Между падением Пекина от маньчжурских войск и свержением малолетнего цинского императора Пу И прошло без малого 268 лет. Все эти годы Срединный Китай находился под властью чужеземцев, устроивших страшнейший в истории страны геноцид, превзойдя в жестокостях даже татаро-монголов и гуннов.
Но при этом, несмотря на масштабные восстания и династические кризисы, маньчжурские оккупанты процарствовали в Поднебесной в два раза дольше, чем монгольская династия Юань, так ещё и радикально изменив китайскую культуру, чего монголы сделать не смогли.
Каким же образом Китай, население которого за годы, прошедшие после монгольского ига, выросло в 3 раза (до 160 миллионов!), а армия в 5, был завоёван, так долго находился под контролем чужеземцев и, самое главное, каким образом он управлялся? Кто является создателем той системы, благодаря которой маньчжурская династия почти три столетия заседала в Запретном дворце? Кто умудрился так гениально смешать кару и милость, меч и свиток, слово и дело?
Истоки.
В конце XVI века в Южной Маньчжурии, ныне провинция Хэйлунцзян в КНР, из племенного союза Маньчжу́, принадлежавшего к степному народу чжурчжэней, сформировалось крепкое феодальное государство-войско, возглавленное богатым и властным родом Айсингъо́ро. Пользуясь междоусобицей монголо-чжурчжэньских феодалов и своим выгодным положением на торговых машрутах между Китаем и Приморьем, князь Нурха́ци заставил большинство непокорных владетелей присягнуть ему, после чего поэтапно перерезал всех их вместе с княжескими семьями. Следом он собрал из малочисленных и слабых чжурчжэньских отрядов, без возмущений признавших его верховенство, Восьмизнамённую армию. За ее основу были взяты подразделения, набранные из восьми главных родов чжурчжэней - Знамён. Армия дополнена корпусами всадников, укомплектованными бурятами, южными тунгусами, халха-монголами, а также китайскими инженерами, превратившись в гигантскую сверхмобильную конную армаду. Главным оружием чжурчжэньских всадников были конный лук, меч и пика.
Новое войско следовало опробовать в действии. В течение 10 лет Нурхаци нанёс сокрушительные удары по соседним племенам, кровью и потом расширив пределы государства в несколько раз. Почти все города и деревни Северной Маньчжурии померкли в ходе беспощадных набегов и походов, а земли опустели. Нурхаци осмелился устраивать набеги даже на огромный Китай, и, не встретив сильного сопротивления, объявил себя ва́ном (царём) на китайский манер, тем самым показывая, что не признаёт власти пекинского императора. Нурхаци желал, чтобы его царство стало централизованным и сильным изнутри, поэтому брал лучшее у своего гигантского южного соседа. В Маньчжурии наступает эпоха интенсивной китаизации.
Шло время. На очередном съезде Знамён чжурчжэни провозгласили Нурхаци долобэйлэ́ном - императором чжурчжэньского народа, фактически признав его самодержцем. С тех пор введённое китайскими историками понятие "чжурчжэни" постепенно исчезает, и его место занимает привычное нам слово "маньчжуры". Произошло типичное для самобытной Азии обобщение нескольких народностей одним названием. Тогда же маньчжурская династия получила наименование Да Цин, или просто Цин.
В годы правления сына Нурхаци, императора Абаха́я, маньчжуры, ставшие уже единственной реальной силой в Монголо-Волжском степном массиве, совершали длительные удачные походы вглубь земель народностей халха́, ва́рка и во́цзи, покорили по итогу похода 1635 года Внутреннюю Монголию с прилегающими к ней землями, а по пути обратно до основания разграбили халха-монгольскую столицу - Ургу́.
Тупик.
Тем временем Китай, в котором правила одряхлевшая династия Мин, погрузился в состояние всеобщего тупика. Сверхкоррумпированная конфуцианская административная система, монополизация торговли и мануфактурного производства в руках друзей императора, пресловутое "падение нравов", деградация конфуцианской религии стали лишь маленькой толикой тех бед, с которыми Китай столкнулся в начале XVII века.
Оттягивание неизбежного падения династии совершалось по старой схеме: хлеб, зрелища и отмена налогов. После наступления традиционного для Китая цикличного демографо-управленческого кризиса Минскому двору успешно удавалось более 60 лет держаться на плаву, пользуясь своим исключительным экономическим положением в Восточной Азии и пассивностью населения, верившему в честность чиновничества, якобы истово следовавшего постулатам Конфуция. Однако (так некстати!) в 1626 году в стране случилась засуха. Крестьянское большинство можно было хотя бы частично умиротворить, прекратив проводить дорогостоящие забавы и стройки в столице и воспретив придворной торговой элите бесконтрольно скупать всю сельхозпродукцию в стране и спекулировать ею. Но император был слишком слаб, чтобы совершить такой радикальный шаг.
Два года бездействия вывели народ из себя, дав почву для укрепления сект Белого Лотоса и Чёрного Меча. Поддержанные легковерными селянами, они разожгли пожар очередной многолетней гражданской бойни в Китае. Название ей - Великая Крестьянская война.
Многочисленная армия, поголовно состоявшая из нищих крестьян, после понижения жалованья из-за дефицита бюджета начала распадаться по провинциальному признаку. Отдельные генералы и высокопоставленные офицеры, почувствовав ослабление царственной руки, принялись в открытую сколачивать собственные войска из земляков, игнорируя приказы, поступающие из столицы, а далее вообще отказались признавать действующую династию легитимной. Зачем, если Пекин слаб и далёк? Теперь Минам приходилось не только подавлять крестьянские бунты, но и бороться с весьма многочисленными армиями узурпаторов. К 1641 году вооруженные силы страны почти полностью развалились. В Пекине, к примеру, осталась только гвардия, охранявшая Запретный дворец и важнейшие правительственные здания.
Пекин всё-таки пал под натиском мятежного полководца Ли Цзычэ́на, и все минское династическое отродье, наконец, осознав, что им грозит, бежало, сверкая пятками. Любопытно, что сам император демонстративно отказался покидать столицу и повесился на карнизе Башни Оленя.
Прошло несколько лет, но после захвата столицы повстанцами ни один генерал или народный вождь не смог достичь верха в тяжёлой междоусобной войне. И вдруг китайский помещик У Саньгу́й (в прошлом крупный военный чин), в этот момент находившийся в городе Шицзячжуа́не, додумался совершить очень рискованный шаг: он решил призвать в качестве союзников чужеземцев - маньчжуров и вместе с "восьмизнамёнными" войти в Пекин. Эта лёгкая победа, по его хитроумному замыслу, должна была подарить У Саньгую всенародное признание и минский трон. Маньчжурам же за услуги выплачивалась огромная сумма золотом, серебром, фарфором и ходовыми векселями и предоставлялось право поселения на северо-китайских землях. Примечательно, что история эта напоминала действия римских императоров в V веке, когда ослабленный Рим, не имея сил на борьбу с сильными узурпаторами и одними варварами, призывал других на помощь.
И действительно, маньчжурский императорский совет с радостью откликнулся на просьбу У Саньгуя и постановил направить ему 11 000 солдат и офицеров во главе с военачальником Дорго́нем.
Сравнивать закалённую в боях армию степняков, каждый из которых выпускал 20 стрел в минуту, и крестьянские массы с некачественными мушкетами и копьями просто глупо. Мятежники не подготовили как следует к обороне собственные крепости, поэтому маньчжуры, даже не имея крупного пешего контингента и достаточного числа китайских сапёров, с лёгкостью взломали оборонительную систему, выстроенную вдоль северной границы Китая. Маньчжуры, получив от Саньгуя информацию о проходе в Великой Китайской стене, молниеносно ворвались во Внутренний Китай, разгромили повстанческое войско Ли Цзычэна в Битве при камне и ликвидировали крестьянское государство. Уже осенью 1644 года маньчжурская армия вошла в китайскую столицу. Однако спустя несколько месяцев ситуация переменилась: потеряв императора, Минская династия распалась на два враждующих лагеря. "Южные", засевшие в Нанкине, вступили в союз с маньчжурами и У Саньгуем, а "северные" объявили "южан" злодеями-отступниками и повели против чужеземцев войну.
Постепенно маньчжуры, сравнявшись в численности с повстанческими армиями благодаря воинству У Саньгуя, стали все хлеще громить бунтарей, неспешно двигаясь одновременно на двух направлениях - в провинцию Шэньси и к долине реки Янцзы. Через год Восьмизнамённое войско вошло в крупнейшие города Северного Китая - Кайфын и Лоян, по пути вобрав в себя сто тысяч китайцев, добровольно присоединившихся к ним с незамысловатыми целями пограбить да поживиться. Однако, в 1646-м, встревожившись из-за значительного влияния степняков на местную власть и лояльности мирного населения маньчжурам, оба минских лагеря объединились, на время позабыв о вражде. "Северяне" и У Саньгуй предали союзников. К ним присоединилась 200-тысячная армия повстанцев из провинции Сычуа́нь. Это стало роковой ошибкой всего китайского народа. Отныне Цины, чувствуя себя обманутыми, порвали все договоренности с У Саньгуем и совместно с ушедшими из его стана генералами повели тотальную войну на уничтожение любых китайских государственных образований. Из Маньчжурии прибыли свежие силы, включая карательную монгольсую конницу и пешие отряды корейцев и тунгусов.
В течение нескольких лет маньчжуры по очереди нанесли тяжёлые поражения Северной Мин, сектантам из Белого Лотоса, повстанцам из Сычуани, крестьянскому царству Си и, наконец, пиратскому государству адмирала Чжэна. Цинский император тем временем даёт новое, монголизированное название своему статусу - богдыха́н, который сохранится за маньчжурскими монархами вплоть до начала XIX века.
По завершению крупных операций на севере цинские войска были брошены против Южной Мин, на покорение центральных и южных провинций Китая. К 1653-му подавлено сопротивление в областях Гуанду́н и Чжанси́.
Предприняв огромные усилия, в 1654 году Цины со звериной жестокостью стёрли с лица земли последний оплот китайских повстанцев-патриотов и вышли к джунглям Бирмы. В то же время маньчжурам удалось остановить интервенцию голландцев на континентальное морское побережье страны и успешно изгнать на остров Тайвань последнего правителя Южной Мин, где тот и обретёт свой конец. Спустя двадцать лет непрерывного насилия, прошедших после вторжения в Китай северных пришельцев, то бишь к 1664 году, все земли прежней Срединной империи были либо покорены, либо опустошены настолько, что превратились в "мёртвую зону" и не могли вести сопротивление. Население Китая сократилось со 160 миллионов до 140. Ряд особо пострадавших, в основном западных провинций более не мог сам себя обеспечить, полагаясь на милость Пекина. Люди поедали подножный корм, словно скот, охотились на аистов и ловили змей. В крупных городах свирепствовали болезни, а на гигантских сельских просторах бандитствовали доведённые до отчаяния крестьяне, монахи же бесчинствовали и объединялись в разбойные группы, в которых из-за нужды в умении удержать награбленное и неожиданным образом атаковать соседствующие банды быстрыми темпами развивались уникальные боевые искусства (одна из причин, почему именно из Китая к нам пришло столько боевых и духовно-боевых практик). Ввиду того, что китайцы из-за своего феноменального географического положения и изолированности (вокруг одни пустыни, горы, дикие джунгли и бескрайний океан) от иных крупных стран Азии не могли никуда бежать из империи в поисках лучшей жизни, им оставалось лишь из последних сил воевать друг с другом за место под солнцем на свой земле, что только усугубляло тяжёлый экономическо-социальный кризис. Национальная торговля и каботажное судоходство пришли в страшный упадок, такой значительный, что впервые за всю историю грабежей, а именно за 500 лет, японские морские пираты не нападали на китайские порты - добыть было нечего. В прежде крупных купеческих агломерациях Сучжо́у, Нанкин, Нинбо́, Гуанчжо́у, где можно было раздобыть что угодно, начиная от гвоздя и заканчивая 20-ти парусной джонкой, оставалось менее 150 тысяч человек - ничто по китайским демографическим меркам. Более половины шахт, кузниц и мануфактурных цехов, достоверно существовавших на 1640 год, не работало или вообще не существовало более на свете.
На юге Китая, в провинциях Юннань и Сычуань, и в прибрежных городах, разорённых вихрем войны, сохранив за собой земли, не отданные на управление (и растерзание) маньчжурам, воцарились три князя-данника. Одним из них был переметнувшийся обратно в лагерь Цинов У Саньгуй, другой происходил из знатного адмиральского рода и владел мощным флотом, а третьим назначили немощного старика, потерявшего рассудок, власть над которым держала свита, втайне симпатизировавшая дальним родственникам династии Мин и мечтавшая изгнать Цинов обратно в их степи.
Именно в эту тяжёлую и неоднозначную эпоху родился тот, о ком и пойдет речь. Ему будет суждено радикально повернуть страну, поставив её на новый курс, который, в конечном счёте, закончится страшным крахом лишь с началом антицинской Синьхайской революции в 1911 году.
Айсингъоро Сюанье, будущий император Поднебесной, появился на свет спустя 10 лет после вторжения маньчжуров в Китай, 4 мая 1655 года, после крайне тяжёлых родов, закончившихся смертью родительницы.
Шуньчжи, внук первого маньчжурского императора Нурхаци, был человеком слабовольным, податливым и чревоугодливым. Несмотря на достойное образование в рамках конфуцианских догм, которое ему дал отец, и поначалу даже некий авторитет в семействе Айсингъоро, он ничем не ославил свое имя и погряз в придворном пьянстве и разврате, оставив множество незаконорождённных наследников, большинство из которых покинули этот свет ещё в младенчестве, и сам скончался от оспы, когда мальчику было всего 8 лет.
Шуньчжи был неспособен удерживать страну в узде, зачастую покидая важные государственные совещания ради своего дешёвого гедонизма, что неминуемо привело к стремительному укреплению внутриманьчжурской оппозиции из Восьми Знамён и родственной Айсингъоро монголо-маньчжурской династии Хайлар, желавшей установить на пекинском престоле своего отпрыска.
Мы знаем немногое о детстве будущего цинского владыки. Известно, что оно проходило неспокойно, в обстановке постоянных интриг и разъездов по стране то с доверенными императора, то с генералом Лю Фаном, то с самим отцом. Постоянная смена климата и сильное землетрясение, в которое Сюанье попал в 7 лет, привели к тому, что у ребёнка развились постоянные головные боли, порой доводившие его до потери сознания. Нет сомнений, что на его глазах происходило отравление высокопоставленных чиновников за императорским столом во время всеобщего пира, выдаваемые за "случайный" обморок убийства его младших братьев, мешавших кому-то в политической игре, кровавые и изуверские охоты, на которые в сопровождении вооруженного до зубов эскорта нередко выезжал Шуньчжи, показывая свою верность старым добрым традициям. Нормальной охотой считалось, если было завалено не менее полусотни изюбрей и полусотни лесных кабанов.
Однако психическое состояние наследника оказалось практически никак не задетым, ведь в историю он вошёл как крайне уравновешенный и справедливый правитель, не запятнавший память о себе беспричинными жестокими расправами.
С раннего детства правитель любил игру Буку́ - традиционную маньчжурскую борьбу, в которой было необходимо трижды швырнуть оппонента за круг, очерченный мокрым песком. Его родственники-царевичи зачастую состязались с Сюанье в этом виде спорта целыми неделями, потому-что отец наследника всё время пропадал и оказывал минимальное влияние на судьбу, а приставленные к Сюанье учителя, преподовавшие традиционные философские учения, быстро надоедали ему. Сюанье обожал движение и прыть, и потому впоследствии, ненавидевший тяжёлую и стесняющюю церемониальную одежду предков, он облегчит её, заменив огромные подолы, нефритовую инкрустацию и железные узоры аккуратными шёлковыми рисунками и тонким мехом. Новый фасон будет принят императорским ателье в Пекине и продержится без изменений вплоть до падения империи.
При всём своём привилегированном положении, постоянных пирах и официальных встречах, Сюанье был одинок в мыслях и доводах, которые пришли к нему с возрастом. Он перерос детство, прекратились его игры и дурачества, но новой компании всё не появлялось. В конечном счёте, общение Канси стало формироваться в коллективе придворных учёных-конфуцианцев и обществе отпрысков шэньши́ - богатых помещиков китайского происхождения, которые были проверены на вшивость и допущены к наследнику. Но и они крайне были далеки от чувств и треволнений императора. Достопочтенная бабка императора - Чжаошэ́н или Бумбута́й - вот, кто, пожалуй, единственный по-настоящему понимал и заботился о наследнике. Она не мешала Сюанье развиваться, незримо оберегала его от всяческих напастей, самостоятельно привозила для наследника разнообразную литературу и приносила диковинки и механизмы, полученные ею от иезуитов. При этом вплоть до кончины Шуньчжи она вечно корила своего сына за пьянство и измены супруге, которые облекались в приличную форму и выдавались цинскими стихоплётами как потребность в создании большой и дружной державной семьи. По странной традиции, ей нельзя вообще было видеться с внуком, а общаться дозволялось лишь через письма и подарки.
Уже став цинским императором по-настоящему, то есть в 15 лет, Сюанье наконец вживую встретился с бабушкой. Ей не нравился Запретный дворец, несмотря на все роскошные удобства, которые ей сулило проживание там, к тому же она избегала проведения Дней рождения, считая их затратными для казны и обременительными для здоровья. Поэтому император приобрёл для неё имение в провинции Шэньси, на склоне горы Тулчифэнь, под охраной в 15 тысяч всадников из Восьмизнамённой армии и бойцов из личной "Тигриной гвардии" императора. Фактически, её охрана одновременно выполняла роль уездной полиции, инкассационной службы и погранчасти. Когда Бумбутай сильно заболела и занемогла зимой 1687-88 гг., император лично позаботился о её здоровье и прислал отца-лекаря из католического братства доминиканцев. Увы, она отошла в мир иной уже в марте 1688 года.
Упражнения в борьбе гармонично сочетались со стрельбой из лука, верховой езде, чтением стихотворений Мо-Цзы и весьма скучным церемониальным посещением даосских и конфуцианских святилищ. Ещё в юности Сюанье стал коллекционировать нефритовые и железные клинки и страницы на санскрите из старинных буддистских трудов, некоторым из которых было более тысячелетия. Игра с метанием ножичков, из-за которой якобы скончался царевич Дмитрий, сын Ивана Грозного, была крайне популярна в Китае в те годы.
Само собой разумеется, что уже в юности Сюанье был очень крепким и крупным, имея рост под метр восемьдесят, несмотря на то, что цинские художники - адепты классического маньчжурско-конфуцианского портрета вечно изображали его тонкоруким, бледнолицым и будто бы напрочь отрешённым от мира сего. Что и говорить - за всё своё лихое детство он провёл менее года в Запретном дворце, где, по идеи, ему надлежало жить до совершеннолетия!
Вопреки искренней надежде придворной свиты обучать наследника в чётких рамках, в руки парня всё время попадали труды нетрадиционных китайских историков и писателей, таких как Сыма Цянь или Мао Эньгже, взгляды на жизнь, правовую систему и госуправление которых разительно отличались от диктуемой Цинами линии.
Тем временем окружение ушедшего 5 февраля 1661 года в мир иной Шуньчжи не теряло времени зря. Дело в том, что на смертном одре император сделал свой, пожалуй, самый адекватный шаг. Шуньчжи объявил советниками и охранителями Сюанье четырёх князей, которые должны были образовать Совет сановников-регентов. Все четверо были заклятыми врагами и по замыслу Шуньчжи никогда не смогли бы объединиться против малолетнего императора с целью свергнуть его.
Когда Сюанье стал правителем и получил тронное имя Канси (в переводе с китайского "лучезарная эпоха"), власть над остальными регентами и их войсками неожиданно для всех тут же возымел Аоба́й - жестокий князь, дальний родственник императора, хам и самодур по натуре, но дьявольски хитрый, сильный и прозорливый. В первые же дни князь перебивал более 500 родственников, охранников и советников Канси. При жизни Шуньчжи он не единожды лицемерно выказывал ему своё почтение, поддерживал цинский трон собственной армией, спонсировал императорские войны, попойки и празднества. Аобай не мог себе и представить, что Сюанье сможет хоть как-нибудь повредить его амбициозным планам. Ведь это был ещё ребёнок! Впоследствии князь планировал лишить Канси престола и изгнать его в далёкую провинцию на вечное тюремное заключение.
По началу императорского сына не особо трогали. Он продолжал жить, как хотел, однако постепенно к 14 годам Аобай многократно увеличил охрану императора, купленную самим же князем, и стал тщательно прослеживать каждую его поездку из Пекина, а в конце концов, когда совершеннолетний (по маньчжурским обычаям) 14-ти летний Канси должен был надеть императорский наряд и сесть на трон, отобрал у него церемониальное платье и выпроводил из дворца.
В этот момент часть знати, родственников рода Айсингъоро, "восьмизнамённых" генералов и цинских министров, объединённых против Аобая вдовствующей императрицей Чжаошэн, стали составлять заговор. Многое зависило от самого императора.
Канси применил хитрость, предложенную ему в письме его бабкой. В течение целого года он стал крайне правдоподобно делать вид, что потерял рассудок и разучился разговаривать. Аобай начал сокращать количество охранников и отменил слежку за императором, пока, наконец, в 1669 году 15-ти летний наследник при поддержке двух сговорившизся с ним молодых охранников не пришёл в палаты Аобая якобы для выражения почтения князю. В этот момент верными императору царедворцами трон Аобая был быстро заменен на идентичное, но специально устроенное кресло, ломавшееся при малейшем колыхании. Когда он сел на него, чтобы подозвать к себе Канси и его охранников, царевич резко дёрнул рукой и плеснул ему в лицо горячий чай, спрятанный в специальном сосуде в рукаве. Аобай закричал, замахал руками, и кресло рухнуло. Двое охранников сломали князю руки, после чего прибыло ещё несколько человек. Они скрутили узурпатора и крепко отмордовали его. Аобай был арестован втайне верной юному императору спецслужбой, оклеймён "изменником и престолокрадом" за 30 преступлений перед императорским величием и отправлен в изгнание в далёкую крепость Чжоушань. Сторонников Аобая также арестовали подвергли пыткам, после чего изгнали из столицы.
Но на горизонте предстояло ещё много дел: одолеть другого могущественного регента, не вошедшего в тетрамвират - князя Сонго́ту, ликвидировать крестьянские восстания на юге страны, побороть массовый голод и эпидемии, разобраться с халха-монголами и русскими казаками, явившимися на Амуре как гром средь ясного неба. Оставался открытым вопрос о статусе китайской нации - ханьцев. Ждали своего часа грандиозные реформы и блестящие указы. Китай стоял на пороге великой эпохи.