Найти в Дзене
Журнал "Под Ногами"

Восемнадцать

Моя кушетка въехала в операционную. Здесь жутко воняло формалином и латексом, из которого делают перчатки. Жуткий холодный свет слепил мне прямо в глаза, а в ушах стоял ужасный писк.
- Оставьте его! Прошу! - визги моей матери лишь чутка заглушали гудящие приборы, окружающие меня.
Место не самое уютное, хочу вам сказать. Умирать хочется не здесь, но навряд ли кто предложит мне процедуру эвтаназии в пшеничном поле или в горах Альп. А я ведь хотел заниматься скалолазанием.
Страх окутывал меня с больных ног до гудящей головы. Что случится после процедуры? Что я увижу? Всё запоминается отрывками или короткими эпизодами. Я уже и не вспомню больничный холл, но зато отлично вспомню красное от рёва лицо своей матери и обреченный вид отца, который сдерживает её, чтобы она не хватилась в меня крепкими объятиями с просьбами остаться с ней.
Конечно же им жалко. Восемнадцать лет воспитывать ребёнка, а потом в один день потерять всё, что они растили. Помню, как отец пытался научить играть меня в

Моя кушетка въехала в операционную. Здесь жутко воняло формалином и латексом, из которого делают перчатки. Жуткий холодный свет слепил мне прямо в глаза, а в ушах стоял ужасный писк.
- Оставьте его! Прошу! - визги моей матери лишь чутка заглушали гудящие приборы, окружающие меня.
Место не самое уютное, хочу вам сказать. Умирать хочется не здесь, но навряд ли кто предложит мне процедуру эвтаназии в пшеничном поле или в горах Альп. А я ведь хотел заниматься скалолазанием.
Страх окутывал меня с больных ног до гудящей головы. Что случится после процедуры? Что я увижу? Всё запоминается отрывками или короткими эпизодами. Я уже и не вспомню больничный холл, но зато отлично вспомню красное от рёва лицо своей матери и обреченный вид отца, который сдерживает её, чтобы она не хватилась в меня крепкими объятиями с просьбами остаться с ней.
Конечно же им жалко. Восемнадцать лет воспитывать ребёнка, а потом в один день потерять всё, что они растили. Помню, как отец пытался научить играть меня в волейбол, но из-за моих проблем у меня не выходило даже мячик подбросить. Я наблюдал, как отцы играют со своими ребятами в футбол или просто бросали друг другу мяч. Но я не мог позволить этого счастья отцу и себе из-за велений судьбы. Я родился, чтобы приносить несчастье и никчёмность.
Родители оберегали меня от всего, пылинки с головы сдували, конечно же им жалко расстаться с самым любимым человек в их жизни.
Зачем! Зачем я родился с этим клеймом по жизни. Каждый раз видеть в заключениях «Детский церебральный паралич» было словно иглой в сердце. Мать пробовала всё: водила к колдунам, в храмы, даже шарлатаны не помогли.
В школе я еле-еле выговаривал своё имя во втором классе. Я урод по жизни. Я не должен был родиться. Моей судьбой было погибнуть сразу при рождении, но этого не случилось, настал черёд мне взять судьбу в свои руки.
Кушетка подъехала к дальней стене операционной. Холодная, пустая и никчёмная стена пугала меня ещё больше, чем всё остальное.
- Нет! - проревела мама на всю больницу. - Прошу, верните мне моего малыша.
Мама, я уже как сутки не твой малыш и имею право распоряжаться своей жизнью так, как я этого хочу.
Врачи шустро бегали туда-сюда по комнате, доставая нужное оборудование.
Я лежал неподвижно, каждое движение для меня было мукой и испытанием.
Голова уже была пьяна, и я больше не соображал, но крики мамы впивались в уши иглами.
Наконец, она замолчала.
- Я буду скучать, сильно-сильно…
Я еле услышал её последние вздохи и плач.
- Люблю тебя, чемпион.
Чемпион. Да за какие заслуги отец меня так назвал. Я был никчемным животным всю мою сознательную жизнь.
- Если ты думаешь, что был обузой для нас, то это не так. Мы должны любить не твоё тело, а тебя, что мы и делали, делаем, и будем делать вечность.
Что-то колыхнулось во мне. Моё мнение резко изменилось. Стойте! Остановите операцию! Я хочу поговорить с родителями! Я не могу просто уйти из этого мира, не поговорив с ними.
Наркоз начал действовать, а я уснул.

Скворцов Я.