Позабыв обо всём, и даже не предупредив любимого, на свой страх и риск Савлея покинула Тамасидаву и вместе с Тагасием направилась в ставку Верховного вождя, которая располагалась в низовьях Борисфена. Только прибыв в неё Савлея узнала, что с её отцом ничего страшного не случилось. Встретил её Фарзон не в шатре, а на коне. Он возвращался с большой облавной охоты и по виду пребывал в прекрасном настроении и явно был всем доволен.
На отце была обычная охотничья куртка и широкие холщовые штаны, заправленные в мягкие остроносые сапожки. Вокруг него и его приближённых вилась целая стая сарматских овчарок.
Порода этих овчарок была выведена очень давно. Их называли ещё скифскими. Они были длинноухие, длинноногие, проворные и удивительно сообразительные. Сейчас они радостно лаяли и иногда некоторые из них подпрыгивали, вставали на задние лапы и изредка ещё и повизгивали. Их пытались успокоить, но они по-прежнему были возбуждены из-за только что закончившейся охоты.
Увидев дочь, Верховный вождь, как ни в чём не бывало ей заулыбался, но ушёл от разговора и предложил ей вначале с дороги отдохнуть. Впрочем, реакция Савлеи на это предложение оказалась вполне предсказуемой. Дочь Фарзона не сдержалась и возмутилась, потому что сразу поняла, что её обманом выманили из Тамасидавы.
***
Ну и, разумеется, своенравная Савлея не последовала отцовскому совету. Она тут же взгрела плетью коня и помчалась прочь из роксоланского становища.
Несколько часов она скакала по степи, направляясь вдоль берега Борисфена, а потом свернула в сторону близлежащих невысоких холмов. Она скакала куда глаза глядят. Скакала и продолжала в гневе кричать и настёгивать плетью коня. И в итоге чуть не загнала своего любимца, гнедого Борея, и только к полудню немного успокоилась.
Назад она уже возвращалась не спеша. Но, когда Савлея вновь появилась в становище, то даже не стала проходить в свой шатёр, а только отдала повод коня кому-то из слуг и велела покормить Борея, провести его в стойло и привести там в порядок, дать ему передохнуть и помыть, ну а сама... Сама она не собиралась отдыхать. Она всё-таки так до конца и не успокоилась. По-прежнему разгневанная, через некоторое время девушка ворвалась в шатёр Верховного вождя. При этом она растолкала перепуганных телохранителей отца, которые побоялись связываться с ней и бросились в рассыпную.
Все слуги и телохранители Фарзона её боялись, как огня. Особенно, когда она пребывала вот как сейчас в гневе.
- Что это такое?! А-а-а?! Вы что, вы меня с Тагасием, получается, обманули?! За какую-то глупую держите?!
- Успокойся, - попытался осадить дочь Фарзон. - Мне действительно было плохо. И я в самом деле падал с коня. И едва не переломал ноги… Клянусь священным огнём и нашей матерью прародительницей, богиней Табити! Но на удачу, что в этот самый момент рядом со мной находился римлянин…
- Какой ещё римлянин?! А-а?!
- Ну как какой? Это же Эмилий Павел. Ты что, ты его уже забыла? Я же тебя ещё с ним знакомил…
- Ну и что?
- У него в сопровождающих оказался врач, и Павел мне этого врача предоставил. Этот врач меня быстро поставил на ноги! А вот, кстати, и сам мой друг и спаситель… - и Фарзон подозвал к себе римского купца и разведчика, который до того находился в дальнем и тёмном углу шатра.
Эмилий Павел поднялся с ковра и вышел на свет. Он приблизился к Верховному вождю и его дочери. Сейчас, будто уже зная заранее, что её здесь увидит, римлянин тщательно побрился и увешал себя золотыми побрякушками. На лице его была улыбка, причём уж совсем приторно-слащавая. Он низко поклонился дочери Фарзона.
- О несравненная Савлея, - римский купец распрямился, - Ты не представляешь, как я тобой восхищаюсь! - римлянин немного помолчал и продолжил: - Ты совершенна! Ты - богиня! Ты ослепительно прекрасна! Тобой нельзя налюбоваться! И я... я рад … я о-оч-чень, о-оч-че-ень, о-о-оч-че-ень рад ещё раз с тобой познакомиться… В прошлый раз у нас всё как-то вышло несуразно. Скомкано всё получилось, что ли… И, наверное, поэтому ты меня и не смогла запомнить. Ну что же, это простительно... А позволь я вновь тебе представлюсь?.. Что бы ты меня сейчас вспомнила… - Эмилий Павел на шаг отступил и изобразил ещё более доброжелательную улыбку на своём лице. – Я - Эмилий Павел, да, да, тот самый! Твой отец тебе, наверное, обо мне говорил. Неоднократно. Я у вас частый гость.
- Говорил, Павел, - поддакнул Фарзон.
Эмилий Павел продолжил:
- То есть, я римлянин. Римский торговец. Но я не простой торговец! О-о-о, не-ет! У меня крупная торговля по всему римскому приграничью! И особенно по обоим берегам Понта Эвксинского! И я частенько захожу к роксоланам. То есть в ваше становище у Борисфена.
Савлея вновь равнодушно посмотрела на римского купца и в ответ пренебрежительно кивнула головой. Ну а тот продолжал перед дочерью Фарзона рассыпаться бисером. Этот римлянин не умолкал и очень уж старался обаять её.
По указанию Эмилия Павла в шатёр Верховного вождя внесли шкатулку. Он раскрыл её и достал оттуда изумительной красоты ожерелье. Это явно была работа умелого греческого ювелира. Ожерелье было усыпано драгоценными и полудрагоценными камнями: сапфирами, аметистами и изумрудами, и ещё какими-то, уж совсем редкими, которые Савлея никогда не видела. Вероятно, это ювелирное украшение стоило баснословно дорого. Оно даже в полумраке шатра слепило глаза.
Эмилий Павел вновь поклонился и преподнёс это ожерелье дочери Верховного вождя:
- Прими от меня этот скромный дар, о-о, несравненная Савлея! – произнёс римлянин.
Савлея не сразу приняла протянутое ей ожерелье. Вначале она посмотрела на отца. Фарзон ничего не сказал, однако взглядом дал понять, что нельзя обижать важного гостя, и лучше бы этот подарок принять.
Савлея не хотя приняла ожерелье, но так и не пожелала его примерять, а лишь только повертела в руках и небрежно передала отцу.
- Я потом его примерю... - произнесла Савлея. - Не сейчас.
Однако Эмилия Павла это нисколько не смутило, и он всё равно обрадовался, и не менее вдохновенно продолжил:
- Это не всё, что я хотел бы тебе, о несравненная Савлея, преподнести… Я, к примеру, хочу тебе подарить один наряд, который носят в Риме только жёны самых богатых и важных сенаторов, и женщины из императорской семьи.
- Ну и какой же это наряд? – уже полюбопытствовал Фарзон.
Эмилий Павел, не глядя даже в сторону Фарзона и продолжая пожирать глазами Савлею, вкрадчиво продолжил:
- Это пеплум, который сшит не только по особому, но и из материала под названием серика (на Западе тогда далёкий и ещё совершенно загадочный и малоизвестный Китай называли Серикой и, соответственно, привозимый из него шёлк тоже также называли. Шёлк тогда был очень редкой и очень дорогой тканью, и стоил он баснословных денег!). Однако и это не всё, что я хотел бы тебе вручить. У меня и ещё кое-что припасено. Но для получения ещё того, что я привёз тебе, Савлея, придётся посетить мою трирему…
Эмилий Павел запнулся, и, тут же, вновь совсем слащаво улыбаясь, продолжил:
- Там я ещё кое-что о-о-оч-че-ень ценное приготовил. Для Великого вождя всех роксоланов и сарматов, и… и для тебя, о-о, несравненная Савлея!
Девушке не нравился навязчивый и слишком приторно слащавый римский купец, однако тут в их разговор встрял находившийся рядом Фарзон:
- А и впрямь, дочка, почему бы тебе не посетить трирему уважаемого Эмилия Павла. Он что-то для тебя и для меня приготовил ещё…Прими приглашение. Посети его трирему…Тебе же это ничего не будет стоить.
Было видно, что Савлея заколебалась.
Что-то в предложении римлянина у неё вызвало может и не явное подозрение, но какое-то сомнение всё-таки и зародилось.
Однако и Фарзон проявил настойчивость. Он продолжил уговаривать дочь.
Савлея вздохнула и, наконец-то, дала согласие посетить на следующий день одну из трёх трирем римского купца, которые были пришвартованы к речному причалу.
***
Эмилий Павел встретил дочь Верховного вождя роксоланов у самого трапа. Они поднялись на флагманскую трирему Эмилия Павла.
На её верхней палубе уже было всё готово. Там, по распоряжению Эмилия Павла, был накрыт стол. Увидев его, Савлея удивилась:
- А это-то зачем? – не сдержавшись, спросила она у купца.
- Ну как зачем? Это же от всей души!
– Это лишнее…- начала отказываться Савлея. - Я не голодна. И угощаться не собираюсь!
- Нет-нет! Это в знак моего глубокого уважения к тебе, о ослепительная Савлея! – ответил Павел. – Отведай редкостные блюда вначале, ну а затем… А вот затем я покажу, какие ещё подарки приготовил для Верховного вождя Фарзона, и для тебя! И пеплум из драгоценной серики тебе преподнесу… Но вот прежде… Прошу, не обижай меня... И не стесняйся! Стань на время хозяйкой моей триремы…
Тут же нашлись на этой триреме и музыканты.
Их роль исполняли три грека, у которых имелись музыкальные инструменты, и на которых они более-менее умели играть. Зазвучали флейты и один тамбурин.
Эмилий Павел старательно угощал свою гостью. Савлея поначалу категорически отказывалась от вина, но Эмилий Павел умел уговаривать. Он был в ударе и просто обволакивал вниманием и предупредительностью свою гостью. Он постоянно шутил и рассказывал всякие смешные байки.
После уже второго кубка Савлея почувствовала, как у неё закружилась голова. А после третьего у неё всё перед глазами поплыло.
Когда Савлея очнулась, то увидела, что находится в трюме римской триремы. Рядом никого не было видно.
Девушка поднялась с лежанки и осмотрелась. Она не сразу разобрала, что с ней произошло. Только постепенно она стала вспоминать, как попала на трирему римского купца.
«Он её угощал и всё время подливал ей в кубок вино… Он что-то в вино ей подсыпал! – озарила догадка Савлею. – И по-оэтому… Вот поэтому то она так быстро и отключилась!»
С трудом девушка поднялась на верхнюю палубу. Стояла ночь. Месяц отражался в речной воде. На палубе никого не было. Только где-то совсем рядом слышался мужской храп.
Савлея уже хотела сойти на берег, но трап был убран. Савлею это ещё больше насторожило. Дочь Фарзона задумалась: «что же ей делать? Как ей быть?»
И тут за спиной она услышала чьи-то шаги.
Савлея обернулась и увидела приближавшегося к ней купца.
Эмилий Павел по-прежнему слащаво ей улыбался.
- О-о! Наконец-то, проснулась, моя красавица…- произнёс он. – Ты только ничего не бойся! Всё будет хорошо… Доверься всецело мне!
И в руках римлянина появился так расхваливаемый им пеплум из драгоценного китайского шёлка. Но этот пеплум совершенно не заинтересовал Савлею.
-Что тебе надо от меня?! – не на шутку уже рассердилась дочь Верховного вождя роксоланов. – Ну и приставучий же ты, римлянин, оказывается!
-Ты мне нужна, красавица! – неожиданно откровенно высказался Павел и тут же он рухнул перед девушкой на колени. – Я влюбился в тебя, о прекраснейшая Савлея! С самого первого взгляда, как только увидел тебя! Ты не только прекрасна обликом, но ты и смелая, и дерзкая! Ты необыкновенная! Ты подобна воительнице-амазонке! И ты не выходишь у меня из головы! Стань о несравненная Савлея моей женой?! И я тебя буду носить на руках! Я тебя озолочу! Ты у меня будешь купаться в роскоши! Я тебя буду всегда боготворить и почитать!
Услышав это дочь Фарзона безудержно расхохоталась и только спустя какое-то время уняла свой смех и произнесла:
- Но я же уже замужем!
- Ну и что?! Для меня это ничего не значит! - возразил Эмилий Павел.
- А я вот этого не могу сказать! Потому что я люблю своего суженного! Люблю очень! И ни на кого его не променяю! Ни-ико-огда!
- А-а-ах та-а-ак?! – лицо Эмилия Павла перекосило. Выражение у него на лице стало совсем не слащавым, а откровенно злым. – Ты всё равно от меня никуда не денешься! Ты будешь моей, упрямая роксоланка!
И римлянин набросился на Савлею и попытался очень дорогим пеплумом её связать. Но это ему не удалось сделать.
Савлея вырвалась из рук Эмилия Павла и, не вытерпев, закричала:
- Ты мне противен, римлянин! О-о-отстань же от меня!
Савлея была сильной и гибкой, как кошка, она ловко увернулась от следующей попытки Эмилия Павла её схватить, а затем...
Вначале в воду полетел шёлковый бесценный пеплум, а за ним вслед был скинут и сам Эмилий Павел, не твёрдо стоявший на ногах.
Римский купец чуть не захлебнулся и начал бить руками по воде и истошно вопить:
- По-о-омогите-е-е!!! То-о-ону!!!Спа-а-аси-ите!!!
На шум выскочили несколько человек из команды римского купца, и тогда, ни мгновения не раздумывая, Савлея тоже спрыгнула с триремы в воду и в три рывка добралась до берега.
(Продолжение следует)