в Заветном запретили. Цех опечатали. Образцы бренда «CherVa» остались у коллекционеров и ценителей, а также в Шотландии, куда его в избытке доставили контрабандисты.