Очерк Евгения Севастьяновича Шумигорского
Карл XII, умирая, оставил Швецию в самом печальном положении. Беспрерывные войны лишили эту страну более 400 тысяч лучших людей; она не имела ни денег, ни кредита; в государственном управлении царили беспорядок и произвол; армии почти не существовало; все дела находились в застое; народ страшно бедствовал от насилия и множества тяжких налогов и поборов.
Такие глубокие раны могли быть залечены только при продолжительном мире с соседними государствами. Швеция должна была избегать всякого повода к столкновениям с ними и не вмешиваться в европейские дела. Граф Горн (Арвид), стоявший тогда во главе шведского правительства, хорошо понимал положение Швеции и, хотя всей душой ненавидел Россию, которая была причиной политического падения ее, однако старался поддерживать с нею дружеские отношения.
Но Франция, со времени Густава I, имевшая большое влияние на политику шведских королей, старалась воспользоваться Швецией, как орудием, чтобы достигнуть своих целей в Польше.
Здесь в 1733 году умер король Август II. Франция желала возвести на польский престол Станислава Лещинского. Русский двор принял под свое покровительство сына Августа и всеми силами противился возвышению Станислава.
Французский кабинет надеялся вовлечь шведский народ в интересы Лещинского.
Французский посол, Кастея думал тайными интригами достичь осуществления планов своего двора. Петербургский кабинет поручил своему посланнику Бестужеву (Михаил Петрович) следить за этими интригами. Оба посла израсходовали огромные суммы денег на подкуп шведских государственных людей и успели завербовать себе многочисленных друзей.
Шведский сейм разделился на две партии: одна, принявшая название "Шляп", добивалась тесного союза с Францией и разрыва с Россией; другая, поддерживаемая графом Горном и называвшаяся "Шапками", требовала, во чтобы то ни стало, мира (поводом к названиям послужило, что в досаде на Горна король назвал его партию "ночными колпаками". Тогда приверженцы французов сами себя стали называть "шляпами").
После долгой и упорной борьбы партия "Шапок" одержала победу, и союз с Россией был возобновлен. Неудача эта чрезвычайно раздосадовала Версальский кабинет. Людовик XV отозвал Кастея и назначил на его место одного из лучших французских дипломатов графа де Сен-Северена.
Не успев вовлечь Швецию в войну с Россией во время спора за польский престол, Франция удвоила свои происки в течение войны России с Турцией (1736-1739).
Перед открытием шведского сейма 1738 года, Сен-Северен истратил 200 тысяч талеров и таким образом приобрёл французской парии значительное большинство голосов. В первое же заседание сейм потребовал удаления графа Горна. Вслед за тем был ратифицирован трактат с Францией о субсидиях и сделано распоряжение об усилении войск в Финляндии и приведении всех крепостей на военное положение.
Для заключения с Турцией наступательного (здесь разрыв в рукописи)
России, Турции с опасными и вредными для всего христианства депешами и проектами, просит и требует помощи австрийских властей, для арестования означенного майора. Получив эту записку генерал-губернатор граф Шафгоч немедленно принял Кутлера и, переговорив с ним наедине, выдал ему открытое предписание ко всем императорским чиновникам, чтобы они при встрече с майором Синклером (Малькольм) задержали его и вернули тотчас в Бреслау.
При этом, впрочем, упоминалось, что в случай отобрания от Синклера каких-либо бумаг, с них должны быть сняты верные копии, за подписью губернатора и самого майора, который останется под покровительством австрийских законов до тех пор, пока дело его не будет рассмотрено и решено генерал-губернатором.
Расставшись с графом Шафгочем, Кутлер велел наскоро купить две сабли и выехал вечером из Бреслау вместе со своими людьми и двумя почтальонами. 17 июня они прибыли в Нейштадт и, узнав, что Синклер, два часа тому назад, отправился в Грюнберг, поскакали далее. В версте от деревни Альтшау, убийцы догнали свою жертву.
Принудив почтальона остановить дилижанс, Кутлер подошел к дверцам и на французском языке вежливо спросил сидевших: "кто из них майор Синклер". Последний назвал себя. Тогда Кутлер сказал ему, что "имеет повеление отвезти его обратно в Бреслау и надеется, что майор, как честный человек, не будет оказывать сопротивление".
Синклер пожелал видеть приказ, на основании которого с ним поступают таким образом. Кутлер отвечал, что удовлетворит этому желанию по приезде на место, и, окружив дилижанс своими людьми, приказал ехать по дороге к ближайшей саксонской станции. Синклер, высунувшись из окна, продолжал громко и настойчиво требовать, чтобы ему показали приказ.
Кутлер вынул из кармана предписание графа Шафгоча и, не развертывая этой бумаги, сообщил Синклеру ее содержание. Майор возразил, что вещи его уже были осмотрены в Бреслау, и потому он не понимает, зачем ему делают новые неприятности.
"Осмотр, которому вы подверглись в Бреслау, - отвечал Кутлер, - признан не достаточным. Впрочем, вам нечего бояться, вы знаете хорошо, что депеши иностранных дворов и их курьеры уважаются всегда и везде. Если у вас не найдется других бумаг, кроме тех, что были осмотрены в Бреслау вас немедленно отпустят.
Вы, полагаю, знаете также, - прибавил он, - что есть правило отбирать у арестованных оружие, я прошу вас отдать мне ваши пистолеты и саблю".
Синклер, видя бесполезность возражений, молча повиновался. Путники продолжали медленно подвигаться вперед. Наступали сумерки. Поравнявшись с большим лесом, Кутлер велел почтальону остановиться. - Что это значит? Для чего вы приказали остановить лошадей, - спросил встревоженный Синклер.
- Я не хочу проезжать городом, пока еще светло, чтобы не обратить на нас внимания публики, - отвечал Кутлер. Затем, перекинувшись несколькими словами с Левицким, он обратился к Кутюрьеру и сказал ему: "Потрудитесь пожаловать ко мне, - я имею кое-что вам передать".
Кутюрьер вышел из дилижанса. Кутлер отвел его в сторону и, посмотрев в свою записную книжку, начал расспрашивать, действительно ли он французский купец, зачем едет в Швецию, где и когда познакомился с Синклером и знает ли, с каким поручением последний ездил в Константинополь. Кутюрьер отвечал на первый вопрос утвердительно, а на остальное дал весьма уклончивые показания.
"Вы, я вижу, честный человек, - возразил, улыбаясь, Кутлер, - но право напрасно скрываете проделки этого шпиона, он стоит нам много хлопот и денег и теперь ему не удастся ускользнуть".
Когда Кутюрьер вернулся к дилижансу, Синклер взял его за руку и, крепко сжав ее, сказал: "Мне очень досадно, что вы терпите из-за меня столько неприятносгей. Вас, конечно, отпустят, но мне, кажется, придется ехать не в Швецию, а гораздо дальше; именем нашей дружбы заклинаю вас, когда вы приедете в Стокгольм, расскажите там все, что видели".
В эту минуту к ним подошел Левицкий и грубо приказал Синклеру следовать за собой. Предчувствуя злой умысел, Синклер хотел было сопротивляться, но силач Левицкий схватил его за воротник сюртука и повлек в лесную чащу.
Между тем Кутлер принялся развязывать чемоданы майора. Едва только успел он открыть один из них, как в лесу раздался выстрел и крик: Mon Dieu! Jesus, mon Dieu! Слова эти казались произнесенными человеком, бегущим по лесу.
Вслед за тем послышался голос Левицкого, громко звавшего своих людей. Они поспешили на зов и, разделившись, бросились в погоню за Синклером и скоро докончили его. Кутюрьер слышал крики и звуки сабельных ударов и стоял ни жив, ни мертв от страха. Увидев возвращающегося Левицкого, он упал на колена и стал умолять по-латыни о пощаде.
"Не бойся, - отвечал ему на том же языке убийца, было бы грешно против Святого Духа сделать зло такому хорошему человеку, как ты. Товарищ твой получил то, что заслужил. Он был врагом Государя, а враг Государя есть враг Бога, и я думаю, что поступил безукоризненно, убив его".
Затем убийцы стали делить между собою вещи и деньги Синклера. Когда письмо великого визиря попало в руки Кутлера, он радостно воскликнул, показывая его Кутюрьеру: "вот то, за что я не возьму 100 тысяч рейхсталеров".
Окончив грабеж, Кутлер и Левицкий сели в дилижанс и велели везти себя прямо в Дрезден. Они неоднократно советовали Кутюрьеру молчать о происшедшем. "Берегитесь, - говорили они, - проронить хоть одно слово; вы скоро узнаете, кто мы.
До тех пор, пока вы с нами, удерживайтесь тщательно даже от всякого нескромного знака. Когда же мы вас отпустим, можете говорить сколько вам угодно и рассказывать обо всем, хоть самому черту".
По приезде в Дрезден, убийцы явились к русскому посланнику Кейзерлингу (Герман Карл фон) и представили ему Кутюрьера. Кейзерлинг отослал его к саксонскому генерал-прокурору Фогелю, по приказанию которого он тотчас же был посажен в государственную тюрьму. Здесь ему предложили составленные русским послом 38 вопросных пунктов, касавшихся дела Синклера.
Кутюрьер отвечал на каждый из них под присягою и через неделю был освобожден. Кейзерлинг пригласил его к себе, осыпал любезностями и подарил на дорогу 500 червонцев. Получив разрешение на выезд, Кутюрьер отправился в Стокгольм и передал графу Гилленборгу подробности описанного нами злодейства.
Тело Синклера было найдено только 23-го июня. Один пастух случайно наткнулся на него и дал знать об этом властям. Начальник города командировал на место происшествия судью, медика и двух офицеров и поручил им составить подробный акт об освидетельствовании трупа. Оказалось, что Синклер получил 9 ран: одну пулей в живот, семь сабельных ударов в голову, левый бок и руку и удар шпагой насквозь в правый бок.
Лицо убитого было страшно изуродовано. По-видимому, убийцы хотели сделать его неузнаваемым. В торопливости они забыли снять с руки Синклера золотой перстень и не вынули из кармана его табакерку и носовой платок. Около трупа нашли три обломка весьма тонкого шпажного лезвия. Все эти вещи и окровавленная одежда Синклера долгое время были выставлены для любопытных в Наумбургском замке.
Убиение шведского агента Синклера в 1739 году имело особое значение и связано с эпохой казней конца царствования Императрицы Анны (Иоанновна), тогда находившейся в полной власти Бирона и Остермана. Опальные Долгорукие, полузабытые в Сибири, подверглись новым подозрениям. Назначенный было в 1739 г. послом в Лондон, князь Сергей Григорьевич Долгорукий был бельмом в глазу Остермана, главного губителя Долгоруких.
Розыск возобновился и привел к казни Долгоруких. Бумаги, найденные у Синклера, по-видимому, дали в руки правительству Императрицы Анны новые улики на семью Долгоруких, или же послужили только предлогом к их окончательной гибели. Казнь Волынского также была в 1739 году. Убийцы действовали по соглашению с Бироном и Остерманом, главными представителями немецкого засилья в царствование умной и совершенно русской по природе дочери Царя Ивана Алексеевича.
Известие о плачевной смерти Синклера произвело в Стокгольме всеобщий взрыв негодования. Озлобленная чернь кинулась к дому русского посланника, избила его прислугу и оскорбила некоторых членов посольства. Бестужев жаловался на это королю, вследствие чего 9-го июля 1739 г. был обнародован указ, чтобы "никто под опасением строжайшего наказания не осмеливался чем бы то ни было обижать и притеснять иностранцев".
Королевское повеление, однако, нисколько не остановило волнения умов. Через несколько дней чернь, с ругательствами, выбила стекла из окон русского посольского дома и неистовствовала до тех пор, пока не была рассеяна военною силой. Аристократы и, в особенности, французская партия старалась всеми средствами возбудить народ против России.
Появились газетная статья и памфлеты, в которых уверено положительно, будто Синклер был убит по приказанию русской Императрицы. Анна Ивановна, действительно ничего не знавшая о распоряжениях "своего любимца", поспешила разослать ко всем европейским дворам объяснительные декларации и торжественно протестовала против такого обвинения, но дело зашло слишком далеко, чтобы уладиться мирным путем; разрыв был неизбежен.
Скоро возгорелась для шведов война, которая представляет одну из самых темных картин в истории Швеции.