Уходящая натура
Михаил ПЕРЕПЕЛКИН *
Вот и произошла та самая штука, про которую говорят «накаркал». Практически каламбур: «Перепёлкин накаркал». И ведь как всё быстро произошло – никто не успел даже оглянуться и слова сказать! Было – и не стало. Вы еще не поняли, о чем я? Хорошо, объясню всё по порядку.
Несколько месяцев назад, когда я придумал вот этот свой «Факультет ненужных вещей» (а наш уважаемый редактор поддержал эту мою идею, получив, таким образом, студенческий билет номер один), если честно признаться, мне казалось, что еще не всё потеряно. Да, многие вещи становятся ненужными, но от них рано избавляться. Нет, еще не пришло и не скоро придет время выбрасывать их на помойку – сложим их пока в чулан или на чердак, пусть полежат, авось когда-нибудь и пригодятся. А там мы их достанем, обдуем пыль, протрем чистой тряпочкой. Письма, телефонные книги, записки и записочки, игры с названьями старыми… Да мало ли что еще – такое дорогое и любимое, вдруг ставшее ненужным.
Пусть они не нужны сегодняшней молодой шпане, думал я, но мне-то, моему-то поколению они будут нужны всегда! Куда мы без них?! Ведь мы – это и есть они, наши дорогие и ненужные вещи! И вот оно случилось: вчера я прошел мимо выброшенной на помойку коробки с книгами и дисками. Заглянуть – заглянул, а взять в руки – не решился. Просто представил, что скажет мне жена, когда в разгар пандемии я принесу всё это домой, – и будет, между прочим, права. Всё, эпоха кончилась. Факультет как бы ненужных вещей превратился в факультет вещей не просто навсегда ненужных, но и опасных, которым никогда уже не вернуться.
Вот и Бог объявил об этом пару лет назад со сцены Окружного Дома офицеров, спев на концерте вместо привычного и хорошо всем знакомого «Они не пишут статей, они не шлют телеграмм» совсем другое, резанувшее старое ухо: «Они не пишут в «Фейсбук» и не ведут «Инстаграм». Богу видней, от него ведь исходит сияние. А я тогда подумал: а что они еще сегодня не делают такого (да и не делали никогда в жизни), без чего я себя не очень представляю?
1
Лет в десять или в одиннадцать мне подарили мой первый фотоаппарат. Разумеется, это была «Смена 8М». Кажется, он стоил пятнадцать рублей. Всего пятнадцать рублей. Впрочем, все фотолюбители прекрасно знают, что за этими рублями следовало дальше. Дальше следовали фотобачок, три разнокалиберные ванночки, фотоувеличитель, фонарь, пленки, реактивы, фотовспышка, резаки для фотобумаги, сама фотобумага… И это – только самое необходимое, самое начало. Те же, кто к этому волшебству уже сколько-нибудь приобщился и стал учеником второго класса фотолюбительского Hogwarts’а, знали, что требовалась еще целая дюжина всяких необходимых вещей: цветофильтры, глянцеватели, специальные щипчики, совсем другой фотобачок и так далее, и так далее. И только тогда ты сможешь стать кем-то вроде Гарри Поттера и творить настоящие чудеса. Правда, имени Гарри Поттера тогда еще никто не знал, а вот чудеса творили. Потому что чем же, если не чудом, был процесс проявления фотопленки или печати фотографий? Чудом, настоящим чудом!
Пересказать это невозможно, но попытаться надо. Вот вы заряжаете в фотоаппарат новую пленку: разумеется, в темноте, потому что зарядить – это не просто раз-два и готово. Зарядить – это значит аккуратно открыть картонную коробку, развернуть светонепроницаемую обертку, вставить кончик пленки в крохотный язычок катушки, перемотать ее, поместить в кассету, плотно закрыть кассету колечком, убедиться, что пленка хорошо движется, не задевая за это самое колечко.
Потом – фотоаппарат и фотосъемка. Тридцать шесть кадров, тридцать шесть нажатий на маленькую кнопочку, тридцать шесть щелчков, отвоевывающих у бега и шума времени мгновения остановки и молчания. Silentium! Она еще не родилась, она и музыка, и не музыка. Звук осторожный и глухой плода. Всего живого ненарушаемая связь. Среди немолчного напева. Ощущение того, что ты владеешь временем. Пусть ненадолго, пусть только на то мгновение, пока палец жмет на эту самую кнопочку на фотоаппарате, но владеешь – физически и безусловно. Посмотреть, что получилось, нельзя. Только вечером, когда проявишь пленку. Или завтра. Или через месяц, потому что кадры надо экономить. Это тебе не из автомата стрелять.
И вот – проявка пленки. Тоже ночью и тоже в кромешной тьме, на ощупь. Открыл бачок, достал кассету, нашел большими пальцами обеих рук специальные язычки, вставил. Левой рукой фиксируем пленку, а правой начинаем вращать барабан – мягко, осторожно, чтобы ни в коем случае не продавить, ни в коем случае не сместить пленку из тех пазов, в которых она должна оставаться. Иначе – беда, иначе – слипнется, и тогда – пиши пропало. Исправить ничего нельзя, вернуть назад – невозможно.
Если всё прошло удачно – помещаем барабан в бачок, закрываем крышку и включаем свет. Теперь – проявитель. Время пошло. Вода – смыть реактив. Закрепитель. Снова – время. Вода. Еще вода. Крутим барабан, промываем чудо. Промыли. Достаем. Смотрим. И вот здесь оно – чудо. На фотопленке оживают мгновения вчерашнего, позавчерашнего, позапозавчерашнего дня. Ушедшие и теперь навсегда оставшиеся в вечности, превратившиеся в эту самую вечность. Но и это далеко не конец, потому что впереди нас ожидает новая ночь, кухонный стол, заставленный ванночками с реактивами, и новое колдовство при свете красного фонаря.
Вот сейчас подумал: когда я в последний раз всё это делал? Думаю, что не меньше четверти века назад. А всё прекрасно помнится. Кажется, возьми в руки фотобачок или рамку фотоувеличителя – и как будто с ними никогда не расставался. А вы говорите – ненужные вещи! Волшебные, волшебные вещи. Волшебный ФЭД и волшебный «Зенит». Волшебный «Зоркий» и много других чудесных названий. Ненужные волшебные вещи, ненужные навыки забытого чудотворства.
2
А винил? У вас был винил? Винил был у всех! Много винила! Пластинки-миньоны и диски-гиганты, светло-голубые гибкие пластинки и гибкие пластинки из журнала «Кругозор». Музыка и сказки, стихи и проза, серийные выпуски и редчайшие редкости!
О сказках разговор особый, потому что на пластиночных сказках фирмы «Мелодия» выросло не одно поколение детей, воспитывавшихся без бабушек и с вечно занятыми родителями. «Дорогой друг, хочешь ли ты послушать сказку?» – «Хочу! Сказку – очень хочу!» – нисколько не смущаясь, скажу я и сегодня. Потому что, если бы не эти пластиночные сказки, не было бы в моей жизни ни филфака, ни всех написанных статей и книжек. И это – как пить дать!
Потому что все эти сказки тоже были чем-то сродни чуду – прочитанные великолепными актерскими голосами, с хорошей дикцией и с теми самыми интонациями. Откуда доносились эти голоса? Кажется, они доносились не из динамика проигрывателя, а из какого-то невидимого и, безусловно, волшебного мира, который был где-то далеко и совсем рядом, который манил и все-таки был недостижим.
Нет, винил – это не просто винил. Это мир, где лес и дол видений полны! Вот именно – видений. Вот ты держишь в руках эту самую черную пластинку, вот ты ставишь ее на диск проигрывателя, попадаешь железной шишечкой в кружок в самом центре, поднимаешь лапку с иглой, опускаешь на пластинку…
Мои сегодняшние студенты будут смеяться – им не понять, о чем это я. Мои ровесники будут плакать – им не забыть, о чем я, и у каждого из них свои воспоминания об этом виниловом прошлом.
А у меня – свои. Думаю, многим памятна серия «На концертах Владимира Высоцкого». Прекраснейшая серия! Двадцать с чем-то гигантов, лет пять или шесть подготовки и выпуска. Первые из этих пластинок было не достать, я выписывал их из Москвы, от фирмы-производителя. Слушал каждую раз по сто. Перемотать невозможно, поставить на паузу – только если снять с вращающейся пластинки иглу. Но это, во-первых, вредно для пластинки, а во-вторых, никогда не сумеешь поставить ее на то же самое место. Поэтому слушалась пластинка чаще всего от «Здравствуйте, дорогие друзья…» до последних хлопков из зала. Может быть, отсюда у меня полное ощущение того, что когда-то я побывал на нескольких концертах Высоцкого?
Или вот, например, Самара, вчерашний Куйбышев. Начало девяностых. Магазин «Мелодия». Асфальт. Подоконники. Куда ни кинь взгляд – одно чудо чудеснее другого. Здесь я купил свою первую Янку, первого же Башлачёва, «Синий альбом» и многое другое. И тогда мой Бог впервые спел мне из динамика проигрывателя, что они – не шлют телеграмм.
3
С чем не забыть попрощаться? Скажу спасибо журналам. «Веселым картинкам» и «Мурзилке». «Пионеру» и «Костру». «Юному натуралисту» и «Юному технику». «Крестьянке» и «Работнице». «Огоньку» и «Вокруг света». «Крокодилу». И всем «толстым» журналам, по списку Википедии.
Про газеты я как-то уже писал, а вот про журналы – нет. А зря. Потому что журнал – это праздник, который хоть и не был всегда с тобой, но уж если он случался, то это был настоящий праздничный день, или вечер, или даже – праздничная неделя, пока номер читался и зачитывался до дыр, передавался соседям и знакомым, а те – в ответ – приносили тебе что-нибудь свое, интересненькое, ведь журналы выписывали все, и – не по одному, а по два-три-четыре-пять названий.
Понимаете теперь, что такое «с толстой сумкой на ремне»? С толстой и невероятно тяжелой сумкой, в которой все эти журналы лежали до того самого момента, когда рука почтальона их оттуда извлечет и положит в почтовый ящик. И никто их оттуда не украдет, потому что все тоже выписывают журналы.
Журналы открывали миры и города. Журналы открывали, что такое единомышленники. Позволяли тебе, где бы ты ни жил, жить в мире единомышленников и в городе, по улицам которого ходят люди, которые пишут статьи.
А потом не стало и их, превратившихся теперь в ненужные вещи.
***
Они не шлют телеграмм и даже не знают, что это такое. Не понимают анекдотов про телеграмму «Изя – всё» с ответом от родственников: «Ой». Им надо объяснять набоковский рассказ «Ужас» и рассказ Паустовского «Телеграмма». Они никогда не придумают рифму к «гиппопотаму» в родительном падеже – ну, или срифмуют бедное животное с «Инстаграмом».
Они не покупают на подаренные в день рождения пятнадцать рублей «Смену 8М». Они не знают, что такое винил, и вряд ли смогут пережить те чувства, которые пережил я несколько лет назад в Ялте, когда увидел у контейнеров штук сто выброшенных пластинок. Довезти их оттуда до Самары, увы, не было никакой возможности.
Они не читали ни «Веселых картинок», ни «Юного натуралиста» и «Юного» же «техника».
В общем, «они торчат под рейв и чем-то пудрят носы» и «они не такие, как мы». И чихать они хотели на все эти ненужные вещи.
* Доктор филологических наук, профессор Самарского университета, директор Самарского литературного музея имени М. Горького.
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре» 21 мая 2020 года, № 10 (183)