Гадалка взяла из рук Аллы куриное яйцо (непременно свежее, ни в коем случае не из магазина, как предупредила она накануне визита по телефону свою клиентку). Алла догадывалась, что этот предмет необходим для снятия порчи.
Старуха взяла яйцо в сморщенные пальцы, унизанные серебряными кольцами. И это серебро, и отдающая фарфоровым бисквитом белизна скорлупы только подчеркивали разительный контраст: черные, с желтыми ногтями, скрюченные артритом пальцы казались похожими на паучьи щупальца или куриные лапы. Алла старалась не глядеть на них.
— Смотри! — держа белоснежное яйцо, словно крупный перл, вынутый из раковины, проскрипела гадалка. —Видишь, запомни цвет!
— Ох! — выдохнула, предчувствуя недоброе, Алла.
— Крестик сняла? — напомнила старуха.
Аллочка положила руку на грудь: крестика на ней не было.
— Пояс сыми, — гадалка знала дело: всё у неё шло своим порядком, по отработанной рабочей системе.
— Сядь прямо и не шевелись, замри. Думай о том, кто на тебя навёл. Есть догадки?
Алла замерла в кресле, подняла голову и, поджав зло губы, кивнула:
— Мол, понятно, кто на неё порчу наводит, кто её спокойной, в добре и достатке жизни теперь палки в колеса вставляет!
— Думай о ней! – повторила старуха.
— Надо же, — отметила с восхищением Алла Петровна, – эта гадалка, не успела она переступить порог, уже все видит! Может, и имя сейчас ей назовет. Ну да это вовсе необязательно, имя своего врага она и сама отлично знает!
Старуха глухо бормоча невнятное, темное, принялась катать яйцо, показавшееся Алле горячим и тяжелым, словно это был раскалённый на огне камень...
Медленно вела им по похолодевшему, застывшему от ужаса телу: сперва по затылку, по лбу, по глазам, затем по шее, к горлу – короткими круговыми движениями, будто затягивая удушающую петлю. Потом спустилась ниже: и что-то прокатилось горячо вдоль вены сперва на одной руке, от предплечья до самой ладони, а после старуха проделала это и по другой руке.
Алла, словно погрузилась в странный сон. С одной стороны, всё прекрасно видела и чувствовала в его мареве, но с другой, ни пошевелить рукою, ни голос подать была не в силах.
Гадалка, затормошила её за плечо, вырывая из сонного оцепенения, и приказала:
— Смотри!
Теперь яйцо, которое она поднесла к Аллиному лицу, оказалось черным! Блестящим и черным, будто бы это было не обычное «живое» куриное яйцо, недавно купленное Аллочкой на рынке, а пасхальный сувенир, вырезанный из агата.
Алла, вскрикнув, отшатнулась. Старуха – гадалка удовлетворенно кивнула:
— Вот порча-то, всю с тебя выкатала! Вовремя ко мне, милая моя, пришла. Еще немного протянула бы и…
— И ноги протянула бы — про себя ухмыльнулась Алла и вслух вздохнула.
— Сильная, скажу я тебе, у тебя наводчица. Ох, и сильная!
— Так это… невестка. Она у нас блажная: в церковь каждый день бегает, а там в хоре на клиросе стоит. Поет в церкви! Вот тебе и святоша! Ведьма! — заключила свекровь.
Старуха после этих слов выглянула на Аллу исподлобья как-то особенно внимательно, недобро – по-черному.
— На порчу будешь ко мне приходить проверяться. Ежели что, я сниму.
И поставила перед Аллочкой большую глиняную плошку, вылила, пошептав в неё воду сперва из одной маленькой бутылочки («мертвую», догадалась Алла), а затем из другой… — Эта живая!
Дальше старуха подняла высоко, чтобы было видно всем.
— Как будто, кроме нас, здесь в окутанной мраком зале, заставленной колдовскими предметами для обрядов, почерневшими иконами и букетами бледных высохших трав… Как будто кроме нас, – похолодела Алла от новой догадки – в этой комнате есть другие, невидимые зрители.
Между тем старуха размахнулась, звонко ударила яйцо о край глиняной плошки: разбила. И в ноздри тут же ударил смрад, её тотчас затошнило: сделалось дурно от этого запаха.
— Смотри! — закричала гадалка и подвинула к отшатнувшейся от крика женщине блюдо с водой.
Вода потемнела, сделалась мутной, как кисель, но страшнее было содержимое, вплеснувшееся из разбитого яйца! На дне (прямо посередине) шевелился черно-бордовый сгусток.
Алле Петровне стало плохо, а гадалка, подставив жестяную миску к лицу терпеливо ждала, когда приступ рвоты закончится.
— Вот и славно! До конца порчу извели, вычистили из тебя!
Дала Алле бутыль с водой. Не чувствуя вкуса, большими глотками, вбирая в себя воду, как помпа колодезного насоса, выпила всю до дна.
Гадалка указала ей жестом на дверь, дав понять, что сеанс закончен.
Уже в прихожей, придя в себя, Алла остановилась и спросила громко, чтобы старуха услышала её из темной комнаты:
— Сколько я должна?
— Сколько стоит моя работа, столько и положи, там вазочка на зеркале стоит.
Алла Петровна, не задумываясь (жизнь дороже) оставила несколько новеньких красных бумажек.
У ворот дома в машине дожидалась дочь. Посмотрев на мать, встревоженно спросила:
— Что? Как всё прошло?
Сев рядом, вытянув на себя и пытаясь дрожащими пальцами пристегнуть ремень, Алла взглянула на свою дочь и коротко махнула рукой: мол, поехали… хорошего мало, после расскажу.
Дома она подробно, в красках и деталях, ничего не упустив и даже ещё добавив от себя то, чего на самом деле не было (ведь, как известно, у страха глаза велики), посвятила дочку во всю историю.
Валерия, выслушав, выругалась коротким словечком и высказала безапелляционно:
— Ну вот что, с нею надо кончать! Хватит! Терпели мы, терпели… И вот тебе натерпелись. Как ты себя чувствуешь, мамочка? Голова не болит?
Алла Петровна покачала головой — она чувствовала себя как больной, только что отошедший от наркоза после серьезной хирургической операции.
— Что она сказала принести? – спросила Валерия.
— Сказала, что нужно взять свадебное фото, общее, где вся семья в сборе.
Валерия, удивленная профессиональным подходом, уважительно присвистнула:
— У нас в альбоме точно одно фото с их свадьбы сохранилось, мамуль!
Старший сын Аллы Петровны женился три года назад. В его жизнь они особо не лезли и не вникали: невестка как невестка, бывают и получше, случаются и похуже. Живут себе Мишка с Юлей, и пускай живут.
Но было так до той поры, пока младшая Лерочка не собралась замуж. Алла Петровна, всегда уверенная в Мишкиной безотказности, накануне этого важного для их семьи события позвала сына и как бы между прочим спросила: собирается ли он сделать сестре подарок, оплатить для молодоженов свадебное путешествие? Мишка, относясь с пониманием к важности и исключительности события, согласился, но, узнав сумму, смутился и даже опечалился.
А позже сообщил жене:
— Надо сестре свадебное путешествие оплатить, так мама сказала – заявил муж.
Вечером позвонила Юлька и сообщила, что таких денег у них нет, и они собираются вручить молодым цветы и, как и принято, конверт. Но подарить им заграничный отдых они точно не смогут!
Алла с мужем деньги для единственной дочери, конечно, нашли, но обида… обида осталась! С той поры отношения с невесткой стали, как в известном анекдоте:
— Кума, ну как у тебя дочка устроилась?
— Отлично! Муж её любит, шубы покупает, на курорты возит…
— А сын?
— А вот с сыном беда! Такая стерва попалась! То шубу ей купи, то на море свози…
Алла Петровна терпела невестку ради сына. Но вот – как теперь выяснилось – зря!
А какой святошей прикидывалась: чуть не каждый день в храм! В пост за столом на праздниках сидит тихонечко в уголке монашкою, огурчиком похрустывает, на шашлык не взглянет! Всем своим видом остальных к совести призывает, гостей смущает. Но сердце Аллы Петровны не даром чувствовало с той стороны худое…
На другой приём к гадалке Алла Петровна взяла с собой свою пробивную, с характером, Лерочку. Старуха молча открыла дверь и так же, ни слова не говоря, повела за собой в комнату. Всё уж давно готово: в лотке с песком оплывали воском сорок церковных свечей, а по скатерти, похожие на игральные кости, но гладкие (без меток) разбросаны в беспорядке деревянные кубики.
— Ну! давай! — повернулась к Валерии гадалка.
На что дочь Аллы быстро открыла сумочку и достала обернутую в пленку цветную фотографию. На ней была запечатлена сцена с улыбающимися молодоженами и их родственниками на ступенях Дворца бракосочетаний.
Старуха повертела фото, выглянула с прищуром исподлобья колючими глазками так, что между лопатками у Лерочки, несмотря на летнюю жару, горящие в комнате свечи и духоту, пробежал холодок.
Знахарка взяла в руки большие портновские ножницы и начала вырезать лица людей с фотографии, а когда работа была завершена, своими черными, крючковатыми пальцами, скатав обрезки в комок, поднесла к пламени свечи и на глазах у женщин сожгла. Бумага вспыхнула, занялась синим пламенем и истлела, оставив после себя облачко едкой копоти.
— Вот! — сказала старуха, — сейчас ей сделаем!
Аллочка шумно вздохнула, Валерия, предвкушая «азъ воздам», кивнула.
— На смерть не могу, потому что – защита у неё, — пояснила старуха.
Те закивали: понятно, в церковь же ходит!
— Поглядим, чем тут можно помочь, – с сомнением сказала гадалка.
Мать с дочерью умоляюще смотрели на неё. Та как будто смягчила прежнюю суровость, снизошла…
Старуха вырезала лица с фотографии и, макая картинку обратной стороной в растопленный воск свечи, наклеивала на верхнюю грань каждого кубика. Потом, налепив последнее фото, расставила кубики на скатерти и, сняв с головы черный платок, под которым оказались сколотые в пучок седые, похожие на паклю космы.
Старуха набросила на лица платок и скомандовала шепотом:
— Тяни на себя!
Алла, робея, сдернула резким движением пелену, перевернув при этом несколько деревяшек с наклеенными на них улыбающимися лицами.
— Ну, — пропела старуха, указывая на перевернутые «кости», – иных уж нет, а те уж недалече.
Алла Петровна не поняла. А Лерочка, догадавшись, зловеще за её спиной прошептала:
— Вон наш дядя Миша, он же недавно умер!
Тут и Аллочку охватил ужас, она начала во все глаза смотреть на перевернутые её рукой кубики с улыбающимися лицами:
— Ф-у-ух! — выдохнули обе — среди этих кубиков их близких родственников больше не оказалось.
— Видите! — указала гадалка на нетронутый кубик с Юлькой в нарядной фате, — не могу я, на ней защита!
— И что же теперь нам делать? — расстроилась Лерочка.
— Могу только один вариант предложить!
И обе, не сговариваясь, хором воскликнули:
— Согласна!
— Тогда будем работать с вашим родственником. Как бишь его зовут?
— Мишка! Михаил!
— Это его крещеное имя? Он у вас крещеный?
Мать и дочь закивали.
— Ну, раз других средств не остается, придется отворотное зелье дать! Только смотрите: всё строго по инструкции!
И гадалка, проведя короткий инструктаж и объяснив технику безопасности, выдала им коробочку с желтым порошком: это и было «оно самое отворотное зелье».
Вернувшись домой, Алла Петровна сразу позвонила Мишке:
— Приезжай, отцу в гараже помощь требуется!
Мишка, конечно, прилетел. С отцом они быстро навели порядок в кессоне, и потом мать позвала их обедать. Смотрела на сына добрыми глазами, подвигала ему тарелки и всё добавку подкладывала.
— Как в детстве… Соскучилась! — подумал Мишка.
С того времени каждое воскресенье звонила сыну: то подать, то принести, то мебель перевезти. И так почти месяц. А в последний раз позвонила и вдруг получила отказ:
— Не могу, мам! Мы завтра в отпуск улетаем. Да и, если честно, мне после еды домашней плохо, отвык уже от жирного. Как поем у вас, потом до среды животом мучаюсь. Извини! — И бросил трубку.
Алла Петровна тут же за Лерочкой, та за телефон, и покатили к гадалке. Она их сегодня не ждала, но ввиду открывшихся обстоятельств согласилась принять.
— Ох, и сильная же, ведьма, оказалась! Не берет нашего Мишку отворотное зелье!
— Ничего, ничего, сейчас что-нибудь придумаем.
Старуха усадила их за стол, а сама выскочила на звонок в прихожей, видно, и другие клиенты на подходе были. Аллу Петровну с дочерью голос за стеной очень насторожил.
— Что ты, бабулечка, мы на минутку, утром улетаем!
— Не могу я сейчас: люди у меня!
— Ты снова за своё? Грех ведь это, и отец Николай говорит…
— Что же твой отец Николай меня кормить будет? Ты мою пенсию знаешь!
— Ну мы тебе можем добавить… немного.
— Молчите, кормильцы! Я и сама Вам добавить смогу.
— Бабушка, ты же всю жизнь в школе работала, химию назубок знаешь. Лучше репетиторством подрабатывать!
— Скажешь тоже! Да я теперь за день столько имею, сколько и за месяц не получала!
Алла Петровна не поняла этого разговора, но голос… этот голос она узнает из тысячи!
Неожиданно в комнату, опередив растерявшуюся хозяйку, ворвалась Юлька, а следом за нею…Мишка!
Первым прервал молчание сын:
— Мама? А что это вы тут делаете?
Сидевшие в комнате опешили и не нашлись, что сказать.
Но тут вмешалась гадалка:
— Как что? Тебе, внучок, за отворотным зельем пришли!
— За чем? За каким зельем?
— Отворотным! Они ко мне уже другой месяц ходят, всё отворачивают!
— А ты, бабуля? — вместе воскликнули внучка и её муж.
— А я что – я свою внучку люблю! А этих, — и старуха бросила испепеляющий презрительный взгляд на своих «клиенток», — этих я сразу раскусила, кто они.
Тут вскинулась, наконец, боевитая Лерка:
— Но зелье-то! Зелье продавала!
— Да какое это зелье! Порошок мой слабительный, я его сама утром принимаю: от него вреда нет, одна только польза!
— Да-да-а… — присвистнул Мишка — кучеряво девки пляшут, весело тут у вас!
И, взяв за руку свою жену, потащил её к выходу, но в дверях остановился, посмотрел с насмешкой на сестру и мать:
— А зелье-то ваше отворотное сработало!