Автор:demid rogue
Телеграм-канал автора:https://t.me/demid_rogue_777
10.12.2023
Мы встретились после учёбы. Сначала я дождался её около остановки, прикупив горячий шоколад. Кофе она не пьёт. Догадался. Повезло. Сначала, она меня не заметила и прошла мимо. Она опаздывала и, видимо, её тяготило моё ожидание. Я человек терпиливый и умею продавать своё время Вселенной. Жаль, не научился покупать.
Вместо того, чтобы окликнуть её или написать, я решил сделать нечто тупее.
Я поравнялся с ней и легонько пихнул в бок. Она испугалась и закричала. Смешно меня поколотила, обняла, и немного посмеялась вместе со мной. Попросила больше так не делать...
Да, я умею производить первое впечатление. Напугал девушку зимой, около метро в Гольяново. Пять баллов, так держать, Дон Жуан...
Мы доехали до дома, потрепавшись о работе и нашумевшем сериале, который я не смотрел. Не очень привлекает бандитизм, уж извини, солнце.
Она должна мне была что-то вернуть, да, точно. Собственно, её долг, если уместно это слово, и стал поводом для нашей встречи. Я забыл, что ей давал на данный момент. Да и тогда не помнил. Я лишь вдыхал наш разговор и её милый голос.
Поздний вечер. В районе десяти или одиннадцати. Мороз тогда стоял, что надо. У всех четырехглазых успешно запотевали очки, иней татуировал стёкла, а щеки прохожих краснели, как яблоки.
К четырёхглазым я не отношусь. А она иногда надевает очки, видимо, они были не для зрения, а так, часть стиля. Надо будет это уточнить, запишу, пока не забыл. В этот вечер она была без очков.
Белая расстёгнутая дублёнка, под ней оверсайз чёрная кофта на молнии. Какие-то буквы, не помню, не вглядывался. Однотонный большой ( и, как позже оказалось, ещё и тяжёлый) шоппер. Брюки, а на ногах, я и не помню что. И опять, извините, за упущенную деталь. Есть дела важнее, когда рядом с тобой такой прилестный лучик апрельского солнышка в тёмное и суровое время года.
Я был без шапки, но застёгнут. Шапку снял специально, чтоб не казаться дурачком. Они мне не идут, но ношу. Холод, что поделать.
Мы гуляли по пустым бульварам и дорогам. Бледные жёлтые фонари освещали наш одинокий бульвар. Но было что-то ярче. Очевидно, она. Звонкий смех, запоминающиеся фразы, её короткое молчание, чтобы дать ответ на мою мысль. Иногда, я, как мне кажется, перегибал со сложностью разговора. Первая прогулка наедине, как никак. Но всё шло гладко.
Нам было весело, домой она не особо спешила. Автор, вы в этом уверены? С чего? Ну конечно, уверен. Ведь изначально, мы договаривались просто встретиться после пар, а не ради прогулки. Но когда мы вышли из общественного транспорта в холодную Россию, она сама настояла на прогулке. Ещё там, на последних креслах маршрутки, она, видимо, поняла, что со мной может быть весело и интересно. Товар, как наверняка подумал купец, не настолько плох. И даже хорош.
Прошу вспомнить, что тогда стоял холод. Да нет же, не на душе моей, я не настолько пессимист. На улице холодно было.
Мы замедлили шаг на бульваре, после разговора о, кажется, когнитивном влиянии. Да, я всё-таки перегнул с тяжестью тем. Автор, вы считаете свою спутницу глупой? Отнюдь! Я считаю её крайне милой и умной девушкой. Глуп, скорее я. Ведь полно не погрузившись в эту тему, я затеял эту болтовню. Но всё прошло успешно и даже тот факт, что я её напугал, забылся.
Я показал ей ладони. На моих костяшках царапины, вокруг белая, сухая, старая кожа. Руки обшелушены, как старая краска на домах родного города из детства.
Она берется за мою ладонь.
–Ой, это морозко, да. У меня тоже такое иногда бывает, – грустно заканчивает она, но сразу продолжает. – Хочешь крем тебе дам для рук, всем уже раздала, – она начала копошиться в черном шоппере без принта.
Вообще, я не знаю, как называется это явление, свалившиеся на мои ладони. Но она назвала это "морозко". Даже если не "морозко", то пускай будет "морозко". Мне нравится это слово
– Да не надо, – говорю – у меня есть. Спасибо.
Она быстро выпустила ладонь. Я хотел ее крепче обхватить, как кран хватает груз. Это желание вместе с её ладонью я помню и по сей день...
26.12.2023
–Едем?
–Да, – говорю, закидывая рюкзак на плечи
Мы вышли из трёхэтажного большого дома и спустились с высокого крыльца. Лестница была мраморной и липкой от пролитого алкоголя. Да, наша скромная пара из "ну вроде встречаются или норм общаются, хз" покидала конец студенческой тусовки.
На часах около 6 утра, вокруг светло и коттеджи. Как только мы пересекли забор, я почувствовал холод. Хоть блистал май, но весеннее солнце не справлялось со своей задачей. Хотелось курить, но пачка кончилась ещё ночью. У меня пытались её отобрать, по моей же просьбе, но всё равно скурил. Упёртый.
Она сначала шла впереди меня, я немного плёлся сзади. Устал. Я не спал двое суток и последние залил в стакан с водкой и ещё бог пойми чем и отправил в себя. Мы поровнялись.
Говорили про ныненшнюю холодрыгу и хозяйства наших бабушек. Глупые темы для разговоров. Но я их любил. Они были очень честными и открытыми. Как и сама Она. Как и всё с ней. Честное и открытое.
Мы прошли по тропинке, доплелись до шоссе, повернули направо и ждали автобус до ближайшего метро. Мы были в Подмосковье, не помню где.
Пока я и моя спутница болтали про "честное и открытое", на остановке собрались люди. 6 утра, будний день. Я слегка пьяный, пропахший сигаретами, в усмерть уставший, голодный. Она, как стёклышко, мерцающее в море со всей энергией Вселенной. За весь период нашего общения я не помню её уставшей. Она всегда заряжала меня своими улыбками и неловкими прикосновенями рук.
Мы едем в полном автобусе. Оба стоим. Я соболезную людям, которые были рядом со мной. Едут на работу в такую рань, а тут я со своим "парфюмом студента".
Она показывает мне фотографии котика, которого она сфоткала за пару минут до нашего выезда.
–Милый, – говорю
– Нууу, – тянет она и видит, что я лукавлю
– Нет. Милый, правда
– Вот, теперь вижу, – она улыбается и смеётся.
Я вымученно улыбаюсь в ответ. Мне очень хотелось сравнить её с тем майским котиком, да язык не повернулся. Когда надо он никогда не поворачивается, гад.
Холодное солнце залило пустой автобус, когда все вышли у метро. Нам повезло – мы сели. Я даже сидя держался за поручень, настолько забегался. А Она, как кролик "Энерджайзер". Говорю, энергии хоть отбавляй
–Ты, поспи, если хочешь – говорю я, мечтая о том, что Она уснёт на моём плече
–Нее, забей, я нормально, – хмурится Кролик смешно и заглядывает в телефон
Я просыпаюсь оттого, что меня толкают. Она стоит надо мной. Дело в том, что я предложил Ей поспать, а уснул сам. Дурак. Не выдержал.
Кролику надо было выходить 2 станции назад, но Она осталась. Чтобы дать мне подольше поспать и разбудить. Она не могла уйти без "пока" и обнимашек. Как мне кажется...
Я не могу встать и сидя обнимаю Её за талию и прижимаюсь к плоскому животу, который чувствую сквозь лёгкую курточку. Она обнимает меня, и когда надо выходить, трепет за прокуренные светлые волосы. Я поднимаю голову, улыбаюсь и отпускаю Её. И Она улыбается. Ей пора. Пока-пока.
Я снова засыпаю.
13.01.2024
Я смотрю на общее фото 10 "Бэ" класса. Высокие ребята стоят позади и глядят в место, откуда вылетит птичка, а те, кто пониже сидят. В центре – могучий учитель русского языка и литературы прикрывает своими знаниями и спиной ораву школьников.
Она сидит ближе к правому углу в широком пиджаке коричневого цвета и лёгким движением поправляет каштановые волосы, закрывающее лицо и глядит исподлобья милыми, и, возможно, виноватыми карими глазами с зеленоватым оттенком.
Пока рассматриваю фото и Её, до моего уха долетают слова: "Она переходит в наш класс". Мне как-то всё равно.
Две недели, как она перешла к нам. Не здоровались даже. Но настал урок обществознания, к которому Девица не подготовилась. Её спросили. Я сижу спереди и сыграло джентельменство на пару с альтруизмом. Моя рука берёт тетрадку с домашкой и суёт Ей. Сбивчиво, Она сдаёт вопрос и стучит меня по спине всей пятернёй, двигая пальцами. Она всегда так будет делать. Благодарит, передаёт тетрадь и улыбается заразительно. Я повторяю её мимику и отворачиваюсь.
Позже, мы часто сидели вместе. В основном, на биологии и истории. Я, как школьный всезнайка, быстро читал параграф и пересказывал Ей. По литературе помощь моя была не нужна, Она сама всё читала. Когда учителя нас не трогали, мы болтали обо всём.
Она рассказывала и про свидания, с которых уходила через сорок минут, потому что эти увальни Её не интересовали, про учёбу в прошлой школе, в предыдущем классе, про старшего брата-молодца и планах на будущее. Дело в том, что она модель. Часто, Она спрашивала меня какие фотки выложить. Мои глаза разбегались, но останавливались на лучших.
Моя любимая фотосессия (Она, к сожалению, удалила эти фотки) – девушка в красном платье чуть выше колен с открытыми плечами сидит на кубике, а в руках дискошар. На запястьях, плечах и волосах искусственные бабочки. Яркий мейк ап, слегка приоткрытый рот, голова набок и задумчивый, но нежный взгляд. Два варианта: ЧБ и цвет. Хоть фотки и удалены с памяти телефона и соц.сетей, они хранятся в памяти моей головушки.
Я неловко касался Её пальцев, когда что-то передавал. Ручка, тетрадка, карандаш, Её телефон, после просмотра фоток. Тонкие и тёплые пальцы. Они таяли, как сахарная вата. Я не хотел ни с кем делиться такой сладостью и теплом.
У неё бывали проблемы со здоровьем. Худенькая, Она часто падала в обморок и выдавала кровь из носа. Я поддерживал Даму и делился конспектами с готовой домашкой. Джентельменский альтруизм на пару с искренним желанием помочь, а не подкатить. Я никогда не оказывал Ей должных знаков внимания.
Она сильно любит чай. Помню, после урока истории, Она быстро собирает рюкзачок, достаёт оттуда пакетик зелёного напитка и отдаёт мне.
–Попробуй, – говорит Она и уходит с последнего урока.
–Хорошо, спасибо, – отвечаю я и кладу в карман пиджака.
Потом, автор текста, прошляпит этот пакетик. Он переложит его в куртку и, выйдя из магазина, полезет в карман за перчатками. Тут-то, гадкий ветер марта подхватит чай и унесёт его. Автор будет тупо смотреть на пакет с чаем, уносящийся на проезжую часть.
Настало время выпускного. Пока друзья автора зовут на танцы других девушек и не знают о Её существовании, писатель решается. Он скидывает пиджак костюма-тройки, подхожу к Ней и зовёт на танец. Она сидит одна в чёрном платье (снова открытые плечи) и быстро что-то набирает пальцами в телефоне. Поднимает голову и говорит шёпотом:
–У меня парень сзади нас стоит. Не могу, – и улыбается уголками рта
–Тогда хорошо, извини – удаляюсь на своё место глушить шампанское.
"Ну а чё он стоит и не зовёт Её танцевать. Вроде, нормальный тип, не тюфяк. Да не получилось и хер с ним, я попытался" – думает автор.
По сей день, Она модель. Я автор. Мы возникаем в жизни друг друга в соц.сетях на праздники. Тепло поздравляем друг друга и узнаём как дела. В этом году, я забыл Ей написать про Новый Год. Вспомнил числа четвёртого и подумал: "На кой Ей моё поздравление?".
Сегодня старый Новый Год. Поздравил. Тот пакет чая на проезжей части до сих пор ошпаривает душу кипятком.
01.02.2024
В ближайшие десятки километров разлёгся парк аттракционов, как поверженный богами великан. "Колесо обозрения" – его вечный глаз, наблюдающий за городом.
Мы стоим возле "Ракушек". Нет, не ждём в очереди, так просто. Ждём. Мы пришли в парк не просто так, а на праздник жизни нашей общей подруги. Остальные катались, а мы, повторюсь, ждали.
Поговорили про общих знакомых, старых и нынешних. Ничего путного и стоящего. Пока шли по каменной дорожке до "Ракушек" поговорили про работу. Она хочет продвигать старт-ап с одеждой, но пока предложений нет. "Да старт-апов куча, тем более с одеждой. Найдёшь обязательно, главное продолжай" – поддерживаю я.
Она молодец. У Неё всё получится. С такими большими глазами легко поглотить мир, людей, одежду. Она спросила чего хочу я. "Не знаю. Ничего" – вру я ловко. Нельзя говорить, что я хочу быть писателем. Тем более, я уже делился с Ней работами, но Она так их и не прочла. Ей больше нравятся сериалы. Наверняка, если бы я написал что-то вроде сценария "Содержанок", то был бы величайшим автором в Её грандиозных глазах.
Мы садимся на скамейку. Скамья опоясывает дерево, его листья – наша корона. Головной убор рядеет в промежутках. Красный закат, как её губы в тот вечер.
– У меня есть вопрос, – разбавляю тему я.
– Ну, – Она поворачивается.
Мы сидим плечом к плечу. Прямо брат и сестра по оружию. Рукав толстовки мокрый. А, точно, дождь же был. Я давал Ей поносить фиолетовое худи. Чтобы не промокла.
– В какую страну ты бы хотела переехать? Абсолютно любая. – понимаю, что тема не самая лучшая, но мы не на свидании. И никогда не были.
– Европа, наверное. – Она задумалась и продолжила, – если конкретней, то Швейцария. Или тут бы осталась.
– Да, Швейцария – хороший выбор. – Я вспомнил рождественский Цюрих. Воспоминание разблокировано.
– А ты? – задаёт встречный вопрос Она
– Япония, наверное. Или Сингапур, мне нравится их культура. Но, – я осекаюсь, захотел курить, но сигарет не было. "Парламент" с двумя кнопками закончился, – предпочёл бы остаться тут. Не очень люблю путешествия.
– Слушай, у меня есть вопрос, который я всем задаю. Он похож на твой. В какой временной промежуток ты бы хотел попасть? – Она уточняет, – в любой стране.
Я разглядывал горящего побеждённого великана. Солнце уже село. Миллионы огней, как искры общего пламени. Никак не могут соединиться. Ад эпилептика.
– Восьмидесятые. Тут или в Японии той же.
– Да? Почему?
– Ну ты вспомни все рассказы про совок или культуру япошек. Ты чувствуешь атмосферу места, в котором никогда уже не побываешь. И каждый раз эта атмосфера новая. Будто уже был там в прошлой жизни. – Заключаю я
– А я бы, – говорит Она, – в Москву нулевых или десятых. Такой вайб из этих видосиков в рилсах, – впала в мечту Она.
– Тоже круто.
Но мой мир мне нравится больше. Наверное, поэтому я не решался делать шаги, когда Она была свободна. У нас разные миры. У Неё вайб, у меня атмосфера. Я за культуру, Она за рилсы и сериалы. Не осуждаю, ни в коем случае. Каждый выбирает свою мечту. Выбор – прекрасная штука в этой жизни. Даже в грёзах.
Я пытался ворваться в Её мечты, Она впускала, рассказывала. Я открывал свои, но Ей там,видимо, не захотелось бывать.
Наверное, тут нужна ремарка. Отношения у нас суперские, душевные, комфортные по-своему, как и миры.
Мы поболтали ещё немного, мне понадобился спасательный жилет. Утонул в Её глазах. Стараюсь больше так не делать, а то в следующий раз боюсь не выбраться из пучины. Не надо мне этого, я лучше на "Ракушках" покатаюсь.
Всё постепенно закрывается, корону донимает ветер. И наши миры тоже. Осталось только "Колесо обозрения".
07.02.2024
Тогда был урок, кажется, биологии. Толпа десятиклассников пренебрегает повторением раздела "анатомия". Дело в том, что по нашей программе, основной курс биологии, географии, истории и физики завершился в восьмом классе, а дальше пошло повторение.
Ну, десятый класс вообще время такое, – расслабленное. Половину можно прогулять, а на другой части образования можно заняться более важными делами. Поиграть в телефон, например.
Тогда я понял, что Она мне нравится. Рассматривая Её прямую, изящную, пантерную спину с четвёртой парты. Русые волосы собраны в маленький хвост, пальцы без маникюра пишут что-то в клетчатую тетрадь, ноги острожно облегает серая юбка. Тоже в клетку, как и тетрадь. Уставшие и добрые глаза смотрят то на доску, то на учителя с первой парты.
Многие, смотря на Её лицо, говорят, что оно всегда недовольное. Не знаю, со мной Она всегда смеётся. Видимо, вы Ей не нравитесь, бездари.
Она улыбается даже когда спит на уроках. Жестокая подготовка к испытанию Сатаны – ЕГЭ. Брр, как вспомню, так вздрогну.
Мы сидим за одной партой. Я кратко поглядываю на длинные ноги, на Её лицо, пока спит. Оказывается, волосы так красиво могут растрепаться.
– Было что-то? – Она поворачивается ко мне
– Не, спи дальше, заяц, – говорю и пристально слежу за уроком, чтобы Её разбудить в случае чего.
Она переворачивается. Кофта вылезает из-под юбки. Кожа белая и прозрачная, как привидение.
На четырнадцатое февраля забиваю, не решился ничего подарить. На восьмое марта Её любимые цветы – пионы, розовые. Пустила домой, пообщался немного с родителями. Словил плюс респект от её папы. Авторитет и ЧСВ задрались, как её кофта тогда.
Она начала встречаться с моим товарищем, так и не узнав о моих намерениях. Кривая событий свернула не в то место. Самооценка заправилась в штаны.
Я человек спокойный, скрытный. Могу затопить чувства в болото.
Из-за того, что мы все друзья, я слышал подробности их отношений. Иногда, интимные. Лепестки пионов стали гнилыми, погибли в тёмно-зелёной, словно малосолёные огурцы, воде.
Я не помню, почему они расстались. Но все сейчас общаемся.
Я лежу на диване и слышу, как Она гремит вилками. Видимо, ужин готов.
Я сажусь, накладываю салат и замечаю. Волосы также собраны в маленький хвост, а лицо приятно-довольное с белым оттенком древних звёзд. Изящная пантера наклоняет шею и тихо, со слабой хрипотой ( у Неё такое бывает, когда долго молчит) спрашивает:
– Ты чего?
– Да так. Школу вспомнил
Она портится в лице. Не понимает потому что.
– С чего это вдруг?
– Не знаю. Кофту твою старую увидел, из шкафа торчит
– Эту чёрную?
– Да, именно. Обожаю её
14.02.2024
– Зай, угадай где я иду, – записываю кружок Ей, в 12-м часу ночи, показывая в объективе заправку и пиковую точку развития Макдональдса Вкусно и точка, – я уснул в маршрутке короче, пропустил остановку и водила остановился у мака, – тяжело дышу, ледяной дождь февраля покрывает морду, пуховик, шапку, летят машины по трассе, – попросил выпустить, охерел он знатно и вот щас иду до дома, ты там как, норм всё, а то целый день не отвечаешь.
Зашёл домой, ботинки беспросветно грязные, как Норильск (позавчера в лужу наступил), потом вымою, сил нет. Скинул шмотьё, в шкаф не вешаю, завтра надевать. Грею ужин, жую и натыкаюсь на дату. 14 февраля. 23:55. Я забыл про 14 февраля. Откидываюсь на спинку стула, стучу вилкой по тарелке с картошкой. Ну, косякнул. Давай исправляться, друг.
Завтра поздравлю, пофигу. Да только как успеть? Спать осталось часов 5, до этого тоже не высыпался. Ещё работа завтра, сдача проекта, универ. Надо привести в порядок себя, сбрить с морды серость февраля, помыть ботинки, погладить джинсы. Ну, тело, готовься. Поднять все энергоресурсы...
Твою же, а о чём я думаю? Подарок же... Чего она хочет? Скидываю остатки картошки в кастрюлю, посуду в раковину, бегом за ноут. Сел, сука. На зарядку, пока глажка и мытьё обуви.
Просыпаюсь в 7:20 вместо обычных 7:00, бегом собираться. Голова грязная, забыл побриться, автобус уходит в невыразимое ничто. Подарок так и не выбрал. По пути посмотрю.
На работе жму горячие клавиши на переход в окна "Дайсонов", "Зилински энд роузен", "Майкл корс". У меня такими темпами кассовый разрыв будет... Ещё по "Долями" за подарок на ДР брату платить. Вот хотел девушку к 14 февраля. За что боролся, на то и напоролся. Ладно, работа всё, бегом на пары, проект засчитан.
Опаздываю. А он не пускает, если опоздать. Не пустит на пару, не сдам презентацию, а если не сдам презу, то хер мне вместо допуска к экзу. Сжать зубы и бегом.
Захожу, морда кирпичём. Препод в нескольких шоках, никто там отпора ещё не давал.
– Вы опоздали, выйдите из аудитории.
– Спасибо что подождали!
Поставил "3" за презу, но пустил. Нормально, в моих реалиях это, как пожизненное вместо электрического стула. Потянет, но тоже неприятно.
Выхожу с пар. Подарка нет, Зая уже у себя, надо драть когти к Ней пока нет родичей. Знакомств мне ещё не хватало.
По дороге к Её дому вспомнил, что в Павелецкой плазе огромное Золотое Яблоко. Господи, спасибо, что ты есть!
С кислотным пакетом, который есть у всех понтарезов ( и у меня тоже теперь) бегу к Её двери (знаю пароль от домофона) и делаю сюрприз. Сюрпризы никогда не бывают вовремя.
Моё Морозко открывает дверь заспанная. Я виновато поднимаю на лоб шапку с бумбоном, джинсы глажены, ботинки чисты, как Байкал, голова вымыта. Жму кнопку улыбки в мозгу.
– Ты чего? – спрашивает Она.
– Ну, заяц, забыл про 14 февраля, прости. Загонялся.
– А оно уже прошло?
– Вчера было, так-то...
– Блин, – Она чешет ногу другой ногой. Рука руку моет.
– Я забыла сама, без подарка.
Я смеюсь и хочу разбить голову об стену и помереть на Её руках. Энергия улетучилась где-то в середине дня. Голодный, сонный и с кислотным пакетом из широких штанин.
– Я так заколебалась, ты бы знал, – Она обнимает меня и бессильно кладёт голову на плечо. – Мог бы и побриться, – трётся щекой об мою.
Станки кончились, не смог...
Я прижимаю Её сильнее. Она бурчит, как Ей всё надоело. За это и люблю. Заношу в квартиру, чтобы отпраздновать 15 февраля.
Надеюсь, хотя бы поем. Впервые за день. Я проведу время с Ней. Впервые за месяц.
Необычайный праздник, пробуждающий энергию и любовь.
24.02.2024
Слякоть ноября преследует нас по дороге старого санатория. Холодная каша из дождя и снега падает на мои плечи без куртки, которую я отдал Ей. Прохладно, но я в шапке. А она без.
Темно. Освещение ушло, как мы из общей тусовки, что творится в маленьком и липком ДК.
Она рассказывает про горные лыжи, я внимаю и поддакиваю, хотя в жизни на них не катался. Язык подвешен, плечи вжаты.
Ей слегка кудрявые волосы на концах совсем вымокли и притягивали редкие хлопья снега. Даже Её тёплые, карие глаза не смогли растопить погоду. Или, наоборот, слишком сильно растопили до такой степени, что вышел симбиоз снега с дождём.
Вопли, крики, музыка не мешали нашему разговору. Мы делились интересами под руку. Я чувствую Её худую руку сквозь данный Ей пуховик. Немного трясёт. Надо возвращаться.
– Не замёрзла? – говорю я, тихо постукивая зубами
– Да, пойдём обратно, пожалуйста, – Она поправляет волосы, прячет красную ладошку в карман и смотрит под ноги.
Прижимается. Боится навернуться. У меня с равновесием проблем нет.
Мы лежим на сдвинутых стульях. И снова в вакууме, подальше от похабной музыки, жвачного пола и безкультурного колорита. Она тихо что-то рассказывает, обнимая мою грудь. Я вожу рукой по мокрым волосам.
Почему-то вместо диджейского пульта мне представляется нечто иное. Пианино. Серый Билл Эванс в привычных очках, прикрыв глаза, сгорбившись с сигаретой в зубах играет "When I Fell In Love". Её слова прыгают под аккомпанемент клавиш.
Прерывается всё битьём стекла, на входной двери. Проклятый синебот поймал белку в приятный для нас момент и подпортил его своей выходкой с разбомбленным стелком двери. Студенческая жвачка потянулась туда, к месту происшествия.
– Что там? Я пойду гляну, – Она встаёт и отходит.
– Стой. Просто пойдём отсюда, – схватив Её руку, говорю.
Далее, наше уютное лежбище переместилось в случайный корпус, где потеплее. На старый, продавленный, видимо, девяностыми диван, стоящий в холле.
Она делится планами на будущее, – открыть своё дельце. Я цинично слушаю. Мне не хотелось рушить Её ожидания и планы. Жизнь сама разгромит их.
Свои нравоучения, буду добр, оставлю при себе. Надо перестать прикидываться, будто я что-то знаю о жизни. Воистину, никто не знает. И, наверное, не надо.
В наше Эльдорадо врывается случайный представитель тусовки. Интервенец бросате на меня ребристый серебрянный пакет и дружески хлопает по плечу. Я не знаю кто это. И не хочу знать.
Она, слегка отпав от моей грудной клетки поглядывает на "подарок". Я ощупываю вещь и выбрасываю небрежно, куда подальше, как Пушкин кинул перчатку Дантесу. Она уставшими и горячими глазами смотрит на мой вызов на дуэль, перекидывает взгляд-Сахару на моё лицо, прижимается ближе и засыпает.
Я откидываю голову, закрываю глаза и играю с её волосами.
Билл Эванс поделился сигаретой, закончив "When I Fell In Love".
08.03.2024
Поднимаюсь по бульвару вверх, к относительно новому памятнику, что стрелою летит вверх, в уже обделённое солнцем небо. Круговое движение для автомобилей, круглосуточный ларёк с цветами светится на другой стороне. Перехожу.
Захожу в цартсво яркого света, весны и ненавязчивых ароматов.
Вечер 7 марта, куплю маме цветы заранее, завтра не смогу. Тем более, поставку свежих цветов завезли, а очередь только чешет репу и думает во сколько собраться.
Последние годы, я покупал цветы только маме, других достойных кандидаток не находилось. В школе, это дело другое. На любой повод, запрос и вкус. Сейчас хозяйки поводов, запросов и вкусов забыли про моё существование. Ну и пусть.
Точу уставшее лицо о стекло с розами, пионами, тюльпанами. Пионы мать не очень любит, да и я их дарил одной стерве, ощущения нелицеприятные. Тюльпаны ну уж нет, увольте. Слишком банально для меня. Я кажусь оригинальным. Хочу выбор в цветах и по жизни. Думаю над розами.
В спину задул мартовский ветер. Дверь открылась. Зашли две девушки и разделили мой взгляд на стекло. Выбираю розовые розы (простите за тавтологию), ухожу на кассу.
Шатенка, что повыше, с гладким овальным лицом и родинкой в правом уголке рта вместе с низенькой кудрявой брюнеткой продолжали выбор. Пирсинг. Стальной шарик под нижней припухлой губой. У низенькой бедняжки проблемы с кожей, много прыщей и появляется красное акне. Дефект, скажут мне. Нет, она и так хороша, отвечу я.
Поясню, что я не понтарез и не умею "видеть красоту в уродстве". Она действительно красивая.
Девушки две стороны одной медали. Та Что Повыше – аристократия. Та Что Пониже – прекрасные низы.
Мне жаль видеть девушек, покупающих цветы сами себе. Горячая голова решается на поступок.
– Что вам понравилось? – Говорю.
Переглянулись, показали на пионы (естественно).
–Давайте подарю, без проблем, – зову продавщицу, – только без фанатизма, окей, – улыбаюсь.
Отнекиваются, мол, не надо. Настоял. Сошлись на одной красной розе и одной пионе. Подарил.
–Неловко как-то, – говорит Та Что Повыше.
–Давай мы тебе тоже что-нибудь подарим? – Предлагает Та Что Пониже, – тоже цветы какие-нибудь.
–Нет, сам если что куплю. Спасибо.
–Не купишь, – говорят они и смеются.
–Я похож на человека, у которого нет денег? – Я прям шутник сегодня.
Задумались над юмором. Он у меня специфичен.
–Похож. Поэтому, у тебя есть деньги, – отвечает Та Что Пониже.
Она права. Смышлённое маленькое существо. Умница.
Меня поблагодарили, попращались, номер я отказался давать. А зачем? Я просто захотел сделать приятно девушкам. Без дальнейших умыслов. Мне с ними повезло, другие змеи стали бы меня раскручивать на деньги. Старый опыт, я на такое больше не ведусь.
Иду домой, цветы для мамы упакованы. Ветер продолжал дуть в дверь ларька. Мои цветочные руки покрывало морозко.
С праздником весны, дорогие дамы. Этот литературный путь автор начал благодаря бойцу вашей баррикады. Примерно 2,5 года назад автор взялся писать и ежедневно улучшать свои навыки. Он не представляет свой день без написанного текста. И всё благодаря вам. Люблю.
1+1
1.
ДК находится практически в центре. Можно сказать, что культура является сердцем города. Благодаря музыке, танцам, художествам и прочим проявлениям искусства, стучит своим ритмом наше поселение.
Чтобы туда добраться, нужно запрыгнуть на 338-ой маршрут и пройти пешком по улице Ленина, свернув на бульвар. А дальше прямо и вот он, красавец. Сидит обаятельнейшая старушка Людмила на вахте или охране (до сих пор не знаю кто она). Это первый контрольный пункт, через неё пройти легко, хотя посторонних пускать нельзя, по просьбе хореографа Жака Кирилловича, мол, отвлекают от занятий. Дальше надо дойти до актового зала, где проходят занятия танцами в стиле модерн. Пробраться за кулисы и облокотиться около выхода, для лучшего вида.
Это я и сделал, минут десять назад. Занятия подходят к концу. Будь я холост, интересовался бы всеми красавицами, но нельзя. Ира в чёрном боди видит меня перед контрольным движением и машет. Машу в ответ.
– Стоп! – Жак выключает музыку и устремляется ко мне с криком, – я же просил его не впускать на репетиции! Людмила, Людмила! Чёрт её дери, девочки, позовите Людмилу, она снова пропустила этого интервента.
– И вам привет, Жак Кириллыч, – говорю я и отлипаю от стенки.
– Ты снова сорвал репетицию. Доволен?!
Мигом, Ира меня целует и залетает переодеваться. Мы здороваемся позже, после криков Жака.
Естественно, я ничего никогда не срывал. Просто этот остаток француза, думает, что я мешаю тем, что встречаю Иру прямо со сцены. Раньше, я сидел в зале, но он запретил. Тогда я начал уходить за кулисы. Он запретил меня пускать в целом в ДК. Но Людмила понимает ситуацию любви между молодым писателем и танцовщицей. А Жак нет. Ну, что же, это его проблемы. Не мне переучивать старика. И не ему мне что-то запрещать. Так вот.
Прибегает Людмила с Ирой. Странно, я видел, как она зашла переодеваться и уверен, что не выходила. А тут она всё ещё в чёрном боди. Ладно, бывает. Не заметил.
– Сколько раз вас, дорогая Люда, просить, чтобы вы не пускали этого! – Жак тычет в меня короткими пальцами.
– Жак Кириллович, дорогой, не заметила, извини. Отошла чайник поставить, а тут вот он и проскользнул, бандит.
Естественно, Людмила меня видела. Всегда с ней здороваюсь.
– Пальцем тыкать некрасиво, Жак Кириллыч. Вы хореограф, а манер не соблюдаете и подаёте плохой пример девочкам, – я провожу рукой по дамам, – некультурно, молодёжь дури учите. Ужас, что творится, Жак Кириллыч…
– Молчи, idiot! Сам пишешь похабщину и учишь меня манерам?! Да я тебе в grands-pères гожусь, возраст бы уважал! Тоже мне, поколение, тьфу, – Жак удаляется, ругаясь по-французски. Когда он злится, то переходит на родной язык. С ним я выучил половину французского, – И этого, – опять ткнул пальцем, – в песочном костюме, чтобы я больше не видел! Я не намерен каждый раз возвращаться к неприятным разговорам! Всё, иду жаловаться!
Он жалуется уже раз пятнадцатый, курам на смех. И, кстати, если вы заметите молодого юношу блондина в песочном костюме на улицах нашего города, то это я. Найс ту мит ю. Или по-французски: «Рави де ву роконтре». Похабщину не пишу. Старика просто задело описание Ириной груди. Вроде сам модернист…
– Привет, заяц, – я тянусь к Ире за поцелуем.
– Пока, охотник, – заявляет она и толкает меня, заходя переодеваться (опять).
Что это с ней? Она вместе со мной всегда смеётся над Жаком. Но вот из двери выходит Ира. Вторая. Это как так? Их две?
– Писатель, привет! – Ира переодетая кидается в объятия и лобызание в щёки.
Я не могу убрать взгляда с Иры в чёрном боди. Я понял, они – близняшки. Но суть в том, что мы встречаемся уже два года, а она ни разу не упомянула свою сестру.
– Что такое, Писатель?
– Да я как-то… удивлён, мягко сказать.
– А, ой… – говорит Ира
– Чего вылупился, песочный? Близнецов или сисек не видел? – Боди-Ира хлопает дверью.
– Заяц, это… кто?
– Ну, моя сестра Кира. Давай пойдём завтракать, как обычно и я всё расскажу. Мы всё расскажем, окей?
– О-окей. Бьян… – я тоже начал переходит на французский.
Что же, предстоит интересная беседа во время завтрака. Или, как сказал бы Жак: «Педан ле пети дежанель.»
2.
Ира и Кира. Мда, кто-то явно не любит заморачиваться. Да и я, в общем-то, такой же. Всё наше утро встречается в кафе, через дорогу от ДК. Открытая веранда, весеннее утро, все нормальные люди на работе, а рабы искусства пировничают. Кстати, никогда не понимал, почему чревоугодие – грех. Ну любит человек вкусно покушать, что тут такого? Хорошего должно быть много. У меня, как выясняется, хорошее в двойном экземпляре.
Ира будто создана не из плоти, а сочной мякоти. Её почти метр семьдесят изгибаются в любой форме, игнорируя законы Ньютонов, Эйнштейнов и Ломоносовых. Вытянутое овальное личико с карими глазами-апельсинами, бьющими по серости цитрусом, всегда меня озаряет улыбкой и радостными возгласами, будто я победоносец Македонский. Длинные ноги (куда без них?), небольшая грудь (прости, Жак, в этот раз описывать подробно не буду) и сочные лапки-зайца. Сегодня она в белом сарафане кушает какой-то салат. А Кира… есть ли смысл её описывать? Они же одинаковые… Даже заказали одно и то же! Движения рук, взгляд, паравербалика, одежда, уверен, что и привычки – как депутаты Госдумы. Неизменно и одинаково.
– Ну, и давно вы… сёстры? – Спрашиваю я, доедая кашу
– Как родились, получается, что двадцать два года, – говорит Ира
– Чего ты пристал? – Вмешивается Кира неожиданно. – Дай поесть спокойно.
Присвистываю.
– Да кто-то у нас с характером, – говорю
– Писатель, Кира права. Когда я ем, я глух и… – Ира кладёт ложечку в рот. Заяц, пожуй подольше, пожалуйста, и не мешай.
– Обожди, Ира. Кира, тебе неприятна компания такого юноши, как я?
Ира замолкает. Буду краток. Она смотрит мне в рот и полностью зависит от меня и моего эго. А оно большое. У Иры большая зависимость.
–Чё ты прикопался? – Кира стучит вилкой об тарелку. Дзынкь.
– Я просто пытаюсь узнать тебя ближе и всё тут.
– Я не справочная. В другом месте узнавай
Она настроена на конфликт и спор. Да! Обожаю это. Дело в том, что я личность с высокой манией величия и пузатым эго, как говорил ранее. Всё для меня проявляется в борьбе, столкновении, крахе. Поэтому-то я и враждую с Жаком. Осталось подкинуть искру в порох Киры.
– Тогда покажешь, где это «другое место»?
– Да пошёл ты, песочный. – Кира швыряет вилку на стол, забирает сумку и уходит.
– А заплатить?! – Кричу я ей в след. Заяц оглядывается, пряча ушки.
– Я заплачу за неё, всё хорошо. Потом отдаст. – Ира лезет в баланс карты.
– Не парься, у меня деньги есть.
– Откуда, Писатель?!
Приплыли. Бедняга настолько привыкла к моей недостаточности, что удивляется, мол, у меня есть деньги. Книгу бы продать…
– Статью запостили в телеге. Пойдём, расскажу.
Писатель с ручным Зайцем прыгают вдоль набережной. Оттаявшее течение реки увлажняет воздух, кожу, цитрусовый взгляд. Голубое небо, как на флаге России, ничем не запятнано. Хорошо здесь.
Я делюсь с Ирой статьёй (она её уже видела и назвала меня гением [как всегда], но смотрит ещё раз). К сожалению, кроме пары рассказов и статей на тему карт таро ничего больше не опубликовали. Первый роман валяется в столе, второй глухо дребезжит и пишется. Никак не могу придать ему форму, слепить его, поставить в позу. Это нелегко, если ты не Ира с мягким, тело как любимая игрушка Цоя (пластелин). Про Киру я немного всё же выведал. Характер склочный, незаурядистый, даже истеричный. Признаюсь, я подумал, что у неё «женские дни». Интересно, а у близнецов они одинаковы или…? Глупость какая, боже мой. Мои серные вещества не должны отвлекаться на такие глупости. Либо они работают, как проклятые псы, либо получают дофамины. Ира – один из его источников. Она идеальна для меня. Мотиватор мой заячий. Заяц любит ходить передо мной на задних лапках. Иногда меня это бесит. Вопреки такому и люблю.
Мы лежим вечером в обнимку и залипаем в «Бедных-несчастных». Красотка Стоун недавно получила статуэтку. Заслуженно. И я когда-нибудь получу статуэтку. Только бы пройти хотя бы отбор…
– Заяц, а Кира смотрела уже этот фильм?
– Да, ей понравился. А что такое? – Она приподнимает голову
– Нет, ничего. Ты просто без интереса наблюдаешь, и я подумал, что тебе не нравится.
– Нравится. Ещё как.
– Ну и отлично. – Я целую её в лоб.
Про Киру мне предстоит узнать много нового, но сейчас пора спать. Вернусь со следующей встречи с сёстрами. Бай-бай. Аревуар.
3.
Давно сюда ничего не записывал. Я многое понял. Начну издалека. В любовных историях почти всегда силуэта два. Здесь же, их три. Но важно другое: два силуэта одинаковы.
И оба я одинаково люблю. Осознание пришло после того, как мы переспали с Кирой. Бум! Я и сам такого не ожидал. Расскажу, как это было, заодно поделюсь причиной почему Ира меня не знакомила со своей копией.
Ира вообще стеснялась Киры из-за её поведения и норм морали. Сестра Иры – грубый локомотив, с сидящими внутри революционерами, национал-большевиками, монархистами и остальной «красно-коричневой» швалью. Сам я либерал (не комнатный оппозиционер), но неважно. Я не удивлюсь, если она поднимет знамя с надписью «Смерть буржуям» одной из первых. Кире что-то не нравится? Она скажет об этом сразу же, не теряя красок и сочной мякоти, брызжущей на стены. Через чур прямолинейна и груба, со сложным характером и постоянными тараканами, Кира на самом деле сломленный ребёнок, явившей миру злость, в ответ на отсутствие внимания.
А внимание всё получала Ира. С преклонным характером, своими милыми «ой», желанием идти на контакт даже с самой уродливой зверушкой, вечно зелёной наивностью и ребячеством, желанием спасти всех, быть за мир во всём мире и такая же красивая, как и Кира, мой Заяц была любимцем в зоопарке среди тупоголовых самцов-горилл. И выбрала она меня. Выкусите, приматы. Начинающий великий Писатель обставил вас даже тут. В гонке побеждает черепаха.
Соответственно, Кира недолюбливает Иру и завидует сестре, выказывая своё «Я». Этим она мне и понравилась. Она даёт мне стимул, борьбу, спор, сражение. Но и не могу сказать, что Ира мне разонравилась, нет. Её я тоже люблю. Иру люблю вопреки, а Киру потому что. Feel the difference.
Как я переспал с Кирой? Окей, Жак, уговорил. Без подробностей. Да и сам не хочу, чего это я перед любителем лягушек выплясывать буду?! Подобные слияния душ хранятся в общем сундуке воспоминаний, который недоступен остальным.
Это была наша третья встреча толпой. Только до и после неё, мы виделись втроём. Здесь же припёрся пример типичного гонщика за моей Зайкой. Ну-ну. Пристегнуться не забудь, Шумахер. Так вот, Михаэль думал, что если хочешь подобраться к короне, то познакомься с королём. Это мясо для гоночного болида узнало Иру, но получило резонный отказ. Переключился на Киру в надежде получить Иру. Бедняга Кира-кролик надеялась, что получила мужское внимание, но по ходу встречи поняв, что всё опять течёт к Ире, разозлилась ещё больше. И тут случилось главное – она искала во мне защиту. Объединиться против общего врага. Я глазами подписал соглашение о вступлении в блок против обезьян.
Что про него можно сказать? Пижон, да только стоит он всего рублей пятьсот (больше я бы не дал). Одевается, как рокер, но слушает старьё и «Нирвану» и сам по себе он говнарь. А ещё он всегда с грязной башкой. Как Кира повелась на такого? Безысходность, видимо. Я сразу пошёл в отрицалово с говнарём. Неприемлю подобный мусор, фу. И потом, люди смотрят на таких, как он и думают, что все рокеры такие. Позор собственного народа.
Со зла, Кира напилась. Забавно, что она спугнула недорокера своим поведением. А меня, наоборот, возбудила. Что же, сложные девушки – это круто. Повод стараться. Михаэль свалил, Ира устала (она заболела), а Кира продолжала пьяный дебош. Я посадил Заю в такси (оплата по карте, а не наличными, я не настолько урод) и по её же просьбе провожал Киру до дома, потому что она отказалась спать в одной квартире с сестрой.
Ну, а дальше я тоже перебрал и началось. Сначала, разговор по душам на балконе с пачкой «Chapman» и Ланой Дель Рей. Потом слёзы Киры и разговор о сестре. Мол, она такая и сякая, специально уводит мужиков и достижения Киры к себе. Справедливости ради скажу, что защищал своего Зайца. Я в ответе за тех, кого приручил.
– Ты меня не понимаешь, ты очередной дурак, Писатель. – Говорила она.
– Да? А может это дело в тебе? Может не стоит злиться на мир, а преобразовывать гнев в мотивацию, чтобы утереть сестре нос? – Естественно, я подыгрывал Кире. Мне не очень хочется, чтобы Ира лишилась статуса главной dancer в коллективе.
– Возможно…
Мы перебрались на диван. Я быстро отрезвел в этот раз (кушал накануне много), как и Кира, хотя строила из себя пьяную.
– И что она в тебе нашла? – Смотрит на меня Кира и вертит сигаретой.
– Всё хорошее. – Незамедлительно отвечаю я.
– Значит я найду плохое и заберу себе. – Ну и забрала…
Дальше всё понятно. Все люди взрослые и умные.
Я всё ещё помню сладковатый вкус шоколадного табака на её губах. По дороге домой, я размышлял о том, что они одинаковы и в постели. Стыдно ли мне перед Ирой? Есть такой момент. Расскажем ли мы о нас с Кирой? Нет. Люблю ли я Иру? Да, до сих пор. Поверит ли она мне, что у нас ничего не было с Кирой? Само собой.
Я вернулся домой часам к четырём утра. Проснулся Заяц. Я мигом разделся и лёг. Ира сразу прижалась ко мне. Горячая. Точно заболела.
– Заяц, ты горячая. Нурофен выпила?
– Угусь
– Значит скоро подействует
– А чего так долго?
– Кира никак угомониться не могла. Ты же знаешь её.
– Ну да, как я сразу не поняла?
Да, угомонить Киру я смог раза с третьего…
– Писатель, а даже если я болею, то ты поцелуешь меня?
– Почему нет? – Я целую её в губы. Был привкус не шоколада, а карамели от Нурофена.
– Тогда иди сюда…
Теперь я могу сказать уверенно – они одинаковы даже в постели. Но разные по характерам и тараканам в головушках.
И да, спал я прекрасно.
4.
Комната наполнена смехом и ударами ладони по столу, будто Рокки Бальбоа оттачивает фирменную оплеуху. Ну, а Рокки Бальбоа мой лучший друг – Эдвард.
Последние несколько недель я чувствовал себя прекрасно. Хотелось сжать кулаки и трястись от энергии, писать ещё больше, видеть, трогать, чувствовать Киру и Иру, прыгать, улыбаться. Я чувствовал, как из точильного камня, который в душе, вылетают искры и поджигают керосин, бьющийся из тела энергией жизни. Короче, плюс вайб. Да, я был на блессе.
Но хорошее проходит, как и плохое. Я начал чувствовать себя морально устаревшим. Будто меня подсидели на работе. Стал больше времени проводить в одиночестве, на едине со своим гением. Маяковский в пивной брал себе два огромных стакана пива и говорил: «Одна для меня, вторая для моего гения.» Я равняюсь на великих и делал также. Брал две бутылки «Хайникена» и шёл гулять один. Иногда выгонял Иру из дома. Правда, приходила Кира пару раз, но это не важно…
Меня надо было вытаскивать из этого состояния. Керосин кончился. В личной жизни бардак, книга писаться перестала, а я – устарел.
Поэтому я и припёрся к лучшему другу – Эдварду. Эд – фотограф и знаю я его с младшей школы. Он худший кошмар моих проблем. Та самая кассирша Галя из Пятёрочки, которая пробивает отмену. Эд тоже делился собственными траблами, но не так охотно, как я. Я всё ему рассказал, и он рассмеялся.
– Писатель, ну ты даёшь! С сестрой Иры, да ещё и которая, оказывается, близнец!
– Ну… Вот так вот, – развёл руками я.
Эд успокоился, утёр слёзы, закурил электронку. Я немного поник. Опустил голову, как побеждённый самим собою. Ненавижу проигрывать.
– Сам-то что думаешь, Писатель?
– Эд, я не знаю. Поэтому и пришёл к тебе
– Ну, давай разбираться. Кого из них ты больше любишь?
Эд мой коуч в отношениях. Только не надо думать, что он популярен у девушек, так пару романов после съёмок, не больше. В мужском сообществе, есть такая концепция, как coaches don’t play. Это значит, что тот, кто лучше всех разбирается в отношениях, в них никогда не был. Эдвард профессиональный фотограф и коуч.
– Обеих.
– Да ну, мне-то не гони, Писатель, – размахивая электронкой говорит он. – Такого не бывает.
– Бывает, видимо
– Давай залезем в причины. Попробуй объяснить, почему ты любишь их двоих. Не каждую в отдельности, это и я тебе сказать могу, а именно двух.
– Эээ, – я чешу голову, – они, понимаешь, нейтрализуют друг друга. Типо, Ира передо мной выплясывает и говорит: «На, бери». А Кира, наоборот, воротит нос постоянно. Упрекает меня во всём, даже мои рассказы захейтила. И так просто не даётся. Понимаешь к чему я?
– Пока что да. Продолжай. – Эд стоит у плиты и заваривает чай.
– И вот отдельно, как бы мне не хотелось этого говорить, они мне не особо-то и нужны.
– Стой. – Перебивает меня он. – То есть ты был с Ирой, потому что тебе выгодно, братан?
– Кажется, да. Ну так вот, отдельно они как бы не так хороши, как вдвоём. Вот даже чай возьми, Эд. У тебя кипяток и заварка. Да, они имеют свойства и свои фишки, которые тебе нравятся. Но когда ты их смешиваешь…
– Понятно, – Эд выдыхает и ставит передо мной кружку с чаем и надписью «Артек-2014». – Как будто ты под акцию попал, смекаешь? 1+1=3. Вот и вас трое…
– Спасибо, – я делаю глоток. Эд мыслит.
– Даже не знаю, что тебе сказать. Ты же понимаешь, что вечно так быть не может? Поэтому, надо выбирать, бро.
– Да. Надо бы.
Мы переключились. Эд показал новые фотки со мной. Я стою на белом фоне в меховой курточке и очках типа пелевинских. Гримаса – левая часть губы поднята в оскале, типо я улыбаюсь. Фото ЧБ. Я всегда улыбаюсь. Демонстрирую оскал хищника под видом хорошего настроения. Эд сравнил меня с Пелевиным с Алиэкспресса. Что же, приятно. Говорю ведь, равняюсь на великих.
– Слушай, а ты не думал с двумя сразу?
– Эд, ты умом тронулся? «Эдичку» перечитал опять? – Молчу. – Не думал даже…
Эд улыбается исподлобья и держит руки на груди
– Ладно, ладно. Думал… – Признаюсь я. Он всё понимает, прощелыга.
Эд заварил чай по второму кругу. Из-за моей спины работал Ютуб с репом 00-10х годов. Играет «Black And Yellow».
– Чё, как там твой «Otokomae»? – Это он про мою книгу. Пытается меня отвлечь от проблем. Спасибо, Эдвард. Ты толкаешь меня к выбору и решению. Надо.
– Да потихоньку.
– Чё то ты давно мне глав не кидал готовых. Я вот жду, а ты вафлишься. – Он переключает Лил Пампа на попсу. «Cant fight this feeling». И как на зло в припеве:
I can't say no, I want you,
So I've got to see this through
'Cos I just can't fight this feeling
We should be lovers. We should be lovers
Я допиваю кружку и иду домой. Там ждёт Ира. Всё, решено. Иду домой. Не сворачиваю.
Возвращаясь, к теме попсы, кстати, скажу напоследок. Я не хочу, чтобы моя литература была частью массовой культуры, напротив, мне хочется высмеивать ее. Но правда в другом: ты не можешь делать сатиру на широкий круг читателей, если не заинтересуешь их через эту самую массовость. Грубо говорят, ты вынужден стать попсой. Это и не плохо, и не хорошо. Это факт. Знай своего врага, побудь в его шкуре, проникни в его корку. Не пытайся победить врага-попсу. Возглавь его.
Ой, Кира написала. Она хочет меня. И я её, я не могу сказать нет и бороться с чувствами. Нам суждено быть любовниками. Ира подождёт… прости, Заяц. Раз уж, я уже часть попсы, то процитирую ещё разок.
I can't say no, I want you,
So I've got to see this through
'Cos I just can't fight this feeling
We should be lovers. We should be lovers
5.
Как стало очевидно – с выбором я не спешил. В любом случае всё обречено на крах. Мне суждено испытать поражение. И когда что-то суждено, предписано плохое, то лучше оттянуться сейчас, хорошенько. Я слетел с катушек, как разъярённый конь вырвал поводья у жокея и улетел галопом в поля, выпуская пар из ноздрей.
Я делил день на два. Сначала с Ирой, а потом с Кирой. Признаться, я уже запутался в них. Квартиры для меня стали обе родными, к метаморфозе характеров я привык. Складывалось впечатление, что я общаюсь с человеком, который остался в детстве и любит покататься на качельках. Эмоциональных. То есть утром со мной Ира – ласковое доброе существо, куколка. В обед я один, а вот вечером со мной уже Кира – жёстка стальная дева. Как будто просто настроение переменилось. У Киры или Иры, я запутался. Надеюсь, объяснил понятно.
Близился Рагнарёк. Но нужна небольшая предыстория. Дело в том, что я планировал с Ирой уезжать в Москву, предварительно продав книгу. Обосноваться, перевести дух, найдя карман с воздухом в этом водоёме искусства ( в частности – литературы) и дальше…
А вот дальше показать этим петухам classe de luxe с Патриарших, как надо писать. Занять свой трон и не вылезать с него, сидеть там, как король Лич из вселенной World of Warcraft. Я должен писать в Москве, нигде в другом месте, нет. Только там, потому что все реки силы текут туда. Моя задача – поставить плотину в этом потоке и стать монополистом литературы. Именно ради этого нужно работать каждый день и ночь, выверять каждую запятую, подбирать необходимое слово, которое ударит и в лоб, и в бровь, и в глаз, не спать, забывать про телефон, друзей, родных. Чтобы стать единственным. И все пытались повторить, но не смогли.
Но Ира хочет остаться тут.
– Заяц, ты чего это? Хотела же со мной поехать, танцевать там. Что случилось? – Обнимая её говорю ей. Она лежит на моей груди. Груди гнусного изменщика.
– Мне кажется, что мы не готовы. – Она забавно морщит лоб.
– В каком смысле не готовы? – Я приподнимаю голову и открываю дверь в её карие глаза.
– Там же совсем другой уровень. И для меня, и для тебя.
Я плюхаюсь обратно, на тёплую часть подушки. Вот так сюрприз. Ира, которая была готова гнать со мной хоть на Северный Полюс, выражает протест. Тоже мне, оппозиционерка из Твиттера (точнее, из «X», прошу прощения). Вот, за что боролся, на то и напоролся… Хотел, чтобы Ира была похожа на Киру и наоборот. Результат – на лицо. Или на моей груди.
– Какой другой уровень, Заяц? Мы сами зададим уровень, я же уже объяснял тебе.
– Не знаю, – она встаёт и садится напротив меня, подложив под себя ноги и начинает заплетать волосы. Смотрит в потолок и продолжает, – мне страшно… а если ничего не выйдет, возвращаться сюда опять? Какой смысл? Может, для начала тут зададим уровень?
Я сажусь напротив неё и берусь за Ирины плечи.
– Бояться – удел тех, кто ниже нас. Я же учил тебя ничего не пугаться, помнишь? – Она сказала, что помнит. Я перекладываю ладони на её щечки. – Сейчас тот переломный момент, когда нужно рисковать. Я – забираюсь на вершину, а ты со мной. Если мы будем сидеть здесь, то постоянно будет болеть голова. Знаешь почему? Потому что будем биться головушкой об потолок. – Я целую её в нос и заканчиваю свою оду. Ну, время согласиться со мной во всём в очередной раз, Заяц.
– А если, – она убрала мои руки, но не отпустила их – я не хочу лезть с тобой на вершину. Ну, пока что. Давай повременим, пожалуйста…
– Мы не можем повременить. Я…
Она бросает руки, встаёт и уходит в дверной проём.
– Опять твоё «Я», Писатель. Только о себе и думаешь. – Она бежит в прихожую, подбирает сумку с одеждой, в которой танцует и начинает обуваться. Я подбегаю за ней.
– О чём ты? Я же хочу для нас двоих, как лучше. Ты не можешь меня поддержать?
– Вот, вот оно. Один раз «нет» и всё, я уже не поддерживаю тебя! – Ира завязала один кроссовок.
– Я вообще не это имел в виду!
– А что?
Молчу. Подбираю слова, как бы она не завелась ещё больше. Ира забирает сумку, открывает дверь.
– И куда ты, Заяц?
– На репетицию, – зло отвечает она.
– Так была же уже утром!
– А я ещё пойду. Ведь надо же «задать уровень», – она хлопает дверью перед моим носом, как в ладоши.
Мда, вот это ситуация, вот такое крем-брюле. Некрасиво выходит. Пропавшее крем-брюле. За два года наших отношений такой концерт впервые. Что на неё нашло?
С Кирой вышел похожий разговор. Даже испытал небольшое déjà vu. Только вот она, за то, чтобы уехать, но не в Москву, а куда-либо. Просто, лишь бы не оставаться, цитирую, «в этом божьем гадюшнике». Её милая грубость меня всегда радует. Я согласился уехать. Разговор был короткий, а ночь долгая. С Ирой не разговаривал дня два. Жил у Киры, а ей говорил, что у Эдварда. Эд, как боевой товарищ на фронте искусства поддержал лживый, словно блогеры, трюк.
Кто-то не придаст этому дню значения. Ну, поцапался с Ирой и затусил с Кирой, что такого? Обычный день последних трёх месяцев для тебя, Писатель. Нет. Это не так. Вы, как всегда, меня не поняли. Произошёл сдвиг. Ира, которая всегда была за меня, пошла наперекор. А Кира, которая терпела во мне «только плохое» и секс, вдруг поддержала меня, хотя до этого называла все мои решения выпендрёжем перед самим собой или даже «в духе школьника». Как она говорила со смехом, после совместной ночи: «Стать великим? Ага, пацанам в школе на переменке расскажи. Великим каждый дурак себя мнит. Ты стань новым…»
Но новый не есть великий. Она слишком цинична для своего возраста. Ладно, это всё брехня и воздуханство. Главный question остался открытым.
Что мне делать-то?
6.
la fin de la comédie. Сейчас я еду в поезде до Москвы и заканчиваю рукопись. Ни Иры, ни Киры рядом нет.
Тяжело вспоминать эти моменты, хоть, и признаюсь, не стыдно. Видимо, совесть я променял на талант давно, ещё в детстве.
Примирение с Ирой не клеилось. Она избегала разговоров со мной, и я ничего не мог сделать. Если говорить точнее, то Ира поступала очень хитро. Она слушала мои извинения, но всегда задавала вопрос:
– Так ты остаёшься? – «Ты» уже значило, что она никуда не собирается.
Я начинал увиливать, обтекать. Её это не устраивало и весь прогресс переговоров сбрасывался. Тогда я поделился со всем с Кирой. Она меня внимательно выслушала, ни вставив ни слова ( для неё это норма, она прекрасный слушатель), помолчала и спросила:
– Ты решил куда мы поедем? Мне всё равно, главное не в Москву. Там мне делать нечего.
Я снова увиливал от решения, я чувствовал себя карпом, попавшим в сеть, который пытается её разорвать.
Если Ира просто меня игнорировала, то Кира высказывала своё недовольство и упрекала меня в нерешительности.
Короче, я довёл подобными разговорами девушек до ручки. Я им обеим надоел…
Я прятался в парке со своим гением и прозрачно-зелёной, как алоэ бутылкой пива. Близилась осень, роман с девочками опадал, как листья.
Я вернулся домой ( не к Кире) и застал девушек на кухне. Они молча смотрели за каждым моим действием. Как я захожу, кидаю ключи в ключницу, развязываю шнурки, скидываю сумку с книгой (тогда я читал Сорокина), вешаю пиджак и ухожу в комнату.
Я увидел собранные вещи Иры. Они всё друг другу рассказали. Не знаю, Ира ли сама всё узнала и позвала Киру или Кира сама пришла, но стояло молчание, вместо скандала. Оно и хуже для всех нас.
Я просто падаю на кровать, не раздевшись и плюю в потолок. Спустя время, Ира не выдержала (вот это меня снова удивило. Что с ней?) и зашла ко мне.
Скандал, истерика, слёзы. Пощёчина, сбор вещей и уход. Занавес. Перед тем, как уйти, Ира сказала Кире, что они больше не сёстры. Та просто кивнула.
– Кир, – говорю раздавленный я, – может, если её пару дней не трогать и поговорить, то она хотя бы не будет нас ненавидеть? Поговорим втроём. Ты, я и она.
– Ясно с тобой всё, – говорит Кира и обувается.
– Что?
– Ты такой же, как все мои бывшие. Заботишься о сестрёнке, а не обо мне. Я прекрасно знала, что мы делаем и думала, что любишь меня. Поэтому сделала этот шаг и продолжала эти «отношения». – На её глазах замерцали фонариком слёзы.
– Но я люблю тебя, Кир…
– Нет. Не любишь, – со вздохом говорит она и выходит
– Но почему? С чего ты это решила?
– Я не дура, Писатель. Последнюю неделю, ты что и делал, как приходил ко мне и ныл про Иру. И сейчас был твой шанс сохранить хотя бы нашу любовь. А ты подумал опять про Иру, наплевав на мои мысли, чувства. Ты предпочёл не выбирать вообще.
– Но я готов выбрать тебя, Кира. Я хочу остаться с тобой. Пойми, что люблю тебя!
– Не ври себе хотя бы. Тебе просто нужны были нагоняи от меня, чтобы «вдохновляться и мотивироваться». Тебе просто нравилось валяться в грязи, которую мы заварили. Теперь оставайся один, песочный.
Вот так это и было. Через пол месяца я выдвинулся в столицу. Мне каким-то чудом удалось продать книгу, но дешевле, чем я рассчитывал. Я подписал договор с издателем на сборник рассказов и вот, заканчиваю первый. Посвящу его Ире и Кире. На съёмную квартиру в Москве деньги нашлись на первые пару месяцев. Я откладывал со старых халтурок, получил небольшой аванс, какие-то деньги дал Эдвард в долг. Он, кстати, обещал приехать. Наверное, это единственный человек, которого я не кинул или не разочаровал. Жду его, а до тех пор, буду писать, мне ничего больше не остаётся.
Я выхожу из вокзала и жду такси на остановке. В метро пока лезть не решаюсь. Лопается об асфальт дождь, завывает моей tragi-comédie прощальную оду дождь. Хорошо здесь, в Москве. Несмотря на свой провал и то, что мне постучались со дна, я чувствую тут силу. То, зачем я сюда приехал.
Телефон надоел, такси скоро будет, занять голову уже нечем. Я принимаюсь рассматривать прохожих и всё вокруг. Вдруг замечаю афишу, что в правом стекле, на остановке. Кира и Ира исполняют танец парой. Название программы – «1+1».
От увиденного плаката, я пячусь назад в ужасе, словно увидел прошлое в отражении зеркала. Я спотыкаюсь и падаю в лужу. Мой песочный костюм измочен. Грязный и мокрый песок рассыпан с плеч, ног и души.
Ангел и Самурай
Клуб “Путь воина”
Ангел появилась в моей жизни давно. С первого дня на службе у Господина, я испытываю чувства к ней. Но я должен заслужить право руки Ангела у Господина, ведь это его дочь. Я сразу поделился с ним своими намерениями, он поставил меня защищать не только его жизнь, но и жизнь Ангела.
– Ибо ты ценишь жизнь моей дочери выше своей. Значит, ты справишься. – Сказал мне тогда Господин.
– Вы как всегда мудры, Сюзерен. – Ответил я, сидя перед ним, поджав ноги со склонённой словно могучее древо головой.
– Всегда видно, когда человек влюблён. Ты отдашь за Ангела жизнь и смерть.
Мне повезло с Сюзереном. Он мудр, честен, справедлив. Я остался последним у него на службе, потому что во время войны его род проиграл. Никто не должен был остаться в живых, но вражеский клан испытал уважение к Господину, оказал почтение павшим войнам.
Ангел отправилась в клуб, что на юге города. Она сбежала из отчего дома, Господин велел найти её. Ступая по липкой, гадкой, приторной плитке, словно паутина, напитывая уши отвратительной музыкой невежественного поэта с тремя «XXX» в имени, не смыкая глаз от вспышек ярких, как весна, я искал в толпе Ангела. Проталкиваясь среди бесчестных воинов, слуг, чужих Господ, распутных дев, трущимися об мои ножны (катану изъяли недруги) телами, я чаял встречу со своей Любовью. Как же они все рвутся получить друг от друга грязь! Насколько хотят выхлопотать уважение от этих безумцев, трясущихся на сцене. Уважение можно заработать только потом, кровью и честностью. Но им этого не понять.
Босая Ангел с перебитыми и кровавыми ногами выглянула из-за колонны, позади раскинулась, словно сакура стойка, где наливали всё, кроме сакэ. Я подошёл к ней.
– Госпожа, наконец-то я нашёл Вас! – Я поклонился.
– Самурай! – Крикнула она. – Я ещё не натанцевалась! Давай со мной!
«Жить нужно с четким осознанием того, что необходимо делать Самураю и что позорит его честь.»
В данном месте, танец позорит моё достоинство. Я отказал. Необходимо защищать Ангела, а не развлекаться с ним.
Прижавшись к колонне, я молча созерцал её движения. Она двигала крылышками и слегка поднимала белое платьеце. Не думаю, что мне нужно предпринимать попыток к завоеванию её души и любви. Пока что, мне хватит обычного созерцания.
Но подошли бесчестные и принялись донимать Ангела. Я вызвал одного из них на поединок. К сожалению, я, как и они, оказались без оружия. Для честного поединка, я снял латы и вышел со смельчаком один на один.
– Тебя как звать, чудак? – Поинтересовался он пьяным и грязным ртом.
– Тот, кто смеет увидеть смерть, должен знать имя того, кто ему её принесёт. Имя моё – Самурай. – Я поклонился перед боем, он рассмеялся.
– Самурай? Да, я тоже, смотри, урод! – Бесчестный продемонстрировал бицепс.
«Имеющий только физическую силу не заслуживает титула самурая. Кроме потребности в освоении наук, самурай должен расходовать свободное время на поэзию и изучение чайной церемонии.»
Я ринулся в бой и легко уложил врага на спину. Он с трусостью молил о пощаде. Тогда, ему на помощь пришли соратники, всем отрядом. Что же, биться в неравном бою, против таких, как они мне не впервой. Тем более, за свою Любовь.
За Ангела я убил четверых, остальные трое сбежали. Меня ударила толпа охранного отряда со спины (кажется бутылкой) и выбросила на улицу вместе с бронёй и катаной. Мы с Ангелом сидели на бордюре и любовались восходящим красным рожком Солнца. Она протирала мою разбитую губу и кровоточащую бровь салфеткой. Крылья Ангела тряслись. Это меня позабавило.
Я встал и вызвал на бой тот отряд, посмевший напасть из-за спины.
– Трусы! Выйдите и сразитесь с честью, как воины! Ваш Господин будет недоволен вами! – Судя по нашивкам их Господин – ЧОП «Зубр». Странное имя…
– Самурай, успокойся, присядь. – Приказала мне Ангел.
– Но Госпожа, они ведь…
– Сядь, Самурай, пожалуйста. – Молвила она розовыми губами. Само цветенье сакуры бы позавидовало такому цвету.
– Могу ли я сидеть с Вами так близко, Госпожа?!
– Пока отец не видит, садись.
– Я обязательно ему всё расскажу и понесу наказание, если нужно. – Сказал я, садясь рядом. Признаться, это огромная честь. Я преклонился перед Ангелом за проявленную дозволенность.
– Потом, Самурай. Поехали домой, я устала. – Она зажмурилась и продолжила, – круто ты их отметелил! Они такие: «Я тоже Самурай», а ты такой: «Сразись! Кия, кия, бум!».
– Госпожа, ваша похвала незыблимое проявление доброты. Выше только благославление вашего Отца. – Я снова поклонился.
Она потребовала ехать домой, но лишь ко мне. Ангел не хочет видеться с Сюзереном. Когда я взывал к её благоразумию, она отдала приказ. За прихоть Госпожи, мне скорее всего придётся понести наказание. Я готовился к этому всю жизнь! Запрыгнув на коня, мы поехали в моё пристанище.
Чистота
Набрав воды для лошади, я вошёл в жилище. Ангел не собиралась раздеваться, хотя я дал ей время, чтобы переодеться и выделил спальное место. Однако, она улеглась на мою постель.
Я обратил взор на её босые и перебитые, местами заклеенные пластырем, перевязанные, словно тонкий ствол деревца ноги. Мне не дано знать, отчего Ангел ходит босой. Такова воля Госпожи.
– Вы голодны? – Спросил я, снимая шлем. Катану я положил рядом с местом, где я буду спать.
– Нет, Самурай, – она громко зевнула, прикрыв рукою рот. – Спасибо тебе. Выспимся, поедим и отправимся к папе.
Молча поклонившись, я удалился чистить доспех. На гербе клана Кагейоси значился символ Цуки-мон (луны) – мужество и правда. Перевёрнутый полумесяц держит на себе плодородный цветок. Изображение слегка заляпано кровью убитого недруга, хотя я и снял доспех перед боем, кровь чудесным образом озарило герб. Вошла Ангел.
– Не спится, Госпожа? – Спросил я. Мне радостно оттого, что она не спит. Это лишний повод вдохнуть запах Ангела, почувствовать лёгкость её слов, насладиться присутствием.
– Давай сюда. – Ангел принялась чистить доспех вместо меня. Естественно, она не должна этого делать, но на то воля Госпожи. У меня нет права запрещать это.
Ангел слегка наклонив голову, полирует броню. Крылышки также забавно потряхиваются, будто Фудзин даёт волю. Она всматривается, продолжает протирать. Я молча сутками могу наблюдать сие произведение Богов. Только они дают мне возможность созерцать подобное. Это честь для меня.
– Госпожа, позволите вопрос?
– Валяй. – Ответила она, не поднимая головы. Полировать она также не остановилась.
– Почему вы чистите броню?
Она остановилась, подняла голову, почесала затылок (левое крыло отчего-то задёргалось, как у собаки, чешущей за ухом) и сказала:
– Понимаешь, Самурай, каждая девушка хочет принца на белом коне. Но не каждая может чистить его доспех. – И продолжила очищение.
Я поклонился мудрости этой девы и воспитанию своего Господина. Спустя время, Ангел закончила и ушла. Я решил принять ванную. Раньше, мне приходилось ездить на горячие источники (по-местному, они называются странно – бани). Но теперь мэр города из клана Обянин подключил горячую воду во все жилища. Господин сказал, что я могу мыться прямо дома. Надеюсь, Боги помогут клану Обянин на выборах. Или он на них не собирается?
Всегда нужно вымывать голову и волосы крайне тщательно. Ибо там находится, то благодаря чему мы живём и помним о смерти.
«Самурай обязан, в первую очередь, всё время помнить, что смерть может прийти в любой момент, и если наступит время умирать, то сделать это самурай обязан с достоинством.»
С не меньшей интенсивностью важно намывать и тело. Именно тут хранится душа, а в ней также хранится слово «смерть».
«В обычной жизни не забывать смерть и сохранять это слово в душе.»
Ангел вошла, как только я вылез из ванной. Мне удалось вовремя прикрыть срам, иначе честь Госпожи была бы разрушена. Иногда у меня складывается такое впечатление, будто ей всё равно. Будто мы из разных миров. Да нет, бредовые мысли.
– Госпожа, вы что-то хотели?
– Нет, Самурай, всё нормально. – Она развернулась и пошла. Я заметил, что Ангел не полностью опускает ступни.
– Вам больно ходить? – Спросил я.
Она молча кивнула, мне стало понятно, что делать.
Я помыл ванную после себя, оделся, набрал горячей воды и посадил Ангела в воду. Только ногами. Она убрала светлые волосы, показав миру и Богам глаза на полную. Я разбинтовал окровавленные повязки, отклеил хлипкие, как противники Господина пластыри и омыл Госпоже ноги. Я заметил, как блестит стекло.
– Сейчас будет немного больно. Простите.
– Что? Ай! – Ангел дала мне подзатыльник. Как выражаются невежды на улицах: «Прописала отцовского леща.»
– Боль создаёт силу. Они идут неразрывно, как Солнце и Луна. Луна светит благодаря Солнцу. Так и сила существует, когда есть боль. – Я хотел бы сказать: «Неразрывно, как мы.»
Вода булькнула, когда я достал ногу Ангела, дотянулся до аптечки, обработал маленькую ранку мазью клана Ишиневский. Снова забинтовал чистой марлей.
– Спасибо, Самурай. Ты не обязан был это делать.
– Мой долг сделать так, чтобы вам было легко даже ступать по этой дрянной земле.
После процесса, я отправился спать. Живот, словно предатель, заурчал. Как только сон лёг на мои глаза, я почувствовал у правой руки что-то тёплое. Ангел прижалась ко мне и засопела. Крылья опустились и в такт её сердцу подрагивали. Желудок снова издал звук поражения. Как проснусь, схожу за бенто.
«Сокол не клюет брошенные зёрна, даже если давно ничего не ел. Подобно ему и самурай обязан показывать, что сыт, даже если умирает от голода.»
Свобода и крылья
Ангел проснулась позже меня и не хотела вставать. Я же, встать не мог, опасался разбудить Госпожу. Судя по расположению солнца (и шуму соседей), я сделал вывод, что день клонится, к обеду.
Я со скоростью Фудзина сходил за бенто, мы позавтракали. Ангел полезла в место, где хранится лёд и называется оно как-то на «холо». Господин поставил мне его около года назад. Госпожа раскрыла дверь, почесала одной ногой другую, поискала глазами.
– Самурай, а йогурта у тебя нет?
– Прошу прощения, но нет.
Она закрыла устройство, посмотрела мне в глаза. С меня спал дар верности Господину, чести, преданности. Я испытал огромное желание встать со стула и поцеловать Госпожу. Настолько долго, сколько длилась эпоха императора Дайго. Но я вспомнил дисциплину и привёл себя в чувства.
– А пойдём за мороженым, Самурай?
– Если вы желаете, то… – недоговорил я.
Ангел уже стояла на пороге. Я поправил серое кимоно, привёл пучок волос в порядок, взял катану, обул дзори.
В городе очень приятно находиться во все времена года, кроме ноября и февраля. Холодно и праздников нет.
В остальное же время, всё тепло и благоухает. Перво-наперво, мы зашли за мороженным, как и просила Госпожа. Она взяла ванильное в стаканчике, я с карамелью. Я оглядывал люд, надеясь заприметить вражеские кланы. Понимаю, что сейчас это будет звучать не в духе воина, но я честен перед всем, что создали Боги. Я заглядывался на Ангела. Госпожа, не торопясь, лениво слизывала сладость с вафельного стаканчика. Крылья были спокойны, как и ветер сегодня. Для меня это огромная честь сопровождать её на прогулке, мне очень хочется проявить собственные качества – защитить её, зарубить несколько вражеских самураев. Чтобы эта битва была легендарной. В целом, большинство воинств происходит из-за девушек. Не только физических столкновений, нельзя забывать и про информационную войну, психологическую. Скорее, даже не из-за девушек, я поторопился. Из-за стремления воинов продемонстрировать собственную силу на выгодном для них поле боя.
Птицы щебечут в небе
Госпожа так любима всегда
Меч готов рубить
Я зачитал Ангелу хокку. Ей понравилось. Госпожа заметила белку, подбежала к дереву, на которое вскарабкался грызун и принялась хлопать себя по карманам в поисках угощения. Ничего не найдя, она обернулась и одними глазами попросила поискать что-нибудь у себя. Эти зелёно-голубые глаза… Их свет заставляет меня рушить то, что заложено во мне первостепенно. Я перестал выслеживать врагов, думать и помнить о смерти, чести, достоинствах. Мне просто хотелось подойти и обнять Ангела покрепче. Только бы крылья не задеть…
Я помолился у алтаря в парке, мы дошли до Арбатэ, вдохнули воздух из музыки и забегаловок. Недавно, тут стояла машина с призывом к покупке опиума, рвавшейся из динамиков. Проклятые китайцы, завезли тут, а обычные слуги империи страдают. Я сейчас не машины имел в виду, а опиум. Не знаю, кто удалил этот нарыв с пейзажа улиц города. То ли воины Императора, то ли сама уехала.
– Самурай, взгляни как город при Обянине расцвёл! Как красиво и легко тут.
– Да, Госпожа. Посмею согласиться, клан Обянин проделал прекрасную работу.
– Мне интересно, что ты думаешь о последних событиях, – сказала она спокойно.
– Каких именно, Госпожа? В последнее время многое меняется.
– Вот про изменения, да. – Кивнула Ангел. – Тебе, как воину виднее. Что ты думаешь про отставку сверхгенерала Шой Гэ? – Она быстро продолжила. – И назначение на его место гражданского человека Белоусоками?
Я рассмеялся и извинился за свой смех. Опасаюсь, как бы Ангел не подумала, что смеюсь над ней.
– Не могу судить, Госпожа. Я всего лишь защищаю честь и жизнь господина, сочиняю хокку, провожу чайные церемонии, махаю мечом и люблю вас.
– Да ну тебя, Самурай! – Весело махнула она. – Поговори со мной. Выскажись.
– Хорошо. Перемены в военном секторе не всегда плохо, нужно же обновлять мозги, а то Империя останется на месте. Это и делает Император Пу. Обновляет. К лучшему или худшему, судить рано. Подобные решения дают плоды позже, это не бамбук, растущий сразу. Это как рис.
– А что скажешь по поводу выводов экспертов в самолётной сети? Уже много мнений собралось.
– Я их не читал. Не могу делать выводы преждевременно.
– Но все же сделали…
Я на секунду замялся. Это прозвучало для меня слегка оскорбительно, – положить меня в общую корзину.
– И что, Госпожа? Я не все. Я свободнее.
– Как ты можешь быть свободным, если ты на службе у отца?
– Очень просто, Госпожа. Я свободен отказаться, выбрать, подождать, влюбиться, разрушить принципы. Свобода не в крыльях, как у вас. Зачастую те, кто ходят пешком видят больше чем те, кто летают. Будьте с крыльями осторожнее, их очень легко потерять.
Она замолчала. И взяла меня за руку. Наши крови объединились. Я чувствовал каждый шаг Ангела, все вздохи, чуть видимое движение крыльев. Я задышал глубже и насладился моментом. К чему мне решения Императора Пу, когда Госпожа держит меня за руку?
– Так я чувствую, что мои крылья и свобода под надёжной защитой. Спасибо, Самурай.
– Я рад служить и любить, Госпожа.
– Давай съездим туда, где пусто и зелено, а? Только на поезде, как обычные люди. А потом отвезёшь к отцу.
Я молча согласился и сжал руку крепче. Нельзя расслаблять хватку. Свобода может пропасть в любую секунду.
Смелость
Лёжа на траве, под листьями вековых столпов деревьев, истинным и природным пением птиц, слушая спешку воды, созерцая белого лебедя, очень приятно целоваться. Я понял это, когда Ангел прижалась ко мне и приблизила Божественное лицо. Губы сладки, как мороженое, которое Ангел недавно съела, крылья не дают полностью обхватить спину, поэтому я положил руки на горящие уши, мягкие, будто свежевыглаженные утюгом волосы.
Сутью хокку является созерцание и наслаждение моментов. Этот эпизод настолько прекрасен, что не было возможности и времени его описать, словно сами Боги запрещали сочинять хокку.
Солнце украшало Ангела. Богиня Аматэрасу светило её лик, – немного уставший, покрытый лёгкой краснотой и потом на лбу. Я чувствовал, как она сжигает тело, касаясь меня. Мне тяжело было выполнять долг. Не справился. Опозорил свою честь, Господина и его дочери. Никогда бы не подумал, что любовь может оказаться сильнее долга. В такие моменты, крайне тяжело даются изменения. То хорошее, ради чего ты жил и готов умереть, бесследно сменилось чем-то лучшим, что стоит новых усилий. Однако, человеку не свойственно радоваться потере хорошего в обмен на лучшее.
Я буду действовать без страха – расскажу всё Господину. Посрамив собственную честь, необходимо сберечь хотя бы чужую. Пока мы скакали на лошади до дворца, я поделился переживаниями с Ангелом.
– Всё будет прекрасно, Самурай. Папа хоть и человек старой закалки, но он поймёт нас. Ты, можно сказать, стал ему сыном. – Сказала она, обхватив плечи сзади. Я чувствовал тепло и лёгкую тряску тельца Ангела, как хотят взлететь крылья.
– В этом и проблема, – отчаянно произнёс я. – Господин считает меня своим сыном, а я потерял честь.
«Самурай должен почитать закон «ствола и ветвей». Нарушить его — означает никогда не познать добродетели, а человек, не принимающий во внимание добродетель сыновнего уважения, не является самураем. Родители это ствол дерева, а дети — его ветви.»
Босые ноги Ангела затопали по зале, где сидел Сюзерен. Они обнялись, я прошёл к Господину, достал катану, сел на колени и склонил голову. Я должен ему сказать о наших намерениях. Набравшись смелости, вспомнив про смерть, я сказал:
– Господин!
– Папа, мы с Самураем женимся и уезжаем. Я не могу больше оставаться в твоём доме. – Перебила меня Ангел. – А мы, – она подняла меня с колен, но не тронула голову, – любим друг друга.
– Ангел, – я снова сел, – то есть Госпожа! Не спешите, прошу. Дайте мне высказаться. Я пришёл за благославлением, Господин. Дайте его нам!
– Понятно, – Господин погладил длинную седую, словно сталь, бороду. – Всё понятно. Ветви сына и дочери обломились сразу. Ну, ничего, ничего.
Господин закряхтел и повернулся к нам спиной. Ангел приказала мне подняться, взяла под руку и энергично закивала. «Всё будет прекрасно, Самурай» – вспомнились слова Ангела.
Сюзерен резко достал свою катану и замахнулся на Ангела. Мне удалось её оттолкнуть в сторону и отступить назад лёгким движением.
– Самурай обязан быть не только безупречным сыном, но и преданным своему господину. Он не предаст сюзерена даже если количество его подданных уменьшится со ста до десяти и с десяти до одного. Ты остался последним и посрамил всё, что у меня есть. Сразись со мной, Самурай! – Он швырнул мне моё оружие.
– Папа, что ты творишь!
– Тихо! – Крикнул Господин. – Он будет защищаться. Либо вы, либо я.
– Не могу, – сказал я. – Против вас, Сюзерен, не поднимется оружие.
– Если в тебе есть остатки чести, то сразись, Самурай! Это приказ!
Я поднял катану, осмотрел Господина, направившего в сторону меня лезвие и понял, что выхода нет. Моим долгом стала защита Ангела.
«В битве преданность самурая выражается в том, чтобы без испуга идти на копья и стрелы врага, навстречу смерти, если таков зов долга.»
– Хорошо. Я сражусь.
Господин повёл меня во двор, оттуда в парк, что при дворце. Круговое поле, где учил меня сражаться Господин, усажено краснолистными деревьями. Ветер сдувает сено с мишеней для стрельбы из лука. Он хлопнул в ладоши, слуги принесли белое кимоно с чёрным гербом клана на спине. Пока Господин переодевался, я заметил, что Ангел увязалась за нами.
– Каков бы ни был исход, тебе будет больно, Ангел. Лучше не смотри на это.
– Ты помнишь, что сказал мне тогда, в ванной? Сила и боль, как Солнце и Луна. Не могут существовать отдельно. Я хочу быть сильной.
– Тебе, – вмешался Господин, – кимоно я не дам. Ты заслуживаешь погибнуть только в своих тряпках.
Я кивнул, после – мы поклонились.
Господин первый ринулся на меня. Мы столкнулись мечами. Несмотря на возраст, его тело двигалось быстро, сила была неудержима. Дело тут не в оружии или броне (которая отсутствовала), а именно в теле. Я помню, как на этой площадке, когда опадали золотые листья, он говорил, что мой организм – главное оружие.
Он ударил несколько раз катаной, я заблокировал. Господин оказался справа через секунду. Я накинулся с колющим ударом, он поставил блок и боковым зрением увидел, как я пронёсся, скользя и разворачиваясь к его спине лицом.
Я ускорился и принялся бить по сторонам. Он всё безупречно отражал. Поэтому, я сделал замах, но в последний момент, я перекатился и рассёк спину Господина.
– Папа!
Послышался кашель, осложнённый кровью. Метка клана перечёркнута красной и ровной полосой. Он упал на живот, попытался встать, я помог. Господин утирал кровь со рта и сидел передо мной на коленях.
– Ты даже победил бесчестно, Самурай. Применил хитрость, чему я тебя никогда не учил. Но ликуй, воин. Ты выиграл, но забрал у меня дочь и честь клана. Добей меня в битве и сохрани хотя бы мою доблесть.
– Самурай, не надо, умоляю! Ты победил, давай уйдём! – Ангел встала на защиту отца.
– Тише, дочь. Я не могу погибнуть без чести. – Он встал и оттолкнул её. – Давай, начали!
Господин снова замахнулся, я уже успел поразить его грудь колющим ударом. Без спешки и с почестью.
– Кьёраку. – Сказал господин с умхылкой и упал замертво.
«Если самурай проиграл сражение и ему грозит смерть, ему нужно торжественно произнести своё имя и умереть улыбаясь, без позорной спешки.»
Быстро, пока не поднялась тревога, я и Ангел скакали из города прочь. На лошади у меня имелся запас золота и небольшой провиант. Я слышал, как она плачет.
– Он струсил жить без чести! Почему, почему вы такие? Боитесь того, что никому сейчас неважно?! – Восклицала она.
– Ангел, не говори так. Сюзерен Кьёраку был смелый человек. Трус здесь это я. Мне стоило погибнуть.
«Настоящая смелость заключается в том, чтобы жить, когда нужно жить, и умереть, когда нужно умереть»
Финал
– Вы действительно утверждаете, что всё так и было, Семён Викторович? – Спросил глав. врач психиатрической больницы Венедикт Исидорович Шпагин, сидевший за столом прямо напротив пациента.
– Да. – Кивнул Семён. – Теперь, развяжи меня, трус и сражайся честно! – Пациент задрыгал руками, пытаясь разорвать смирительную рубашку.
Семён Викторович Катанов обладал крайне интересным заболеванием: после умышленного нанесения удара в область мозга охранником клуба «Бушидо», больной находился в своей вселенной, никак не помня свою прошлую жизнь. Скорее, он даже отказывался вспоминать её.
Шпагин сделал вывод, что после удара, мозг пациента Катанова подвергся амнезии. Однако, Семён Викторович в последнее время испытывал огромную тягу к японской литературе, стресс на работе (глава охраны бизнесмена Корягина) из-за давления со стороны самого Корягина, чувства любовного характера к его дочери – Ангелине Корягиной.
Доктор записал всё рассказанное Катановым, пригласил Ангелину, чтобы она выделила моменты, произошедшие в его жизни, которые помогут вернуть память.
Доктор пригласил санитаров на охрану Семёна Викторовича, вышел за дверь, где ждала Корягина.
Прочитав записи (доктор писал от первого лица, так проще погрузиться в мир пациента и найти проблему), Ангелина выделила моменты, которые перекликались с прошлым (или настоящим?) Катанова.
– Первая часть рассказа это явно тот день, когда он пытался защитить меня от толпы парней. Я сбежала из дома, отец попросил Сёму найти меня. Нашёл и защитил. Потом, подошла охрана, начала выяснять отношения, но Семён, знаете, человек честный, прямолинейный и горячий… вот он и подрался ещё и с ними. – Ангелина сдерживала слёзы и выдохнула. – Теперь папа судит охранников и клуб.
– Ясно. – Кивнул Шпагин. – Самое свежее воспоминание идёт самым первым в его рассказе. Продолжайте.
– Не могу, Венедикт Исидорович, – начала плакать девушка. – Тяжело. А он же, – она показала на дверь свободной рукой, которой не закрывала лицо, – там сидит.
Шпагин подождал пока успокоится Корягина, поковырял ботинком чёрный от старости кафель, подмигнул практикантке мед. сестре, дал нагоняй уборщице.
– Ангелина Ефимовна, если вы сможете продолжить, то это будет ему на руку. Шансы на его спасение невелики, но именно вы можете их увеличить. Посмотрите на название. – Док ткнул пальцем в первую надпись и раздался звук сгибающейся бумаги. – Это он сказал, а точнее, приказал назвать записи так. Не я придумал, чтобы тут всё было именно про вас.
Девушка шмыгнула, порылась в сумке в поисках салфеток, Шпагин протянул платок. Вряд ли Ангелина найдёт салфетки…
– Во второй части, – она посмеялась, – это было относительно давно. Тогда мы всей семьей поехали на природу, в деревню. Папа позвал и Сёму, как почти полноправного члена семьи. Я решила походить без тапок, как в детстве. И напоролась на гвоздь. Ближайшая больница далеко, не доехали бы… Сёма занёс меня в баню и произошла эта сцена.
– Так, ага, дальше, – делал пометки Шпагин. То ли он рисовал, то ли действительно писал.
– Ой, а я помню этот день! – Кажется процесс доставлял Ангелине удовольствие, что казалось в этой ситуации явно неподходящим. Но, как подумал Шпагин, защитная реакция. – Мы тогда впервые пошли гулять. Папа задержал ему зарплату, и он просто повёл меня гулять, а не по дорогим местам, как предыдущие хахали. Наш первый поцелуй. Если бы я не проявила инициативу, то вряд ли бы он что-то сделал. Несмотря на свой характер, со мной он ведёт себя по-другому. Бедный Сёмик.
– Есть, значит выдумки про Шой Гэ больной взял из новостей и адаптировал их под свой мир в виду отсутствия воспоминаний о разговоре. – Пробубнил Шпагин. А нет, не рисует.
– Ой, блииин. – Расстроилась Ангелина. – Последняя часть – это, когда мы пришли рассказать отцу о том, что встречаемся. Папа рассердился знатно… даже ударить меня со злости хотел, эта дурацкая привычка из девяностых… Но Сёма успел отреагировать. Они поговорили и отец понял, что Сёмик – тоже человек, а не простой его служащий. Это всё. Я могу зайти к нему?
– Подождите-подождите, – доктор перекрыл телом дверь. – Стойте. – Он обратился к блокноту с записями. – Угу… ну, над этим ещё думать и думать… обращусь к Лазкину, может он знает, что делать…
Мысли Шпагина в слух доказывали, что он работает в дурдоме. Соседи и друзья даже подозревали, что он сам сходит с ума. Но док был просто рассеянный и простой, как три копейки человек (это не отменяло его высокого интеллекта). Например, он пару раз оставил официантам в кафе свою банковскую карточку, вместо чая.
– Так, пум-пурум-пум-пуууум… – забухтел Шпагин. – Вы можете его увидеть, но не говорите про Господ там, Самураев, не называйте себя Ангелом, упаси Боже, никакого упоминания про Бушидо и всё в таком духе. Это может сделать его, как бы сказать… нестабильным. Будьте мягче, поддакивайте ему. И не настаивайте на реальной жизни. Прошу, – Шпагин раскрыл дверь и жестом пригласил Ангелину войти.
– Ангел! Ты здесь! – Вскочил Семён и кинулся обниматься к девушке. Но руки были связаны. – Развяжите, недруги! – Кричал он.
Ангелина глазами, полных грусти и тоске, плававшим в море слёз, попросила развязать пациента. Шпагин кивнул и верзилы-санитары выполнили приказ Самурая.
– Ангел, что они с тобой сделали? – Зашептал Семён и ощупывал спину кожаной куртки Ангелины. – Где крылья?
– Я сложила их, любимый. Всё в порядке. – Она прижалась к грязному и потному Катанову. Всегда чистый и опрятный оказался в противоположном амплуа.
«Даже не моют его тут, сволочи. Совсем плох, Сёмик. Ну ничего, мы с папой тебя вытащим».
Шпагин показал санитарам жест «за дверь» и удалился с ними. Ангел и Самурай молча обнимались и вкушали встречу, словно японец кушает рис.
Доктор размышлял каким сильным был Катанов. Честный, добрый, справедливый, преданный вдруг оказался с кашей, вместо мозгов. Которые сутки он уже пускает слюни и мнит себя Самураем? Видимо, он и правда следовал Бушидо… Да, хорошо бы помочь ему. Ну, и исследовательская работа будет хорошая. А там и премия денежная, и повысят (хотя куда выше, ты и так главврач, олух?). О! Может и Нобеля дадут!
– Ааааа! Голова! Не помню, не могу, Ангелина, помоги! – Раздалось из-за двери.
Санитары ворвались, за ними Шпагин с вопросом, выпадавших из его волос, на которых он скрывал седину:
– Что вы ему сказали, Ангелина, что?
– Ни-ни-ничего… мы просто поцеловались.
Доктор принялся записывать это, один из громил выводил Корягину, а второй скручивал крылья свободы в смирительную рубашку Семёна "Самурая" Корягина.
Сто двадцать
Роза
С Лиском я скентился недавно. Мы учимся в одной школе, но разных классах. Хотя, по сути, какая разница? Одна организация, одна параллель.
Квартира моя самый настоящий блок. Да, как у реперов. Типа это места сбора банды. Вот и моя хата – место сбора. Тут бывали разные люди, от интеллигенции до наркоманов, от мала до велика. Но становились тут одним типом – пьющими. Вот и Лисок пила. Вообще, её бесило, что я так каверкаю имя. Правда, мне плевать. Она может называть меня как хочет, главное, чтоб не обижало. Проясню один момент: бесить и обижать вещи разные, как и все чувства разные. Если кто-то найдёт похожие чувства, то якорь мне в жопу!
Не найдёте.
Мне лет семнадцать, Лиску около того же. Девочка часто гуляет, но первый раз целуется. Я чувствую это. Не сказать, что я прямо трахер всего, что движется (как говорит мой кент: еби всё, что движется, а что не движется, – приводи в движение), но опыт соответствующий имеется. Тогда я думал: «Вот бы трахнуть её!». Размусоливать не буду, скажу сразу – в первый раз не дала. Ну и хрен с ней! Хотя обидно…
Так вот, целуется она в первый раз, поёт Максим про трудный возраст (не вижу ничего трудного), матушка укатила не пойми куда, пахан в разводе, в другом городе чиллит, бабушка в соседней хате давно спит. Кухня полнится бутылками, дымится, словно Нотр-Дам-де-Пари, кальян, на телевизоре играет певица с мужским именем, диван прогибается под нами. Я делал всё, чтобы мы переспали, но, бля, не вышло. Ну, бывает. Всегда говорю: то ли ещё будет.
От переживаний нихерашеньки не случится, сколько не страдай на постели один, сколько не запивай тоску пивом, сколько не делись проблемой с пацанами на блоке, сколько не дрочи – ничего не поменяется. Надо плыть по течению, гребя собственными вёслами. А там и образуется. То ли ещё будет.
Понимаю – хочу курить. Пиздец как. Сиг нет, надо идти. Лиску тоже хочется, а чего и нет? Чего бы не раскурить сижку с человеком, который нравится?!
С пацаном/девочкой, который, (бля как же это слово? Скажи мне, я скажу…О, вспомнил.) импонирует, что угодно делать приятно. Вот так человек устроен, я думаю. Кто нравится, к тому и тянется.
Я накинул белую футболку с черепом, говорящим «Smack Things», надел пижамки с пингвинами, повязал худак с МакТрахером из фильма «Проект Х», обул Аирфорсы. Кое-кто, говорит, что Форсы – хуйня для долбаёбов. Ну, тогда я долбаёб, ничего не поделаешь. Да и плевать.
Вот не плевать на Лиска. Девочка перебрала (как и я), трясётся идёт в ночи, ищем сигареты в озаряемом городе луной. Вот она красивая, твою же налево! И ноги, и тонкая, как солома поясница с хорошим задом, грудь небольшая (но я такую обожаю), лицом тоже прекрасна. Многие на неё дрочат, даже те, кто старше меня. Но поцеловалась первым она со мной. Вот так, сам того не понимая, я стал для неё первенцем. Мне тоже приятно, такая и со мной. Круто, брат!
Бля, а какой же был маршрут? Не помню. Вспоминается лишь то, что искали сиги поштучно, потому что на пачку не хватало. Пахан денег не даст, матери звонить не хочу, и так меня троглодита содержит. Вот блять!
Пьяные шуточки заходили на ура. Дело в том, что с Лиском заебись не просто выпить, нет, таких у меня в соц. сети с картинками целый директ, с ней поболтать можно. Душевно так, спокойно, чиллово, без напряга, о чём угодно. Да и переспать было б кайфово…
Хорошая, она идёт впереди меня. Что-то крутится, снимает на камеру. Объективов я не стесняюсь, как некоторые парни. Я в них живу. У кого нет видоса со мной? Пишите в личку, намутим тусу под Скриптонита. Сделаем мою вечеринку.
Бульвар ночью простирается вниз, круглосутки по бокам, где меня знают (я частый потребитель ночного пива) не продают сиги поштучно, суки-бляди. Чё, идём, рыщем-ищем. Курить охота сильно…
По левую руку вырастает, как геморрой, цветочный ларёк. Только бы не захотела… Ёбаный ротик, намекнула на цветы. В этом плане я везунчик, намёки понимаю. Хотя странно: Лисок всегда говорит прямо, а тут просто посмотрела цветы. Накидалась она, видимо.
Надо давать зазу в ларёк, если хочет, то погнали.
– Ща, обожди. – Говорю я и залетаю в круглосуточный цветочный магаз.
На двоих у нас сто двадцать рублей. Мда, котёнок хотел выебать кактус, да порезался. Купил где-то на сотку одну розу. Ну и цены! А вот у школы и памятников лежат свежие, надо бы наведаться туда…
– Держи, Лисок. – Протягиваю розу я.
– Мне? Спасибо! – Нюхая цветок, радуется она. – Подожди, ты потратил наши сто двадцать рублей, которые были на сигареты?
– Ну не все… там осталось рублей двадцать. – Я достал из кармана мелочь.
– Лаптев, ты что, – ебанутый?! – Пригрозила она. – Зачем? – Она, разведя пьяные руки, словно мосты в Питере, стояла в позе. Роза покоилась в руке.
– А чё сразу ебанутый-то? Приятно захотел сделать…
– Дебил, ебанутый, конченый! – Начала бить она меня розой. Слава богу, была без шипов. А вот Лисок показала острый характер.
– Ай, ай, да хорош, чё творишь, осадись!
– Возвращай наши деньги, дурак! Я курить хочу.
Чего делать, взял розу, зашёл в ларёк. Послали. Наверное, сажать цветы. Вам путь окажет хуй, а мне растения.
В итоге, под утро, я довёл её до дома. Вышло странно, ведь мы живём напротив. Мы также жадно и колко, словно роза, целовались, я трогал её, она водила руками по мне. Тепло и нежно, желание курить разорвалось, как лепестки.
Мы, засыпая встречаем рассвет. Не переспали, да. Но то ли ещё будет, говорю же. Среди горы скомканных вещей, на фиолетовой толстовке МакТрахера валялась разбитая роза без шипов и лепестков.
Надо соскакивать, ничего не получится. Откуда мне было знать, как всё повернётся дальше?
География
По географии твёрдая пять
Где бы я не был — я не потеряюсь
Примерно год без Лиска проходил плавно, события играли в чехарду, давая друг друга пинка под зад. Собираясь окончить школу, мне сказали, мол, не надо в одиннадцатый, не лезь. Были люди, дававшие «добро», на то что я весёлой походкой прощелыги шёл в университет. Но матушка была против, типа я не сдам ЕГЭ. Так если не залезешь, то и не узнаешь…
Короче, шарага. Вспоминать там нечего, пацаны дурили джоинты, шмаль, мефчик, отчислялись, сбегали, дрались, кушали кашу «Дружба». Если речь о драгсах, то я не при делах, как многие могут подумать. Обучение там сулило много хорошего: перспективняк, стабильная зепка, карьерный рост со скоростью жиги, пердящей перед тобой на светофоре. Но, блять, всё не так.
Многие пацаны и дамы думают, что уйдя в шарагу у них всё будет круче, чем у бедолаг, оставшихся в школе. Типа, вы проходите программу за два года, а мы осваиваем её за год и нас сразу спецухе учат. Ага, щас, прикурите!
И вот когда бедолаги после одиннадцатого поступают, тогда и приходит осознание, кто тут бедолага. Короче, учился я, как мог. Даже перешёл на бюджет, катался домой, когда хотел (место учёбы было за три пизды от дома, жил я там в общаге), пил пиво, спал с другими.
А вот тут есть, что вспомнить. Дело в том, что девушки, кому повезло переспать со мной (ну и я везучий) прикручиваются, как болтики к географическим положениям. Это сборная солянка контурных карт попадалась мне в разное время. Порядок тут не важен. Начну с одной молдаванки, хотя выглядела она, как русская. Мало в этом понимаю, но сосала она хорошо.
Посещал и Башкирию, корни туда запали тоже. Там всё было одновременно долго и быстро. Блять, как это объяснить-то? Во, короче, если проживать, то всё быстро, а если описывать или рассказывать, то надолго, вязко, банально. Может, какой-нибудь еблан додумается до того, чтобы рассказать всё это на письме?
Была и девочка и из нашей области – Московской. Здесь всё решила она, когда просто села на меня в моей комнате и закинула лифак за кровать, тут уже ничего не изменишь и не сделаешь.
Подгоняла и фройлен из царства рейха. Было сложно, но тут я надавил, попросил всех уйти (мы сидели на хате у меня), расстелил кровать и пошёл бить недруга. Лови фашист гранату, как говорится. Но кинул я палку.
Была и в шараге девочка, встречались. Спали раза два-три. Из-за того, что не виделись – разбежались, как пара в небе самолётов. Хорошо хоть одиннадцатое сентября не повторили…
Любил ли я их? Да, каждую по-своему. Кого-то ночь, кого-то неделю, некоторых месяцами и даже больше. Хоть я и кажусь некоторым мудакам ебантяем, но это неправда. Если во мне есть чувства, то я делаю всё, чтобы их выразить и добиться результата. Да, мне отказывали, после некоторых расставаний чувстовал себя хуёво. Просто валялся на постели, проёбывал уроки, зырил «Рика и Морти». Иногда, эта инфантильная штука не даёт мне жить, выпадаю из реальности. А когда возвращаюсь, то громко и весело. Депрессия, съёбывай на пенсию!
Вот так и дорожка вывела меня снова на Лиска. Линии контурных карт чертились в разных долготах и широтах. Но сошлись в точке начала. Что же, такая география мне по душе.
(без)Обязательства
Я написал Лиску, как только увидел её сторис. Она добавила меня в лучшие друзья, там был какой-то милый текст, я написал что-то забавное. Договорились, что она придёт ко мне.
Лето тогда снова раскинуло плечи, так что мне удалось сбежать из-под оков шараги. Я закрыл сессию в момент начала или середины ЕГЭ (Лисок училась до одиннадцатого), она решила проебать уроки. И в прямом, и в переносном смыслах. Если вдруг кто забыл, то мне несложно напомнить, прошёл год с нашего общения. Бля, время летит скоротечно.
Бухать я тогда не собирался, не шло в глотку, хер знает от чего, но Лисок настояла. Вот часто девушек сравнивают с кошками и проёбываются. Типо, грация-хуяция, талия-аномалия, тьфу! Здесь будет верное сравнение с кошкой: может и приласкаться, а может и царапнуть. Ну, и талия тоже хорошая…
Мы сидели на кухне, уработали значительное количество пива, курили, смеялись. Я понимал, что сейчас расположение фигур на моей стороне, но были и обязательства перед одним человеком и самим собой. Нельзя было ходить конём или заходить в туза. Я раздумывал над рокировкой. Короче, сдерживался, пиздец как сильно.
– Не страшно, что проёбываешь уроки?
– Нет. Если надо, то приду. Сегодня не надо, хотя ждали.
– Да? И кто же? – Я подумал о том самом человеке, расскажу позже, щас не суть важно.
– Оля писала. Я сказала, что приду в школу, но решила прийти к тебе. – Призналась она. Фух, бля, не то, о чём я думал.
Игра шла, фигуры покоились, мои пальцы бегали по струнам старого укулеле (хуй знает, как я его нашёл тогда). В детстве я занимался музыкой, вот дар и остался. Многие мне не верят и записывают ручкой в список Арнольдов Пиздабольских. Тогда, я показываю им электропианино, стоящее в комнате. Столик полнился пустыми бутылками, её смех казался громче, ярче, пальцы тоньше, глаза полнее и более карие. Я разглядывал в них стихию земли – фундамента, того на что можно положиться. Но ебаные обязательства, никак не могу решить, сука! Пожалуй, вот что сдерживает человека от многих пороков.
И тут опа, вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Пришла мама. Мы втроём потрепались, посидели. Матушка никак не против нахождения людей на хате, главное, чтобы срача не было. Ну, и они не оставили.
– Пойдём ко мне, чтобы маму не смущать? – Предложила она. Я согласился.
Я вижу, на что она намекает, да. Это то, чего я хотел год назад, да и в целом, наверное, и тогда хотел. Но никак не мог решиться, я объясню обязательства, да, сейчас, пару абзацев, ммм, блять!
Сейчас лежали у неё в комнате. Пустой линолеум еле отражал тусклое ядро заходящего солнца, с открытого окна доносились крики детей, в комнате горел свет, кровать казалась лёгкой.
– Мне чего-то жарко, подожди. – Она сняла лифчик. Вот это намёки, да. Будто я кажусь ей тупым, за год отсутствия общения мне вытащили мозг, пропылесосили и приварили обратно, проебав половину деталей. Но это было не так.
Лифак я разглядел. Лазурный такой, в кружевах весь. Вроде как новый. Готовилась ко встрече значит. Я продолжал размышлять над ходом, а мой противник шёл в атаку.
– Со светом не могу, хватит, выключу. – Так она и сделала, а потом легла ко мне. – Знаешь в чём отличие между тем, что было год назад и сейчас? – Продолжила она, лёжа со мной в обнимку.
– Ну?
– Раньше ты бежал прямо за мной, а сейчас нет. Что-то изменилось?
– А что ты мне тогда сказала, когда я пытался переспать с тобой? – Ответил вопросом на вопрос я.
– Хуюшки тебе, а не секс со мной, нет! С тобой я спать не буду! – Блять, такое ощущение, что она ждала, чтобы повторить эту фразу.
– Что-то изменилось? – Я умело передразнил её.
– Давай спать друг с другом, встречаться не будем. Без обязательств.
Ну, капитальное сражение дано, хули. Решать надо, а не очком елозить.
Первое из обязательств, перед другом Лёшей. Так сложилось, что этому экземпляру понравилась Лисок. Вообще, он нас познакомил, но складывается всё как-то не в его пользу. Он вообще в этом плане невезучий. Но то ли ещё будет.
Без обязательств это круто. Никто никому ничего не должен, можно спокойно ходить налево даже. Но вот тут, я – радикально настроен. Ни с кем, находясь в отношениях я не ходил налево. Только вперёд, туда где идёт моя девочка. Но с тем же Лёшей я говорил о другом.
Мы тогда стояли на кассе, в Ашане. Брали, кажется, чипсы к пиву. Он говорил:
– Бля, брат, измены кринж какой-то, не? – Лёша в вопросе девушек довольно чувственный и нерешительный малый. Романтику предпочитает. Литератор хуев. Хотя, чего это я? Я тоже – романтик.
– Ну, ты знаешь, – начал я, – пока меня за трусы из постели не вытянут, хуй кто что докажет.
– Пока не доказано, не ебёт, что сказано. – Посмеялся он.
Странно всё это. Своего вообще подставить не могу, но твою мать. Как же Лисок хороша, ебал я рот!
Мы целовались минут двадцать, уже начали спускать друг другу штаны, как только позвонила её матушка и сказала, что сейчас поднимется. Я натянул левайсы, вышел на общий балкон. Мглела пеплом темнота. Дым медленно уходил с работы на ближайшей котельной станции. В воздухе стоял туман и запах гари, рядом с нами завод по переработке дерева. Жгут что-то.
– Всё нормально? – Спросила она сзади.
Я молчал.
– Ну, как, ты хочешь со мной спать или нет?
– Суть в том, – начал действовать я, – что я сдерживаюсь. Мне было стыдно, будто я тебя опрокинул, тогда, год назад. Но вроде обиды нет и всё норм. Нам обоим норм. Блять, как будто, я пытаюсь подступиться на пешеходный без светофора, где херачит много машин. И вот думаю: зелёный свет или нет. – Зелёный. Можешь перейти на ту сторону.
– Скажи честно. – Проигнорировал её я. – У тебя было что-то с Толиком?
Вот и пора сказать про второе обязательство, что я дал сам себе. Вопрос крутился колесом вокруг этого ёбаного Толика. Он возник, как из-под земли. И начал прибирать к рукам, тех кто дорог мне. Сначала, это была Вика, моя любовь с садика. Я очень долго её добивался, но удалось мне это лет в четырнадцать. Тогда счастье хлынуло водопадом, а я был его директором. Расстались спустя несколько месяцев. Я убился грустью, тусовками, мнимым обществом вокруг меня. Но вернулся в норму, хотя любил Вику. И вот Толик начал мутки с Лиском, пока я отсутствовал. Дальше, этот гость из хуй пойми откуда, начнёт и шашни с Викой, что меня задевает. Мы оба просто не перевариваем друг друга, как здоровый желудок шаверму у Ашота. Но существовать можем.
Мне нужно было знать ответ. Пожалуй, это важнее симпатии Лёши к Лиску. Тут уже я переживал за свои границы. Она могла ебаться с кем угодно, помимо меня. Но не с Толиком. Пошёл он нахуй.
– Ничего не было. – Она соврала. Я тогда это понял, но ничего говорить не стал.
– Тогда, Лёша… – подумал вслух я.
– Он ведь твой друг. Думаю, что он всё поймёт. Да и в целом, я предлагаю никому не говорить о нас, долбаёбов много. Говорить мне всякое будут. Школа закончится, можем и рассказать.
– Да, он – друг.
Лёша понял меня тогда. Он рассмеялся, хлопнул по плечу и сказал:
– Еби её, бро. То ли ещё будет.
А про их секс с Толиком она призналась на следующий день. Я ушёл с балкона, пожелал успехов на экзамене и провалился спать с готовым предложением без обязательств.
Воспоминания
Встряхивая баллончик с памятью, нахожу несколько обрывков, покрытых нашими отношениями, и возможно, чувствами.
Мы много проводили время вместе, то у меня, то у неё. Дешёвая синева, курево, еда (частенько готовил сам), музыка, поцелуи, перетекает в прикосновения, а дальше… оно и еблану понятно, что там потом было.
Помимо наших квартир, обпивались, объедались, скуривались и дома других лиц. Некоторые из них действительно лица, а другие целые ебальники. На одной из таких тусовок, Лисок нормально так набралась. Набравшись, вылила всё из себя. Резко встаёт, убегает в маленькую комнатку с фарфоровым другом и пробирает неприятные звуки. Приходилось и волосы иногда держать. Я джентльмен, хули. Ближе под утро, мы попёрлись домой. Лисок требует телефон всё запоминать. Обычно, люди используют для этого башку, но Стив Джобс изменил это.
– Это новый влог и сегодня мы идём домой. – Начинает она горизонтальной съёмкой. Сзади, красные фонари пытаются сдержать уже отступающую ночь, дерутся друг с другом кусты по вине ветра, пустота наполняет собой пространство. – О чём сегодня вещаем?
– Это видеоблог. – Задорно проговариваю я, слегка протягиваю букву «о» на конце слова «это». Сигарета уже дымится, в личку что-то пришло, проверяю.
– О чём мы сегодня будем вещать? – Спрашивает она.
– О том, что ты нажралась в говнину, проблевалась на хате у моего друга…
– Я даже не помню, как его зовут. – Перебивает Лисок.
– Яша.
– Хорошо, Яша. – Она улыбается в камеру и прикрывает рукой рот, будто делает фотку в 2017.
– Так вот, – хочу закончить я. – Я вообще не очень хотел, чтобы ты шла на эту хату. И в принципе, сам не хотел идти, но ты, – я подбираю слово, – требовала.
– Да мне похеру было куда идти! – Заявляет она.
– Да мне, в целом, тоже похуй. Вот в итоге, ты нажралась, проблевалась и… всё.
Потом она мне жаловалась какой хуёвый сортир у Яши. Не знаю, не рассматривал.
Бывали и моменты с кодом «красный». Есть такой грешок, что я могу наобещать матушке чего угодно, а потом въебаться с этим. В один из дней, я сидел у Лиска и сказал, что приду пораньше. В итоге не просто не пришёл, а прямо-таки разложился и отказывался двигаться. Ну, чего, мама позвонила, попросила вернуться, я пообещал как можно скорее. Но она-то меня лучше знает:
– Я выйду на улицу и буду ждать тебя. Если не придёшь, тебе – пиздец.
Если мать начинает ругаться, то лучше её послушать. Ушёл.
Случались и музыкальные паузы. Я играл у Лиска дома на белом-белом пианино. Стоят ноты, но по ним не играю. Нахуй надо. Тогда, из-под пальцев выскальзывали Pixies «Where Is My Mind?» прямиком из Бойцовского клуба. Гоняли на концерт Джимбо, «Географию» которого я и прицепил в начало второй части рассказа. Разъебался под «Географию» с Бульваром Депо и «Chainsaw».
Приятно ловил и защиту от Лиска в свою сторону. Её подруги могли припиздеть за меня, мол, я такой и сякой. Фуфел, инцел, лох, бесперспективный, никто и просто «фууу». И знаете, мне было похуй, там где они мышей ловили, я их рты ебал. Но Лисок этого не оставляла. Она осаждала девочек на место и уходила ко мне.
Например, был такой случай, когда она гуляла, а я зазвал её к себе. Заказал роллы, забил кальян (жаль, что его разбили год назад), купил шампанское. Она не могла от такого отказаться. И пришла, вопреки тому, что нужно было бросить девочек. Они говорили:
– Серьёзно? Ты к нему?
– Да, – кричала она уходя, – кушать роллы, пить шампанское и трахаться.
Забавно было это слушать после того, как мы переспали. Где-то на кухне погорают угли, пенится шампанское, надкусанные роллы плавали в соевом соусе.
Я подарил ей как-то штуку, которая она хотела. Это мягкий осьминожек-перевёртыш. То есть, с одной стороны, он розовый и добрый, а если наизнанку, то рыба (или к какому отряду отнести осьминога-то блять?) чернела и приобретала злое выражение лица, как Лисок, когда я что-нибудь отхерачу.
Эта игрушка была недорогой для меня по бабкам, но важной по значению для Лиска. Подарил я его, в ответ на какой-то подарок на свой день рождения. Но, каким бы мелочным стяжателем я бы не казался (вообще, я щедрый), играла роль записка. На красиво вырезанной белой бумаге, рисовался рукой утончённой девочки Лиси, мессендж: «Для близнецов от девы». Сердечко на конце.
Она верит в эту астрологическо-звёздную поебень, мне как-то всё равно. Правда, я понимаю, что эта надпись многое для неё стоит. Девочка испытывала ко мне серьёзные чувства.
Перевёртыш
– Этого осьминога я подарил ей так, на отъебись. – Заявлял я пьяный одной девочке на тусовке. Вроде, сидели у Толика. Как меня туда занесло?
– Но она же давно хотела именно его. Не просто ведь так. – Отвечала мне она.
– Кажется, что у вас всё серьёзно. Ей бы хотелось…
– Ай, – махнул рукой я. – Да нормально.
Когда слишком часто зовёшь человека в гости и обходишься с ним по-человечески, он начинает по-звериному охуевать. Лезет в твой холодильник без спроса, валяется на твоей кровати, пользуется парфюмом, проходит в обуви, не убирает за собой. Вот и я начинал охуевать по отношению к чувствам Лиска.
Однако, тут попрошу заметить. Она сделала меня гостем, если можно так выразиться, из собственных корыстных побуждений. Начинала с лёгкого, а потом захотелось серьёзного. Я, – как наркотик.
Короче, мы друг друга стоили.
Проявлений моей наглости, я не вспомню. Но был один. Она пришла ко мне, я ужрался, завалился смотреть Рика и Морти, не обращая на неё внимания. По синеве, мне почему-то захотелось молочного Чуда. Лисок без промедлений метнулась кабанчиком в магаз, отдала напиток. Присосавшись к трубочке, я гладил её, а потом выгнал.
Она была какое-то время терпеть подобное и продолжать существовать в отношениях без обязательств, которые сама и создала. Правда, ей передали мои слова про осьминога. Якобы, купил на похуй. С одной стороны, я хотел сделать ей приятно, обратил внимание на детали, поковырялся в её головёшке, желаниях. И купил. С другой стороны, раз уж я это ляпнул, да ещё и бухим (с пьяного спрос двойной), то мои слова имели место быть в колонке с названием «Правда».
Она перестала со мной общаться. Просто закончила то, что начала когда-то.
На чьей-то из хат, снимали видос, как мы с пацанами танцуем. Я кричу в объектив камеры:
– Лисок, я твой рот ебал!
Тоже увидела это… язык мой, – враг мой. Естественно, обиделась. Тогда я думал, мол, вы посмотрите, обидели мышку, нассали в норку. Но годы идут и приходит осознание того, что звучало действительно неприятно. Да ещё и в компании, при всех. А видос летал, как самолёты в США одиннадцатого сентября.
– Я ебала твой рот, Лаптев. – Заявила она обратное уже мне.
Что же, это было правдой…
Записка для знака зодиака «Рыбы» и осьминожек-перевёртыш до сих пор пылятся где-то у неё. Не знаю, давно не общались. Жизнь, по сути своей, – перевёртыш. Одна сторона добрая и розовая, а другая чёрная и злая. Говорю об этом без расовой дискриминации.
Вначале ты, потом тебя. И в конце – никто.
Лето кончилось, мне надо было возвращаться в шарагу, она переехала в Москву со своими траблами. Осенью, я пытался в грусти ей писать. Результат очевиден – безуспешно. Максимум – просто друг. Ну пиздец.
Я поднял голову из бассейна хандры и принялся обустраивать собственную жизнь. Где-то, на других улицах, среди чужих, а теперь уже родных бульваров, Лисок делает то же самое.
Интересно, а она что-нибудь помнит из наших отношений?
Чужое
1.
Выйдя в поздний вечер на улицу, я огляделся, не подъехало ли такси. Сначала, я подумывал о поездке до места встречи на метро, однако, Яндекс сжалился над своим клиентом и даже не заломил цену. Всё было приемлемо. И машина, и цена. Я успевал поехать и на такси, и на метро, вопрос лишь стоял в финансах, но он решится, когда через пару дней монетка ЗП стукнется об мою пластиковую карточку.
Нечасто выбираюсь на свидания, последнее было около года назад, со мной на нём расстались. Было неприятно, а я, назло всему справился. Когда парни, сидящие в квартире, откуда я вышел, узнали, что еду на встречу с девушкой, то они сильно ободрились и принялись расспрашивать кто она, что и вообще зачем. Я рассказал всё как было, ничего утаивать не стал. Хлопки по плечу совмещались со словами:
– Мэн, она тебя хочет!
– Не облажайся сейчас, действуй! А то зафрендзонит!
– Будь серьёзнее, покажи, что ты мужик!
Этот симбиоз советов и ударов в плечевой сустав действовал на мою уверенность, будто кофе в раннее утро на организм. Взбадривает и крутит живот. Меня одели. Кто-то одолжил рубашку, другой дал побрякушку на руку, третий достал ремень и старые брюки, которые ему малы. Спасибо, что хоть ботинки оставили (просто моего размера не оказалось).
Такси приедет через пару минут. Стою практически один, на пустой улице, одетый в чужое, вышедший из чужой квартиры, среди незнакомых пятиэтажек, где мирно погибает свет, до завтрашнего вечера. В каких-то окнах была «экзотика». Фиолетовые лампы и диско-шары добавляли угрюмым домишкам непривычные улыбки, будто их нарисовали маркером на лице у Пьеро из Приключений Буратино.
Район мне не знаком. Как и город. Как и в большинстве своём, люди, проводившие мой побитый корабль любви в неизученное море. Побитый корабль потому, что в него стреляли из пушек измены и обмана. В подробности лезть смысла нет, скажу просто. Бывшая любовь оказалась чужая. Вот и всё.
Яндекс немного обманул, время подачи машины увеличилось. За сим, наблюдаю такую сцену. Из барбершопа, что разложил ножницы в доме, в соседнем подъезде от меня, вышла шумная компания смуглых людей. Два здоровенных араба и две девушки, тоже ближневосточной внешности. Они громко смеялись, мужчины заигрывали с женщинами и всё в таком духе. Я бы бросил за ними наблюдать, если б не мои рассуждения про «чужое». Две девушки и один из мужчин, подошли к Мерседесу, который стоит напротив меня. Чёрный немецкий демон ночных дорог. Кошмар для вашего кошелька. Я подумал, что это классика жанра, сейчас он их повезёт, дёшево раскидывая понты на трассе, в виде жёлтых ценников. «Ну да, машина-то чужая, девушки, не ваша.»
И тут я, что называется, охерел. Владельцем оказалась девушка, она просто открыла машину своими ключами и выгнала араба куда подальше, зажгла летний хит, раскрыла окна на всю Ивановскую и уехала вместе с другой девушкой. Араб смиренно пошёл к такси, в котором его уже ждал друг. Вот это ни хера себе. Только мне стоило подумать, что всё в этом мире чужое и никому ничего не принадлежит, так практически мгновенно, жизнь намекнула, мол, ты такой один.
А вот и такси. Я вскидываю наручные часы (подарок родителей, я всегда ношу их, на удачу) себе к глазам, понимаю, что успеваю, приветствую водилу и еду к девушке, которой я представился своим, а не чужим именем.
2.
Давно я просто не ехал по городу на такси. Обычно, я сажусь на автобус и еду по одному и тому же маршруту. Дом – работа, работа – дом. Пейзаж меняется со сменой времён года. Очень больно смотреть на листья деревьев. Сейчас, летом, они спокойны, еле-еле колышутся свистком ветра, будто он даёт команду – набирайте темп. Через пару месяцев свисток, как у физрука, усиливается и сносит бедные листья наземь, я понимаю, что они выгорели на остатках осеннего солнца. Потом, зимой, физрук разминает свисток, просто дует и бьёт пустые ветви. А когда приходит осень, то он снова набирает потихонечку темп и разминает зародыши листков.
Также и в жизни, мне кажется. Мы то постепенно набираем темп под невидимый свисточек, усиливаем его, пока не сгораем и не начинаем хрустеть под ногами прохожих, нас сгребает дворник и мы снова перерождаемся через несколько месяцев отдыха. И всё это под чужой свисток. Год за годом.
На моём маршруте (дом – работа, работа – дом), есть место, которое я ненавижу. Да, по мыслям кажется, что я человек спокойный, неспособный на тёмные человеческие качества, но поверьте, они есть, как и у всех. Та самая остановка, где мы познакомились. Маршрут 10А. Символично, что там же мы и разошлись. Сначала, я бы произвёл акт какого-нибудь вандализма на этой остановке, а потом бы снёс, уничтожил до основания и оставил бы отраву на этом месте, как в Чернобыле.
Только вот я уже произвёл акт вандализма там. Я напился там, скурил пачку сигарет, написал всякую херню на стенах, разбил стекло, вытащил афишу какого-то говнорепера, «слил напряжение» там же и ушёл довольный. Мой протест против чужой любви.
Нынешний свой маршрут я описывать не стану, ибо просто не знаю улиц и зданий. Говорил ведь, что город – чужой. Как и всё в этом мире. Даже этот акт вандализма, он навязан мне культурой революции и остальным шлаком. Приёмы описания всего, что сейчас читают, даже сторитейлинг в форме описания воспоминаний – взято. Наверное, и мысли о листьях. Кажется, у Уолтера Уитмена есть стихи о листьях, может оттуда взял? Не знаю. Мне нужно выбраться из кокона спокойствия, сделаться чуточку безумнее и придумать что-то своё. Чуточку безумнее. Подойдёт ли мне эта роль? Или тоже будет не моей? А?
Я доехал. Она уже стоит, вся – обворожительная. Чёрное обтягивающие платье, подчёркивающие, будто рукой мастера пера, все нужные места, средний каблук, светлое каре, голубые глаза с оттенком зелёного, словно в море скинули большое количество зелёных баксов, чуточку приподнятая верхняя губка в красной помаде и небольшие щёчки, на которых появляются ямки, при виде меня. Наконец-то хоть кто-то рад меня видеть! Какая лёгкость в этой улыбке, какая чистота и доверие, сколько в ней настоящей, бескорыстной радости. И я – иду навстречу, радуюсь.
Она заценила мою белую рубашку с коротким рукавом в чёрную полоску. Мы подходим друг другу. Она на все сто, я – не знаю. Заходим в подвальное помещение места, где проводится стэнд-ап. Я могу сводить девушку в оригинальное место для свидания. Женщины и мужчины, которым я рассказываю куда я вожу девушек на свидание говорят одинаково:
– Стэнд-ап? – Удивляются они. – Круто. Необычно. Я бы и сам/сама сходила.
Короче, я гордый собой, сделал ей комплимент, что-то оригинальное, сейчас не вспомню. На входе какой-то холостяк, весь в татуировках и со впалыми чертами лица пялился на неё, может на её зад. Но я отпугнул его взглядом. Не лезь. Чужое.
Ты имеешь дело с немного безумным, который совершил акт вандализма на остановке. Ты имеешь дело с листком, который не сорвёт ни один свист, даже самого злого физрука. Проходи, красавица, вперёд. Я покажу билеты и свой, и чужой (то есть твой).
3.
Мы не успели моргнуть, – шоу закончилось. Юмор дело такое, не замечаешь как время вылетает сквозь зубы, пока вы смеётесь. Все комики выступили удачно, нам понравилось. Шутили про всё на свете: отношения, политика, разговоры с отцом, детство, домашние животные, свадьбы, а один из умельцев даже смог спародировать Виктора Пелевина.
Я завидую комикам. Вот они – безумцы, у них своё, родное, только их материал. Подобные вечера в компании таких людей можно назвать большой редкостью. Наполненный столиками, креслами, барными стойками зал, свет падает только на сцену, расположенной на уровне зрителя (показывает, что зритель и комик – одинаковые люди) где стоит молодой и улыбающийся персонаж с микрофоном, водичкой, телефоном или блокнотиком, куда он записывает шпаргалки. Кирпичные стены, разукрашенные лицами Карлина Джорджа, Эдди Мёрфи, Джимма Керри. Сыпятся панчлайны, разыгрываются сценки, мимика гримасничает и заигрывает, а зал разрушает смех, исходящий из душ. Вот чем хороши безумцы, они трогают сакральное у нас внутри, выпускают наружу, будто расстёгивают зипку на ветровке.
Вышли мы, как и подобает, в состоянии полнейшей эйфории. Вспоминали понравившиеся шутки и шли вниз, ночью, по бульвару и свежему ветру. Её небольшие щёчки разливались ямками, будто королевство раскрыло врата, встречающие победившего всех и вся воина. Чёрное платье играло на контрасте со светлыми глазами и белокурыми волосами, длинной чуть ниже брюликов на ушах. Холодная ночь же, играла на контрасте с нашим тёплым смехом и близостью. Контраст на контрасте.
Темы разговоров не заканчивались, удивительно, как двое чужих людей находят о чём поговорить после хорошей взбучки смеховой драки. Я больше не думал о чужом, думал о своём будущем счастье, идущем рядом. Видимо, мне просто нужно было счастье, моё, одно. А не думать о чужом. Мне не нужно будет идти в первых рядах кровавой революции за «своё», меня – сына революции не пожрёт она, как сделала это с Робеспьером, Троцким, Муравьёвым, Пестелем, Керенским…
Сердце замерло на секунду. Мы дошли до Ледового Дворца. Огромный круг хрусталью описывал чуть ли не целую улицу. Висели афиши с всероссийскими артистами. Учитывая то, какая повестка сейчас нужна, то с умными, разгорячёнными лицами и гитарами сидели Расторгуев, Газманов, Александр Маршал. Не хватало покойного и будто пластикового Кобзона. Висели флаги местной сборной по хоккею, а в центре пустой улицы стоит их огромный автобус. Логотип бегущего и красного локомотива был виден на боковых сторонах машины.
Она, чья любовь оказалось чужой, там, на остановке, ушла от меня к хоккеисту из этой команды. Теперь я ненавижу хоккей и болею каждый раз против «Локомотива». Короче, как клюшкой оглушённый по голове, я вглядываюсь в автобус и понимаю, что течение революции стоит не только возродить, но и вооружить. Захотелось сжечь этот автобус. Вообще, не знаю какого чёрта он тут стоял, не сезон игры ведь?!
– Ты чего? – Она зовёт меня по имени.
– Всё нормально. Просто вспомнилась история. Чужая. – Сказал я и снова затушил пламя внутри. Не могу решиться, что с ним делать. Чувствую себя Декабристом.
Стало совсем, невыносимо холодно. Она захотела домой, я вызвал ей такси. Пока машина ехала, я обрадовался, ведь теперь знаю точный адрес. Плюс, она поблагодарила за вечер, и я понял, что терять мне нечего, кроме неё. Ветер пытается сбросить её волосы, тянув жвачкой в другую сторону. Она морщится и трёт себя руками по голым плечам. Я обнимаю её и закрываю глаза. Ровное дыхание оставляет жар печи на моей шее. Она перестала трястись и сделалась спокойной, будто город вокруг нас.
Дай мне ещё пару секунд побыть в твоих объятиях. Я слышу, сквозь звук машин, через клаксон таксиста, за эмбиентом болтовни прохожих, тиканье часов у меня на руке. Шаги секунд не оставляют мои уши, её духи захватили всю одежду, дошли уже до той, что в шкафу.
Одна, две, три, четыре, пять... она отпадает от меня и смотрит прямо в глаза.
– Может поедешь со мной? – Спросила она. – У меня у подъезда трутся просто… всякие. Страшно бывает.
Честно, у моего подъезда тоже трутся всякие чужаки. И мне тоже страшно. Но не идиот ли я, если откажусь? God bless у её подъезда никого не окажется…
– Поехали. Провожу.
Садимся в машинку и уезжаем, в неизвестном мне направлении и чужом маршруте. На руку и плечо падает красивое тело, которое я только отогрел и, кажется, согласился защищать.
Меня чуть-чуть пробирает смех. Понимаю, что буду ночевать в чужой квартире. Зато, с человеком, который мне станет своим. Я это знаю. Безумец внутри меня тоже.
И мы любим её. Пошло к чёрту, чужое. Проходи, моё.
Твой, demid rogue
Не такие
Альт
«Привет, дед инсайд)))». Именно такое сообщение прилетело мне от неё осенью, после поступления на первый курс.
Не знаю, отчего меня идентифицировали, как последователи Канеки Кена из аниме «Токийский Гуль», но я ответил. Вообще, это довольно постыдный период моей жизни. Его, как и у многих людей, можно выявить по плэйлисту того времени. Сейчас заглядываю и думаю: «Господи, какой ужас»!
Правда, в период меланхолии и скуки, могу вернуться в лапы некоторых депрессивных нот и неизвестных артистов. Сейчас, проанализировав своё позёрство того времени, музыку, фотографии, записи, тик-токи, которые я лайкал и постил, я понимаю почему она решила, что я «мёртв внутри».
Так вот, ответив ей, мы начали переписываться, но в универе не виделись. Учились на разных потоках – как только пары заканчивались у покорного слуги читателя, тогда занятия начинались у неё. И наоборот.
Однако, проходя эскалатор на коричневой ветке в метро, я помню, как высматривал девушку ростом около 170 с большим пучком и локонами около лба, стремившимися вперёд. Зелёные глаза подчёркивались ровным носом, тонкими губками и отсутствием щёк. В то время, она носила корсет поверх белой блузки и толстую сумочку в раскраску коровы. Сумку она мне скидывала и хвасталась покупкой. По ней я и ориентировался.
В целом девушка довольно яркая личность – любит красить волосы, экспериментировать с причёсками и образами. Даже сейчас, я лезу в запрещённую соц. сеть, чтобы посмотреть, как она выглядела в то время, ибо её образы у меня смешались как в блендере.
Но, боги, когда я её высматривал, как же трепетало сердце! Прям ёкало, так «дзинь», легонько. А когда её видел, то неуверенно здоровался, преодолевая себя.
Но на первое свидание, она припёрлась в подругой (кринж), поэтому мне пришлось отвалить за чай вдвое больше, чем планировалось. Девочка предпочитала азиатскую культуру (как и многие героини этого цикла), поэтому мы пили не обычный чай, а «bubble tea». Вкус я не запомнил, а вот сумму, которую я выкинул… до сих пор жалею.
Договорились про второе свидание, но уже вдвоём. В такие моменты нужно взглянуть на наручные часы, чтобы показать свою важность и занятость. Я бы с удовольствием на них посмотрел. Но часы отсутствовали по причине отсутствия денег и наличия студенческого билета в кармане моего рюкзака.
Прошлись, я выяснил что она ходила в воскресную школу (???), у неё много сестёр в семье, она любит всё необычное и слушает Crystal Castles. И…
Она сбежала. Просто резко обняла меня и убежала. И больше на связь не выходила.
Время дало название таким девочкам – альтушки. Мне до скуфа далековато, пожалуй.
То, почему она от меня сбежала остаётся загадкой и по сей день. Видимо, не оправдал клеймо «дед инсайда», ведь это было так, притворство.
Ну и ладно. Уже не
Твой, demid rogue.
Неформалка
Нужно снова вернуться с читателем в мои школьные годы. Видимо, там и правда было интересно и по-своему уютно.
Познакомились мы в прости, Господи, в «Дай Винчике», был год 17-18, тогда это не было зашкваром, поэтому грязь на вентилятор оставьте при себе.
Я и мой друг сидели за третьей с конца партой в кабинете истории, дверь в коридор в пяти шагах от нас, слева высокий подоконник, выкрашенное окно, аудиторию контролирует какой-то коричневатый цвет, на правой стене висят все Романовы (От Петьки I до Кольки II), а на левой герои России типа Ушакова. Историю, как знает читатель, автор учил хорошо, поэтому он мог позволить себе позалипать в телефоне, лайкая девочек. Я показал другу ту, которой посвящена часть «Морозко» и переписку с ней.
Он предложил позвать её гулять. Я очень нервничал и не мог позволить себе этого сделать. Но, оглядываясь на остальных, как они все ходят парами, плетут паутинами интриги, обжимаются, целуются… короче, мне было завидно (почему остальные это делают, а я нет), и написал ей. Согласилась. Радости был полный портфель.
Наши районы разделял не часовой поезд, а железная дорога. Перейдя её в два шага, выплутав из гаражей, оказываешься в другом районе, где жила та девочка.
Лазурные волосы, линзы с разными цветами глаз (я до сих пор не знаю её настоящий!), вытянутое вниз лицо, широкие футболки с названиями металл-групп, клетчатые юбки, сомнительные колготки… в толпе я её узнавал сразу.
Каждый раз мы гуляли на её территории, но переходили и на мою, и на нейтральную. Я показывал ей дома, в которых живут мои братья с района, рассказывал про них только хорошее, присаживался на уши с музыкой, ведь у нас общие вкусы, травил байки со школы. Сейчас я не могу вспомнить, о чём говорила она, но там было что-то про подруг и семью. Очень содержательно…
Помню только один неловкий момент. Мы зашли к ней и пили чай. Она сказала, что нужно собрать высохшее бельё на балконе. Я вызвался помочь (синдром спасателя, чёрт бы его побрал), она не протестовала. В чём неловкость? Сушилось нижнее бельё. Темы наших разговоров не могу перечислить, а вот розовые, чёрные и белые оттенки помню отлично.
Её немного грубое, но красивое, словно скала, лицо покраснело и опустилось на носки. Потом, в её комнате, она намекала на близость, но я был туповат для этого и не понял, что она хочет хотя бы поцеловаться. После, всё закончилось. Она перестала отвечать на сообщения, а когда я спросил «В чём дело»?, мне прилетел ответ.
«Чел, я неформалка, я Нирвану слушаю».
Никогда не любил сраный гранж… так оригинально и тупо меня, наверное, уже никогда не отошьют.
Ну, не повезло, ну протупил, бывает. Это был мой первый опыт с девочкой наедине. Сколько ещё в будущем у меня будет проколов, представить страшно.
Зато целый сборник рассказов «Морозко» сейчас пишу. Девы, отвергшие писателя, спасибо! Я продам свои чувства искусству и издателям, а вы не получите ни копейки.
А что? Каждый вертится как может, XXI век на дворе.
Художница
Эта дама из относительно свежих воспоминаний. Мы сидим компаниями за столиком в довольно парфозном клубе. Там «терпимо», если выражаться человеческим языком личности, которая редко выбирается в заведения.
Сидели мои парни и три девушки. Каждому досталось по одной. И как уже понимает читатель, будущему владельцу строк досталась самая «нетипичная». Я понял это, когда она даже не подсела ко мне. В голове пронеслось: «Серьёзно? Опять нефорша? Ладно, попробуем…».
Отчётливо помню, что её глаза глубоко расположены, зелёный цвет, слегка растрёпанные чёрные, словно уголь волосы, припухлые губы и родинка в углу. Не сказать, чтобы она была прям красива, но меня зацепил её зад и тяга к искусству.
Она немного скромничала, я выпендривался, вёл слегка неподобающе. Мне удалось её разговорить, уже начала выпендриваться она, а не я. Собственное творчество отказывалась показать, и я её не понял. Почему нет-то? Искусством делиться надо, искать единомышленников, радовать почитателей и разделываться с хейтерами. Видимо, это был её признак «не такой».
Потом заговорили про кино. Я не большой фанат просмотра фильмов или сериалов, но какую-то базу в голове имею. В этом аспекте я поверхностен. И да, горд этим. Никогда не понимал тех, кто гонит на поверхностность. Человек хоть в чём-то попытался разобраться в отличие от тебя, господин критик в телеграмме.
– Какой твой любимый фильм? – Спросила она меня тогда и сделала пару глотков из трубочки.
– Бойцовский клуб. Я считаю, что Финчер гений. И я фанат молодого Брэда Питта. С ним Легенды осени ещё классный. – Я говорил исключительно правду.
И попал. Она отодвинула рукав худи на запястье и показала татуировку Марлы из экранизации романа Паланика. Я заметил некоторое сходство. Да, читателю будет понятнее, если я напишу, что она похожа на молодую Хелену Бонем Картер. Необычная спутница продолжила затирать ахинею про кино, рассказывая про какой-то невъебически сложный фильм, предназначенный исключительно для аудитории гениев. Несколько подростков сидят весь фильм в ванной, и курят. Общаются. Да, сложно, наверное, такое снять…
И смотреть ещё тяжелее. А вот слушать про эту хуйню раз в десятый (некоторые делились со мной этим фильмом) это уже невозможно, и я чуть не уснул в клубе (!!!).
Позвал её выпить, она стеснялась, но долго ломаться не стала. Я не допил свой коктейл, ибо желудок принялся протестовать, прямо как мои уши, заслышав в очередной раз описание этого кина с ванной и подростками.
Решил додавить её и упрашивал показать рисунки. Она согласилась, но долго выбирала, что мне показать. В итоге, продемонстрировала несколько портретов с зарисованными серыми лицами на белом фоне, как на фотографиях. Рисовала она правда хорошо. Ей удалось видеть лица немного по-другому. Не открытыми, как привычно глазу, а сокрыто, как предпочитает душа. Плюс, я видел какой-то концепт, картину, сторитейлинг. Это меня тоже привлекло.
Я честно похвалил её творчество и пожелал успехов, а главное, чтобы не сдавалась.
Закончилось всё тем, что мы с парнями уехали втроём. Дамы вышли в туалет и отсутствовали слишком долго. Мы сделали вывод, что нас кинули, а время подходило к утру. Пора ехать домой.
На всякий случай, кто-то из парней оставил на салфетке номер телефона. Я свой не даю. А зачем? Он ведь мой…
– А у тебя что, Демид? – Спрашивают меня мужики в такси.
– Со своей неплохо пообщался. Она в искусстве шарит, рисует красиво.
– Мэн, она же вроде как нефорша, да? – Вклинивается в разговор третий.
– Типо того. – Соглашаюсь я.
– Оооо, понятно. Опять ты за своё!
– Не опять, а снова. – Отшучиваюсь я. – И рисует она действительно красиво…
Итоги
После Художницы я ни с кем толком не общался. Коммуникация с девушками повисла в воздухе, как концовка предыдущей части этого цикла. Все девушки вышли разными какими и являются в жизни. А может уже и не являются, не узнавал, хотя провести факт чекинг стоило бы.
Я провёл небольшой анализ написанных «Морозко» и сделал вывод, что почти все из них довольно грустные в конце и смахивают на «пиздострадания». Но это не так.
В смысле, это жизнь. Моя, перекликающаяся с другими, похожими. Я глубоко верю в то, что каждый из читателей найдёт что-то для себя в рассказах и записях. Это может быть похожая ситуация, одинаковые мысли, схожая вера во что-то, полезный совет (не советовал бы следовать) или на крайняк – забавную шутку или красивую цитату для статуса во ВКонтакте 2012 года.
Эта часть была посвящена той из-за которой я начал писать, но решил отменить затею, так как воспоминаний слишком много и здесь нужен целый сборник. Забавно, что я забыл её около года назад, но тексты посвящаю до сих пор. В последнее время часто о ней думаю (не чаще, чем о Римской Империи). Может встретимся скоро, кто знает?
Так вот, сначала писал для неё стихи в клетчатой тетрадке, а потом и роман на клавишах компьютера. Мне было одиноко в нашем мире, поэтому и стал создавать свой. Закончив его, мне захотелось ещё. Больше и масштабнее.
Вылепливая второй роман (Отокомаё, я не перестану упоминать его), понял, что никто не одинок. Если у читателя нет друзей или семьи, то на худой конец есть Демид Роге.
Скоро, читатель, поделюсь планами на будущее. Интересно, кстати, как воспримут люди, которые прочитают эти строки на бумажных носителях, когда опубликуют сборник «Морозко». Ну, лови плотный привет из прошлого, читатель будущего! Хомяк, доллар по 83, Евро-2024, Игры БРИКС (сам охуел, когда про них узнал), ботулизм и нейросетки также присоединяются к привету от автора.
Ещё раз. Ты не одинок. Или одинока, там уж сам разбирайся, читатель.
Твой, demid rogue
Архипелаг
1
После каждого движения рук слышится приятная музыка мутной воды, переливающейся и по-детски, играющийся с солнышком. Я предполагал, что грести вёслами будет тяжело, но не настолько же. Вперёд, вбок, сомкнуть на груди, услышать звук, изданный деревянными вёслами в непроглядной воде.
Но не подумайте, что я жалуюсь, право. У меня отличное положение: я обмениваю физический труд на созерцание прекрасного. Она так легко сидит на скамье и волнуется, будто что-то произойдёт, смотря вниз, на попавшую каким-то образом воду в лодку. Короткий светлый блонд, нос чуть-чуть выпирает вперёд, но это только к лучшему, губы тонкой полоской всегда приоткрыты для снежных, свободных зубов, взаимодействие которых с языком всегда вызывает у меня в голове замыкание. Глаза – естественно голубые, такого цвета, какой должна быть вода, но из-за дождей она помутнела.
В её глазах частенько идёт дождик. Часто – просто так, например, посмотрела грустный фильм или увидела милую картину в окно. Реже – из-за меня, я импульсивен и взрывоопасен, могу что-нибудь сказать не так. За это я себя ругаю и пресекаю подобное на корню, будто рву на даче сорняк, мешающий расти саду отношений.
Плеск немного прервался, она начала напевать что-то, не знаю, что конкретно, это вроде звучит: «тара-ра-ра-на-на-тара-ра-ра-на». Только не надо читать это быстро, грубо, будто я орудую вёслами. Прочтите это приоткрыв рот, как она, медленно, шёпотом, с душою представляя акустическую гитару под шум воды летним, выходным днём. Так-то лучше.
Но и эта мелодия, посланная ангелами, прервалась. Я бы слушал её долго, прогоняя на репите в наушниках, переключил, а потом снова слушать эту самую мелодию. И так – бесконечно. Она что-то спросила, я каждый раз смотрю на движения её губ и теряюсь. Прошу повторить.
– Не устал?
– Нет. – Вру я.
Она оглянулась, я разглядел розовый купальник под белым и тонким лонгсливом. Точно, она хвасталась мне им пару дней назад. Я тогда был не в духе, из-за чего сам не помню. Вернув лицо ко мне (наконец-то!), она сказала:
– Тут немного осталось, до этого острова. Может, передохнёшь?
Я молча качаю головой в знак отказа, она кивает и улыбается. Беспечно и ярко. Начни петь снова, это будет великолепно.
Она запела. Снова. «Тара-ра-ра-на-на-тара-ра-ра-на».
Тем временем я подплыл к самому крупному острову и вытянул лодку. Сейчас мы немного передохнём, тут – dans la nature (хочу быть как Набоков, тоже выпендриваться французским!). Она разложила покрывало у горящего песка, скинула лонгслив и легла. Я уселся на край, почти сразу почувствовал её руку у себя на груди, которая тянет меня назад.
Да я и не против! Целуя её, слышу заветные «тара-ра-ра-на-на-тара-ра-ра-на».
Вернусь, когда соберёмся переплывать на другие острова. Au revoir lecteur!
2
Я немного виноват перед своей oiseau (птица), так как забыл всевозможные крема, любезным щитом доблестного паладина защищают от врага-солнца. Да и тут я больше подумал о том парне, что пишет эти строки, ибо он не сгорает на солнце, его кожа всегда бледна, будто у вампира, но зовут его не Эдвард Каллен (а Ваня).
Она на меня не разозлилась, я и так молодец, по её просьбе выбрались в отпуск, я надыбал лодку, привёл её сюда, на один из трёх островков. Ей надоело быть в городе и захотелось развеять обстановку, вытряхнуть пыльный мешок жизни и заполнить его чем-то новым, ибо предыдущее сгорело, в виду выгорания хозяина мешочка, и превратилось в, уже известную читателю, – пыль.
За границу я переться не хотел, но вспомнил про родительский дом на малой родине (всё верно, я – деревенский). Правда, я никогда не скучал по своей petite patrie, у меня в принципе отсутствовало это понятие, как и у моей спутницы отсутствовало что-то плохое. Кстати, об этом. Великий Лев Николаевич Толстой утверждал во многих романах, что не существует чисто хорошего и чисто плохого. В хорошем есть плохое и в плохом есть хорошее.
Если честно, за такие утверждения я бы огрел Лёвушку по загривку веслом, которым я грёб, потому что он, видимо, никогда и никого не любим по-настоящему, ему не понять, что такое просто слушать человека, помещать его себе в лёгкие, желать встречи при любых обстоятельствах, понимать и хотеть, чтобы именно нужный человек тебя понял, а не кто попало, и, самое важное – ты любишь вопреки, не знаешь про недостатки.
Однако, я уважаю Classiques russes, поэтому ударил бы с уважением, по-офицерски, глядя в лицо. Что-то я разошёлся… прошу прощения, нужно вернуться к ней.
Сейчас мы лежим на покрывале, под нами лёгкий и кипячёный песок, будто порох, готовый взлететь на воздух. Да и пусть, мы только за. Покажу ей деревню, почему бы и нет. Расскажу, где проходило «Иваново детство». (Позволю себе такой референс, ибо уже раскрыл читателю имя).
Думая над кино, я услышал гул, который укладывал меня спать и будил каждый день (мы живём недалеко от платформы). По мосту, что расположен над водой, идёт и сигналит поезд. На постройке стоит несколько маленьких силуэтов, забравшихся слева, по холму, откуда едет поезд. И, вытерпев, пока поезд не приблизится максимально близко, сорванцы прыгают в воду. Я делал также, лет десять назад. No risk, no story.
Эту фразу я увидел в интернете, пару лет назад. Не знаю откуда она, но некоторые болваны приписывают её кому-то из стоиков. Я рискнул несколько лет назад, уехал из родного села, начал заниматься любимым делом и встретил её. Я благодарен Богу за возможность просто попытаться испытать сладкую шипучку риска, уж молчу про награду.
– Как поезд классно гудит, – сказала она, приподнявшись на локтях.
– Будто воздух трясёт, да?
– Да.
Прекрасно понимаю это, ведь когда ты рядом, мой воздух содрагает не меньше, моя beauté (я продолжаю выпендриваться, спасибо, Набоков).
– Ты не скучаешь по всему этому? – Она оглянулась, показывая «всё это».– Тут же очень мило, если просто приезжать сюда, а не жить тут.
– Вообще не капли. У меня отсутствует понятие малой родины.
Она очень забавно перекатилась со спины на живот и игриво пихнула меня в бок.
– А кто это такой злюка? – Она толкнула ещё раз, пока я смотрел, как она зарывается в песочную ямку. – Ну… почему?
– Мне было бы стыдно за родимую землю. А так нет, никаких тягот.
– Стыдно? За что?
– Если ты не понимаешь за что стыдить малую родину, то либо ты городская, либо ты её слепо любишь и вряд ли покинешь.
Она закусила губу и поняла, что я слегка не в духе. Моя бедняга, сколько можно терпеть мои закидоны? Ладно, время отчаливать. Я резко встал и сказал ей:
– Так, юнга, маршрут такой. Плывём сначала до ближайшей земли, там кушаем ягоды, потом до дальней, там отдыхаем и сюда, за нашим Летучим Голландцем.
– Решил поиграть в пиратов, капитан?...
– Ну, вспоминали же детство. – Я снова услышал поезд и весёлый вопль юнцов. Она тоже, поэтому – подыграла.
– Есть капитан. – Nymphe des mers отдала честь и потащила меня в воду, взяв за руку.
Плыть тут недалеко, можно справиться и без лодки. Летс гоу (а вот английский русскими буквами уже моё нововведение, Набоков. Можешь воспользоваться, если захочешь…)
3
Меня немного пугает цвет воды. В детстве, когда мы здесь купались (сейчас мы плывём на другой остров, как я говорил), вода уже была мутной и жёлтой, но не настолько, как сейчас. Время беспощадно, – оно уничтожает даже базовую и фундаментальную сущность – воду.
Под угрозу и попадает моя любовь к этой грациозной princesse, плавно перебивающей длинными ногами так, чтобы не было много брызг, брызги воды, выхлёстываемые её голенями идеально одинаковы, руки красиво и резко заносятся на небе, словно Зевс рисует молнию на синем мольберте, летят капли. Я вообще думаю, что капли воды, которые прикоснулись к её бело-шоколадным кускам тела, очищаются, становятся каплями с Байкала. Она так едина в этой стихии, Господи. Я думал, что ей идёт метро, такси, кафе для моральных дегенератов, офис, исполинские дома, построенные амбалами-кранами, ведь она родилась в этой сфере. Нет, ей больше подходит розовый купальник и моя деревушка.
Учитывая то, сколько я потратил на описание её обычного плавания, можно сказать, что время не отберёт у меня любовь, а если произойдёт покушение, то уже я лично пойду решать эту проблему.
Любовь. Я признаюсь, – довелось разделить постели с несколькими девушками, самыми разными. Но все они были одинаковыми: идентичные истории с бывшими, равноценные требования к мужчинами, единообразные желания от жизни, повторяющиеся травмы и диагнозы, которые выписали себе сами. Даже социальные статусы мужчин, которых они хотели в благочестивые мужья, совпадали. И я был убеждён в одинаковости всех девушек на планете. Пока не встретил её. Она показала мне какой разной можно быть.
Любовь – когда ты отличаешь человека от одинакового и ежедневного. И вот это место, где мы проплываем, я отличу от любого другого. Лет в одиннадцать я доплыл до сюда с острова, на который мы плывём. Отец говорил мне не лезть, но я же был самый умный с детства. Ну, доплыл, да, а вот обратно решил, так судорога схватила и всё, на дно пошёл. Папа спас.
И она в какой-то степени меня тоже спасает. Когда я ловлю судорогу жизни и начинаю тонуть в чём-либо, то ложусь к ней и запутываюсь в светлое каре блондинистых волос. И слышу:
– Ты всё делаешь правильно.
Я увидел, что брызги уменьшились, она легла на живот у берега, на песок, сразу же встала и пошла. Воды было по колено и встать на ноги можно было раньше, но отдыхающие часто упускают подобные моменты. Я похвалил её incroyable плавание и сам отправился назад, в воду.
Я лежал на спине и ни о чём не думал. Просто ловил трепет воздуха от проезжающего поезда, изредка поглядывал не далеко ли меня унесло и слушал мурлыканье воды. В голове поселились строчки: «Вот моя деревня; Вот мой дом родной;…». Это написал Суриков.
А пока я думал про стихотворение, ко мне подплыла муза. Она ничего не говорила, и я ничего не спрашивал. Вместо глупых вопросов и разговоров, я понимал, что люблю. И она. Любит.
4
Мы перебрались на второй остров и заметно устали. Тяжесть плавания в рассказе я передать либо забыл, либо не смог. Скорее всего первое, нежели второе, ибо на своём бумажном поле я не допускаю установку «не смог». Ah, le fou narcissique de l'auteur!
Стояло обеденное солнце, будто солдат на границе. Уверенно и не готовое пропустить врага. От подобной жары её разморило, я спать не люблю. Предпочитаю быть сонным, но выполнившим долг. Один из реперов (прости, Господи) говорил, что «нет денег у сонных». Деньги не являются моей целью, но суть он передал верно. Уважаю.
Она спала под солнцем на песке, лёжа на животе, положив под голову руки. Я рассказывал ей про идею с переделкой комикса в рассказы (он будет называться Мэдмэн), и она заснула.
На самом деле, я обожаю созерцать её лик, тело, дух, усталость, процесс восстановления, мерное, такое тёплое дыхание, редкое посапывание и чуть-чуть приоткрытый рот, говорящий обычно, самые сильные и важные для меня слова на свете. У меня даже выработалась привычка: дать ей заснуть первой, чтобы смотреть на неё. Просто быть idiot maniaque и улыбаться пока она спит.
Чуть-чуть двигаться к ней, по миллиметру. Она вздохнула – я сократил дистанцию. Видеть как колышется белый пушок на руке, куда она выдаёт воздух, как светлые волосы падают на глаза, на подушку (в данном случае, на руку, тк откуда на пляже подушка, а, читатель?). Ещё, я подставляю себе в голову граммофон и достаю пластинку с её напеваниями. «Тара-ра-ра-на-на-тара-ра-ра-на».
И вот я у цели. Спустя несколько мучительных, изнурительных, зато наполненных счастьем минут, я тихо, словно её сон, обнимаю и прислоняюсь к ней. Я большой фанат духов и запахов в целом. С неё редко выветриваются духи, но сегодня, она ими не воспользовалась, наверное, оставила в городе. Это и к лучшему. Её естественных запах кожи, чего-то доброго, человеческого, «своего на доску», не убила вонь тины, что тянется верёвкой из воды.
– Ты говорил, что тут где-то растут ягоды. – Сказала она с закрытыми глазами и заулыбалась.
Я немного отпрянул от неё, но почти сразу же вернулся к высохшему после воды телу.
– Так ты не спишь? – Спросил я.
Она посмеялась, открыла глаза, повернулась на меня.
– Ты бы знал, сколько раз я не спала.
Вот же блин… моё passe-temps anormal спалили ещё давно. Ладно, придумаю что-нибудь новое. Мне же нужно восхищаться ей, люблю я её или нет?!
– Так мы пойдём за ягодами?
– Они на другом острове. – Я поднимаю лапу и сразу же кидаю её вниз. Раздался шлепок.
Она встала из-под меня, открыв вид к сильной спине, в которой видны все позвонки, являющиеся опорой моего мира.
– Ну, плывём? Тут не сильно далеко, а мне ягод хочется.
– Без «ну», – говорю я, вставая и оттряхивая плавательные шорты от песка (непонятно зачем, ведь я сейчас зайду в воду), – просто. Плывём.
И мы поплыли. Только не давись тавтологией, читатель.
5
Бортничество. Это слово я узнал классе в 3-ем, а может и 4-ом, на уроке истории, бортничество, а если проще, то – сбор мёда, это одно из основных занятий древних славян, но я путал его с собирательством, думая, что это разные вещи. Сейчас мы с ней занимаемся собирательством, а не бортничеством. Пчёл тут нет, комаров мало, мухи не надоедают, змей ни разу не видел, только водомерки по воде занимаются своими делами. Короче, противных летних тварей не было.
Была лишь земляника и прочие мелкие ягодки, растущие на кустах, название которых я уже подзабыл и поэтому, запрещал своей lapin bien-aimé кушать их, ведь можно откиснуть, как ягодки.
Я вижу как маленькая светлая рука, которая наконец-то загорела (спасибо, солнце!) с французским маникюром берёт и осторожно сдирает красные плоды слёз земли. Вообще, моя baie похожа на землянику. Да, чёрт возьми, я серьёзно. Буду сравнивать девушку с ягодой. Сравню.
Так вот, обе любят и растут там, где есть влага, но не слишком много. (Вообще, земляника лучше всего растёт на чернозёме, но опустим этот mineure момент). Просто вы не видели, как она плавает. Грациозно и эстетично, словно все великие художники цивилизации вписывали в неё что-то самое красивое из своих богоподобных работ. Она и есть сама вода, вода смывает, точит, адаптируется, разбивает, прорывается сквозь самую маленькую щель, может быть в трёх состояниях, притягивает, пугает, отталкивает, согревает, охлаждает, утоляет жажду. И это всё про неё, мою nymphe des eaux. Может тогда привести и пример для себя, на кого я похож? Приведу, это ведь мой рассказ. Пожалуй, бритва. Если меня правильно использовать, то всё будет красиво и гладко. Если нет, – то вскрою горло. У меня всё проще, чем у неё.
А ещё она краснеет на солнышке, как и земляника, но это я так, решил вставить что-то банальное, что есть во всех любовных рассказах, пускай будет, девушкам нравятся подобные моменты.
Она подбирает земляничку и кидает в рот сразу несколько, собрав горстку. Я делаю также и отдаю ей. Она хотела земляники, я голоден, но есть не хочу (да, такое бывает). Ходит по полю, длинноногая, богемная, склонив голову вниз, хозяйка верной бритвы, держанную в голоде и в её родниковом, холодном потоке, остужающим мои поступки и мысли.
Наше время в этом земляничном раю подходило к концу. Она захотела остаться тут ещё чуть-чуть, я протестовать не стал. Вместо абьюза или «обсуждения проблемы», я предпочитаю делать, да, так у меня получается лучше, чем болтать.
Я решил один сплавать за лодкой и вернуться за ней, а там уже и до деревни недалеко. Тем более, все в плюсе. Она останется тут ещё немного, я побуду немного наедине, переварю сегодняшний день.
Oh oui Demid Roge, oh oui fils de pute !
6
Удивительно, как я не уснул сразу. После плаваний, я очень устал, но отнёсся к этому с радостью, ведь это значит, что я постарался на славу и в награду мне светиться её улыбка и сопение во сне.
Звук её сна – саунд моей взрослой жизни, ведь мы познакомились, когда я стал жить отдельно и она частенько оставалась у меня дома. Ещё, я слышу старые бабушкины часы, наполняющие тиканьем комнату, они висят прямо над нами. Старый холодильник, стоящий в коридоре, гудит и убаюкивает половину деревни. Пролетел поезд, высокую и узкую кровать нехило затрясло, а перед этим, я услышал объявление, что поезд скоро прибудет на нашу станцию. Раздался сигнал, опять тряска и au revoir. Я немного двигаюсь в попытке перевернуться, но безуспешно, а если буду пытаться дальше, то сброшу свою lapin с кровати и будет неприятно. Скрип. Это были звуки моего детства, не хватает только чьего-то храпа и кашля дедушки, который проснулся ночью непонятно зачем.
Так вот, звуки детства сложились со звуками взрослого и всё схлопнулось в одну точку. Разбитые архипелагом чувства наконец-то стали цельным островом.
Назову его Любовь.
Твой, demid rogue
P.S. Рассказы до сих пор дополняются! Читатель, подписывайся на Telegram, там рассказы выходят раньше!