Родителей ни в грош не ставила. Вы мне - никто! Я вас не просила. Взяли – обеспечивайте!
Антон в радостном предвкушении взлетел на леса. Соскучился по работе! Подготовил краски, поле, где будет сегодня писать. Начнет с несложного фрагмента, все-таки перерыв вышел значительный. Надо, чтобы руки вспомнили…
Однако мазки ложились неровные. Почему-то на краске оставались волоски. Что не так? А всё! Руки просто не слушаются! Как не его. С правым запястьем вообще беда! То резкая, то ноющая боль. Этого только не хватало!
Ни вечером вчера, ни нынешним утром Антон не испытывал никаких проблем со здоровьем. А сейчас вдруг почувствовал себя так, что хоть с лесов спускайся! И правда, надо самому вниз сойти, пока не свалился.
Антон вышел в притвор, прислонился к дверному косяку. Как жаль, что батюшка будет только к субботе! Ему бы исповедоваться… Да и заново взять благословение на труды не мешает.
Неспокойно на душе у Антона. Столько переживаний было за эти дни, столько думушек передумал! Вспомнился давний рассказ Нади о ее семье.
Она младшая дочь. Но со старшей сестрой давно уже не виделась. Родители Нади почти четыре года жили в бездетном браке. Не получалось, и врачи не обнадеживали. Говорили, что бывает такое, когда супруги просто не подходят друг другу. Оба здоровы, а детей нет. Несовместимость.
Решились они на усыновление. Взяли в доме малютки, совсем крошечную девочку. Двух месяцев еще не было. А когда ей исполнилось три года, случилась у приемной мамы беременность. Родила успешно. А как иначе! Доченьке еще во внутриутробном периоде имя дали – Надежда.
Так у старшей, Людмилы, появилась сестричка.
И началось! Ревность, ревность и снова ревность! Дошло до того, что родители младшую, родную дочь, ограничивали во всем, можно сказать, притесняли. Чтобы старшая, удочеренная Людочка, не волновалась. Все лучшее – сначала ей, Людмилочке.
Откуда комплексы у Нади? Да оттуда, из детства! Она себя считала недостойной любви. Потому и жила синим чулком. Что на фоне Людмилки особенно жалко смотрелось. За той с четырнадцати лет парни увивались, табунами ходили. Уж одевали ее родители по первой моде! Ни в чем отказа не знала.
С раннего детства повелось, что младшая за старшей донашивала. Так обычно в семьях и бывает. Даже в царских. Царевичу Алексею вообще не повезло, его в платья наряжали сестринские! Есть детские фотографии.
Вот и Надюшка носила Людочкину одежду. Подросла – уже перебирать стала. Из того что предлагалось. Не было у нее ни смелости, ни даже желания примерить некоторые Людочкины наряды.
Зато Людмила удержу не знала! И росла она вовсе не милой людям. На мордашку хорошенькая, а резкая, грубая. Родители избаловали приемную дочь. Потому что с оглядкой жили – что люди скажут. Когда удочерили малышку, места жительства не меняли. Просто надеялись на людскую порядочность, на то, что забудется с годами история неожиданного появления старшего ребенка в их семье. Никто, ни единая душа не могла упрекнуть их, что к приемной дочери они относятся хуже, чем к родной. Все было как раз наоборот.
А в шестнадцать лет добрые люди, как говорится, просветили Людочку. И пошло-поехало! Такое в семье началось, просто ужас какой-то! Людмила потребовала, чтобы родители вступили в кооператив и сделали ей квартиру. Потому что детдомовским дают, когда они вступают в самостоятельную жизнь. А ее, Люду, этого права так называемые мама с папой лишили.
По Людочкиному не вышло, не было у родителей средств даже для первоначального взноса. Без запасов жили. Все на Людмилкины хотелки спускалось.
А тут уже другое время подоспело. Туго стало с работой. Очередь на расширение жилья так и не подошла. Приватизация началась. Дефицит, нехватка всего, талоны на сахар и мыло...
Людочке раз в чем-то отказали, два… Сначала скандалила, потом побеги из дома начались. Родителей ни в грош не ставила. Вы мне - никто! Я вас не просила. Взяли – обеспечивайте!
Вот уж нахлебались и мать, и отец. А Надюша в тайне от всех мечтала, чтобы Людка исчезла насовсем.
Так и случилось. В одиннадцатом классе, накануне экзаменов, Людмила, оставив записку «Не ищите, ненавижу вас!» , снова сбежала.
До срока, когда ей исполнилось восемнадцать, ее не нашли. А дальше родители перестали надоедать, не подавали новых заявлений. Или устали уже, или смирились с тем, что они не нужны Людмиле.
И уже без оглядки отдавали свои родительские чувства младшей дочери, родной. Кажется, именно тогда Надя впервые поверила, что ее тоже любят.
Глава 15
