Аннушка. Глава 23.
Ульяна жила со старенькой мамой в небольшом домике на окраине Антоновки. Павла Асафовна родила поздно, по деревенским меркам, но дочь любила без меры, во всём ей потакая. Встретила она, гостя ласково, ужаснувшись тому, как он зарос тут же затопила баню, после которой Ульяна собственноручно подстригла и побрила Васю. Сидя у печи в старенькой, но чистой одежде, оставшейся от мужа хозяйки, разомлевший после бани и горячего кулеша он не смог сдержать слез, забытое чувство теплоты вернулось в его душу.
Начало.
-Ишь ты, господи, -засуетилась Павла Асафовна, увидев его лицо, - али обидели мы тебя чем, Васенька?
-Всё хорошо, мамку вспомнил, она одна обо мне так заботилась-ответил он, вытирая рукавом рубахи лицо.
-Жива ли матушка? - участливо спросила его женщина, -а жена у тебя имеется? Детки? Живы?
-И жена и дети есть, сыновья, Сергунька да Пашка, теперь подросли должно, помощниками стали.
-А что ж ты по свету мотыляешься? Словно дома у тебя нет?
-Кому нужен калека безрукий? Ярмо на шее, решил, что не поеду в Елошное, не хочу, чтобы жена со мной мучилась, мать сердце рвала, видя каким я стал.
-Увечье чести не отнимет, уж коли таким стал, умей приспособиться, каждый калека хромает по-своему, кто на дне стакана истину ищет, а кто-то только сильнее становится-спокойно сказала Павла Асафовна, рассматривая его порванную фуфайку.
-О матери подумай, для неё плохих детей не бывает, каково ей сейчас, когда знает, что кровиночка её где-то по миру неустроенная бродит? Сердце изболелось небось? Говорят, дурак и в Москве не купит разуму, а ты Василий, как есть дурак! Детей бросил, про мать забыл, жену в стороне оставил! -строго сказала старушка.
-Ничего, погорюют немного, да и забудут! Лизка нового найдёт, а у матери ещё дочери есть, найдёт чем утешиться! –окрысился Вася на справедливые слова старой хозяйки. Ульяна не вмешивалась, внимательно слушала, но не выдержала и сказала тихо:
- Тот, кто живет с калеками, и сам хромать научится, я бы рада была, если бы любый мой хотя бы живым с войны вернулся, что воду в ступе толочь, устали мы, ночь на ногах, пора отдохнуть немного, после договорим, я вам, Вася, на сундуке постелила, он большой, уместитесь, а хотите на полу прилягте, только холодный он, озябните.
-Мне вполне подойдёт, спасибо- ответил, успокоившись, Вася, поднимаясь и проходя к сундуку, стоящему у стены. В избе стало тихо. Ульяна и Вася спали, Павла Асафовна у окна чинила порванную на рукаве фуфайку гостя.
В это время Антип в далекой Франции, ежась на холодном ветру, катил тяжёлую тачку с углём. В лагере было в сто раз тяжельче, чем в хозяйстве Петерс и главное сбежать отсюда не представлялось возможным, деревянные колодки на ногах не давали сделать лишнего шага. Да и следили за ними здесь сильно, усиленная охрана с собаками днем и ночью проверяла бараки и территорию. В лагере служили и русские полицаи, эти зверствовали сильнее немцев, как-то в один из вечеров три полицая до смерти забили русского солдата на глазах тех, кто находился в бараке.
Худенький, почти мальчик, пленный лишь прикрывался от их ударов и прежде чем умереть успел выкрикнуть: «Всё равно победа будет за нами!, слова эти, словно пружина подкинула прятавшихся на нарах военнопленных, они кинулись на мучителей и забили их деревянными колодками насмерть, спрятав трупы под нары. Их конечно же хватились, нашли, выстроили всех перед бараками всех заключенных и каждого десятого расстреляли тут же, на месте, в назидании другим. Антип и Николай уцелели, а охрана после того случая и вовсе перестала церемониться с военнопленными, десятки трупов увозили ежедневно в неизвестном направлении, в лагере ходили слухи, что их сжигали для удобрений на поля.
Антип ослаб и еле передвигал ноги, вместо еды им предлагалась грязная, немытая картошка, которую даже не варили, а просто кидали на землю, где оголодавшие люди дрались друг с другом за неё. Иногда в картошке попадались мышиные гнёзда, и слепые мышата были деликатесом у тех, кому они доставались. Николай совсем пал духом, превратившись в изможденное существо с безумным взглядом, но Антип не сдавался, каждое утро он делал зарядку, обтирался ледяной водой, понимая, что, потеряв физическую силу он потеряет и жизнь.
Вечером, пытаясь согреться на голых деревянных нарах он думал о доме, Насте, о том, как он будет говорить ей каждый день, как любит её, если останется жив.
-Эй, -позвал он Николая, -дружище, ты как?
-Холодно-стуча зубами ответил друг, Антип подкатился к нему поближе пытаясь согреть своим телом.
-Ничего друг, скоро весна, а там лето, главное перезимовать! Тут один, из недавно поступивших шепнул, что гонят немцев, дерут по чем зря, Сталинград освобожден, скоро, совсем скоро на границу выйдут, верь только в это!
-А мы –то как? Мы тут и сдохнем, как бешенные собаки! Кто про нас вспомнит?
-А Отто? Помнишь, он рассказывал, что помогает пленным сбежать и укрыться? Придёт и наша очередь! Держи-ка, -Антип сунул в руки друга мороженную брюковку, чудом доставшуюся ему сегодня при дележке еды, -перекуси немножко.
-А ты? –Николай жадно вгрызся кровоточившими зубами в корнеплод.
-А я не голодный-тихо прошептал Антип, стараясь не смотреть на то, как ест друг, в животе бурчало и подсасывало под ложечкой от голода. Лишь сила духа помогла продержаться ему год в жесточайших условиях лагеря, Николай не смог и его тело увезли среди десятка других, небрежно брошенных в кузов машины.
Весна 1945 года была ранней, снег сошел быстро, уже в конце апреля на пригорках зацвела мать и мачеха, вылезла первая зеленая трава. Елошенская детвора с утра объедала пригорки, пытаясь насытить голодные желудки. Молодая крапива, лебеда, едва показавшаяся из-под земли, тут же шла в похлебки и хлеб.
Приболевшая Анна была дома, прибежала покормить внуков, остальные домочадцы уехали на дальние поля и подоить корову недавно отелившуюся. Чувствовала она себя неважно, сердце барахлило, частило, готовое выпрыгнуть из грудной клетки, словно чувствовало что-то, занятая привычным делом она немного успокоилась, но вновь заволновалась, когда по крыльцу прошлепали ноги и в дверь постучала местная почтальонка, Агата, разносившая письма и похоронки по домам.
Тяжела и нелегка была её работа, особенно когда разносила она вести о смерти близких людей. Репродуктор в центре села вещал о победе советской армии на всех фронтах, бои уже шли за пределами страны, а похоронки всё шли и шли. Каждую она пропустила через своё сердце, каждый раз опасаясь увидеть фамилию собственного мужа. Как забудешь, как за ночь седели женщины, получивший на руки этот клочок бумаги, как выли и бились головой о стол, понимая, что остались без кормильца, одни одинешеньки с кучей детишек на руках.
Но сегодня похоронок не было, были письма и Агата разносила их по бригадам и домам с легким сердцем, видя, как светлеют лица адресатов, получивших заветный треугольник, как заливаются слезами радости их лица и как целуют они весточки, порою многомесячной давности, с фронта. Всюду Агату пытались обнять и расцеловать, совали в карманы гостинцы, парёнки, пирог с кисляткой, рафинд, для её ребятишек, радуясь тому, что близкие люди живы.
Вот и Анна не стала исключением, усадила за стол, налила духмяного чая, сама, шевеля губами медленно прочла письмо и аккуратно сложила обратно в треугольник. Агата, следившая за тем, как она читает спросила с беспокойством:
-Анна Егоровна, всё ли ладно? Я смотрю ты сама не своя!
-Всё хорошо, Агата-ответила Анна, наблюдая за детьми, которые под руководством Аполлинария Поликарповича пускали кораблики в деревянном корыте. Розовый от первого весеннего солнца Костик, Вовка, сын Зинаиды, Сергей и Павел дети Васи, Поля дочь Насти, и маленькая, годовалая Анечка, дочка Нюры в сером платке, завязанным на спине узлом весело смеялись и брызгались водой.
Маленький теленок на тонких ножках скакал по загородке, радуясь солнцу, встрепанный петух зорко охранял двух оставшихся в живых после зимы паруний, скворец заливался на ветке, у старого скворечника, а она вдруг ясно ощутила, что скоро всё закончится, война эта проклятущая, голод, страх уйдут.
-Перезимовали, выжили и слава Богу-подумала женщина, глядя на детей, -спасибо, господи, -мысленно поблагодарила она его и повернувшись к почтальонке сказала:
-Пей чаек, Агата, письмо хорошее, ты не волнуйся, это я от радости онемела, возьми-ка с собой вот этот сбор, слышала я у тебя младшенький подкашливать начал? Бери, бери, не стесняйся, дети наше главное богатство! Ты чаевничай тут, а я побегу, бригадир на полчасика и отпустил всего, Зорьку подоить, а за письмо спасибо тебе, хорошие вести принесла, радостные!
Она спустилась с крыльца, обняла подбежавших детей, кивнула Аполлинарию Поликарповичу и хромая поспешила на работу.
В марте 1945 года немцы вдруг выгнали всех заключенных из бараков, загнали в колоны и погнали в другой лагерь, там, где по слухам стояли печи. Антип сразу почувствовал неладное и всю дорогу оглядывался, прикидывая планы побега, но бежать не пришлось, примерно через километр колону обстреляли, весь конвой тут же куда-то исчез, пленные в рассыпную, Антип с горсткой таких же, как он бедолаг укрылся в ближайшем лесу, наблюдая как под светом сигнальных ракет немцы бегут, снимают мундиры и поднимают над собой белые платочки.
-Побежали, собаки! -выругался изможденный мужчина, лежавший рядом, -а ведь вели нас на верную смерть, разом решили прикончить, еду отравили- пояснил он.
- Перед тем как стрелять начали мне переводчик шепнул, чтобы мы в тот лагерь не ходили, если жить хотим. Вот и присматривался я, как из колоны дернуть. Меня, кстати, Иваном зовут, я из второго барака, -он протянул руку для рукопожатия, - ты из первого, -сказал он, -видел тебя на работах.
Антип промолчал, прислушиваясь, уловив знакомый звук.
-Танки идут, -сказал он, вглядываясь в темноту. Это были американские танки. Бывших заключенных вновь собрали, и они оказались в лагере куда собственно их и вели, но на правах уже свободных людей.
На следующий день американцы пригнали в лагерь пленных немцев, вчерашних офицеров и охранников, которые передвигались по территории с опущенными головами. Их заставили вырыть глубокие ямы и похоронить в них тех несчастных, которые находились в здесь и успели съесть отравленную еду. Антип долго стоял возле этих ям с грустью наблюдая за тем, как скрываются под землей лица людей, ещё недавно мечтавших о куске хлеба.
Погибших было так много, что хоронили их несколько дней, но это было не самым страшным, среди живых со скоростью света распространилась дизентерия, люди продолжали умирать, но теперь уже из-за болезни. Опасаясь эпидемии начальство распорядилось из лагеря никого не выпускать, на ворота поставили часовых.
-Валить надо из лагеря –сказал Антип Ивану, встреченного у дороги ночью, -иначе вместе с ними ляжем.
-Твоя правда-согласился тот и добавил, -наши побежали на эсэсовский склад, там одежда хранится, тех, кто здесь находился, пошли и мы, надо сбросить с себя эту арестантскую робу.
-Это дело, -согласился с ним Антип и они в спешном порядке направились к складам, до крыши наполненных одеждой и обувью бывших заключенных. В помещении уже было полно людей, каждый мерил, выбирая лучшее, некоторые набирали впрок. Антип с удивлением наблюдал за худым мужчиной, который прихватил сразу несколько костюмов и присматривался к большой меховой шубе.
-Шуба-то ему зачем? Жара на дворе-подумалось ему, а ещё у него вдруг включился азарт, унесёт или не унесёт? Да куда там, бывший заключенный даже поднять её не смог, но и бросить не захотел, потащил за собой волоком, по земле.
-Вот что жадность с людьми делает! -крикнул ему земляк, показывая на еле идущего, шатающегося под тяжестью вещей мужчину, -не зевай, выбирай себе что-нибудь! –добавил он, скрываясь за горой одежды.
Морговитый Антип осмотрелся, выбрал для себя костюм, нижнее бельё, туфли. У бочки с водой умылся, протер тело и натянул на себя чужие вещи, обнаружил в кармане пиджака небольшую, рванную бумажку с текстом, написанным карандашом: «Передайте родным в Саратове, что я люблю их и любить буду навечно» и адрес, дом, улица. Антип аккуратно сложил записку в карман, будет возможность разыщет близких автора письма, передаст весточку, понимая, что скорее всего её автора уже нет в живых.
-Что думаешь-спросил он у прибарахлившегося Ивана, -через ворота проскочим?
-Нечего и соваться-ответил тот, -я тут одну лазейку приметил, через неё и уйдём.
Через пару дней, ближе к вечеру, улучив момент они покинули лагерь, направляясь в сторону Ромене, Антип захотел сообщил Гане, девушке Николая о его смерти.
Дом Петерс выглядел пустынным и безжизненным, не светились окна в темноте, не лаяли собаки.
-Вымерли тут все что ли? –проворчал Иван, глядя на дом.
-Пошли, я знаю где и что здесь находится –позвал его Антип, уверенно шагавший по двору к дому, -разживёмся едой и рванём дальше –сказал он, с лёгкостью открывая незапертую входную дверь.
-Ау! Хозяева! Есть тут кто живой? –крикнул он в темноту, в которой кто-то сдавленно ахнул и чиркнул спичкой, зажигая лампу. В тусклом свете показалось лицо Марии, второй девушки, работающей на Петерс.
-Антип! -обрадовалась она, узнав гостя и поставив лампу на подоконник бросилась в его объятья, -ты жив! Я так рада! –радостно сказала она изо всех сил прижимаясь к мужчине.
-Погоди чуток, не так сильно-попросил тот, чувствуя, как заныли ребра, отбитые в лагере полицаем, -а что у вас тут такая тишина? Где все? Где Гана?
-Берта с невестками и внуками в Германию подалась, перед отъездом распродала что могла, только дом и остался, а хозяин тут лежит, умирает он, да тут такое было-заторопилась она, - оказывается Отто наш, пленным помогал из лагеря бежать, при последней попытке его и зацепило, рана в животе, без шансов, мучается только, а умереть не может, да вы пройдите к нему, он там, в своей комнате.
-Постой, а Гана где? С Бертой уехала? -остановил Антип девушку.
-Если бы- грустно ответила она, -вы, когда сбежали, хозяйка словно озверела, кидалась на всех, как цепной пёс, всё убытки свои подсчитывала, новеньких-то работников пока обучишь семь потов сойдёт, а потом она узнала о Гане и Николае. Нет больше нашей Ганочки, забили кнутами до смерти по приказу хозяйки, за то, что любить посмела-тихо сказала Мария и заплакала, заскулила от боли, ведь столько пережили они вместе с подругой, столько вынесли.
-Тише, тише, моя хорошая, - обнял её Антип, - Николая тоже больше нет, он до последнего о ней думал и говорил.
-И она о нём тоже, знала, что в лагерь снова попал, переживала. Так и ушли они, не узнав о смерти друг друга.
-Может и к лучшему? Зато до конца были уверены, что любимые живы, веди меня к хозяину-тихо сказал Антип, гладя девушку по спине.
Отто казался совсем небольшим на огромной кровати с пыльным балдахином бордового цвета. Он тяжело дышал, хрипы вырывались из его груди, руки беспокойно перебирали складки бархатного покрывала, которым он был укрыт. Поначалу он не узнал гостя, но, когда разглядел слабая улыбка появилась на его лице. Он что-то прошептал на немецком языке, а Мария перевела:
-Рад, что ты живой, жаль не смог вам с Николаем помочь, если бы вы послушались меня, всё было бы иначе.
-Что поделаешь, судьба! -ответил ему Антип, присаживаясь на край кровати.
-Однажды русский танкист пожалел меня, не смог убить, а я так и не вернул ему долг, ведь он тогда спас мне жизнь-тихо, делая паузы между словами сказал Отто, -ты не помнишь, но этим танкистом был ты. Возьмите еды, одежду, я скажу куда вам идти, чтобы попасть к своим, это далеко, но я уверен, вы доберетесь. Мой добрый ангел Машенька останется со мной, она и похоронит, мне недолго осталось. Знай, я не хотел этой войны, и я не горжусь тем, что немцы сделали. Он замолчал, пытаясь ещё что-то сказать, но кровавая пена запузырилась на его губах, тело выгнулось, и он навсегда затих.
-Представился –сказал Антип и рукою закрыл ему глаза. Они вышли из комнаты, чтобы, переночевав и взяв с собой еды отправиться пешком в путь. На прощание Антип обнял Машу и долго оглядывался назад, глядя на то как всё меньше и меньше становится фигурка девушки, машущей им в след рукой. Несколько недель они шли с Иваном пешком, где попутной подводой, где, поездом продвигаясь по Франции, пока, наконец, не попали в лагерь для русских перемещенных лиц, откуда их должны были передать в расположение Советской Армии.
В этом лагере очень хорошо кормили, и они, не удержавшись съедали по 3-4 порции за один раз, стыдясь перед друг другом за свой зверский голод. За три недели нахождения в лагере, пиджак, который Антип взял в доме Петерс перестал на нём сходиться, молодой организм брал своё, наверстанное потерянное. Мучительно долгим показалось им время нахождения здесь, хотелось домой и такой день настал, союзники посадили всех, находившихся в лагере, в кузова машин, украшенных красными транспарантами и знаменами и переправив на пароме, передали советским войскам. Отсюда бывших русских военнопленных привезли в 192-й запасной стрелковый полк Смоленского военного округа и разместили в землянках. Здесь они в должны были пройти специальную проверку контрразведки «СМЕРШ».
Порядок прохождения проверки для всех прибывших был один. Их распределили по ротам, взводам, заставив заполнить подробные анкеты, с указанием воинского звания которое было до того, как человек попал в плен; подробно описать при каких обстоятельствах он оказался в плену. Но это было не главное, каждому из них нужно было представить живого свидетеля из бывших военнопленных, который письменно и устно должен был подтвердить информацию о том, кем ты работал в лагере для военнопленных, достойно ли ты вел себя в плену, не скомпрометировал ли ты себя, как советского человека, не опозорил ли ты страну, являясь пособником немцем.
Антипу и Ивану повезло, они были из одного лагеря и смогли подтвердить личности друг друга и своё достойное поведение. Тем, у кого не оказалось свидетелей, приходилось очень плохо — им грозил арест и заключение. По ночам в землянке шептались, что на днях один еврей из бывших военнопленных не нашёл такого свидетеля, и сколько он не доказывал, что ни в чем не виноват, ему не поверили — дали срок и отправили в трудовой лагерь.
Такие разговоры пугали, и Антип отчаянно трусил, когда их с Иваном вы вызвал к себе, по одному, следователь особого отдела СМЕРШа, который подробно допросил каждого, завел на них дела, которые передал тройке военного трибунала, та без их присутствия обвинённых выносила свой приговор и принимала окончательное решение. Оно зависело от того, в какую категорию попадал бывший военнопленный. Всего их было три:
Первая- это те, кто попал в плен не по своей вине, ничем себя не скомпрометировали и работали в нацистских лагерях на самых тяжелых работах. Этих военнопленных, демобилизовали в запас на общих основаниях. При этом выдавали проездной билет к месту жительства, паек, выходное пособие, новое обмундирование. Каждый в части мечтал попасть именно в эту категорию.
Вторая — это те, кто в лагере имели некоторые привилегии перед остальными, они как правило, работали поварами, сапожниками, портными и к ним более благосклонно относились фашисты. Таким тройка выносила один приговор — отбывание заключения сроком до 10-ти лет с пребыванием в трудовых лагерях для работы на шахтах, рудниках и строительных объектах с тяжелыми и вредными условиями труда.
Третья категория — самая позорная, это бывшие военнопленные, которые служили полицаями. Их осуждали на 15-25 лет заключения, в зависимости от тяжести преступления перед Родиной.
Каждый день, люди, находившиеся в землянках со страхом, ждали писаря роты, который ежедневно ходил в штаб полка, и делал выписки из решения о том, кто прошел проверку СМЕРШа, а кто нет. В ту ночь обычно не спали, ждали его возвращения и горячо поздравляли тех, кто проверку проходил. На следующий день им оформляли документы на демобилизацию, и они уезжали домой.
Но в список попадали не все и утром приходил представитель штаба с конвоем для сопровождения, вызывал тех, кто не прошел проверку, и их уводили под арест. Не стоит и говорить о том, что все волновались, когда проходили проверку СМЕРШа, понимая, что их судьбу решали чужие люди, и от их совести и порядочности зависела жизнь.
Переживал, волновался и Антип — поверят ли ему, или обвинят за работу в хозяйстве Петерс, что ждёт его впереди: демобилизация или заключение?
Продолжение следует...