Найти в Дзене

ИВАН СМОЛЕНЦЕВ. По кромке ненастного лета

Сегодня, 1 Сентября 2024 года – день рождения поэта, ученого, изобретателя Ивана Ивановича Смоленцева (1935 – 1993).

К дню рождения И.И. Смоленцева вниманию читателей предложены стихи и рассказ о начале творческого пути поэта на Марийской земле.

Публикация в литературно-художественном журнале Республики Марий Эл № 2, 2024 год:

- «На заре. Начало творческого пути поэта Ивана Смоленцева (статья А. Смоленцева, С.136 – 149)

- ИВАН СМОЛЕНЦЕВ. По кромке ненастного лета. Стихи (С. 149 – 159).

ЛИТЕРА - Литературно-художественный журнал Республики Марий Эл. Издаётся с 2012 года №2 (47) апрель-июнь 2024 года. Учредитель: Правительство Республики Марий Эл.

Издатель: ГАУ Республики Марий Эл «ИД ''Марийское книжное издательство''». Главный редактор Щеглов Сергей Африканович.

Алексей Смоленцев

Смоленцев Алексей Иванович родился в 1961 году в Йошкар-Оле. Член Союза писателей России. Кандидат филологических наук. Автор 3 книг прозы и стихов и книги по русской литературе. Лауреат премий Кировской области, Всероссийского конкурса критики «Русское эхо», национальной премии «Имперская культура» им. профессора Эдуарда Володина. Живёт в с. Косолапово Марий Эл.

НА ЗАРЕ

Начало творческого пути поэта Ивана Смоленцева

«Им двери открыл институт»

Творческое становление Ивана Смоленцева состоялось на родной земле, в столице Марийской республики городе Йошкар-Оле, и было стремительным. Всего лишь студент второго курса механического факультета Поволжского лесотехнического института, Иван Смоленцев дебютирует 9 мая 1959 года (обратим внимание на день публикации) сразу на страницах республиканской молодёжной газеты:

Весна, как смех, улыбка милой,

Хозяйкой радостей людских

Идёт походкой торопливой

Вдоль шумных улиц городских.

(«Слова студента ПЛТИ И. Смоленцева. Фото В. Малкова, «Молодой коммунист», № 55 (914), 9 мая 1959 года»).

Да, пока ещё всего лишь «слова», всего лишь четыре строки – четверостишие, да, всего лишь художественная иллюстрация к фотографии, хотя в автографе стихотворения – это полновесное высказывание из четырёх четверостиший, но, тем не менее – первая страница республиканской молодёжной газеты. Крепкое начало пути, уверенный первый шаг, твёрдый. Да и в самом построении строк: Весна – «хозяйка радостей людских», уже прочитываются начала творческой манеры Смоленцева, это именно авторская речь, смоленцевский характер поэтической речи, его собственное самовыражение.

В нашем, «постсоветском», начале двадцать первого века необходимо уточнить для читателей молодого поколения, что значило в те времена печатное слово. Печать была делом государственной важности, газета «Молодой коммунист» – органом Марийского обкома ВЛКСМ – вторым в республике, по важности и значению, представительством позиции государственной власти. Соответственно, и цена слова была очень высока, вровень с ответственностью, которую налагала каждая публикация на редакционный коллектив и лично на главного редактора. Публикация была как своего рода «проба» на драгоценном металле – гарантия редакции издания, что и автор, и его строки – достойны признания. Поэтому и не сказано редакцией о первой публикации четырёх строк никому не известного автора – «стихи И. Смоленцева», а сказано – «слова», поэтому и не сказано «поэт», а сказано – «студент». На этом примере очевидна и мера ответственности, и цена печатного слова в те годы.

Можно сказать, что Иван Смоленцев доверие редакции «Молодого коммуниста» оправдал. В том же издании публикуются новые стихи Смоленцева: «На востоке заря занимается» – 2 июня 1960 года и «Им двери открыл институт» – 23 февраля 1961 года. А 19 марта 1961 года его стихотворение «Тракторист» впервые представлено на страницах главной республиканской газеты – «Марийской правды».

И только после этого «Молодой коммунист» (13 мая 1961 года) считает возможным представить: «Познакомьтесь: молодой поэт Иван Смоленцев – студент 4 курса механического факультета ПЛТИ. Родился он в деревне Бор Сернурского района. Работал заведующим избой-читальней, служил на Тихоокеанском флоте. Стихи И. Смоленцев начал писать в институте. Печатается в республиканских газетах. Предлагаем вниманию читателей несколько новых стихотворений молодого поэта». Опубликованы стихотворения «Цветок», «Дорогою отца», «Старый кузнец».

Публикуясь в республиканской печати, И. Смоленцев плодотворно сотрудничает с многотиражным изданием «Инженер леса», выходившем в Поволжском лесотехническом институте им. М. Горького. 3 июня 1959 года «Инженер леса» публикует стихотворение Смоленцева «Тополь». А 1 июня 1960 года газета представляет творчество И. Смоленцева большой подборкой – пять стихотворений: «Любовь солдата», «Комбайнёр», «Тихо таял багрянец заката», «Летний день», «Веха». 30 декабря 1960 года – стихотворение «Зима»; 2 февраля 1961 года – «Их ждёт августовское лето».

За два года в республиканской и многотиражной печати опубликовано четырнадцать стихотворений Ивана Смоленцева. Это целый творческий пласт, дающий представление о характере творчества молодого поэта, о тематике его стихов, об особенностях поэтической речи.

Самая значимая публикация, это, конечно, представление автора как «молодого поэта» – три стихотворения.

Да, стих Смоленцева не бросок и не ярок, скорее сдержан, скуп, но пронизан молодой энергией, силой жизни. Ведущая его тема – это тема труда, это взгляд на человека труда. И в этом взгляде есть свои особенности.

Труд, работа для Смоленцева – это взросление, рост личности; работа – это тот рубеж, за которым остаётся детство. «В такие дни за час взрослеют…» («Дорогою отца»). Да, юный герой Смоленцева отдаёт дань «внешней» взрослости: «Своей осанкой быть построже / И слышать в голосе басок». Но какова причина этого «внешнего»: «Чтоб дел своих не быть моложе». За этим – уважение к труду, к своему делу (важно – «своё» дело, это и дело отца – дорога отца, преемственность поколений), но ведь и – самоуважение, требовательность к себе – быть на равных, быть взрослым, во взрослом деле. (Отметим то, чего нет в стихотворении, но есть в характере и в судьбе, и в творчестве Ивана Смоленцева – писать стихи – это ведь работа, это дело не легче и не проще многих трудных трудовых дел. И вот это отношение к работе, оно и в отношении к поэзии как к работе у Смоленцева в человеческой натуре и требование к себе: быть взрослым, быть на равных со своим делом). А самое главное в стихотворении: «Сменив беспечность на заботу, / Большой дорогою отца, / В тот день ушёл я на работу, / Оставив детство у крыльца» («Дорогою отца»). – Путь на работу – это дорога отца. Труд – это традиция, традиция не одной семьи и не нескольких семей, это традиция народной жизни. Вот здесь и возникает вопрос: какой народной жизни – «советской» или «русской», а ответ звучит ещё интереснее, чем сам вопрос: труд – это традиция русской жизни, но во всём своём существе, не противоречиво, воспринятая и советской идеологией.

Труд – дорога отца, традиция, а ещё – зов души: «Но недолгим раздумье было. / Встал, прислушался у ворот: / Стук раздался. Душа заныла / – Это ж молот его зовёт» («Старый кузнец»). И в этом же стихотворении характерное для русской поэзии и для народного миросозерцания единство человека и природы: «И опять торопясь от дома, / Мимо сада, где яблонь цвет, / Непокорный, путём знакомым / На работу шагает дед».

Стихотворение, конечно, далеко не совершенно, но у Смоленцева есть такие «ошибки», которые претендуют, на авторскую манеру. «Непокорный» отнесено к старому кузнецу, вопреки своей отставке возвращающемуся к любимому делу. Но «непокорный» в составе строк можно отнести и к «цвету яблонь», который тоже – непокорный, зиме непокорный.

Стихотворение «Старый кузнец» отметит и московский поэт М.М. Скуратов в рецензии на рукопись первой поэтической книги И. Смоленцева «Лебединые крылья», подготовленной для Марийского книжного издательства весной 1962 года: «Хорошо по мысли стихотворение “Старый кузнец”: человека старят подчас не столько годы, сколько крутой отрыв от любимого труда – дела всей жизни, вот тогда-то и приходит “хворь”, в человеке как бы лопается какая-то пружина, он душевно рушится (…) Строки нельзя сказать, чтобы сделаны внешне крепко, но мысль в них заложена здравая, своевременная, прямой отклик на сегодняшние наболевшие жизненные наши нужды» (М.М. Скуратов).

Интересно, что все три стихотворения в газете «Молодой коммунист» объединяет одна общая мысль: «Цветок» – преодоление внешних невзгод жизни, трагических обстоятельств, необходимость всегда подниматься «из-под ила»; «Дорогою отца» – преодоление детства; «Старый кузнец» – преодоление старости. Здесь надо отдать должное и редакции газеты, сотруднику – составителю подборки. Стихотворения Смоленцева – отобраны, и отобраны лучшим образом, являют собой целостное художественное высказывание.

Таков молодой поэт Иван Смоленцев в своих первых публикациях. Внешнее несовершенство формы пока ещё не позволяет разглядеть в них целостное миросозерцание, уже полностью сформированное, в каком-то смысле – совершенное. Поэт остаётся для читателя – потаённым. Да, стих его энергичен, дышит силой, но тематика не завораживает, не будоражит чувства читателя, а скорее, вопреки энергии стиха, обращается к мысли, зовёт к неспешному, осмысленному и осознанному диалогу.

Его первые стихи о труде, о тружениках искренни, прожиты, что называется, поэтому не декларативны, и соединены общей особенностью: не просто труд, а труд сельского жителя, крестьянский труд – здесь основа творческой сосредоточенности молодого поэта. «Комбайнёр» («На востоке заря занимается…»), «Тракторист», «Старый кузнец», «Летний день», даже и «Зима», даже и «Цветок» и «Веха» – всё это стихи деревенские, крестьянские.

«Знакомство состоялось»

Время конца пятидесятых–начала шестидесятых годов двадцатого века было пронизано духом весны – духом пробуждения, творчества, жизнетворения, созидания. Не «оттепель», как потом определит это время советская творческая интеллигенция, нет, настоящая Весна наступила в те годы в жизни страны и народа. Страна и народ преодолели послевоенную разруху, оживали города, уврачевалось, стало чуть легче, бытие послевоенной деревни. В жизнь вступало новое поколение. Поколение, чьё детство пришлось на войну, а зрелость на преодоление послевоенных тягот. Для них наступала Весна, им распахивала двери сама Жизнь!

Достаточно взглянуть на историю жизни студенчества Поволжского лесотехнического института в те годы, чтобы почувствовать – весну как «хозяйку радостей людских»: активизировалась научно-исследовательская работа студентов, возобновилась работа вузовского университета культуры – одного из первых, созданных в вузах страны, был проведён первый студенческий фестиваль, давший начало городским и республиканским фестивалям молодёжи и студентов.

Иван Смоленцев был участником одной из научных конференций в Лесотехнической академии в Ленинграде. За тридцать лет своей творческой научно-технической деятельности он стал автором 27 изобретений – научных работ, зарегистрированных Комитетом по делам изобретений и открытий при Совете Министров СССР. Начало этого пути, вне всякого сомнения, рождено атмосферой научно-технических свершений и открытий, царившей в ПЛТИ в 50–60-е годы. Все изобретения Смоленцева также, по примеру ПЛТИ, внедрены в производство, какие-то из них и до сих пор работают в лесном хозяйстве Волго-Вятского региона.

Но весенней, животворной по характеру была не только жизнь студенчества Йошкар-Олы в те годы, сам Союз писателей Марийской республики обновлялся, обретал своё второе дыхание: Предполагаю, что даже не в редакцию газеты «Молодой коммунист» пришёл Иван Смоленцев со своими первыми, подготовленными для публикации стихами, а в Союз писателей Марийской АССР.

Радостно, что в домашнем архиве сохранились несколько листочков первой, представленной на суд профессионалов, подборки И. Смоленцева, – стихи написаны от руки, разборчиво, на тетрадных в клеточку листках, среди них и «Весна» (подписано: март 1959 года, также и несколько других стихов датированы, «апрель», «июль» – все 1959 года).

На некоторых стихах есть отметки, с сильным нажимом карандаша, поставлен «плюс», обведённый кругом. На последнем листочке под стихотворением «Тихо таял багрянец заката…», отмеченного «плюсом», подписано: «И. Смоленцев, студент III курса мехфака».

А первый листочек этой подборки – стихотворение «Тополь» (апрель 1959). Поэтому и предполагаю, что путь И. Смоленцева в литературу начался именно с Союза писателей республики. Со слов самого Смоленцева: «Когда я первый раз пришёл в Союз писателей со стихами, – прочли, удивились по-доброму, сказали: “с таким стихотворением как “Тополь”, можно сразу в Союз принимать”».

Шутка, конечно, добрая товарищеская ирония. Но это ирония профессионалов, – стихотворение «Тополь», несмотря на всё несовершенство, действительно сделано по законам классической русской поэзии – просто, понятно, лаконично и грамотно выстроено; есть образ, есть чувство, чётко выстроен лирический сюжет, найдена точная лирическая интонация.

В прощальный вечер поцелуй

Ты подарила мне,

Сказала тихо:

– Не горюй

В далёкой стороне.

Чтоб не осталась ты одна,

Чтоб образ здесь мой жил,

Тебе на память у окна

Я тополь посадил.

В разлуке год за годом шёл,

Кончался службы срок.

В письме однажды я нашёл

От тополя листок.

И ясно было всё без слов:

Раз тополь тот растёт,

То значит верная любовь

Под ним свиданья ждёт.

(И. Смоленцев, «Тополь»,

«Инженер леса» 3 июня 1959 г.).

Именно от «Тополя», от простенького, безыскусного, насквозь пронизанного глагольной рифмой, возьмут начало стихи-символы Смоленцева – «Чтоб образ здесь мой жил».

В символических образах будут воскрешены поэтом и судьба деревни в глубоком, далёком от фронта тылу («Был фронт далёк, / Но похоронки / Тылы взрывали, / Били в нас» - стихотворение «Статистика войны»): «Конь рухнул в заносе отлогом…» («Набат»); в символе будет раскрыта и судьба русской женщины-крестьянки в двадцатом веке – стихотворение «Ветла» («Ты прав, похвально откровенье…»), в котором А.Т. Липатов увидит образ самой России: «Образ Родины возникает в стихотворении-символе “Ветла”: “Не осуди её за смелость самой собой в невзгодах быть”. И не из-за этой ли её самобытности ещё величественнее и ещё дороже нам мать-Россия?» (А.Т. Липатов).

Думаю, один из важнейших составов успешного начала творческой судьбы Ивана Смоленцева на родной земле, в Йошкар-Оле, – это люди, преподаватели и студенты в институте, доброжелательные профессионалы в творческой среде. Среди них и Николай Карташёв – профессиональный журналист и литератор, наставник молодых авторов.

О характере их взаимоотношений могу судить по краткому письму Карташёва Смоленцеву, на официальном бланке редакции газеты «Молодой коммунист»: «Дорогой Ванюша! Некоторые из Ваших стихов, после небольшой доработки, можно будет напечатать. Так что придётся Вам дождаться приезда Анатолия Мосунова. “Тракторист” и “Цветок” отпадают, поскольку они печатались в сборнике. На недостатках стихов останавливаться нет смысла, так как мы подробно говорили о них на недавнем заседании русской – секции. С приветом /Н. Карташёв/».

Простой, ясный, быстрый слог Карташёва; обращение «Ванюша», но при этом на «Вы», уважение, товарищество, и нет даже тени панибратства, претензий на «старшинство». Таков характер Карташёва.

Но… и характер Смоленцева такой же.

Думаю, Карташёва и Смоленцева роднит общее крестьянское, земледельческое начало, оба родом из деревни; роднят их «нелёгкие дни войны», роднят их судьбы – горькие потери, общие, не только для них двоих, но для всего поколения, для всей страны.

Здесь уместно задуматься об истоках чувства «русского сердца», сердца народа, в поколении сороковых годов ХХ века. Эта мысль очень важна для понимания истории России, философии истории и для понимания наших дней, России первой четверти ХХI века.

Предполагаю, что «русское» в поколении «сороковых» родилось и окрепло «в те нелёгкие дни войны»; родилось и окрепло именно благодаря тем неимоверным испытаниям, которые вынесло и преодолело это поколение, преодолело не одно, не само по себе, а вместе с народом, который «стоял на ногах» сам, и поколению не дал пропасть, заставил его выжить и жить.

Посмотрим ранние строки Смоленцева. Здесь ответ на вопрос о ключевом чувстве и поколения сороковых и поэта Ивана Смоленцева, об истоках «русского сердца»:

Скрипели полозья у санок,

Как репа белели носы.

Пришлось нам испробовать рано

Солёную горечь слезы.

Мы потом голодным потели

О хлебе глотая слова.

Как медные трубы звенели

Насквозь ледяные дрова.

От стужи коробились руки

И в валенки сыпался снег.

Но знали мы: большие муки

В ту пору терпел человек.

А дома нас новое ждало,

Там было от горя тесно.

Безмолвно на полке лежало

Последнее с фронта письмо.

Бродила по комнате тенью

Беда:

Не вернётся солдат.

И плакали горько поленья,

Слезою безмерных утрат.

(И. Смоленцев, «Дрова», автограф).

Стихотворение – хорошее. Несмотря на «солёную горечь слезы», на «слезою безмерных утрат»: вроде всё это штампы о слезе, но пытаюсь подобрать другие эпитеты, и они не подбираются – «утраты» ведь действительно «безмерные»… Но голодный пот… не хлеб, а «слова о хлебе» глотало поколение Смоленцева, это не сочинишь, не придумаешь… и «плачущие поленья», и «последнее с фронта письмо», а как это прожито – «от горя тесно»(!)… Смоленцев не публиковал эти стихи, думаю, сберёг поэт сам для себя свою живую боль, ту боль, которая за гранью обнародования…

Или ещё:

Вот и я своё детство вижу

В нём суровость военных дней.

Всё припомнилось:

Лютый ветер

И последний прощальный взгляд.

Мы остались с мечтой о встрече,

Но отец не пришёл назад.

С той поры не даёт покоя

Мне колёс паровозных стук.

В нём мне слышится отзвук боя

И щемящая боль разлук.

(И. Смоленцев, «Поезд мчится…», – «Марийская правда», 1 июня 1962 г. Стихотворение цитируется по автографу, так как есть разночтения, и правка – не в пользу публикации).

Здесь следует отметить одну характерную особенность личности Ивана Смоленцева, его человеческой натуры. Он умел учиться и всегда учился у родного народа, у русской природы, учился и у людей, но он никогда не был «учеником»; даже в школьные годы его невозможно представить в этом статусе. Да, он был скромен и совестлив, никогда не выпячивал себя, и того интеллигентского самоуничижения, которое паче гордости, в нём не было и следа; он умел быть именно на равных, в любом кругу и при любых обстоятельствах. Об этом и свидетельствует письмо Карташёва.

В своём деловом и одновременно дружеском кратком письме Смоленцеву Карташёв говорит о «сборнике». Речь идёт о коллективном сборнике «Будем знакомы» в Марийском книжном издательстве, где у Ивана Смоленцева представлено два стихотворения: «Тракторист» и «Цветок».

На творческий призыв молодых поэтов «Будем знакомы» доброжелательно и утвердительно – «Знакомство состоялось» – откликнулся Миклай Казаков, народный поэт Марийской АССР («Марийская правда», 20 сентября 1961).

«На маленькой “жилплощади” сборника – а в нём всего 30 страниц – разместилось шестнадцать авторов, – пишет Миклай Казаков. – Им, разумеется, тесновато». В пределах рецензии (и жанр, и объём материала) «тесновато» и самому народному поэту, поэтому он сразу говорит о главном: «О чём же они пишут, что их волнует и тревожит, как передают свои мысли и переживания»?

М. Казаков цитирует строки авторов сборника Г. Семёнова, Г. Калинкина, К. Москвиной, даёт высокую оценку стихотворению А. Мосунова «Стучит акация в окошко» – «Оригинальное свежее стихотворение», упоминает Н. Карташёва в связи с военной тематикой и как автора «известной песни “У границы”». Строки И. Смоленцева он цитирует дважды и оба раза одобрительно. – «Описывая красоту родного пейзажа, авторы находят простые и точные образы, сравнения. В них нет ничего кричащего, надуманного (то есть нет «сочинительства», «придумывания» – А.С.). Взять хотя бы стихи А. Мосунова, И. Смоленцева, Н. Жибрик. Поразному раскрывают они свои замыслы. В этом отношении интересно сравнить стихи Н. Жибрик и И. Смоленцева. Речь в них идёт об обычных ветах. Но если первый автор называет подорожники “детьми солнца” и на этом ставит точку, то другой идёт дальше, к более глубокому осмыслению». М. Казаков цитирует завершающие стихотворение «Цветок» четыре строки и заключает: «И получилось неплохо!».

А, ведь, «идти дальше, к более глубокому осмыслению» – это одна из основных – и «родовых», так получается, – характеристик творческого миросозерцания Ивана Смоленцева, выразившаяся уже в зрелом его поэтическом творчестве.

Стихотворение «Тракторист» решено Смоленцевым совсем иначе, чем «Цветок», а это свидетельство широты поэтического кругозора, разнообразия творческого инструментария поэта, проявившихся с первых публикаций. М. Казаков сопоставляет стихи молодых авторов, «посвящённые трудовым будням наших людей». «Н. Карташёв и С. Беленков рисуют их (людей труда – А.С.) в лирическом плане (…) И. Смоленцев и Г. Калинкин обращаются больше к бытовым деталям (…) Отрадно, что тема труда является в их стихах ведущей, основной». А для примера процитированы две строки, вновь из завершающих стихотворение «Тракторист» И. Смоленцева, с выводом: «Именно эта влюблённость в своё дело и отличает, в первую очередь, наших людей». То есть, именно Смоленцеву удалось выразить и общее и главное, роднящее людей труда, – любовь к своему делу.

Удивительно, что публикация Смоленцева составляет 20 стихотворных строк, и шесть из них процитированы в достаточно небольшой по объёму рецензии М. Казакова. Поэтому, хоть это никак и не подчеркнуто в тексте рецензии, но очевидно, что творчество Ивана Смоленцева вызвало повышенный интерес со стороны автора рецензии.

Экзамен на зрелость

Мы остановились на давней рецензии давнего поэтического сборника по двум причинам. Во-первых, вновь обращаемся к молодым авторам сегодняшнего дня: уроки Миклая Казакова актуальны и сегодня, меняется общественная жизнь, но законы творчества, предмет поэзии и дело поэта – остаются неизменны. И, второе, доброжелательный и, если можно так сказать, повышенный интерес народного поэта республики М. Казакова к стихам молодого поэта И. Смоленцева во многом объясняет, на мой взгляд, закономерность появления письма от Союза писателей Марийской республики в Москву, в журнал «Юность», главному редактору Б. Полевому.

«Союз писателей Марийской АССР.

Правление. № 85, 24 апреля 1962 года.

Главному редактору журнала «Юность» тов. Б.Н. Полевому.

Уважаемый Борис Николаевич!

Правление Союза писателей Марийской АССР направляет Вам стихи молодого поэта Ивана Смоленцева, проживающего в Марийской АССР.

Его стихи пока что печатались только в республиканских газетах. Появление их в вашем журнале, разумеется, было бы большим счастьем для молодого поэта.

Понятно, стихи И. Смоленцева мы направляем Вам на полное усмотрение редакционной коллегии вашего журнала.

Приложение упомянутое.

С уважением Председатель Правления СП МАССР С. Николаев».

Всего три года от первых четырёх строк Смоленцева, опубликованных 9 мая 1959 года, и уже – не «слова», а – «стихи»; уже не «студент», а – «молодой поэт», автор республиканской печати.

Профессиональное признание – это ли не головокружительный творческий успех?

Интересно, что И.П. Карпов, довольно подробно рассматривающий в своем труде 50–60 годы русской поэзии в Марий Эл, ничего о подобных письмах не пишет. Не так важно, была ли рекомендация стихов И. Смоленцева в Москву явлением исключительным, в любом случае такие письма, если и были, то они – единичны. Но важно, что это письмо своего рода знаковое, свидетельствующее о рачительной заботе и ответственности Союза писателей Марийской АССР за творческую судьбу русских авторов, живущих в республике, коль скоро их стихи того заслуживали.

В творческой же биографии Ивана Смоленцева рекомендация его стихов в столичный журнал не эпизод, а свидетельство сотрудничества молодого поэта с писательской организацией. Смоленцев включён в актив жизни и деятельности Союза писателей. Сохранилось приглашение, обращённое к Смоленцеву, за подписью председателя правления СП С. Николаева, «выступить с чтением своих стихов на встрече молодых творческих работников с трудящимися города в Парке культуры и отдыха 24 июня 1962 года в 12 часов дня». Смоленцева не просто знают в СП, его привлекают к работе, на равных с членами Союза.

Дальнейшая творческая судьба И. Смоленцева кажется очевидной – издание книги, вступление в Союз писателей… Так бы оно и было. Первая поэтическая книга И.И. Смоленцева была готова к весне 1962 года.

Вообще, после выхода сборника «Будем знакомы», после доброжелательного отзыва М. Казакова, начиная с 1962 года, публикации И. Смоленцева следуют одна за другой. «Марийская правда»: «Шофёр», «Любовь солдата» (оба стихотворения – 4 февраля 1962 г.), «Школьный двор» (27 февраля 1962 г.), «Поезд мчится» (1 июня 1962 г.), «Грузчики», «Под окном серебристая речка» (оба – 23 июня 1962 г.); «Молодой коммунист»: «Сенокос» (весна, 1962 г.), «Лесоруб», «Лето» (оба – 2 июня 1962 г.). Добавляется и ещё одно местное издание – газета «Лес – Родине» (орган Управления лесозаготовительной и деревообрабатывающей промышленности Марийского совнархоза и Обкома профсоюза лесмпрома): стихотворение «Первые листочки» (11 апреля 1962 г.).

То есть вполне логичным выглядит и представление стихов в журнал «Юность» и одобрение со стороны СП (иначе бы рукопись не приняли в издательство) – рукописи стихов молодого поэта для совместной с издательством работы над книгой стихов.

В уже упомянутом отзыве М.М. Скуратова на рукопись стихов Ивана Смоленцева «Лебединые крылья» от 6 июня 1962 года московский поэт весьма доброжелательно оценивает рукопись И. Смоленцева:

«Прежде всего, надо отметить, что эта книга молодая, она вся о молодости, и молодость брызжет из всех стихов сборника, а молодое ощущение жизни делает книгу очень современной, хотя она вся – сугубо лирическая, говорит о любви, дружбе, красоте родной природы. Нужно признать за Иваном Смоленцевым и то немаловажное качество, без которого не мыслится истинный поэт: он чувствует ритм стиха, это как бы природное свойство, которое, разумеется, развито и кое-какой литературной школой, однако скажем, несколько забегая вперёд, что эта литературная школа ещё далеко недостаточна – автор на первых ступенях её».

В рецензии Скуратова достаточно много замечаний, профессиональных советов, но важно, что Скуратов говорит о «книге», о «сборнике стихов». То есть поэтическая книга, всё-таки состоялась. Да, надо работать над содержанием, сокращать, править, проводить строгий отбор стихов, но всё это и есть работа с редактором издательства на пути выхода книги в свет. Правда, настаивая на необходимости дальнейшей работы, рецензент отмечает: «А работать автор должен. Доброе зерно в его стихотворных опытах есть». То есть все-таки «опыты»? Но сказано и другое: «На неуловимых ощущениях построены подчас некоторые стихи И. Смоленцева, и ему тогда удаётся порой очень точный и зримый рисунок, сразу бросающийся в глаза и запоминающийся» (Приведены строки стихов «Под окном торопливая речка…» и «Шофёр»), – всё-таки стихи. И, как отмечено рецензентом: «Срок его ученичества, надо думать, уже завершён».

Можно сделать вывод, что экзамен на творческую зрелость – подготовка поэтической книги – Смоленцевым сдан, дальше литературная работа, непрерывная и непрестанная, но – не «ученичество» (которого он, кстати, никогда и не знал, может, и к сожалению).

Но сдан не только творческий экзамен. В июне 1962 года защищён и диплом в ПЛТИ.

За годы учёбы И.И. Смоленцев стал заметен не только в профессиональной творческой среде Йошкар-Олы, но и в родном институте. Он пишет в своей автобиографии: «Был заместителем секретаря комитета комсомола института, председателем студенческого совета». У Смоленцева есть объективная возможность закрепиться в Йошкар-Оле, он мог остаться и в институте, мог поступить в аспирантуру… «Балл» в его дипломе был очень высокий, всего одна «тройка», что давало возможность любого, на выбор, благоприятного распределения. Но Смоленцев выбирает хоть и научную, но практическую деятельность, выбирает распределение в Кировский проектный и научно-исследовательский институт лесной промышленности.

Потом окажется, что Смоленцев не просто выбирает распределение в Киров, он сходит с жизненного круга, оставляя за плечами творческий успех, признание в республике. В каком-то смысле он покидает вершину успеха, чтобы вновь начать свой путь с подножия горы, с нуля. Да, скорее всего, он так не думает. Но именно так и будет.

Через неимоверный труд и непреодолимые препятствия он всё-таки выйдет к своей первой книге, рукопись которой готова в Йошкар-Оле (и положительно оценена в Москве) в 1962 году, но увидит свет книга только в 1967 году в Кирове. Путь же Смоленцева ко второй поэтической книге, в Кирове, будет закрыт для него «наглухо». Несмотря на высокую (а можно сказать и – «высочайшую») оценку новой книги Ивана Смоленцева Виктором Фёдоровичем Боковым, русским советским поэтом.

В. Боков 10 декабря 1979 года пишет директору Кировского издательства: «Я прочитал новую книгу Ив. Смоленцева. Это хорошая цельная книга. С удовольствием напишу предисловие к ней, когда будете издавать. Книга достойна издания и самого доброго отношения». Боков берётся даже написать предисловие, то есть готов принять на себя всю ответственность за книгу, но и это не помогает. И тогда Смоленцев сделает невозможное, он, – трудом, талантом, которым сопутствуют и отзыв В.Ф. Бокова, и благоприятные обстоятельства судьбы, – добьётся издания книги в Москве.

А в 1962 году публикации И. Смоленцева в республике будут продолжены, несмотря на отъезд автора. Это свидетельствует и о том, что душевная и духовная связь с родной землёй не прерывается. Уже начав публиковаться в Кирове, – первое из опубликованных «кировских» стихотворений – «На рассвете» («Кировская правда» от 2 марта 1963 года), – поэт жив ещё «марийским» контекстом своего творчества.

«Марийская правда» в 1963 году опубликует два стихотворения Смоленцева «Паровоз» (25 августа) и «Вслед за песнею» (27 августа).

А 19 апреля 1964 года газета «Молодой коммунист» опубликует стихотворение «Борозды»…

Возвращение

«Марийская правда» 8 декабря 1989 года публикует статью И. Смоленцева «Река и плотина». Ещё одна статья «Аренда на перепутье» увидит свет в выпуске от 1 марта 1990 года. Названия статей говорят сами за себя.

Да, Смоленцев, покинув Марийскую землю, «по распределению», летом 1962 года, в 1986 году, по долгу совести, по «распределению» души и сердца –

Понимаю:

Душа неделима.

Только как, уезжая, скажи,

В том, что нами безмерно любимо,

Не оставить частицу души?

Как унять непослушную память,

Что, упрятав в глубокий тайник,

Бережёт пережитое нами.

Как забытые даты – дневник?

Не забыть этот край, где росли мы,

Ту тропу, что сквозь сердце прошла.

Ведь душа, коль она неделима, –

Одинокая это душа. –

возвращается в родное село Косолапово, возвращается и на страницы газеты «Марийская правда», возвращается уже не как поэт, а как делатель, труженик…

Да, возвращается не как поэт. Но возвращается именно вслед за своим поэтическим словом, не умозрительным, не сочиненным, а выстраданным, – в точности по Далю воспринятым, – из требований народной жизни…

В Косолаповском опытно-показательном хозяйстве И. Смоленцев создал и возглавил Лабораторию механизации Марийского НИИ Россельхозакадемии. Семь лет работает он на родной земле, на земле детства, с полным напряжением физических и нравственных сил, на пределе человеческих возможностей. Об этом периоде подробнее рассказывает журнал «Литера» в № 1 за 2016 год.

Но работает и над стихами, работает также на пределе возможностей, рукописи новых книг – свидетели тому (журнал «Литера» №2 за 2022 год).

Возвращается Смоленцев и в Союз писателей Марийской АССР, и встречен там доброжелательно, с взаимной творческой заинтересованностью. В.М. Панов позже представит творчество Ивана Смоленцева достаточно большой (учитывая «тесноту» издания) подборкой в антологии «Русское слово в Марий Эл» (Йошкар-Ола, 2004). Опубликованы пять стихотворений: «Ты да я», «Сернурские места», «Деревня», «Ветла», «Шли кони».

Газета «Марийская правда», впервые предоставив молодому поэту свои страницы для публикации стихов 19 марта 1961 года, скажет о нём и слово, венчающее творческий путь поэта. Оно прозвучит в статье Александра Тихоновича Липатова «Поэзия, повенчанная с судьбой», в которой он размышляет над завершающей земные труды поэта книгой «Сторонушка» (Киров, 1993): «“Повенчана с судьбой” родной сторонушки и вся поэзия Ивана Смоленцева, поэта мудрой печали. Эта печаль особенная – зовущая не хныкать, а созидать, бороться с ложью и страшным недугом нашей поры – неверием и тиранией души. (…) мерило совести-намерения живёт в стихах И. Смоленцева, очень точно выражая его нравственную высоту. Его стихи о деревне – как страницы судьбы, и мы, перелистывая их, словно бы ощущаем в них и само время, и воздух времени (…) Многие стихи И. Смоленцева хочется перечитывать снова и снова. И каждый раз словно ощущаешь сопричастность с тайной неизведанного “философского камня” поэзии. … Удивительно честные стихи оставил нам в наследство поэт Иван Смоленцев – сын земли российской и марийской» («Марийская правда», 23 марта 1994 года).

Можно спросить: какой смысл сосредотачиваться на первых, по определению – «неумелых», строках молодого поэта? Но есть такое понятие: «прийти в литературу готовым». Это в полной мере относится к творчеству Ивана Смоленцева. Он не знал творческих метаний, художественной суеты, сомнений и смятений. С первых своих творческих шагов он шёл тем путём, жил тем животворным истоком, который вызрел в его сердце с детства, был очищен в горниле страданий, вобрал мощь и ширь духовного подъёма, освобождённой созидательной энергии, которой в то время, думаю, от средины пятидесятых годов до средины шестидесятых, была пронизана вся жизнь страны и народа. Именно эта духовная энергия – энергия жизни, энергия победы над смертью – напитала сначала уже поднятую из руин страну и её молодые силы – поколение детей победителей-фронтовиков, а потом и вывела их за пределы земного тяготения – в космос. И именно эта, и личная и общая с народом созидательная энергия вывела и сельского паренька в творческий космос русской поэзии, дала ему силы оживотворить, выразив в слове, новое творческое мироздание, в котором по-своему, по-смоленцевски, сошлись и по-своему негромко светят драгоценные россыпи всего лишь одного-единственного «Далева гнезда»: род, родина, народ, природа.

ИВАН СМОЛЕНЦЕВ

Смоленцев Иван Иванович (1 сентября 1935 г., д. Бор Сернурского района Марийской АО – 11 февраля 1993 г., с. Косолапово Мари-Турекского района Марий Эл). Кандидат технических наук. Автор 4 поэтических сборников.

ПО КРОМКЕ НЕНАСТНОГО ЛЕТА

Родник

В седых корнях

Сухой берёзы –

Живые струи

Родника.

– Смотри: вода его

Как слёзы,

Знать, чаша горя

Глубока.

Забудь о нём!..

– А я иначе

Смотрю на мир.

Здесь всё не так:

Родник смеётся,

А не плачет.

От слёз бы он

Давно иссяк.

Путь к себе

Дни, как азбука,

Просты –

Лишь сложи

В слова и слоги:

Замости

Свои дороги.

Наведи

Свои мосты.

Встреть всё доброе

Добром,

Перед злом

Не гни колени:

Послужить трудам –

Не бремя,

Бремя –

Строить дом на слом.

На нехоженой тропе –

Где – ушибистой,

Где – колкой –

Сам постигни трудный,

Долгий

Путь к прозренью –

Путь к себе.

Плотник

Не то чтоб частые простои

Или другой в работе грех, –

Старик дома не быстро строил,

Но если строил – лучше всех!

Он был чудак, но знал, что делал:

Он оживлять умел сосну.

И, оживая, песни пела

Она и людям, и ему.

На длинный рубль и лёгкость хлеба

Не променяв усталость рук,

Чудак, он спал, укрывшись небом,

На мхах, что скоро лягут в сруб.

Дома

Был он спеть и сплясать охотник,

Но тревожными были сны –

И не раз он, печник и плотник,

Уходил рядовым войны.

Разбуди его ночью – вспомнит,

Где прошёл он крутой тропой,

Как его на подводе конной

Привезли помирать домой.

Подкосила, сломала рана,

Нет, не в гору пошли дела...

А весна колотила в раму:

Не на кладбище – жить звала.

Сил хватило. Он встал без стона.–

Боже правый, – крестилась мать.–

Нет, не взять меня смерти дома,

Рано, некогда умирать. –

...Годы, годы. Костыль сжимает

Дед. Черёмуха у окна...

Шепчет старый:–

Земля родная,

Благодать-то вокруг – весна!

Изыскатель

Солнце, как малыш вблизи от хаты,

Ходит, топчет в ельнике траву...

Вышел из палатки изыскатель,

Окунулся в тишь и синеву.

Звякнул в чистой заводи ведёрком:

Только б родника не замутить.

Только б вышло новому посёлку

Так же вот светло и долго жить.

Соловьиная радость

Если б только ради славы,

Чтобы свой прославить род,

Соловей не пел бы, право,

Песни ночи напролёт.

Не такой он несмышлёныш.

Чтоб не знать, что слава ждёт

Не того, кто в ночь спросонок

Больше песен напоёт.

Может быть, поёт он, лихо

Заливаясь, лишь о Ней?

Но призналась соловьиха

Уж давно в любви своей.

Если б мог, давно средь сада

Замолчал бы,

А поёт!

Соловей, приемля радость,

Эту радость отдаёт.

Купание коней

После жёсткого летнего зноя,

Скинув майки, на полном скаку,

К конским гривам прильнув головою.

Вся ватага влетает в реку.

В звонких струях мелькают ладони.

В тучах брызг закипает возня.

И, блаженствуя, фыркают кони.

Удилами уздечек звеня.

Будто в танце, кружась под скребками,

Кони воду, вздымаясь, дробят,

Теребя благодарно губами

Загорелые плечи ребят.

Лёгкий полог ночного покрова

Наплывает с притихших полей...

Над рекой – еле слышимый говор

Да негромкое ржанье коней.

* * *

Спешу в путь-дорогу от дома

По жёлтой колючей стерне.

В кармане – приказ военкома.

И ложка и кружка при мне.

Вот луг – мой знакомец, и долы

Друзья дорогие мои.

Вот взгорок, тропинка и школа.

Где все меж собою свои.

Наш дом у речного откоса.

Вслед хочет мне что-то сказать.

Но что все слова и вопросы:

Мне машет косынкою мать.

Я взмахом руки помогаю

Развеять прощания грусть,

Я сам, к сожаленью, не знаю,

Когда к этим нивам вернусь...

* * *

Поплывут, убегая, вагоны,

Промелькнут, как короткие дни.

И позёмка, скользнув по перрону,

Полетит, догоняя огни.

– Напиши! – провожая, кричали,

А ушли с тишиной на лице...

Ты пиши мне пореже вначале

И как можно почаще в конце.

Тревога

Тревога двери распахнула

И в строй солдата позвала.

И рота снова в ночь шагнула

И на задание ушла.

И стало тихо...

Только листья

Бьют по оконному стеклу.

Да незаконченные письма

Глядят, грустя, в ночную мглу.

Проводы гармониста

Он шагал

Да опять пошучивал.

А гармошка

На все лады

Выводила

Такую жгучую

Песню

Ляминской слободы.

– Я любил тебя, –

Душу вывернув,

Сердце птицей гармонь рвала.

Перебор

Из гармошки выпорхнув,

Плыл, рассыпавшись,

Вдоль села.

– Позабудь меня, –

Взблеском молнии

Пели, прянули голоса.

А убитому

Знать не больно ли,

Как живая

горька

слеза.

– Ухожу, прощай, –

Время страдное. –

Тихо «ми-ла-я» проиграл,

От груди своей

Многорядную,

Встав в солдатский строй,

Оторвал.

* * *

Запавшая в душу картина –

Как голос из детского сна,

Где в небе курлык журавлиный

Да просинь без края и дна.

Просёлки сбежались к деревне,

Постройки стеснились к реке.

И облако странником древним

Над лугом плывет вдалеке.

Не слепок с негрешного рая,

Что вечно от бед отвращён,

А плоть до росинки земная –

Тот край, что родным наречён.

Поля его жгли неуроды,

Напасти теснились гурьбой,

Но были и светлые годы,

Что тьму заслоняли собой...

Заботою дума задета.

Не в суетность память ведёт:

По кромке ненастного лета

Забытое поле бредёт.

Паша

Горит над равниною пашен

Холодного солнца костёр.

В село пробирается Паша

За десять простуженных вёрст.

Ходьбой торопливой согрета,

Спешит она нынче сама

Скорее узнать в сельсовете –

Не вышло ль ей, Паше, письма.

Три счастья у Паши – три сына

Ушли в огневую страду,

А весточки нет и поныне –

И чувствует Паша беду.

Придёт и, присев в уголочек,

Примерясь к словам в адресах,

Всю почту, пришедшую с ночи,

Просмотрит, забыв о часах.

Ах, горе!

И голову склонит.

И молча возьмёт узелок.

И горькие слёзы уронит,

Ступив за промёрзший порог.

* * *

Одна забота у сосны:

Стоять под солнцем

И под ветром.

И знать, что на два километра

Поля знакомые видны.

Стоять –

Всего-то и забот.

Глядеть –

Всего-то и печали.

Но там, где молнии сшибались,

Смола горючая течёт.

* * *

– Будем сеять! –

Предельно краток,

Бригадир, осадив коня,

Ругань злую ввернул «в задаток»

В непогоду и слякоть дня.

Всё для фронта!

Душой солдатки

Бился ветер в силках тоски.

Бригадир однорукий, шатко,

Весь спружинясь, таскал мешки.

– Трогай, сивый!

Был год – годиной,

Не последний из тех годов...

Был солёным накрап дождинок

На губах матерей и вдов.

Детство. Мельница в тылу

Стар, как ларь,

Фонарь под матицей.

Дед да внучек

У лотка,

Где молочной струйкой

Катится

Из-под жернова

Мука.

Дед муку

Всё время трогает,

Смотрит, щурясь,

Хоть не слеп.

И опять

Помол попробует,

И уронит тихо:

– Хлеб!–

Внук за ним

Туда же тянется:

– Горяча-то, ой, горю!

Лебеда кому поглянется?

Верно, деда, говорю?

Спит давно

Села окраина.

Только двое –

Внук да дед,

Два помольца,

Два крестьянина,

О житье ведут

Совет...

* * *

Над тайнами не властны годы,

В нас живы их колокола:

...Ты с островка ромашек в воду.

Как будто с облака, сошла.

Ты тихо шла по водной шири...

И я, в тот миг перерождён, –

Тобой, твоим слияньем с миром

Был, будто молнией, пронзён.

Я знаю, время скоротечно.

Но есть и будет предо мной

Минута, длившаяся вечность,

И вечность, ставшая тобой.

* * *

Под слоем льда

Речное дно.

В холодной мгле заря.

Зачем капель

Стучит в окно

В начале января?

Вот так и ты

Всего на час

Пришла тогда.

Звенит

Капель,

Которая для нас

Весны

Не возвратит.

* * *

Он видел –

Мир терял опору.

Но чем он мог ему помочь,

Когда под ветром

Дрогнул город.

Взметнулась пыль.

И хлынул дождь.

Раскаты грома.

Тонны града.

И он – как тонкий стебелёк...

Что мог он сделать,

Если рядом

На землю дуб со стоном лёг!

Качался мир...

Ручьями в реки.

Свиваясь в жгут, неслась вода:

Гроза...

Смежив от страха веки.

Грачонок падал из гнезда.

Набат

Конь рухнул в заносе отлогом

И ломко, с надрывом, заржал.

– Мы, кажется, сбились с дороги,

Я женщине тихо сказал.

Безжалостней вьюга завыла,

Тревогой надвинулась ночь...

Но женщина молча решила

Без страха беду превозмочь.

Мы подняли, сладя с подпругой,

Коня. И, судьбы не коря,

Вновь шли сквозь сумятицу-вьюгу,

Встречь ветру дорогу торя.

Мы сгинем, казалось порою,

В ночи, не оставив следа.

Металась погибельным роем

В расколотом мире беда...

Под утро нас вывел из ада

Набатный спасительный гуд.

И конь, замерев у ограды,

Всё слушал, как звуки плывут...

* * *

О чём кукушка куковала?

Какие тихие слова

Ветвям берёзовым шептала,

На землю падая, листва?

Брусника ль с холмика сбежала

Иль кто-то бусы обронил?

Тропа покинуто лежала,

Скатясь к мосточку без перил.

Ни голосов, ни пенья птицы.

Лишь лёт листвы сквозь блёклый свет,

Как шорох медленной страницы

В раскрытой книге дум и лет.