В Осетии до сих пор не принято говорить о психологических проблемах. Бывшие заложники, которые в момент теракта были молодыми, все, как один, упоминают о своих психологических трудностях. В конце 2021 года, за два месяца до начала военной спецоперации в Беслан, в город приезжали врачи из Москвы и Санкт-Петербурга, чтобы помочь пострадавшим. Они должны были собрать людей и разработать программу поддержки и психологической реабилитации жертв терактов. После собрания у пострадавших начался курс терапии. Программа помощи, столь необходимая не только бесланским, так и не была создана.
О теракте в Беслане помнит все меньше людей.
1 сентября в Беслане обычно все начинается так: первыми в спортзал Первой школы входят высокопоставленные лица — делегации чиновников, силовиков... Родственники погибших в это время обычно стоят у фотографий своих близких и тихонько плачут. 3 сентября они дежурят у могил на кладбище (в Беслане всегда замечают, если у надгробий никто не стоит — из-за общего страха, что могут забыть ушедших), а делегации подносят венки и цветы к памятнику «Древо скорби» на пьедестале.
Отработанные практически до автоматизма действия, за которые отвечают чиновники, лишают эти дни душевной скорби. Возможно, организаторы думали, что так боли будет меньше. Но у жителей Беслана боль не исчезнет: родные погибших продолжают тихо плакать в углу спортзала.
Некоторым бывшим заложникам буквально ежедневно приходится бороться за жизнь или достойное существование. Каждый из пострадавших понимает, что о теракте в Беслане помнит все меньше людей.
Происходит «обронзовение» трагедии для страны. Но осознание этого не стало чем-то неожиданным. Все эти годы было больно видеть мемы про «3 сентября» Шуфутинского, бешено форсируемые в последнее десятилетие. Было обидно знать, что на 3 сентября перенесли празднования Дня окончания Второй мировой войны. Короткие сюжеты о бесланской трагедии. Все эти вопросы останутся без ответов.
Фильм Юрия Дудя (признан в России иностранным агентом) «Беслан. Помни» в 2019 году заставил говорить о трагедии. Спустя 15 лет в Госдуме инициировали законопроект о санаторно-курортном лечении экс-заложников. В 2020 году он видоизменился и был введен на региональном уровне. Бывшие пострадавшие могут каждый год один раз ездить в санатории, тратить на путевку до 120 000 рублей.
Федеральные СМИ снова начали приезжать в город, искать героев и создавать собственные документальные фильмы. При этом вопрос о правовом статусе жертвы теракта пока остается неразрешенным. Его поднимали в самом начале, его продолжали поднимать всё это время, за это боролись «Матери Беслана» на протяжении всех лет существования комитета. Власти с самого начала объясняли: узаконить статус жертв терактов значит признать теракты чем-то «обычным», чем-то, что может случиться в повседневной жизни.
С тех пор неоднократно происходили террористические акты в Москве, Санкт-Петербурге, Владикавказе, Каспийске, Махачкале... Теракты, жертвами которых стали обычные люди: ехавшие на работу, возвращавшиеся с учебы студенты, пожилые люди, дети, беременные. Каждый убитый – это мир, уничтоженный навсегда. Какую помощь получат пострадавшие? На кого им надеяться? Кого за это винить? Кто понесет ответственность?..
Все эти вопросы останутся без ответов.
Но жить в ненависти – это путь в никуда, это и есть путь террора. Выбрать путь, который дается не просто.