Революция требует много денег. Очень много. В начале 20 века отечественные эсеры столкнулись с проблемой недостатка финансирования и некоторые из них решили эту проблему самым очевидным способом – стали эти деньги экспроприировать. Но грань между экспроприацией в целях революции и откровенным бандитизмом была тонка, и уже скоро большинство членов партии осуждали «экспроприаторскую заразу», которая явно дискредитировала в глазах общества социалистические идеи, под прикрытием которых нередко совершались гнусные криминальные аферы.
Экспроприировать материальные средства можно было тремя основными способами:
1) путём вооружённого нападения, грабежа
2) посредством проникновения в помещение (банк, казначейство) с помощью подкопа
3) через банальное вымогательство.
Третий способ был самым популярным – сохранилось множество писем с угрозами жизни, в случае если гражданин отказывался платить деньги.
Например, в 1917 году зажиточный житель посёлка Башмачного в Сибири А. И. Коломников получил письмо от имени «Омского комитета Боевой организации бомбистов». Авторы письма сообщали, что Коломников как «мироед» приговаривается комитетом к смертной казни в период с 30 мая по 10 июня 1907 года. Но может этот приговор отсрочить, чтобы за это время «исправиться», в случае, если… Уплатит в кассу комитета всего-то 1000 рублей и составит письменное обещание «оставить грабить жителей».
В качестве аргументов серьезности намерений бомбистов приводились известные случаи террористических актов эсеров. Однако стиль, общее содержание и грамотность письма указывают на явно преступный замысел писавших - одно только слово «комитет» было написано в трёх вариантах: «коммитет», «камитет» и, собственно, «комитет», что указывает на невысокий уровень образования и стремление завуалировать обычный криминал под политическую деятельность. Жандармам со временем становилось всё труднее отличить одно от другого, но на самом деле момент, когда в деятельность идейных революционеров проникла криминальная составляющая, давно уже прошел, и с этой точки зрения очень любопытен еще один эпизод, произошедший в Омске.
Осенью 1907 года город потрясла серия очень дерзких эксов. Серия завершилась 30 октября 1907 года. В этот день около 6 часов вечера трое «злоумышленников» ворвались в дом Я.Л. Спивака. Они разобрались с хозяином, когда тот открыл им парадную дверь, а затем прошли в приемную, где находились гости. Грабители приказали присутствующим молчать и начали целенаправленно обыскивать ящики письменного стола, а затем, вытащив из кармана хозяина ключи, отперли несгораемый шкаф и перерыли находившиеся в нём бумаги.
По наводке, Спивак в тот день должен был получить в банке 4 тысячи рублей, но бандиты денег так и нашли. Им пришлось уйти с 30 рублями и часами.
Через неделю нападавших отыскали. Ими оказались мещане Кругликов, Бочаров и Новохацкий (состоявший на тот момент под следствием ), телеграфист Касенков, некто Свинцов и неизвестный под кличкой «Мишка», который отказался называть имя. Кругликов и Бочаров сразу сознались, признав себя виновными, причём первый сдал с потрохами товарищей-экспроприаторов. По законам военного времени суд прошел быстро. Новохатский и «Мишка», совершившие выстрелы, были подвергнуты смертной казни, а остальные получили разные сроки заключения и каторжных работ.
Перед казнью экспроприаторы всё-таки дали показания. «Мишка» заявил, что он 19-летний крестьянин из Уфы по фамилии Тесницын, анархист-коммунист. В партию анархистов вступил в июне 1907 года, ранее являлся социалистом-революционером, состоял в боевой организации. Он полностью признал себя виновным в серии экспроприаций и в случае с Я. Л. Спиваком. Новохацкий также назвался анархистом-коммунистом и признал себя участником нескольких экспроприаций, однако категорически отрицал свою вину в смерти Я. Л. Спивака.
Но больше всех рассказал 21-летний Касенков. По его словам, «Мишка» прибыл в Омск как террорист в 1906 г. и был тесно связан с боевой ячейкой. Тогда же он устроился на службу к Я. Л. Спиваку. Ему предоставили конспиративную квартиру, но в сентябре 1907 года он перешел к анархистам, поскольку не сошелся с эсерами во взглядах на вопрос о допустимости экспроприации частных лиц. Мишка считал, что можно и нужно.
«Он, – рассказывал Касенков, – соглашался идти с нами на экспроприацию, но при условии передачи денег партии только в размере 50 %, остальные же 50 % должны были по его требованию идти на лиц, принимавших участие в экспроприации». Показания Касенкова также пролили свет на то, куда деваются изъятые в ходе сентябрьских эксов средства: деньги с одного они разделили по 62 руб. на каждого участника, 6 000 рублей с другого были взяты или Новохацким, или Мишкой. Еще один навар они также поделили между собой, и средства только с одного экса были полностью переданы в организацию на покупку шрифта и оружия.
На деле Спивака явно прослеживается тенденция появления в революционной среде людей «нового типа», действовавших в собственных корыстных целях и с преступным умыслом, а не ради возвышенных революционных идеалов. Поэтому судили их как обычных преступников-рецидивистов, совершивших вооруженное нападение.
А об экспроприации с подкопом мы расскажем в нашем ТГ-канале -https://t.me/+Vkgomsh3PCZjZDgy