— Пустите, мужики? — Ваня дрожащей рукой открыл дверь из матового стекла, заглянул в курительную комнату аэропорта. Да и не комната это была вовсе, так, закуток, как аквариум, только с тусклыми стёклами, за которыми угадывались лишь силуэты смолящих сигареты мужчин.
— Куда? Не видишь, что ли, написано, не больше двух! — гаркнули из висящего клубами дыма.
— Да пусти ты его, Семеныч, вишь, как трясёт всего!
Стоящий ближе к выходу низкий, приземистый мужичонка посторонился, пропуская Ивана вперёд.
— Чего, на отдых летишь? — дав новенькому пару раз затянуться, спросил наконец тот самый Семеныч. — Нервы подлечить?
— Ага... — вяло ответил Иван. — Лечу... На отдых...
— А что же так невесело? Поди, на море лыжи—то навострил? Красота! Синее, тёплое, с барашками. Семеныч, что это, отгадай! — подмигнул смуглолицый, с обветренной кожей друг Семеныча, Михаил.
— Это море, мой друг. Но нам оно неведомо. Мы вот с коллегой больше по горам, — пояснил Семеныч. — А если отпуск, то в деревню. Хорошо там, в деревне, покойно, как моя матушка говорила. Комары, картоха вперемешку с колорадскими жуками, огурцы колосятся... Ну, нечего об этом. Потом... Так что не так с курортом—то?
— Всё так. Так! — зарычал Иван, комкая одну и закуривая вторую сигарету. — Компания только не та, то есть Маня моя — это хорошо, а вот эта... — Ванька махнул головой куда-то в сторону. —Это как возвратный тиф или глисты. Лечишь их лечишь, а они снова прут.
— Это про кого ж ты так ласково? — поинтересовался Михаил, посмотрел на часы. Есть ещё время, можно и поболтать.
— Эй, можно поскорее? У нас вылет скоро! — постучали в стекло. Семеныч пообещал, что они совсем уже скоро курилку освободят и, разогнав рукой дымок, сосредоточенно уставился на Ивана.
— Ну, чего там? Кто мешает нормально отдохнуть рабочему человеку? — придвинулся он поближе к мужчине.
— Да не могу я уже! Что ни отпуск, то с нами тёща. Сил нет моих! Сочи? Она тут как тут. Абхазия? Она опять там. Дагестан? Опять она рядом. Не могу! Не могуууу! — затряс кулаками в воздухе Иван. — Достала, прости, Господи!
— А чего она? Дочку что ли с тобой отпускать боится? Караулит тебя, чтоб налево не глядел? Или что?
— Да я от своей Мани никогда не уйду! Я, вот выйдем, её вам покажу! Краше неё нет на всём белом свете! А тёща, Зинаида Борисовна, она ко мне неровно дышит. Ну вот прям так я ей полюбился, ребят, страшно даже. Зять–зять, зять–зять… Ваня–Ваня, Ваня–Ваня…
— Ну, скоро вы там? — постучали снаружи более назойливо.
— Выходим. Ну, мужики, надо освободить. Давайте на вольной волюшке продолжим беседу. Вань, ты сможешь? Или рейс уже на подходе? — Семеныч схватил стоящий у ног рюкзак, открыл дверь.
— Смогу! Нам ещё три часа мариноваться! А уж лучше тут, чем там... — опять мотнул головой Ванька, как будто у него тик.
Вышли, огляделись. Ближайший закуток с креслами был весь набит спящими пассажирами. Где–то плакал ребенок, кто–то громко разговаривал по сотовому, ругался. Две женщины–хохотушки сидели рядышком и ели мороженое, что–то оживленно обсуждая. Стюардессы, миниатюрные, в красивых костюмах, поправляли повязанные на шеи платочки, а за огромными окнами было видно, как выруливает на взлет чей–то самолет.
Семеныч устало вздохнул. Надоело. Всё надоело — командировки, казенные дома, несговорчивые подрядчики, дожди, холод. Тоже хочется выйти на солнце, побежать по раскаленному песку и бухнуться в теплую воду, растянуться, раскинуться «звездочкой» и смотреть в небо до тех пор, пока глаза не устанут от света. А потом медленно плыть, чувствуя, как соленая вода сама держит тебя на поверхности, хотя в тебе почти сто кило… И чтобы на берегу сидела твоя Зина, Галя, Даша… Эх, сколько красивых женских имен на свете, а уж их самих, этих женщин, вообще не сосчитать! Но Семёнычу все не нужны, ему одна была нужна, но это уже в прошлом…
Потолкались мимо кафешек, чувствуя аромат кофе и жареных блинчиков, сглотнули. После того, как покурит, Михаил всегда чувствовал голод, но стоять в очереди не хотелось. Он вздохнул, потянулся за товарищем и новым знакомым.
Дошли до железных, в мелкую сетку, сидений, расположились, поставив рюкзаки рядом и довольно вытянув ноги. Семёныч вынул шоколадку, разделил на троих.
— Мы б тебе, Ваня, выпить предложили, да нельзя нам, сейчас прилетим, сразу на работу надо... Ну чего там?
— Так вот! — продолжил рассказ Ваня. — Я ещё когда свататься ходил, тётя Зина меня всё нахваливала, проходу не давала, закармливала. Я думал, что ради дочки старается, но уж теперь не знаю. Они с Машей одни жили. Жена говорила, что отца своего никогда не видела, да и Зинаида никогда про него не рассказывала. А теперь я у них есть, мужчина в доме. Мне сначала даже приятно было, ходил гоголем, мол, теща с меня пылинки сдувает, а потом началось… Пока в городе живем, она тихая, иногда в гости зовет нас, угощает, беседами развлекает, в общем, ненавязчивая. А как соберемся куда–то в отпуск, она уже с чемоданом стоит у подъезда, как будто мысли читает. Я говорю: «Маш, что за дела?», а моя только глаза потупит, вздыхает, мол, ну такая у нее мама, что тут поделать…
— А на чьи ж деньги она с вами каталась? — поискав глазами автомат с водой, спросил Миша. — Путевки–то на пенсию особо не купишь. Самое дорогое — это билеты на самолет…
— Мы до сегодняшнего дня только поездом… Зинаида Борисовна работает, о пенсии и не думает. Да вон они, мои сидят…
Иван показал на двух женщин, воркующих на другом конце зала.
— Вон та, помоложе, моя Маша. А рядом… — Мужчина махнул рукой.
Семеныч и Михаил прищурились, рассматривая тещу своего нового знакомого.
Приятная женщина, аккуратная, с модной короткой прической, в легком летнем брючном костюме, то и дело озиралась по сторонам, как будто кого–то искала, потом смотрела на часы, дергала дочь за руку, что–то говорила ей.
Маша, молодая, с ярко–красным маникюром, в коротком платье и в босоножках на платформе вынула из кармана сотовый, набрала мужу.
У Ивана в кармане запела группа «Ария».
— Алло. Да, я скоро приду. Ну, где–где… Зинаида Борисовна нервничает? Ах–ах… А она не хочет поехать домой, а? — сердито буркнул Ванька. — А я ничего! Я нисколько не злюсь, что ты! Хорошо хоть, додумалась номер себе отдельный снять, а то я уж думал, рядышком все будем жить, как одна большая, дружная семья! — Иван раскраснелся, стал нервно барабанить пальцами по спине Семеныча, потом опомнился, смущенно пожал плечами. — Да иду я уже. Иду, не ори!
Мужчина встал, и тут Зинаида Борисовна сама увидела его, вскочила, потащила сумки и Машу к зятю.
— Ванюша, а мы уже волноваться начали! Аэропорт большой, где тут тебя искать?! А вдруг что случилось, мало ли, душно же! — лепетала она, простучав каблучками по каменному, блестящему полу. — Маша, вот он, вот! — крикнула она, обернувшись, а потом, заметив рядом с зятем незнакомых мужчин, как будто испуганно замолчала, задышала быстро–быстро. Её бровки поползли вверх, а глаза сделались огромными, печальными.
— Ваня, что от тебя хотят эти мужчины?! У нас нет валюты, нет ничего, поверьте! Мы просто едем отдыхать! — Зинаида схватила Ивана за руку, крепко сжала его ладонь.
— Добрый вечер. Извините, что напугали! — вышел вперед Миша. Его забавляла эта троица: жующая жвачку Маша, её сердитый муж Ванька, трепетная, очень красивая Зинаида. — Мы просто так поболтали. Не беспокойтесь. Семеныч, ну что, пора? Давай, Ваня, хорошего отдыха! Да не бери в голову! — Михаил протянул Ивану руку, улыбнулся. — Отдыхай на всю катушку! Семеныч, ну ты чего?
А тот стоял, как вкопанный, и смотрел то ли на Машу, то ли на Зину, хлопал глазами и ничего не говорил.
Женщины тоже уставились на него, потом Мария, улыбнувшись, сказала:
— У вас шоколад на подбородке. Вот тут.
И она показала на свой подбородок. Ваня оглянулся на нового знакомого, присмотрелся. Да, был шоколад…
Зинаида Борисовна вдруг резко развернулась, пошла прочь, расталкивая снующих туда–сюда пассажиров. Она уронила шарфик, который был повязан на ремешке сумочки, но даже не заметила этого. Упали на пол и билет с паспортом, которые она держала в руках.
— Мама! Мама, ты что?! — поспешила за ней Маруся, подняла документы, потянулась за шарфом, но его уже перехватил Семеныч. — Отдайте, это мамино!
Она хотела отобрать шарфик, но мужчина покачал головой.
— Не надо, Маша, я сам отдам.
— Я вам не Маша! А Мария! Ваня, что ты стоишь?! Кого ты привел?
Мария нетерпеливым жестом позвала мужа, тот кивнул, направился к ней.
А Зинаида, наконец закончив свой молниеносный побег, стояла у окна, как будто внимательно рассматривала самолеты, их огромные, как у чайки, крылья, овальные турбины, гладкие, с окошком, кабины, шасси, упрямо давящие в асфальт большими колесами. Она массировала ладонями шею, гладила кожу, сглатывала, хмурилась. Она просто боится летать наверное! Так думали посторонние — та пара, что сидела за столиком в кафе и тянула из стаканов коктейли, та семья, притулившаяся сбоку и то и дело дремавшая, уборщик, прошедший мимо со шваброй. Так думали смеющиеся о чем–то стюардессы, бариста, включивший только что кофемашину, чтобы сделать капучино… Рядом с Зиной остановился малыш, уперся ладонями в стекло, тоже стал смотреть наружу. Но его тут же увела мать, и Зинаида Борисовна опять осталась одна.
А может, эта женщина просто любопытная, ей интересно глядеть на самолеты. Так думали все, кто видел прямую, гордую спину Зины. И только Семеныч знал, что Зина просто занималась в молодости танцами и гимнастикой, хорошая осанка — это как будто побочный эффект от тех времен…
— Ты обронила, возьми… — он протянул ей шарфик.
Но женщина поморщилась, как будто её ударили или ужалила крапива, отвернулась.
— Зина, ну бери же! — Семеныч всё пытался поймать её взгляд, вертелся, но видел только блестящие глаза Зины в отражении.
— Мама! — подбежала Маруся, погладила мать по плечу. — Мам, ты чего? Через весь аэропорт улепетнула! Мужчина, отойдите, дайте нам спокойно поговорить! — зыркнула она на Семеныча, но тот не сдвинулся с места.
— Я думаю, нам надо всем поговорить. Давайте сядем где–нибудь, — предложил он.
— Да отстаньте же от нас! Ваня, что они привязались? Ты обещал им денег? — строго спросила Маша у мужа.
— Нет, ничего я не обещал. Мужики! — обратился он к Михаилу и его товарищу, — Ну правда, вы бы шли своей дорогой. А мы тут своей семьей останемся, а?
Иван пожал плечами, ожидая, что те его поймут. Миша кивнул, пошел, было, прочь, но Семеныч остался.
— Зинаида Борисовна, я предлагаю все обсудить сейчас, чтобы потом опять не жалеть… У меня самолет через два часа, — просяще зашептал он.
— Два часа? Ну надеюсь, вам хватит этого времени, чтобы внятно всё изложить, — повернулась к нему Зина, выхватила свой шарфик, и, взяв дочь под руку, пошла к кафе.
Растерянная Маша, сонная, уставшая, вздохнула.
— Мам, куда? Зачем? Что происходит–то? Вань! Ваня! — позвала она мужа.
Иван хотел ответить, что сам ничего не понимает, что просто беседовал с этими мужчинами… Но его уже никто не слушал.
Семеныч суетился вокруг Зинаиды, подвинул ей стул, потом стал ухаживать за Машей, но та его оттолкнула, уселась сама, взглядом кивнула на соседний стул.
— Ваня, сядь рядом со мной, а то у меня истерика случится! — прошипела она.
Потом, некоторое время спустя, они будут вспоминать, какой прекрасный кофе там подавали, и какие были красивые чашечки… Но это потом, а сейчас Зина, Маша, Иван и Семеныч сели за круглый стол, положили руки перед собой и молчали.
А Михаил отошел в сторонку, ему эти семейные разборки были ни к чему.
— Ну, для начала, позвольте представиться, — Семеныч нервничал, всё поглаживал стеклянную столешницу. Сквозь прозрачную поверхность было видно, что он никак не может успокоить ноги. Те шуршали по полу подошвами ботинок, задевали туфельки Зинаиды, босоножки Маши.
— Да угомонитесь вы уже! — Мария раскрыла меню, шепнула что–то мужу. Тот встал, направился к барной стойке, чтобы сделать заказ. — Мам, ты будешь пирожное? Нет?
— Наполеон. Твоя мама любит «Наполеон». А меня зовут Константин. Вот так вот… — Семеныч опустил глаза, потому что Зинаида строго на него посмотрела, как будто хотела сжечь взглядом.
— Ну допустим, — положила ногу на ногу Маша. — Так в чем дело? Вы нас не знаете, мы вас не знаем. К чему все эти расшаркивания?
— Подожди, Маруся, подожди… — дотронулась Зина до дочкиной руки. — Константина Семеновича я знаю давно. Признаться, не думала, что встречу его еще раз в этой жизни. И не могу пока сказать, рада ли этому.
— А я рад… Глупо, конечно. Но неожиданно рад. И Маша такая красивая, очень–очень красивая! На тебя похожа… — сказал мужчина тихо.
— Да? Спасибо. И что дальше? Ваня, благодарю, ты очень любезен. Сядь, ты тоже должен послушать.
Зина кивнула на стул. Иван послушно сел.
— Итак, я начну, наверное! — Зинаида набрала побольше воздуха в легкие, но говорила почему–то сипло. — С Костей я познакомилась, еще будучи очень молодой, но уже беременной тобой, Маша. Константин, кстати, не имеет никакого отношения к тебе, он тебе не отец. Он просто… Просто знакомый. Животик уже было заметно, скоро рожать. А мне так стыдно ехать в роддом, потому что все будут спрашивать, где отец ребенка. Мой врач, Еланкина, как сейчас помню, на каждом приёме поджимала губы и ворчала, что в «её» время такого не было, что тогда сразу бы меня перевоспитали, что мои родители совершенно не следили за мной, поэтому я без мужа, но уже в положении. Я тогда была робкая, отвечать не умела. Еланкина сказала, что в роддоме меня будут все обижать, потому что я одна… Я очень испугалась! Очень! Машенька, ты же родилась весной, так вот, где–то за месяц до твоего рождения я поскользнулась на улице, чуть не упала. Но Константин Семенович, доброй души человек, подхватил меня, усадил на скамейку, стал утешать, хотел отвезти к врачу, но я сказала, что всё в порядке…
— И что? Из–за этого мы все здесь сидим, а в воздухе как будто сейчас появится электрический шар и разорвется? — Маша сделала глоток из маленькой чашечки, отломила кусочек от пирожного.
— А то, что твоя мама была тогда очень красивая, ей так шла беременность! — Константин даже улыбнулся от теплых воспоминаний. — Когда моя сестра была в положении, это выглядело ужасно. Из неё как будто высосали все соки, она ходила бледная, вены под кожей синими нитками тянулись. А Зинаида Борисовна была румяная, очень симпатичная. Только очень грустная.
— И вы за ней приударили? Решили утешить? — скривилась Маша. — Боже, и я всё это слышала?
— Нет, Маня, нет! Не то! Мы как–то подружились. Странно, конечно, но у меня были с собой книги, сборник. Но последнего тома не хватало. А у Константина он был. И он его мне потом принес. Мы встретились на улице, я тогда еще работала, в декрет ушла за неделю до родов. Ну, мы погуляли. О чем говорили, я не помню… Только весело было. И ты в животе пиналась, как будто тоже смеялась.
— Мы говорили о Чарли Чаплине, да и вообще о комиках, комедиях, я рассказывал анекдоты.
— Фу! — скривилась Мария.
Зинаида Борисовна пожала плечами.
— Мне это было тогда очень нужно, Маша. Хозяйка комнаты, где я жила, меня не жаловала. Она никого не жаловала, весь мир виделся ей скопищем прохиндеев и воров. Она поносила последними словами человека, который был твоим отцом, рисовала передо мной картинки ужасного будущего, говорила, что ты, Маня, станешь изгоем в компании детей. Я возражала, говорила, что на дворе не восемнадцатый век, спорила, но это мало помогало. Скоро я начала верить, что, действительно, буду жить в аду. Твои бабушка и дедушка, Маша, к тому времени уже жили за границей, почему, собственно, я и была предоставлена сама себе. Они редко звонили, писали, я сообщила им о твоем появлении только через месяц после родов. Отец поздравил меня, хотел прислать деньги, но это было невозможно. Мама осудила. Она была против, чтобы я жила самостоятельно, она всегда знала, что «этим» всё кончится. Ну вот… И тут возникает рядом Константин. И мир начинает играть по–новому, по новым правилам. Он, Костя, говорил, что у меня всё получится, что надо верить в хорошее. Ну и…
— И мы решили, что я могу забрать Зину из роддома. У меня были деньги, я предложил устроить торжественную выписку. Ну, шарики, машина хорошая, медсестрам коробки конфет и шампанское, — продолжил за женщиной Костя. — У меня друг тогда гостил, саксофонист, я думал, что приедем вместе, он сыграет, и все будут завидовать Зине, что у нее такие друзья…
Зина рассмеялась, только как–то невесело.
— И всё лопнуло, как эти воздушные шарики, да, Костя? — кивнула она знакомому. — Я всё ещё не знаю, рада ли тебя сейчас видеть…
— Да что случилось–то? Не томите, рассказывайте! — Маша немного развеселилась.
— Я, когда уже тебя родила, когда немного в себя пришла, позвонила Косте, сообщила, что всё случилось. Он, конечно, поздравил, даже приходил потом под окошко, я тебя, Машенька, ему показывала. Соседки в палате всё меня расспрашивали, кто меня навещает, а я делала вид, что это тайна, что я гораздо сложнее, чем есть на самом деле. Костя обещал встретить меня, как договаривались, пафосно, торжественно. Уже и дата была известна, и я всем сказала, что так, как меня, никого не встречали ещё. Но враньё — оно и есть враньё. Господи, как же стыдно мне было, когда вместо новенькой, чистой машины я села в такси. Водитель крикнул мою фамилию, медсестры усмехнулись. Они тоже слышали, как я говорила, что такой встречи ни у кого не будет.
«Нда… — Еланкина провожала меня лично. — Встреча, конечно, нестандартная. Хотя… Так обычно и бывает с такими, как ты… Береги дочку, Зинаида! — бросила она мне вслед. — Научи её сначала замуж выйти, а уж потом спать с мужчиной!»
— Боже, как мне было неудобно! — продолжила рассказ Зинаида, отодвинув пустую тарелочку из–под пирожного. — В палате со мной лежала девочка, жена какого–то рабочего. Она смущалась, когда надо было переодеваться, потому что у нее все вещи были старенькие, мужу не платили долго зарплату, он частным образом зарабатывал, но выходило мало. А я перед ней о шампанском и иномарке… Она стала смотреть на меня как–то испуганно, как на королеву. Я вся такая загадочная, незамужняя, но у меня же «всё схвачено», мужчины так и стелются к моим ногам… Смешно. И стыдно. Позор, да и только. Но я сама виновата, наслушалась Константина, а всё оказалось только словами…
— Зин! Я хотел, правда! Но отправили в командировку… Завертелось всё там, я думал позвонить, объясниться, но твоя хозяйка сказала, что ты переехала, а куда, она не знает. Зинаида Борисовна, Зиночка, я…
— А саксофонист–то что? — спросила Маша. — Мог бы и без вас приехать. Если деньги есть, так и заплатили бы ему.
— Я заплатил. Он пропил всё, прогулял. Такой вот друг… — с досадой махнул рукой Константин Семенович.
Зина задумчиво нахмурилась, потом сказала:
— Ну и ладно. Это всё в прошлом. Я теперь другая, Маша выросла, мы с ней ни в чем не нуждаемся. Только вот мужчинам я верить так и не научилась. Одному Ване верю как будто. Я, наверное, кажусь тебе, Ванюша, слишком назойливой, вот, таскаюсь с вами везде, от тебя не отхожу, сюсюкаю… Я просто очень боюсь, что ты от нас уйдешь… Ну от Маши в смысле.
Ковырял вилкой пирожное Ваня, вздыхал Семеныч, Михаил чуть не прыгал, пытаясь привлечь внимание коллеги и сказать, что им пора идти на посадку. Зина сгибала в руках какую–то рекламную бумажку до тех пор, пока из неё не вышла смешная лягушка. Мария, оглядев все эти удрученные мины, вдруг шлепнула рукой по столу. За соседним столиком вздрогнула шепчущаяся пара, идущий мимо пилот в красивой, шикарного синего цвета форме нахмурился, поискал глазами охрану, но Маруся улыбнулась ему своей очаровательной, детской улыбкой. Пилот пожал плечами. Не до неё ему сейчас, совсем не до неё…
— Ну так за встречу! И пусть без шариков этих дурацких, и без саксофона! А то бы все ребятишки в палатах проснулись и принялись плакать, мамаши бы вас прокляли. А сейчас всё позади. Ты у нас, мама, красавица, я выросла, мир не рухнул. Константин Семенович тоже, я смотрю, не увядает, так за встречу! Ваня, сгоняй в магазинчик, купи нам шампусика! Хотя ладно, не беги. Я от шампанского делаюсь буйной. Давайте по коктейлю молочному, а? Дядя Костя, куда же вы?
Она удивленно смотрела на вставшего мужчину. Тот вытащил из–под стола рюкзак, кивнул:
— Пора. Вон, товарищ зовет. Зина, я был очень рад вас встретить. Маша, вы очаровательны! И у вас прекрасный муж. Иван, ну, до свидания что ли…
Мужчины пожали друг другу руки, Семеныч зашагал прочь, на ходу вынимая из кармана билет, но Маруся догнала его, сунула в руку бумажку с номером маминого телефона.
— Захотите — позвоните. Мама будет ждать! — улыбнулась она.
— Хорошего отдыха, Маша, — кивнул в ответ Константин. — Спасибо вам…
… Он позвонил через два дня. Связь то и дело прерывалась, что–то постоянно потрескивало и гудело, Зина ничего не могла разобрать, но ей было приятно, что Костик захотел поговорить с ней. Нет, это была не любовь, куда уж им этими вещами баловаться! Это было что–то из прошлого, забавное, легкое, наивное. Это немного напоминало встречу одноклассников, которые раньше были друзьями, а потом почему–то разошлись. А вот теперь снова слушают друг друга, вспоминают…
— Когда–то он оказался для меня спасением… — вздохнула Зинаида Борисовна, идя с дочерью по кромке прибоя. Сама Зина была в длинном воздушном платье, бирюзовом, с темно–синими цветочками. Маша — в белых шортах и льняной блузочке, едва прикрывавшей живот. Обе загорелые, безмятежные.
— Кто, мама?
— Костя. Но знаешь, хорошо, что тогда эти потемкинские деревни развалились, даже не построившись. Ну, укатила бы я под саксофон, а дальше–то всё по–старому. Да и Константин бы наигрался в помощника, пропал навсегда. Нет, всё же всё случилось самым лучшим образом. А ведь это он для тебя имя придумал, — улыбнулась Зина. — Сидел, перебирал имена, остановился на «Марии». Ну, и мне понравилось. И вообще, дочка, ты у меня самая лучшая. И Ваня твой — золото! Береги его. Я, наверное, больше с вами ездить не стану…
— Мам, ну что ты?! — стала возражать Маруся, но Зинаида уверенно зашагала вперед.
— Да, не стану. Константин Семенович приглашает меня на Урал съездить. Я в раздумье…
— Ой, мама! А если он опять пропадет?
— Нет. Теперь уж незачем пропадать. Это тогда он испугался, что женю на себе, а теперь не страшно. Интересно даже…
Иван смотрел им вслед. В его руках таяло мороженое, которое он принес для своих дам. Хорошо всё же, что Машу не выписывали под саксофон! Неизвестно, какие бы запросы после такого торжества у нее были... А так простая, хорошая Маша, умница. И мама у нее тоже замечательная. Надо ей цветы подарить… Вот приедут домой, обязательно надо подарить!
Иван кивнул сам себе, сел и стал смотреть на море. Оно смело играло там, вдалеке, лавой заходящего солнца, пенилось, шумело, волновалось. И оно никогда не перестанет быть. Никогда. Как и случайные, но такие нужные встречи на этой земле…
…И играл саксофон, и закат был такой же яркий, огненный. Зинаида Борисовна сидела за столиком, а Константин Семенович шел к ней, неся букет цветов. «Вот кто должен ждать меня на берегу! — решил он. — Тогда любое море по колено! Жалко, что поздно это понял… Хорошо, что Ванька всё же нам с Мишкой повстречался!».
Зина улыбнулась, приняла цветы. Костя пригласил её на танец. Чем всё это закончится, Зинаида не знала, да и не хотела знать. Момент, встреча, счастье, красивые цветы — вот этим и станет она сейчас жить. А дальше — тайна… Они с Константином и сами не знают, что же впереди, но верят в хорошее…