- Узнайте несколько малоизвестных фактов об одной из икон Голливуда, в том числе о её пути к иудаизму.
Поздно вечером 5 августа 1962 года Мэрилин Монро приняла пригоршню барбитуратов нембутала, запила его бокалом шампанского Piper-Heidsieck и умерла во сне. Чуть более 60 лет спустя икону гламура середины века все еще помнят за остроумие, красоту и почти непринужденную сексуальность, которые она привнесла в череду голливудских хитов, в которых она часто играла роли вечно тупых блондинок.
Но при оценке ее выдающейся карьеры часто упускают из виду роль, которую иудаизм и американская еврейская община сыграли в ее жизни.
Она приняла иудаизм незадолго до замужества в 1956 году с Артуром Миллером, еврейским драматургом, лауреатом Пулитцеровской премии и драматическим гением. Он был её третьим мужем.
Однажды Монро сказала Пауле Страсберг, тогдашнему ее преподавателю по драматургии, что она чувствует особое родство со своей вновь обретенной верой.
«Я могу идентифицировать себя с евреями», — сказала она. «Все стремятся их заполучить, что бы они ни делали, как и меня».
На входную дверь своего дома, где она впоследствии умерла, она прикрепила мезузу с крошечным пергаментным свитком священных еврейских писаний. У нее был молитвенник с ее личными заметками на страницах, подарок Миллера, который когда-то принадлежал бруклинской синагоге, где он провел свою бар-мицву. От матери Миллера, говорящей на идише, невестка получила в подарок музыкальную менору, исполнявшую гимн Государства Израиля «Атиква».
Раввин Роберт Гольдбург работал с ней во время ее обращения и предоставил ей для изучения ряд еврейских исторических и религиозных работ. Примерно через три недели после ее смерти он написал о своих тогдашних впечатлениях о ней.
«Она знала о великом характере, который создал еврейский народ. … На нее произвел впечатление рационализм иудаизма — его этические и пророческие идеалы и тесная семейная жизнь».
Для Монро, которая родилась у матери-одиночки с тяжелым психологическим заболеванием, которая никогда не знала своего отца и воспитывалась в нескольких приемных семьях, обещание с теплой семейной жизнью, несомненно, было важной частью того, что привлекло её в еврейской жизни.
Она восстала против эксплуатации голливудской студийной системы, разорвала контракт с 20th Century Fox и покинула Голливуд в 1954 году, чтобы начать новую жизнь в Нью-Йорке. Это произошло по настоянию Милтона Грина, популярного еврейского фотографа, с которым она основала Мэрилин Монро Продакшнс. Некоторое время она жила с Грином и его женой и помогала ухаживать за их годовалым сыном.
Еще до переезда она жила и работала в преимущественно еврейском мире. В Голливуде ее агент и публицист, а также один из первых тренеров по драматургии и наставник были евреями.
Своим ранним успехом она отчасти обязана личным отношениям с влиятельным руководителем еврейской студии Джозефом Шенком и важным агентом по поиску талантов Джонни Хайдом, который изначально эмигрировал из еврейской Украины. Трое ее психиатров, как и многие ее врачи, были евреями. Одним из ее ближайших журналистских доверенных лиц был газетный обозреватель Сидни Скольски.
Но все это ускорилось, когда она переехала в Нью-Йорк и поступила в Актерскую студию Ли и Паулы Страсберг, где обучались такие звезды, как Марлон Брандо, Джеймс Дин и Пол Ньюман. Она быстро вошла в круг их друзей, составлявших театральную и литературную элиту еврейского Нью-Йорка. Она вызвалась стать звездой ужина United Jewish Appeal.
Поэт Норман Ростен, его жена и дети были близкими друзьями. Летом она была завсегдатаем бранчей, и пикников со Страсбергами в Оушен-Бич на Файер-Айленде. Там она часто копалась в том, что Паула Страсберг называла своим «еврейским холодильником», с салями от Zabar's в Верхнем Вест-Сайде Нью-Йорка, а также медовыми пирожными и изысканной европейской выпечкой из некоторых пекарен, открытых в Нью-Йорке беженцами от нацистских преследований.
По словам одного биографа Монро, это был «год радости», который стал еще более радостным благодаря вновь обретенному роману с Миллером, чей тихий и серьезный характер она находила странно неотразимым. Впервые она встретила его пятью годами ранее, когда еще не была звездой. Она рассказала близкому другу о первой встрече: «Это было все равно, что врезаться в дерево! Знаешь, это как прохладительный напиток, когда у тебя жар».
Возобновив дружбу в Нью-Йорке, они отправлялись на длительные велосипедные прогулки по отдаленным уголкам Бруклина, вдали от прессы, и какое-то время упорно старались сохранить свои отношения в секрете.
Но к началу лета 1956 года Миллер развелся со своей женой, с которой прожил 15 лет, попрощался с двумя детьми и женился на Монро, сначала на гражданской церемонии, а затем 1 июля под хупой в доме своего литературного агента.
Глория Стайнем, американская еврейская публицистка и феминистка, написала проницательный анализ отношений и решения Монро незадолго до свадьбы принявшей иудаизм.
«Сам Миллер не был религиозным человеком, но она хотела быть частью традиций его семьи. «Я буду готовить лапшу, как твоя мама», — сказала она ему на их вечеринке в день свадьбы. Она была уверена, что этот брак получится. На обороте свадебной фотографии она написала: «Надежда, Надежда, Надежда».
Ее публичная приверженность иудаизму в середине 50-х годов была лишь одним из признаков того, что евреи завоевали новое признание в Америке после окончания Второй мировой войны и перемен, которые она принесла.
Американские евреи, получившие образование в соответствии с Законом о военнослужащих, продвигались по миру. Антисемитские барьеры падали в сфере жилья и образования, профессии юриста и медицины становились более открытыми для евреев, а квоты на обучение в колледжах по большей части были отменены.
Много евреев переезжали в новые дома в пригородах, консервативный иудаизм был вынужден отменить запрет на поездку в синагогу в субботу. Исполнительный директор Антидиффамационной лиги Бенджамин Эпштейн назвал два десятилетия после войны «золотым веком», когда американские евреи «достигли большей степени экономической и политической безопасности и более широкого общественного признания, чем это было со времен (древнего) рассеяния».
Поэтому, когда Эдди Фишер, еврейский сын русских иммигрантов, женился на симпатичной блондинке-шиксе из Эль-Пасо, Дебби Рейнольдс, в середине 50-х годов, а Миллер женился на Монро, некоторые увидели в этих браках не столько угрозу еврейскому будущему, но знак того, что евреи находят свое место в Америке.
За это время консервативное движение ежегодно открывало более 100 новых синагог. Реформистские общины в 1955 году насчитывали более 255 000 членов по сравнению с 59 000 в 1940 году. К концу 1950-х годов 60 процентов американского еврейства принадлежало к синагогам. Это был последний раз, когда в синагогу в Америке входили более половины евреев страны.
После свадьбы журнал Modern Screen разместил на своей обложке историю «Мэрилин входит в еврейскую семью», которая включала в себя фоторазворот Мэрилин и ее новых родственников.
Два года спустя, Элизабет Тейлор обратилась в иудаизм, чтобы почтить память своего мужа-еврея Майка Тодда, который внезапно погиб в авиакатастрофе.
Несмотря на первоначальные надежды Монро на брак, пять лет, которые она провела с Миллером, были трудными. Ее мечты о семье угасли после внематочной беременности и двух выкидышей.
Несмотря на то, что она добилась значительного успеха в одной из великих экранных комедий «Некоторые любят погорячее» в 1959 году, Монро так и не смогла преодолеть профессиональную неуверенность и психологические проблемы, которые привели к серьезной зависимости от рецептурных лекарств и алкоголя и, в конечном итоге, к её внезапной смерти.
Время благосклонно отнеслось к памяти Монро и уже много лет её не забывают. Ее состояние, большую часть которого она оставила семье Страсбергов, стабильно приносило десятки миллионов долларов на протяжении более чем 50 лет после ее смерти. В прошлом году ее имя и имидж заработали 17 миллионов долларов, и она заняла 8-е место в списке Forbes самых высокооплачиваемых знаменитостей, которых уже нет в живых.
Молитвенник, который Артур Миллер взял из своей бруклинской синагоги Монро хранила до самой смерти, в прошлом году он был продан на аукционе за 18 000 долларов.
По материалам Боба Бахра в «ЕВРЕЙСКИЕ ВРЕМЕНА»