Звезда татарской альтернативной сцены о «ДәртФест», песнях под баян и наследии Ильгама Шакирова
«Мне очень не нравится, когда даже некоторые мои коллеги говорят: «Ой, 90-е — это все какая-то белиберда на татарской эстраде». Нет, совсем нет», — говорит участник лейбла Yummy Music Ильгиз Шайхразиев, востребованный певец и шоумен. К примеру, сегодня его можно будет увидеть и услышать на «ДәртФест» в Казанском кремле. В интервью «БИЗНЕС Online» Шайхразиев рассказал о том, почему татарская музыка с таким трудом выбирается из оков традиционализма, о наследии «Yзгәреш җиле» и превращении национального радио и телевидения в банкет.
«Простые песни петь для хорошего музыканта — это сложнее сложного»
— Ильгиз, на «ДәртФесте» 30 августа в Казанском кремле с чем вы будете выступать?
— В этот раз мы будем выступать с Yummy Music Band. Я и Эльвира Мифтахова будем солировать, а группа играть сет. После этого мы с Эльвирой как специальные гости еще будем на Пушечном дворе, где пройдет модный показ татарстанских дизайнеров.
— А, вообще, то, чем вы занимаетесь, можно назвать частью национальной эстрады? Или все-таки татарская эстрада — это два прихлопа — три притопа, синтезатор и сельский клуб?
— Я не особо хочу себя причислять к татарской эстраде, но по факту, конечно, понимаю, что это все-таки музыкальная площадка. Если это можно назвать эстрадой, то окей, пусть будет так. Но все-таки эстрада — это штука, которая работает по особым правилам, которая, видимо, уже за многие годы установилась, и по большей части работает на запрос слушателей. У нас (Yummy Music Label — прим. ред.) этот момент работает плохо, потому мы больше любим делать то, что нам нравится, и классно, когда есть отклик от основного костяка наших слушателей, которые приходят просто иногда послушать.
Я вообще выступаю на многих мероприятиях, и если это «татарская солянка», какие-то татарские тусы, то, конечно, выбираю песни «татар эстрадосы». Если это андеграундная наша тема, то там мы исполняем другие песни. Бывают государственные мероприятия: открытия, игры — там уже другой репертуар. Везде пытаюсь успеть и спасибо, что организаторы мероприятий меня зовут. Но есть какая-то большая часть моего творчества — новое, интересное, мы не всегда апеллируем к тому, понравится это слушателям или нет.
— Но татарская эстрада — это индустрия, которая худо-бедно существует, причем без особого влияния государства. А где ваша активная гастрольная жизнь?
— Это то, на что мы не обращали внимания. Если брать год, то особо как будто бы и не отдыхаем. Где-то фестиваль, какой-то open air, движение СӘЛӘТ, городские парки нас зовут, летом у них стабильно площадки работают. «Урам», Сабантуй, приуроченные к БРИКС концерты, и вроде бы по часу-полтора делаем наши выступления, концерты, в принципе без работы не сидим.
Но видимо назрело, если вы спрашиваете, и мы начали думать о концертном туре по большим городам. Начать с Казани, потом Набережные Челны, Нижнекамск, Елабуга. Ижевск очень нас просит приехать, Пермь. Сейчас меняется поколение: если лет десять назад, может даже пятнадцать, было такое движение «Татар пати», когда татарская молодежь собиралась и устраивала сама себе какие-то мероприятия, то сейчас подрастает поколение 25-30 лет, которое сейчас хочет того же. И мы хотим сейчас это организовать, опыт есть, все есть, но почему-то просто в эту сторону не думали. Начнем думать.
— Вы имеете в виду «Yummy Music Band» как коллектив или весь лейбл Yummy Music как команду Ильяса Гафарова?
— «Yummy Music Band» — это музыкальная группа. А Yummy Music Label — это артисты, певцы и организаторы. В общем, идем к тому, что весной начнется такая концертная деятельность.
— А сами не боитесь стать таким «паркетным» артистом, выступающим исключительно на каких-то мероприятиях и корпоративах?
— Насчет «паркетности» я понимаю, что вы имеете в виду. Многие хорошие артисты почему-то вязнут в этом. Я оттуда уже ухожу, потому что раз в два дня у меня было какое-то мероприятие. Я сижу на этом, меня видят эти сто человек — акча бар, эш бар (тат. — деньги есть, работа есть), я пою, но это не помогает двигаться дальше.
Пару лет назад приехал в Альметьевск и выступаю: «Привет, Альметьевск!» И сам думаю: «А они вообще меня знают?» Потому что в Казани-то я выйду, там соберутся мои люди, а в Альметьевске не было какой-то работы проделано. Понятно, в Казани очень много мероприятий, какие-то движухи, открытия-закрытия, мировые масштабные вещи происходят. А в Челнах, В Альметьевске, Нижнекамске меня как будто и не знают. И мы начали над этим работать, встречаться с управлением культуры, просим звать нас на мероприятия. Или вот фестиваль «Каракуз» в Альметьевске — очень-очень хорошее явление, мы там появились, теперь там есть те люди, которые уже могут прийти ко мне и сказать: «О, я их видел!» Поэтому мы решили, что сами будем приезжать туда, где нас ждут.
«Пошли ты меня куда-нибудь в конце концов, может быть, это будет интересно»
— Помимо эстрады, действительно много талантливых артистов. Каковы сейчас шансы у такой музыки? Чего, может быть, ей не хватает, чтобы обрести более значительную аудиторию, находиться на виду у татарской публики?
— Когда я работал в фольклорным ансамбле «Сорнай», около 10 лет, наш очень мудрый руководитель говорил: «Если артиста не видно, значит он работает. А те, кому делать нечего, они платят на радио, платят на телевидении и не вылезают из этих площадок». Те, кто работает, они по полям, по лесам ходят. Вот я тоже, если честно, там: Пермь, Ижевск, Альметьевске…
— Еще обычно говорят, что таким артистам нужен грамотный продюсер, который выстроит нужный образ, музыкальный и сценический, и так далее.
— У нас в Yummy Music есть продюсер Ильяс Гафаров, но у нас тут свободная площадка, что-то кому-то диктовать не принято. Главное, чтобы я сам себе был интересен. Не то, что я такой гуру, понял все и живу по этим принципам, а больше, наверное, внутри есть такое ощущение, что не хотелось бы повторяться. Конечно, есть какие-то песни, которые заходят слушателю, и в ту сторону хочется смотреть, но повторяться не хочется.
Хочется искать новые темы в музыке. А иногда бывает так, что нашел совсем другую тему, одну песню записал, и ты как будто отпускаешь это от себя, напряжение уходит: «Лети, песня!» И даже становится неважно, будет ее слушать кто-нибудь или нет. Просто нужно ее родить, избавиться от нее, а потом просто смотришь на эту песню и думаешь: «По-моему, неплохо, ну, хотя бы не ужасно».
— Вы играете разную музыку, на YouTube можно даже найти выступление, где вы исполняете мунаджаты. Нет ли в этом какого-то распыления по жанрам?
— Когда я исполняю мунаджаты, традиционные песни, я даже сам себя слушаю, свое состояние, вхожу в какое-то трансовое состояние, когда их исполняю. Они меня волнуют, поэтому я очень люблю исполнять народные песни. И то же самое рэп, хип-хоп — это все меня заряжает. Но бывает, я, как слушатель или как зритель, смотрю на какого-то артиста, а он что-то делает, но не верит — это слышно и это неубедительно. Но бывают и такие артисты, как Раяз Фасихов, он тебе и рэп прочитает, и он убедителен в этом, интересен и не выглядит смешным. К какому-то этапу своего творчества каждый артист понимает, что у него получается, а что нет. И в принципе, если он делает то, что ему неинтересно, это меня, как зрителя, обижает.
Но все равно я не вижу себя только в чем-то одном. Больше мне по душе все равно ритмичные, веселые песни, которые с каким-то грувом, какими-то громкими битами, на данный момент это так. Если мне скажут, что надо петь целый год только народные песни под баян или только читать рэп — отвечу: «Нет, ребята, я так не выживу».
— Были ли у вас мысли пытаться делать карьеру за пределами республики?
— Мыслей уезжать у меня не было. У меня есть песни на русском языке, их кто-то слушает в Москве. Но, кстати, людям мы больше интересны именно как татарские артисты. Я имею в виду даже не в татарской среде, русскоязычные казанцы интересуются нашими татарскими песнями. Если я начну всерьез петь на русском языке, то встану просто в ряд сотен тысяч исполнителей, а если петь на татарском языке, сразу у слушателей возникает интерес: «О, любопытно, а о чем песня, какой у вас язык интересный».
Более того: нас ставили на радио «Серебряный дождь» с песней «Татар кызы», которая сделана в дуэте с группой «ОММАЖ». Это было в программе «Артур и Петя», и потом пришло очень много комментариев от слушателей, и сами ведущие сказали, что это вообще что-то с чем-то, какой прекрасный язык у нас. Еще на «Радио рекорд» есть такая рубрика — «Рецепты бабушки Халиды», там тоже поставили нашу песню «Бас Бас». То есть в целом интерес к татарской музыке есть.
Один музыкальный критик сказал, что татары просто рулят, и все песни, которые они на нашем лейбле Yummy music слушали, им были интересны, потому что мы, видимо, музыкально отличаемся. Все равно, если татарин сделает музыку даже на русском языке, — это будет татарская музыка. Мы можем петь на английском языке, но татарами мы не перестаем от этого быть, и песни не перестают быть татарскими.
Что делают «Аигел», Tatarka? Вроде бы они поют на русском языке, но присутствуют какие-то вставки татарские, мелодии, и это цепляет людей, потому что ни на что не похоже. Мы тоже думаем делать на русском языке, но, чтобы это было «по-татарски».
— Как соблюсти баланс, чтобы это не выглядело как официозная «популяризация татарской культуры»?
— Я всегда говорю: как только ты пытаешься кому-то понравиться, ты уже никому не нравишься. «Я очень добрая, каждый день мою полы, на пятерки училась, маму-папу слушалась и дневник каждый день заполняла» — все, неинтересно. Скажи что-нибудь другое, пошли ты меня куда-нибудь в конце концов, может быть, это будет интересно.
«У нас радио или телевизионное вещание превращаются в какой-то банкет»
— Yummy Music, как вы вообще оцениваете роль лейбла в нынешней татарской музыкальной культуре?
— Наш лейбл «Yummy Music» тесно работает и с минмолом, и с министерством культуры, и спасибо большое всем, кто там наверху, потому что без помощи администрации иногда бывает сложно донести до людей какую-то идею. Мы являемся одним из культурных каналов: во-первых, доносим их идеи, а, во-вторых, это работает и в обратную сторону. Мы им говорим: «Смотрите, есть молодежь, им вот это нужно». Это двухсторонняя история.
Например, у нас будет «ДәртФест» 30 августа, в рамках празднования Дня города и Дня республики, и это все в тесном контакте с минкультом и минмолом. Они понимают, что это интересно, они понимают, что это нужно, что должна быть площадка для аудитории этого фестиваля. Это, во-первых, для жителей города, для всех, кто интересуется такой музыкой, и это для гостей города, которые идут мимо, смотрят: «Ух ты, татарская живая музыка!». И у нас же есть такое клише, что татары — это баян, каляпуш, но ведь нет, уже с 60-х годах это не так. В эфире, на радиостанции — это окей, но большие города живут совершенно другой жизнью. Есть прослойка и среди молодежи, и во взрослой аудитории, которая слушает намного более интересную музыку. Это городская культура, она вобрала в себя весь наш опыт, пережевала и родила что-то уникальное. И проводить для этой прослойки такие фестивали и концерты — это необходимость.
— И эта городская музыкальная культура развивается?
— Я варюсь в этом и мне, может, кажется, что все прекрасно: я везде выступаю, у нас какие-то движения есть — это может быть ошибка того, кто находится внутри ситуации, и я уже не могу объективно это все это оценивать. Могу допустить, что не все так прекрасно. Но, конечно, хотел бы, чтобы наши владельцы медиапространств, телевизионных программ и радио больше обращали внимания на что-то новое. Я все понимаю — рыночная экономика, пришел, заплатил деньги на какую-то площадку, тебя крутят и все думают, что вот они звезды.
Я недавно ехал со своими детьми, слушаю радио. Дай, думаю, поставлю, татарское радио. Я поставил и у меня одна песня (скажу по-русски) «Собрались на юбилей, как классно у нас здесь всё», вторая песня «У нас сегодня никах», третья песня «Эх, друзья, мы за круглым столом». Я думаю: подождите, а я сейчас на банкете сижу или я слушаю радио? И подумал, не хочу, чтобы мои дети росли и думали, что это и есть татарская музыка. Ведь это не так.
Татарская музыка намного интереснее. Ильгам Шакиров поет про Адриатическое море. Какой сегодня певец подойдет к композитору и скажет: напишите мне песню, например, про Тихий океан? Во-первых, композитор скажет: «Я не умею писать песни про Тихий океан». Во-вторых, сам певец скажет: «Зачем мне петь про море?» Есть очень много классных артистов, которые поют на банкетах и это прекрасно, они тоже нужны, но проблема в том, что у нас радио или телевизионное вещание превращаются в какой-то банкет.
«Это было классно — стоять в «Карнеги-холл» и петь на татарском языке»
— Давайте вспомним про фестиваль «Yзгәреш җиле». У вас вряд ли могут быть претензии к нему, ведь в чем-то он вам дал путевку в жизнь.
— Я могу понять тех, кто не приемлет «Yзгәреш җиле». Я могу ответить так. У нас почему-то думают, что все, что происходит — это последняя инстанция. Это не так. Представьте, что может быть и так, и по-другому. Например, я на концерт Ильгама Шакирова уже никогда не попаду. Я никогда не пойму, как это слушать его здесь и сейчас. У меня для этого что есть? У меня есть его записи. То же самое — на концерт Майкла Джексона не попаду, у меня для этого есть записи. Если кто-то выйдет и споет мне Майкла Джексона так же, как это делал Майкл Джексон, я скажу: «Мм, интересно», но больше я не буду его слушать этого исполнителя. Вот представьте, песня «Black or White»: вот он спел, я не запомню, как даже его зовут.
А если он сделает по-другому, изворотит интересно, я скажу: «О, интересно, как он это нашел?». И «Yзгәреш җиле» идет по этому пути. Если просто Ильгама Шакирова петь, никто и не заметит певца, они скажут: «Было непохоже на Ильгама Шакирова». И все. А тут идея какая: мы вам, во-первых, напоминаем, что есть такая песня. Смотрите, она может звучать совсем по-другому, наслаждайтесь этим другим звучанием. Во-вторых, это и для того, чтобы кто-то послушал на концерте, потом вернулся домой и послушал оригинал и в итоге узнал о нем. Они, возможно, даже слышат эту песню впервые в исполнении Алины Шарипжановой, например. Они думают: «Что за песня?». А там написано — Рустем Яхин. Все — они потом идут в интернет и узнают: «О, ведь была такая певица!». Извините, но у меня мурашки сейчас по коже. Они тем самым возвращаются к истокам.
— Многих смущает даже не музыкальное наполнение «Yзгәреш җиле», а его огромный бюджет, дескать, можно было намного эффективнее для той же татарской культуры потратить эти деньги.
— Я финансово очень не подкован. Куда какие потоки откуда и куда идут — мне это неинтересно. Я, как артист этого фестиваля, участвующий в нем с самого начала, могу сказать так: я балдею от масштаба, от звука, от работы над песнями. Ошибочно думать, что это делают москвичи, потому что над этим работают художественный руководитель Рауфаль Сабирович Мухаметзянов, который рос здесь, Венера Ганеева, которая десятки лет на эстраде, профессор в Университете культуры и искусств. Да, есть какие-то неудачные вещи, я могу согласиться. Но они — это не константа для этого фестиваля.
Я стою на сцене, передо мной много людей, у меня хороший звук, танцоры, хороший свет, огромный оркестр — симфонический, духовой. Вот этот кайф. Как артисту мне нравится. А с точки зрения тех организаторов, кто дает и берет деньги — я за это не могу отвечать.
— Еще хотелось бы вспомнить вашу поездку с «Yзгәреш җиле» в Нью-Йорк, вы даже успели снять там два клипа с Ильясом Гафаровым. Чем запомнилось выступление там?
— Там 90 процентов зрителей были сами американцы. Там татар было мало, русских было чуть больше, и больше всех было американцев. Люди аплодировали стоя. Это было напоминание, что есть что-то общемировое, которое понятно всем. Эти аккорды, джазовые и фанковые ходы, хип-хоп, соул. Мы не можем уже от себя оторвать эти жанры, они есть и они неплохо звучат в исполнении Муслима Магомаева, например, всех наших мэтров, даже и в постсоветском пространстве.
Так что эта идея — туда отвезти наш концерт — это было классно. Стоять в «Карнеги-холле» и петь на татарском языке. А у них еще был перевод на английский язык. Для них, я уверен, это не выглядело смешно. Это выглядело очень достойно. Но это, конечно, не было что-то из ряда вон выходящее, потому что не было такой задачи — перевернуть музыкальный мир, что-то открыть новое. Была задача — выглядеть на уровне. И московские музыканты, оркестр, артисты к этому отнеслись очень ответственно, мы просто сделали то, что делаем здесь.
Мне тоже интересно, у нас тут в Казани не так к этому относятся, нет такого трепета к этому концерту, к этому звуку. А когда, например, даже в Москве мы это делали, и были русские слушатели, они были удивлены этим красивым песням. А тут почему-то в нас пытаются кинуть чем-то не очень свежим.
Я, например, люблю слушать африканские, индийские и латиноамериканские вещи. А например, эстраду Нидерландов я не могу слушать, потому что это слишком примитивно. Но есть такие вещи, которые выше всего этого, музыка, которая содержит интересные обороты, подразумевает интересный подход. Вот это интересно. Мне очень не нравится, когда даже некоторые мои коллеги говорят: «Ой, 90-е — это все какая-то белиберда в татарской эстраде». Нет, совсем нет. То, что на поверхности — возможно. Но вы послушайте у Айдара Файзрахманова «Чаба поезд, чаба» — это же синти-поп, сегодня такого не делают. А тогда они были молодыми людьми, они хотели быть в этом движении.
Мы почему-то положили Ильгама Шакирова на полку и просто проходим, смотрим и уходим. Почему? Возьми ее! Этой штукой ты должен пользоваться, даже гвоздь можно забить ею. Это такая крепкая штука, что она должна быть в обиходе, должна быть везде. Мы делали трибьют Ильгама Шакирова с Yummy Music Band. Это такая кладезь, там твори не хочу. И мы не пытались его изображать. Я на концерте так и сказал: «Если вы хотите послушать священное, сокровенное, вот вам записи, пожалуйста, у вас есть такая возможность». Кстати, благодаря инициативе нашего лейбла, студия «Мелодия» выпустила на своей площадке песни Ильгама Шакирова и Альфии Авзаловой.
Да, молодые музыканты возвращаются к ретро-песням, но их перерабатывают. Кому-то нравится, кому-то не нравится. Но кто сказал, что эти песни должны пылиться? Они должны возвращаться, они должны быть в нашей культуре, потому что мало кто их откопает и будет слушать в тех аранжировках. Они уже не соответствуют даже моему и вашему слуху. А когда ты их перерабатываешь и немножко осовремениваешь, и мне приятно их слушать.
«Сегодня ты не можешь быть звездой и не быть блогером»
— Как вы вообще к критике относитесь?
— Еще такая проблема, что у нас нет музыкальных критиков, которые могли бы мне сказать: «Ильгиз, это говно». У нас есть журналисты, которые могут высказывать свое мнение, но если мне какой-то умный человек, который много что слышал и знает, и оперирует музыкальными понятиями, скажет что-нибудь, и я пойму, что он рационален, я, может быть, прислушаюсь. Но у нас нет такой школы. У нас есть только: ты продал — ты молодец, ты выступаешь — ты молодец, иы звучишь из каждого утюга — ты молодец.
Однажды любимый мной исполнитель Раяз Фасихов сказал в одном интервью: «Неважно, ты можешь звучать по телевидению и радио каждый день, твоя песня может быть хитом, но когда тебя позовут на концерт и ты выйдешь на сцену — вот тогда и будет твой экзамен. Либо ты сделаешь зал, либо зал тебя сделает». Ты можешь быть каким угодно, можешь снять классный клип, но если у тебя как артиста нет волшебства в умении что-то делать с залом, то два года — и ты уйдешь со сцены. Ни тебе, ни зрителям уже будет неинтересно.
Но сегодня молодежь не обманешь. Сегодня все в интернете и каждый слушает свое. Каждый определился по каким-то кучкам. И то, что тебе по радио ставят, уже не работает. В последние годы это уже начинает перетекать — каждый свое скачивает и слушает только свое. Неважно, популярный он или нет. Нравится — слушают, не нравится — не слушают. Поэтому сейчас мы, наш лейбл, работаем только в интернете, только на стриминговых площадках. На телевидение и радио мы не идем.
— Это проблема — такое разделение аудитории по группам, по тусовочкам?
— Вот скажите мне, какой, даже в мировом плане, актер может сравниться с Леонардо ди Каприо, например? И сейчас, и раньше они для нас были какими-то небожителями. Да, и сейчас артисты есть, они интересные, классные, но уже чаще всего нет этого трепета перед ними, волшебства. Они все блогеры, они показывают, что они кушают. А раньше эти звезды, певцы — Майкл Джексон, Бейонсе — они были как будто бы не люди, а инопланетяне. Мы, конечно, понимали, что они обычные люди, но в этом была игра, что они какие-то особенные и редкие.
А сегодня ты не можешь быть звездой и не быть блогером. Сегодня звезда должна приготовить яичницу утром и показать как она переодевается, и показать что у нее там с детьми, что она гуляет по парку. Такое сейчас время.
И сегодня мы все по группам — кто-то любит такую музыку, субкультуру, кто-то другую. Раньше как было: Андрей Губин написал песню «Зима-холода» и эта песня звучала отовсюду целый год, пока Губин не напишет следующую песню. Он написал следующую — «Зима-холода» уходит, «Ночь» приходит. То же самое с «Руки вверх». Они были везде, были звездами. Раньше я не мог не послушать «Руки вверх» в интернете. И весь народ — и дети, и взрослые, и вы, и я — слушали. Это даже объединяло. Всей страной одну песню. Любовь всего народа, всего СНГ, всех стран. Это меня объединяло и с казахами, и с узбеками, и с татарами, и с башкирами, и с бурятами. А сейчас такого нет. Какая сейчас песня, которая объединяет нас всех? Такой нет. Но не надо это воспринимать с пессимизмом. Это просто такое время. Видимо, что-то другое выросло. Это мы по старой памяти ностальгируем.
— Картина мира другая.
— Да, поэтому мы, мое поколение, не можем зацепиться ни за какого нового артиста, у нас, кажется, есть такое: «Ну, ты не звучишь по радио». Люди же думают, что если кто-то не звучит по радио, значит он не заслуживает такого внимания. И у нас в Татарстане почему люди платят деньги этим радиостанциям, чтобы там звучать? Потому что они работают на взрослое поколение, которое думает: «Если тебя показывают по телевизору и радио, я пойду на твой концерт, а если этого нет — ну да, у тебя песня хорошая, где-то слышал, но я куда-то в концертный зал ради тебя не пойду».