Евгений Валерьевич Масланов, к.филос.н., н.с. сектора социальной эпистемологии Института философии РАН, автор книги «Наука и техногенная цивилизация: к вопросу о гуманистическом проекте науки», раскрывает концепцию гуманистического проекта науки в контексте техногенной цивилизации, подчеркивая влияние науки на общественные практики и культурные изменения.
О.О.: Евгений Валерьевич, что привело Вас к теме технонауки и гуманизма в целом? И что подвигло на подготовку монографии «Наука и техногенная цивилизация: к вопросу о гуманистическом проекте науки»?
Е.В.: Добрый день! Почему эта тема стала мне интересна? Так получилось, что в вузе и аспирантуре сначала я изучал творческое наследие И.В. Киреевского, одного из лидеров ранних славянофилов, а затем и в целом ранних славянофилов и К.Н. Леонтьева. Они достаточно сложно относились к научному знанию, конечно, не отрицали его, но отводили ему во многом служебную и второстепенную роль. При этом еще до защиты кандидатской диссертации я начал работать в Научно-исследовательском физико-техническом институте ННГУ. Ясно, что для его сотрудников наука была одним из ключевых компонентов культуры. Оглядываясь вокруг, можно было заметить, что современное общество насквозь пронизано наукоемкими технологиями и не все прогнозы, высказанные исследуемыми мною мыслителями, сбывались – общество становилось все более глобализированным, но это не отменяло существование локальных культур. Казалось бы, человек должен был полагаться только на результаты механистического расчета прибылей и убытков, но расцветало и волонтерское движение. Собственно, так меня и заинтересовал вопрос о влиянии науки на современное общество и ее возможном гуманистическом проекте.
О.О.: Какие реперные точки книги Вы считаете наиболее значимыми?
Е.В.: Мне представляется, что в книге, как это часто бывает, важны не столько ответы на поставленные вопросы, сколько сами вопросы. Поэтому, на мой взгляд, особую роль играет именно вопрос о том, а каким образом наука как социальная практика может повлиять на общество, может ли она выступать основой нового гуманистического проекта. При этом доказывать влияние результатов ее работы на общество – значит ломиться в открытую дверь. Без них никто не смог бы даже прочитать это интервью, ведь вся инфраструктура информационно-коммуникационных технологий – это результат применения достижений науки. Поэтому важным становится вопрос о социальных практиках науки как некотором «идеале» для техногенной цивилизации. В поисках, точнее, в первых попытках поиска ответа на этот вопрос и сложилась структура книги – анализ некоторых аспектов взаимоотношений техногенной цивилизации и науки, описание ряда новых научных институциональных практик и влияния достижений технонауки, современных, цифровых информационно-коммуникационных технологий, рассмотрение такого важного для современной ситуации феномена, как популизм, из перспективы научных практик.
О.О.: Как Вы определяете роль науки в техногенной цивилизации и какие изменения она вносит в общественную жизнь?
Е.В.: Описание этих феноменов, на мой взгляд, позволяет выявить ключевые элементы влияния технонауки на общество. С одной стороны, она «добывает» знания, которые, проникая в общество в форме технологий, и создают техногенную цивилизацию – как цивилизацию, ориентированную на инновации, в которой использование технологий играет ключевую роль. С другой стороны, наука может рассматриваться как социальный институт, способный вырабатывать новые практики взаимодействия между его участниками. Именно эта её особенность становится принципиально важной в современных условиях постправды. Анализ и использование не только результатов науки, но и социальных практик науки, на мой взгляд, позволяет не только по-новому проанализировать этот феномен, но и попытаться найти противоядие против его разрушительного влияния. Рост рациональности, критического мышления, стремление не только дискутировать, но и пытаться выстроить успешную коммуникацию с оппонентом – являются теми характеристиками, которые общество вполне могло бы позаимствовать у науки.
О.О.: В чем, на Ваш взгляд, заключается гуманистический потенциал технонауки?
Е.В.: Именно эти социальные практики, на мой взгляд, составляют гуманистический потенциал технонауки. В современных условиях все чаще необходимо выстраивать коммуникации между агентами, которые не всегда имеют общие представления по различным вопросам. Наука учит тому, как между ними может быть выстроена взаимовыгодная коммуникация, как раскрыть потенциал каждого из них – этого так не хватает сегодня. При этом она показывает и то, как может существовать когнитивное разнообразие, когда люди признают возможность других взглядов, которые не противоречат базовым ценностям.
О.О.: Каким образом наука влияет на формирование социальных практик в техногенной цивилизации?
Е.В.: Этот вопрос заслуживает отдельного внимания. Мне кажется, что есть как минимум несколько путей этого влияния. Один из них связан с тем, что часть технологических инноваций для своего использования требует формирования как отдельной инфраструктуры, так и особых навыков. Они изначально появляются в исследовательских и технологических практиках ученых и инженеров, связанных с их созданием. Таким образом, сами технологии, предъявляя к пользователю свои требования, создают его. Поэтому с неизбежностью происходит перенос некоторых связанных с наукой характеристик в общество. Без науки и подобных трансформаций техногенная цивилизация не была бы возможна. Но это длительный и сложный процесс. Не стоит забывать и о влиянии образования. Ведь во многом оно ориентировано именно на освоение существующего багажа научных знаний, а высшее образование часто подразумевает и освоение, пусть и на начальном уровне, исследовательских практик и этоса науки. Правда, на мой взгляд, задача по активному влиянию науки на социальные практики все же еще не решена. Именно в этом и заключается гуманистический проект науки.
О.О.: Как Вы относитесь к идеям трансгуманизма и постгуманизма, и как они могут быть вовлечены в гуманистический проект науки?
Е.В.: В этом случае идеи трансгуманизма и постгуманизма выступают одним из проявлений когнитивного разнообразия. В книге не было уделено внимания их анализу, хотя, казалось бы, как можно говорить о гуманистическом проекте науки, забыв эти два типа «гуманизма»? Во многом это связано с тем, что это отельная и сложная тема, которая поднимает целое множество вопросов, требующих специального анализа. Здесь можно отметить, что, как мне представляется, оба эти проекты нацелены на переопределение самого понятия «гуманизма», связанного с человеком как биологическим видом. У этой идеи есть достаточно спорные следствия, но стоит обратить внимание и на то, что мы действительно должны в своем понимании современного гуманизма признать, что уже существуют улучшения человека, без которых нам сложно жить, а также на то, что теперь забота о человеке должна рассматриваться как проблема, связанная с сохранением экосистем и пониманием того, что человек – это один из биологических видов. Он обладает собственной уникальной спецификой, но и у других видов есть свои специфические особенности. Поэтому это два подхода, которые необходимо учитывать в построении нового гуманистического идеала, наряду с тем, который заявляет о том, что человек — это не то, что должно быть преодолено, а то, что должно быть сохранено.
О.О.: Какую роль, по Вашему мнению, играет экспертное знание в техногенной цивилизации, и как оно влияет на политическую субъектность науки?
Е.В.: Экспертное знание, на мой взгляд, является одной из важнейших особенностей науки и общества этого периода. При этом надо сразу оговориться, что в таком случае под экспертным знанием стоит понимать не столько решение задач, предполагающих применение хорошо известных методов для получения определенного результата. Примером подобной экспертизы может служить, например, трасологическая экспертиза. Мы говорим о ситуациях, когда нам стоит оценить риски внедрения различных технологических решений или найти ответы на нетривиальные вопросы, связанные в том числе и с осмыслением того нового, что дают нам науки и технологии. Примерами могут служить как анализ различных вопросов, связанных с применением биомедицинских технологий, так и, например, изучение причин взрыва в шахтерской шахте в Маньи, произведенное Анри Пуанкаре в 1879 году. Упрощая, можно говорить о том, что в этом случае экспертам приходиться совмещать научно-технологические знания и свой опыт, учитывать локальный контекст использования и применения научных и технологических решений, всесторонне изучать возможные обстоятельства внедрения и использования научных и технологических решений. В результате экспертиза в техногенной цивилизации оказывается связана с внедрением конкретных научных и технологических решений в различные сферы жизни. Поэтому эксперты могут представлять различных заинтересованных в инновациях или, наоборот, противостоящих им агентов. Связь экспертизы с наукой как раз и формирует определенную политическую субъектность науки.
О.О.: Каким образом информационно-коммуникационные технологии влияют на развитие науки и общества в целом?
Е.В.: Мне кажется, что ответ на этот вопрос достаточно очевиден. Мир, в котором мы живем сейчас, разительно отличается даже от мира начала 1990-х годов, когда, вообще говоря, уже существовал интернет, сотовая связь, персональные компьютеры – многое из того, с чем мы связываем влияние цифровизации. Но самое важное то, что внутри этих технологических решений во многом оказались «зашиты» идеи, соединяющие в себе научные достижения и представление о важности отдельной личности. Собственно технологическая революция в Кремниевой долине соединила контркультуру 1960-х с технологическими достижениями ученых и инженеров, работающих в области информационных технологий и связанных с компьютерами. Ведь надо отдавать себе отчет в том, что в то время использование вычислительных технологий и компьютеров было связано с решением сложных задач в области науки и военного дела. Трансфер же этих технологический решений в обыденную жизнь, как и создание персонального компьютера, не всегда рассматривалось как задача, которая требует хоть какого-то внимания. Согласитесь, если бы этого трансфера не произошло, мы бы жили совсем в другом мире. При этом надо понимать и то, что, на мой взгляд, в настоящее время мы испытываем некоторые сложности в оценке возможного влияния новых технологических решений. Анализ больших данных и поиск корреляций в них поставил перед нами вопрос о специфике научного поиска и, например, о том, может ли рассматриваться поиск корреляций, которые, по нашему мнению, совершенно случайны, как способ решения научных задач? Создание системы рекомендаций при фильтрации цифрового контента сформировало эхо-пузыри и эхо-камеры, в которых могут жить пользователи сети. Появление моделей искусственного интеллекта на основе нейросетей, использующих большие лингвистические модели, теперь не только на общетеоретическом, но и на вполне практическом уровне ставит вопрос о том, чем являются творчество и креативность и действительно ли человек – это уникальный носитель этой компетенции, способны ли мы понимать, как работают созданные нами механизмы? При этом все эти достижения активно используются в современной экономике цифровых платформ, а, следовательно, влияют на нашу жизнь. На все эти вопросы еще только предстоит найти ответы.
О.О.: Какие принципы и концепции вы считаете наиболее важными для понимания взаимодействия науки и техногенной цивилизации?
Е.В.: Из ответов, как мне кажется, уже видно, что важную роль играют концепции, связанные с анализом взаимодействия общества и науки. Их можно было бы перечислять достаточно долго. Выделю лишь несколько важных для меня. Конечно же, ключевую роль играют идеи Вячеслава Семёновича Стёпина. Разработанные им концепции типов рациональности, описание специфики традиционной и техногенной цивилизации – это идеи, без которых книга не была бы возможна. Важную роль играют и различные идеи в области социальной эпистемологии, анализирующей науку и ее взаимодействие с обществом не только как когнитивный, но и как социальный феномен, высказанные различными исследователями, например, Ильей Теодоровичем Касавиным и Стивом Фуллером. На мой взгляд, особую роль играет и концепция «зон обмена», предложенная Питером Галисоном, которая позволяет понять, как может выстраиваться коммуникация между агентами, которые лишь частично понимают друг друга. Она имеет определенное сходство с концепцией коммуникативной рациональности Юргена Хабермаса. Но, конечно же, это не все важные концепции, которые могут быть использованы при анализе техногенной цивилизации. Ведь даже беглое их перечисление превратило бы нашу небольшую беседу в многочасовое действо.
О.О.: Какие вызовы и перспективы Вы видите для будущих исследований в области техногенной цивилизации и гуманизма?
Е.В.: Проведенный в книге анализ показал, что стоит обратить внимание на вопрос о возможном гуманистическом проекте науки в техногенной цивилизации. Кажется, что сама постановка подобного вопроса противоречива – техногенная цивилизация по определению ориентирована на технику. Но наука и техника могут стремиться сформировать социальные практики, позволяющие человеку раскрыть свой потенциал и в цивилизации подобного типа. В этом случае и наука, и техногенная цивилизация должны рассматриваться как открытый проект, нацеленный на создание наиболее благоприятных условий для формирования и воспитания человека как способного к инновациям, так и ценящего традицию и достижения прошлых эпох.
Беседу вела Оксана Олеговна Штильман, ведущий специалист отдела научной коммуникации и популяризации науки Института философии РАН.