Фарца

Гараж

Недавно разгребал завалы в гараже. И наткнулся на отклик собственной молодости, части мира, к которому стремилась вся советская молодёжь. Рюкзак JanSport, 90-ые Найки, ботинки Tan Duck Boots или «Лягухи», пустая бутылка из-под Джек Дэниелса, и, Господи, плеер Sony, а вот и 501-ые Левайсы!

Это тот мостик, который юные советы перекидывали туда, на запад, чтобы быть, как герои кино, клипов. И самые крутые среди них – фарцовщики. Это ребята, которые обменивали значки с Лениным на жвачки, сигареты, продавали матрёшки, советские флаги, чёрную икру, водку, кроличьи шапки, часы, футболки иностранцам. Потом меняли их валюту на чёрном рынке в рубли и жили припеваючи, не забывая о моде. Выносил я тогда минимум пятьдесят рублей в день. Однако, основной стимул – одежда, быть таким же, как американец, канадец или итальянец.

Да, я был фарцовщиком.

Отчего возникло это культурное движение, эта религия, эти герои того времени? Во-первых, было фигово с предметами быта. В частности, с одеждой: кроссовки, джинсы, моднявые футболки, тёмные очки, виниловые диски. Это всё было в дефиците. Но если родичи дипломаты и выезжали заграницу, то ребёнок спокойно обладал всем этим.

Во-вторых, были проблемы с валютами. Когда туристы приезжали в СССР им официально меняли валюту. 1 доллар=60 копеек. На чёрном рынке доллар стоил от 6 до 12 рублей. Фарцовщики же, меняли валюту иностранцев по 3 рубля и тут же отдавали её перекупам по 6,7,8 и дальше, пока хватало наглости.

Чёрный рынок валюты в то время был очень обширный, потому что она нужна всем: цеховикам, начинающим подпольщикам и другим социальным низам. На рынке курс доллара 1 к 10, как щас помню. Мы – фарцовщики были посередине этой схемы, соединяющее звено. Иностранцам меняли валюту по 5 рублей за доллар, а потом меняли за 10 на рынке. Это было выгодно всем. Но была и статья за валютные махинации – 88. Улететь можно было от 5 до 10 лет.

Все эти вещи из разного периода фарцевания или утюживания (нас называли «утюги). Самой первой вещью появился рюкзак JanSport… вот как это было в моё время бизнеса и отказа от социализма. В 1986-ом.

Рюкзак JanSport

– Ну же, ну, Сева, давай я с тобой буду фарцой заниматься! – Прошу я своего наставника, пока мы спускаемся к Кремлёвской набережной.

– Нет. Ты не умеешь, чувак. – Отвечает мне он, закуривая красный Мальборо. Обменялся с американцем вчера. Отдал ему 0,5 «Столичной».

– Так научи! Чего тебе стоит, а? Вон сколько туристов пригоняет, жалко что ли? – Наседаю я, щурясь от июньской жары.

– Лёха, отстань. Ты будешь мне мешаться.

– Да я тебе помогать буду. А потом уже сам.

Сева остановился с мыслью «Опа». Помощник ему и правда бы не помешал. Во-первых, можно класть в меня деньги, ведь он выглядит приметно и его легко остановит милиция, чего не скажешь обо мне. Его выдают 501-ые Левайсы, футболка AC/DC, бейсболка «Миннесота». Во-вторых, вдвоём фарцовать проще. Можно носить больше товаров на обмен, и, соответственно, больше уносить импортного добра, легче поменять валюту, когда нужно и не терять туристов. Да и веселее оно как-то.

Он посмотрел на меня, по-отцовски, хотя нам обоим восемнадцать, положил руку на плечо, залез в карман джинс и вытащил бумажку с английскими фразами.

– Вот, выучи до завтра. – Он протянул мне клочок. – Пойдём тебе за рюкзаком JanSport, он у любого утюга есть. Без него, ты – никто.

– Правда? Спасибо! – Я расплылся в улыбке, словно сын, порадовавший отца и не принял бумажку. – Не надо. У меня ж мама учительница, в специальной школе с уклоном в английский язык. И так знаю. Только вот с деньгами у меня проблема…

Сева обрадовался знанию о новоиспечённом утюге. Переводчик бы ему не помешал.

– Это кул, чувак. За деньги не переживай, я подсоблю, но менять сам пойдёшь. Товар тебе обменивать рановато, начнёшь с валют. А там и рюкзак, глядишь, подцепим.

Мимо пролетел автобус, наполненный туристами из гнусного друга США. Сева проводил его взглядом, приподнял бейсболку, почесал затылок, пожал мне руку и побежал со словами:

– Там мой водила, он меня знает! Завтра у «Космоса» в двенадцать!

Я помахал ему рукой и пошёл домой, представляя, как буду модно одеваться и заработаю денег на поездку в Америку. Нет, сначала заеду в Чехословакию, отец давно хочет палатку оттуда…

Сева стоял у «Космоса», прислонившись спиной и одной ногой к стене. Светлые патлы, как у Есенина, повторяют движение головы, то есть опущены вниз. Циферблат часов «Ракета» пускал солнечные зайчики, как колхозник коров на поле.

– Опоздал, извини! – Отдышавшись сказал я.

Сева поднял голову, осмотрел взглядом хищника вход. Перевёл взгляд на меня и сказал:

– Не опоздал, а задержался. И не «извини», а «сорри». Пойдём, милиции, как раз нету, слиняли куда-то. – Он отлип от стены и повёл меня в «Космос» к пункту обмена валюты.

Мы стояли в холле, наполненный говором американцев, французов, итальянцев. Очередь в кассу, на табло валютный курс, стабильный, как сроки президента современной России. Курс нас устраивал.

– Короче, вон, американцы стоят. Давай к ним, меняй рубли на доллары. Запомни, идёшь в наглую и говоришь: «Чё так дёшево? Я вам в пять раз выгоднее поменяю!». Быстро протягиваешь, – он дал мне свёрток рублей, – выхватываешь у них баксы, складываешь в одно движение и прячешь. Раз плюнуть!

– А почему американцы, а не, допустим, французы?

– Неее, брат, запомни такую тему. Французы не покупают и не продают нихера, итальянцы клиенты не наши, на них похожа другая туса. Да и у них итальянская лира. В обороте лучше доллары. – Он ещё раз пихнул мне рубли, я убрал в карман.

– А если не согласятся менять?

– Ну ты дурной что ли? Им же выгоднее купить за доллары больше рублей! А тут ты, бамс! Потом на эти доллары купим рюкзак тебе.

– Угу. – Кивнул я, собрался идти, но вернувшись спросил. – А нам какая выгода? Мы ж больше денег потратим…

– Вот, Лёха, любишь ты дурью маяться… доверься, потом на чёрном рынке поменяем, да я ещё и в плюсе останусь. Тебе рюкзак, за работу переводчиком и инициативность. Готов?

– Как пионер! – Отсалютовал я. Сева не оценил.

– Браток, ты не пионер, не. Ты – Бон Джови, Эйси Диси, Дюран-Дюран. Давай! – Он толкнул меня в сторону американской семейки.

Они выглядели, как из фильмов. Парень в джинсовом костюме с длинными патлами, его жена – с такой же причёской только тёмной. Яркая губная помада, кожаная куртка, штаны. Сегодня в Москве было пасмурно. Я огляделся на Севу, он высматривал что-то, увидел меня и кивнул.

– Хэллоу, хау ю дуинг? – Начал я, как учила мама.

– Файн, сенкс. – Ответили они. – Вот эбаут ю?

– Ай эм файн ту.

Они отвернулись, не пожелав продолжить диалог. Я снова оглянулся на Севу, в надежде, что он даст сигнал дать заднюю и сделает всё за меня. Но он ударил себя по голове и развёл руками. Завертел ладонью вокруг своей оси, мол, давай быстрее. Я опять кивнул.

– Гайс, – начал я. – Вай совиет мани соу экспенсив? Ай кэн гив ю файв таймс мор!

Заинтересовались, посмотрели друг на друга. Оглядели очередь, курс обмена. Мужчина заглянул в кошелёк, вздохнул. Девушка кивнула. Моё сердце билось, как советский солдат против Гитлера. Ладони вспотели. По сути, я совершал первое преступление в жизни. Но на что не пойдёшь, чтобы быть, как они? Чтобы стать героем времени?

– Хау матч, литл совиет утюг? – С улыбкой спросил он у меня. Видимо, они были, как выражался Сева "пробитые". То есть уже имели дело с фарцовщиками.

Я назвал курс, девушка энергично кивнула, вытащила у мужа деньги, протянула мне. На дозе адреналина я сделал всё, как сказал Сева. Быстро и осторожно, без лишнего внимания со стороны очереди зевак.

– Сенк ю вери матч. – Отщебучил я довольно и пошёл к своему наставнику.

Но его не оказалось на месте, где он стоял. Я поспрашивал прохожих, не видел ли кто Севу. На третий раз, мне сказали, что какого-то утюга прижали милиционеры и уводят в машину. Я поспешил на улицу, расталкивая по лестнице туристов. Перед входом стояла милицейская тачка, куда двое худых дяди Стёпы вели Севку. Ну уж нет, так просто он не отделается. Я ради чего пересиливал себя и выменивал деньги?! Такими темпами, рюкзак я получу только через недели две, а то и больше! Ноги сами понесли меня к стражам порядка с криками:

– Милиция, милиция! – Я приблизился к первому и захлопал его по плечу с отдышкой. – Там, там, это, того. – Приходилось думать на ходу.

– Что? – Спросил второй, который не успел офигеть от моего появления.

– Ну, в гостинице. Это… американец. Плохо ему! Инсульт или инфаркт, за сердце хватается.

– Инсульт? – Переспросили они.

– Или инфаркт… – добавил я.

В этот момент, когда они развернулись ко мне, Сева дал такого газу, что сверкали подошвы его Нью Бэлансов. Милиционеры засвистели, я дал дёру.

– В рассыпную! – Кричал Сева на ходу.

Один за ним, второй за мной и деньгами, что я на нервах убрал в трусы.

Мы встретились чуть позже, как раз на Кремлёвской набережной. Я знал, что Сева будет там, это его место работы. Рассмеявшись, он похвалил меня за дело, отвагу и что не бросил.

– Фух, блин. Давно так не бегал. Бросать надо. – Сказал он и закурил.

Через тридцать минут подошёл автобус с другими туристами, там Сева купил пару рюкзаков, один из которых отдал мне. Вечером, мы зашли к нему, он переодел меня в американские тряпки (на время).

– Завтра обменяю деньги и толкну рюкзаки около универа. Зачётный я тебе прикид выдал, чувак.

– Спасибо.

– Пойдём, там щас на Арбате «Мальчишник» брейкданс крутить будет.

Вот так я и получил свою первую шмотку. А про остальные, расскажу чутка позже, надо выпотрошить рюкзак. Может найду чего по карманам.

Бутылка Jack Daniels

Шашлычка Самвела наполняется топотом и стуком моих «лягушек» – ботинки Duck Boot. Снег сыпется, словно с ёлки, стряхиваю шапку, на ходу снимаю кожаные перчатки и несусь к хозяину, подметающему пол.

– Лёша, брат, ну куда по помытому идёшь, а? – Говорит Самвел с акцентом, разводя руками.

– Самвел, не до этого щас, – начинаю я и сажусь за свободный столик. Он уже закрывал шашлычку, поэтому любое место можно считать свободным. Шмыгаю красным от мороза носом и продолжаю. – Там канадцы приехали и их надо в Хард Рок кафе отвести. У них есть футболки, которых нет ни у кого. Поменяемся и в расход их запустим. – Я одумался, что сказал. – Ну, не в расход, а это… на волю короче.

Самвел молча выслушал, насвистывая песню из родных краёв. Поднял на меня голову, кивнул на место, где я натоптал и сказал:

– Нэт. Какое ещё Хар Рок кафэ? Это мэсто, гдэ подают лучший шашлык в городе, мамой этих канадцев клянусь! – Самвел поднял кулак и пригрозил мамам канадцев где-то в небе.

Эта шашлычка стала точкой нашего сбора, когда нас не впускали в рестораны. Старое, прокуренное, прожжённое углями и мясом кафе с парой столиков, и скромным подобием барной стойкой. На календаре – 29 декабря, Самвел решил отпустить всех пораньше, прибраться перед Новым Годом и открыться числа 3 или 4, смотря, когда протрезвеет.

– Самвел, – встаю я, – это очень важно завести их сюда. Хард Рок кафе – заведение, где играют рок. Но у нас таких в Москве пока не нашлось. Точнее, нас туда пока не пускают… короче, надо, чтобы ты повесил их флаг, врубил на аппарате Цоя какого-нибудь и обслужил нас. Мы этих канадцев, – я показал в сторону выхода, – с Севой часа полтора пасём. Накидали их четырьмя бутылками Советского Шампанского, и они захотели в это сраное Хард Рок. А вести их, кроме, как к тебе некуда. Выручай, Самвел.

– А мнэ что за это будэт? – Поднял голову он.

– Ты бы видел, сколько мы у них бабла наменяли. – Я снизил голос до шёпота. – В кошельке лежит рублей пятьсот. И это только у одного из них!

– Мама дорогая! – Воскликнул он. – Что надо сдэлать, Лёша брат?

Я достал из рюкзака советский флаг, украшенный надписью «Welcome to Hard Rock Café Moscow»

– Вешай на видное место, а мы с Севой их развеселим, чтоб тебе больше рубчиков оставили. Согласен?

Самвел взял флаг, развернул его, осмотрел, попытался прочитать надпись, но безуспешно. Пошёл вешать его над входом.

– Зови амэриканцев, чего сидишь?

– Это канадцы, щас всё будет, спасибо!

– А какая разница?... – Тихо спросил Самвел.

Вошли четверо. Я с Севой и двое канадцев в тёплых куртках с кленовым листочком и офицерских шапках (продали по 20 баксов за каждую). Целью, как я уже говорил, было получение эксклюзивных футболок канадского рок кафе. Был уговор, если гостям понравится кафе в Москве, то они подарят нам желанные тишки. Если нет, то и суда нет.

Расположились, Сева начал качать права, мол, смотрите, какой концепт здесь в России, не то что у вас. На резонный вопрос, звучавший как: «Вай зер из ноу а рок бэнд хир?», выкрутился уже я, сказавший, что добрый Самвел отпустил всех музыкантов домой, к семьям. Поэтому, мы настояли послушать музыкальный автомат. Пока Самвел жарил фирменные шашлыки, я пошёл к аппарату и принялся в нём ковыряться. Я был трезвее всех.

– Ты что дэлаешь?! – Завопил Самвел и огрел полотенцем по ладоням, когда я принялся вертеть кнопки.

– Музло врубить хочу… просят же.

– Я сам. – Гордо заявил он и отодвинул меня.

Возвращаясь за стол смеха и объединения СССР/Канада, я сказал:

– Ван момент гайс, Сэмюэль (я так назвал Самвела) из гонна тёрн он зе рашан рок мьюзик.

– Оу, оу, – зарепетали канадцы, – кэнт вэйт ту хир!

Шампанское лилось, смех с общих историй не заканчивался, но музыка вместе со шашлыком задерживались. И вдруг начались народные пения Самвела, прямо из автомата. Канадцы прислушались, заулыбались и начали высмеивать нас.

– Чё за херню Самвел врубил, Лёша? – Спросил Сева. – Где наш рок?

– Сам не знаю. Пойду спрошу.

Я облокотился на имитацию барной стойки, навалился телом и как бы лёг на живот, чтобы разглядеть хозяина музыки. Он снимал шашлык с шампуров и нарезал овощи.

– Самвел, брат, а где рок, собственно. Кафе же рок, разве нет?

– А у мэня только такая музыка. Пускай слушают. Красыво, Лёша брат, скажи? – Он сузил глаза в замочные скважины двери для лилипута и улыбался во все 32 белых зуба и 1 золотой.

– Красиво, то оно красиво. Факт говоришь, родной. Но нужен рок. Поставь пожалуйста.

– А зачэм? Им что – не нравится?

– Скорее всего нет.

Самвел плюнул, выругался на своём языке. Я попытался ему объяснить:

– Вот смотри, Самвел, ты кто по национальности?

– Русский. – Ответил он.

Я закатил глаза, встал в позу Наполеона или злой училки.

– Хорошо, как пишется «Параллелепипед»?

– Ладно, – злобно вякнул он. – Из Армении.

– Так, уже лучше, Самвел. Вот ты армянин, я и Севка русские, а вот они – я махнул рукой в сторону стола. – канадцы. И мы все разные, Самвел. Нам всем нравится музыка, но своя. У тебя музыка твоей родины, очень красивая. Но бывает ситуации, когда нужно…

– Ой, Лёша брат, заткнись и иди в жопу. – Он скуксил мину, как после лимонной кислоты и включил Цоя.

– Спасибо, Самвел. О, а можешь, короче, кусок шашлыка положить вместе с овощами между булок хлеба?

– Это ещё зачэм?

– Показать «советские бургеры».

Самвел прикипел от злости, но вспомнил, сколько денег у канадских недругов, которые были в щепку пьяные. Более того, им нравилась музыка, шапки и атмосфера горячего кафе Самвела. Значит, они были готовы раскошелиться.

– Ну, это пиздэц, Лёша брат! Я мамой клянусь, к чэму продукты вкусные портить?!

– Родной, родной, тсссс, не ругайся ты так, ну что ты, в самом деле? Шашлык у тебя стоит 5 рублей, да? Им продай бургер за 10! Никто не в обиде.

Он поразмыслил и сделал бургеры по моему рецепту. Поднеся тарелки с пиршеством, он положил и записку с надписью: «Welcum to Hard Rock Café Moscow». Это была инициатива самого Самвела. И написать слово «добро пожаловать», как «хорошо…» даже переводить это не хочу…

– Ну, а что, Лёша брат?! Я жэ как лучше хотэл, а у тэбя почерк корявый, как у черта!

Ладно, он и так для нас много сделал. Его я прощу, да и канадцы шутку оценили. Повезло. Наевшись и напившись, мы с Севой уже представляли футболки на наших физкультурных телах. Вот бы по размеру подошли! Но разговор пошёл не в то русло. За политику…

Не знаю почему канадцы вообще туда полезли, в то время, они мало что решали и политическая жизнь всего мира их не касалась. Они нелестно высказывались о Горбачёве, предстоящей холодной войне, ядерном оружии, политике Чаушеску и вводе войск в Чехословакию. Короче, нашу родину начали поливать политическим дерьмом. В оборот пошёл их Джек Дэниелс.

Устав от их базара (Сева спорил один с двумя, каждый раз прося меня переводить), я вышел в туалет, эта троица пошла покурить. Джек после шампанского нехило так вышатывал. Я умывал лицо и услышал звук разбитого стекла. Выбегая из туалета, звучал с кусками из витрины Самвела крик:

– Фак коммунизм! Фак колд вар! Фак Горбачёв!

Оказалось, что Сева их не переспорил… они поймали белочек, швырнули мусорку в витрину и убежали.

– Это точно пиздэц… – смотрел на дырень Самвел и вытирал руки полотенцем. – И кто за это платить будет, Лёша, Сэва брат?

– Заплатим, – развели руками мы. – Давай, Севка, я за стекло, а ты чек их закроешь. Я же предложил из сюда затащить…

– Поделим поровну, забей. Это я их довёл до такого, прости.

А на столе покоился бронзовый виски с усатым дядькой на этикетке. Через несколько дней он был главным героем за праздничным банкетом. Я настолько не помню тот Новый Год, что аж сохранил бутылку на память. Интересно, кстати, где сейчас Самвел?

Левайсы 501

Свои Левайсы я бездарно испортил прошлой зимой. На коленках с дуру прокатился с горочки. Но склон оказался не таким простым и лёд вперемешку со снегом стёрли колени джинсов. Победа природы над врагом-прощелыгой капитализмом. Зима прошла бедновато, зарабатывали мы с Севой минимум, другие фарцовщики нас знали и прогоняли с мест рейдов, потому что наши стали пустыми, в виду холодного времени года. Зимой местным-то не хочется в России сидеть, а чтоб иностранцы сюда ехали!

Но мы нашли ещё ребят – Антошу и Германа. Эти двое из ларца – те ещё кадры. Глупый, но исполнительный Антошка обладал удачей, которая помогала ему скрываться от других утюгов, охмурять девочек-туристок и оказывается «пустым», когда шмонают милиционеры. Герман же, был тем ещё бараном. Его врождённые тугость, тяжесть и занудство делали Германа идеальным продажником. Он ни на шаг не отступал от собственных цен, взятых из головы (скорее всего, головой был Антоша-дуралей). Однако, Герман всегда продавливал бивнем оппонентов.

Прошла зима, шёл март, мы вчетвером слонялись по Москве без дела в попытках хоть что-то поменять или продать. Покупать было не на что. Тем более, мне нужны были джинсы, ходить в тех, которые с протёртыми коленками, ну, откровенно, такое себе. Рушится образ американского капиталистического супер-героя из кино: Жан Клода Ван Дама, Рембо, Терминатора.

Бывает и на улице обедневших фарцовщиков праздник. Мы увидели автобус с итальянцами, подъезжающих к Кремлю. Картина на холсте типичная для потребителя пропаганды. В марте, когда везде солнечно, в Москве стоит метель, а на её фоне горит красная звезда, удерживаемая папой Кремлём.

Мы начинаем пробивать итальянцев. Вообще, вчетвером было действовать тяжело, каждый просит своё и навязывается. Турист-макаронник не понимает с кем ему взаимодействовать и что менять. Тогда, я попросил его позвать друзей, чтобы выгодно было всем. Социализм же строили, правда…

От каждого по доллару, каждому по 501-ым Левайсам.

Я увидел желанные джинсы у одного из иностранцев, он был готов поменять их на банку чёрной икры. Классика жанра, что только они не отдадут за икру. Понимание о том, что нужно заканчивать переговоры достигло всех, после того, как мы завидели милиционеров (Красная Площадь всегда паслась ими), кроме Германа. Этот баран пёр на итальяшку за очки Рэй Бен. Всё ужимал его, да никак дожать не мог.

В итоге, пришли к выводу, что будем меняться. Нам потребовалось пятнадцать флагов, банка чёрной икры (на мои джинсы) и компас (также был ходовой товар, собирал очереди туристов. Правда, милиция тоже видела эти хвосты…).

Оглядываясь на блюстителя закона, я спросил:

– Хау лонг вил ю стэй хир? Хау лонг афтер ви мит эт зис плэйс? – Для натуральности, я ткнул пальцами обеих ладоней вниз.

– Ту аурс. – Первый, с кем мы заговорили показал пальцами цифру «2», пародируя любимый жест Уинстона Черчилля.

– Сколько у нас флагов? – Спросил я уже у своих.

– 2 штуки. – Показал красные полотна в рюкзаке Антоша.

– Так, за два часа до гастронома, там банку икры… – начал рассуждать я, но меня перебил Герман.

– А хули флагов так мало, слышьте? – Да, я забыл сказать, что он грубый. Но добрый.

– Так это, – почесал под шапкой волосы Сева, – на прошлой неделе распродали.

– А почему не закупили? Или хотя б сказали, что надо закупить. – Начал возникать я.

– Лёш, денег не было до вчерашнего дня. Вон, только Герман вчера обул троих.

– Ладно, чё мусолить, дебилы? – Сказал глава отдела продаж. – Надо гнать в спорт товары, я там же компас намучу. Флаги купим, не ссыте.

Мы испарились в Московской лёгкой буре, как герои вестернов в буре песка. Решили разделиться. Я и Герман поехали в гастроном, за моей икрой. А Севу отправили с Антошкой, за флагами, в спорт товары. А, ну и про компас Германа они не забыли. Почему такое странное распределение участников? Сева умеет сдерживать тупость Антошки, а я натиск Германа, когда он перегибает. Да и на безденежье его полезно взять, особенно за икрой, ведь она будет подороже, нежели тряпки с серпом и молотом.

Икру надыбали быстро, дешевле на два рубля чем ожидалось, Герман подтёр ногтем срок годности и сказал, что она может быть просроченной. Другую банку он брать отказался, впившись в эту.

Пока шли до спорт товаров, я решил уточнить у него.

– Слушай, я вот беру джинсы, ты очки. А Сева с Антошкой что берут?

– Футболки. Итальянские какие-то.

И замолчал. К чему пацанам тишки, у них подобных вещей завались. На продажу? Их и так никто не покупает. Не понимаю… Герман должен пояснить.

– Герман, а к чему чувакам тишки?

– Хуй их знает, дебилов.

Не пояснил.

С Германом мы нашли Севку без Антошки. Он ждал на кассе. Ему должны принести флаги со склада. Обычно, мы покупали по немного в разных магазинах, чтобы нас не накрыла милиция или не сдали другие утюги. Но в этот раз мы стояли на таймере, поэтому Сева умно соврал, мол, несём в кружок по истории в университет. Благо, студенческий он носил с собой.

– Тут проблема одна… – начал Севка, увидев нас.

– А это чучело-мяучело где? – Спросил Герман про Антошку.

– В этом и трабл, чуваки. – Сева выдохнул. – Спасибо, и вам хорошего дня. – Он принял флаги, и мы вышли на улицу, чтобы не светиться. – Нам нужно пятнадцать флагов, два у нас. То есть тринадцать. Но в магазе только двенадцать, то есть у нас четырнадцать…

– Ближе к сути, чувак, – торопил Севу я. Не нравился мне его тон…

– И Антошка попёрся за флагами. – Шмыгнул он и закурил.

– Куда? В какой магазин? – Уточнил Герман.

– Ближайший в тридцати минутах езды, мы бы не успели. – Отвечал хозяин безумного Антошки. – Тоха пошёл снимать с флагштока, тут школа недалеко.

– Так демонстрация же в честь 8 марта была, долбаёбы! Сняли бы с улиц, но не со школы! – Заорал Герман. Что же, как бы жёстко он не высказывался, грубиян был прав.

– Уже сняли.

– Кто? Уборщики? – Спросил я.

– Ага, уборщики! Другие утюги! – Крикнул Сева так, что выронил сигарету из рук. Он плюнул и затушил её подошвой «лягушки».

Мы выдвинулись в сторону школы, чтобы подобрать везучего Антошку. Вьюга и не думала прекращаться, становилось зябко. Американская одежда не рассчитана на советские морозы под предводительством генерала Холода. Парни скользили на льду, я шёл медленнее, чтобы не навернуться. По пути стоило уточнить один вопрос.

– Сев, а Антоха весь стаф и бабки в тебя выложил? – Спросил я.

– Нет, конечно. Угадаешь, что он мне ответил?

– Да пофиг, и так пропрёт? – Спародировал Антошу я.

– Да.

– Га-га-га, – издал звук вороны Герман. Он так смеётся, если что. – Во дебил.

– А сколько штраф щас за фарцу или за «приставание к иностранцам»? – Спросил Сева.

– Да сто рублей, также. Хуже будет, если стаф отберут. – Заключил я. Герман кивнул.

Ловко перелезая через забор, я заприметил в мартовской вьюге желанный флаг. И фигуру, которая зачем-то полезла за ним, хотя мог бы просто спустить его. А дальше, подойдя ближе, картина маслом. На флагштоке сидит Антошенька, смотрит вниз с флагом в руках. А у подножья флага расположились два милиционера и охранник.

– Пропрёт его… – процедил Сева.

– Блять, я надеюсь, если он нас увидит, то не додумается… – Герман не успел закончить фразу.

– Оооо, чуваки!!! Помогите мне, я сам не слезу! – Заорал Антоша. Естественно, милиционеры всё смекнули. Нас тоже надо паковать.

– Ёбаный дебил! Позор комсомола! В колхозе бы тебе поработать, Антоша! В рассыпную, гайс! – Крикнул Герман и дал дёру в обратном направлении.

Сева тоже куда-то побежал, я поспешил на помощь к Антону. Передо мной стоял охранник, милиционеры побежали за пацанами. Я сделал вид, что ухожу влево, но сам дёрнулся вправо. Охранник поскользнулся и упал на спину. Антоша быстро спустился, но флаг вылетел у него из рук.

За флагом я рвался, словно нападающей сборной СССР Родионов к мячу. Мне немного повезло и оказался первый, его не сдуло далеко ветром. Но невезение заключалось в том, что два милиционера возникли передо мной, вышли, как из белого тумана. А сзади поднялся охранник.

Я подумал, что конец всей афере, так ещё и последнее в отделении заберут, сволочи. Но парни закидали милиционеров снежками, с другой стороны забора и я побежал.

Покинув территорию школы, на меня наткнулся ещё один наряд. В итоге, за мной гналось человек пять, если не больше. Не знаю каким чудом, но мне удавалось перебегать больно скользкие места и не падать на задницу. Несколько раз я наступал в лужу, покрытую снегом, но продолжал бежать.

Ноги принесли меня к женской общаге, где я частенько ошивался у Ленки. Да, к утюгам тянулись девушки. Она старалась скрытно покурить в окно, однако я заметил бычок в её створках. Предвкушая закон со спины, я крикнул ей, чтобы она скинула канат из покрывал. Я часто так залезаю, но сматываюсь из милиции впервые. Благо, я много ей приношу иностранных разностей и Лена делает всё без промедлений.

Забравшись в комнатку, я сел на кровать. Весь потный, уставший, красный, с мокрыми штанинами и чёртовым флагом в руке. Я быстро всё рассказал Лене и собрался уходить через окно, как забрался. Не в первый раз. Однако, в первый раз зашла её соседка по комнате – зубрилка Галя. Эта отличница готова мать родную сдать за место в комсомоле. И её мама была бы не против. Семейка коммунизма головного мозга, короче… таких сейчас в сериалах часто показывают. На деле всё было по-другому.

– Ленка, ты оборзела что ли совсем? Уже мужиков прям в одежде сюда водишь?

– Галь, ну что ты. Тут просто ситуация такая… – Начала оправдываться Лена.

Я одним взглядом просил не рассказывать ситуацию. Кивнула и погладила меня по голове.

– Галь, согласен, ситуация глупая и ужасная. Но моё положение позволяет тебе подарить что-нибудь. – Я выдержал паузу. – Из импортного.

– Аааа, – протянула она. – Так ты этот, утюг? Ещё лучше, развращаешь не только девушек, но и советскую молодёжь. Да за ваши махинации сажают на десять лет, ты в курсе?!

Я подумал, что лучше сяду за капитализм и финансовые махинации, чем буду таким «товарищем», как она. Чья идеология близка вам больше, тому и сострадайте. И меня, и Галю понять можно. Мы действуем так, потому что фанатики собственного дела. Подобные нам люди доводят всё до крайности.

– В курсе. Но если меня посадят, то я не смогу тебе достать то, чего ты хочешь. Комсомол об этом не узнает, меня же по твоим и Ленкиным словам тут не было. А где ты ещё связалась с утюгом? Такая примерная девушка, никто и не подумает на тебя. Что ты хочешь?

– Финскую косметику, – без промедлений ответила Галя, сложив руки на груди.

– Пфффф, – расплескал слюну я. – А может тебе ещё пиво в банке и магнитофон из Японии?

– Ладно, я пошла к коменданту.

– Стой, стой, стой. – Я ухватил её за руку, но сразу отпустил. – Давай я предложу то, что могу достать. Это не хуже, чем косметика из Финляндии. Виктория Сикрет, стринги. – Прошептал я.

– Это ещё что такое? – Спросила Галя.

– Леночка, зайчик, покажи, пожалуйста, Гале, что я тебе подарил на 8 марта.

Лена засмущалась, огляделась, покраснела, закрыла шторы на окнах и поставила шпингалет на двери.

– Отвернись, – сказала Лена мне и спустила штаны. Да, они были на ней. Нет, я не знал об этом.

– Какой ужас, Лена! – Воскликнула Галя. – Это что за срам?! Я беру такие!

Короче, Галю я уболтал. Спустившись, я посмотрел на часы. До Кремля ехать минут двадцать отсюда. До конца встречи было полчаса. Я поймал такси, и буря успокоилась, ехать стало проще. Я попросил надавить на газ таксиста и отдал последние деньги. Эти Левайсы для меня тогда были важнее жизни.

Закончилось всё иронично. Я обменял банку, Герман получил очки, пацаны флаги на футболки. Только вот мой флаг не потребовался, итальянец обсчитался в количестве. Потом, я продам этот флаг и куплю на них шампанского, чтобы посидеть с Леной. Давно не проводили время вместе. Ну, и должок Гале занёс.

Плеер Sony

С Костиком мы не особо жаловали друг друга ещё в школе. Всё дело в социальном статусе. Он сын какой-то партийной шишки этой еловой и колючей системы, я из обычной семьи. Костик был довольно избалованным мальчишкой с манией величия и желанием подчинять себе всех вокруг. Мой характер в годы обучения обрисовывался так, что были двойки за поведение, а за предметы четвёрки/пятёрки. Лебедей в дневнике рисовали за драки, где под руку частенько и попадал Костя за излишний выпендрёж и докапываний моих школьных друзей. Короче, мы не ладили.

И спустя пять с лишним лет мы встретились. Он позвал меня в ресторан, обсудить важное дело, но не по телефону. Сказать честно, я не обрадовался его звонку, но Косте меня удалось заинтересовать. Он знал, что я утюжил, но попросил прийти пустым, без стафа. Назначили время, место. Так и произошло, я оделся, как обычный матёрый фарцовщик (неброско, но со стилем: Нью Бэлансы, джинсы, свитшот, а под ним футболка группы Квин).

Присел за столик, прислушиваясь к музыке. Огляделся, ничем не удивишь. В виду имения огромных денег (обороты превысили уже тысячи), мы часто тусовались на дискотеках, в местах для высших социальных слоёв, выпивали, танцевали, курили, одурманивали девушек. Короче, ничего нового. Типичное место для утюгов.

Костя что-то нервно резал ножиком, сидя в строгом, чёрном костюме и с зализанными волосами назад. Удивительно, имея власть папы и деньги семьи, Костя вообще не изменился. Меня он признал не сразу, поздоровался и опустил голову в тарелку, будто он не ел со времён Брежнева.

– Если ты позвал меня ради того, чтобы я смотрел, как ты ешь, то я пойду. – Начал диалог я.

Костя положил вилку и нож, схватился за салфетку, обтёр рот, потом руки, швырнул её на поверхность стола и, прокашлявшись, ответил:

– Сиди, Алексей, сиди. Дело к тебе есть, косвенно связанное с твоими промыслами.

– Нужно что-то достать? – Удивился я. Зачем ему что-то доставать? У Кости и так всё есть при возможностях папы.

– Нет. – Повертел головой он. – Ты меня слушаешь? Косвенно. – Повторил он. – Так вот, деньги у тебя есть?

– Найдутся. – Я кивнул, сложив руки на груди. – Занять хочешь?

Костю слегка передёрнуло, я видел, что он нервничает.

– Ладно, скажу как есть. – Он надул щёки и выдал звук спускающейся шины. – Отец лишил меня денег. Неважно за что, не твоё дело.

– Да мне как-то… – Я начал перебивать, но Костя продолжил.

– Завтра приезжают две девушки из Италии – Лия и Маргерита. Мы познакомились за границей, я позвал их в Москву и вот они месяц назад решили приехать. Я забронировал им люксовый номер в Космосе, а пару дней назад лишился денег, мне не на что поляну накрывать. Приезжают девочки послезавтра.  – Костя замялся. – Ты крутил шашни с иностранками?

Я думал над его словам про нехватку денег: «То есть бабок у тебя нет, но в ресторане ты жрёшь сидишь? Интересный феномен.»

– Не удавалось. – Я сказал это гордо. Даже заявил.

– Вот появился такой шанс. Смотри, их же двое, так? – Он показал на меня чайной ложечкой, которой только что размешал сахар.

– Так. – Я понимал, к чему клонит Костя.

– С тебя поляна, с меня люкс и для тебя одна сициллийская богиня. Идёт? – Костя протянул мне руку, нагнувшись на стол.

Подобный акт с ним впервые. Всю жизнь мы конфликтовали, он меня призирал, а теперь я ему нужен. А может, просто обломать ему всё? Хотя, когда такой шанс будет, а? Может, женюсь и уеду в Италию, там и до Америки рукой подать. Как сказал Юрий Алексеевич: «Поехали!»

– Поехали! – Согласился я и шлёпнул Косте по ладони. Нет, руку жать я ему не хочу.

Он немного опешил, но быстро спрятал эмоцию. Понтарез. После глотка чая, Костя попросил официанта посчитать его, прикрикнув,: «Уважаемый, только побыстрее!».

– Только оденься не как сейчас. И подстригись, а то патлы, как у моей бабушки.

– А ничего, что такую причёску Рэмбо носит, а?

– А ничего, что ты живёшь в выдуманном мире, а? – Передразнил он меня.

– Я лучше поживу в выдумке, чем в реальности с такими, как ты.

Мы оба выдохнули, навязалась, словно гопник на улице, неловкая пауза. Даже стало напряжно, тем более музыка перестала играть. Выйдя на улицу, автоматически и одновременно надели солнечные очки. Матрица, которая тогда ещё не вышла на большие экраны, дала сбой.

– Какой у тебя рост? – Спросил Костя, занося ногу в машину.

– Сто семьдесят. – Пожал я плечами. На самом деле, он около 175 см. Не знаю зачем я привираю по поводу своего возраста каждый раз.

– Отлично. Сядет на тебя.

– Что?

– Мой старенький костюм. – Он захлопнул дверь авто, завёлся, открыл окно монотонным движением крутилки. – Только вернёшь потом. И про стрижку не забудь. – Сложилось впечатление, что Костя решил по привычке впихнуть денег, но их не оказалось.

– Лады, – я развернулся и пошёл за стафом к Севе, сегодня надо бы распродать флаги и часы. Мы были уже богатеи.

– Я позвоню тебе завтра утром, будь дома. И, Алексей.

Руки в карманах, походка лёгкая. Оборачиваюсь. Костя машет из окна, как дым из его выхлопной трубы.

– Спасибо.

В парикмахерской не был давно, как начал отращивать волосы с 86-го. Прошло где-то полтора года фарцы. Волосы росли быстро, как деньги. И состригли их тоже, почти мгновенно. Уже сейчас идут гонения со стороны милиции и рейды на места, где работают утюги. Сева, Герман, Антоша и я повертимся ещё до конца 87-начала 88. Потом придёт «братва», но про этот эпизод потом.

Мне сделали осторожный, как бы сейчас сказали, андеркат и я отправился к Косте за костюмом. Утром он назвал время и адрес, всё, как когда мы созвонились по поводу ресторана. Папин сын оценил причёску и отдал серый костюм с красным тонким галстуком. Он сказал, чтобы я не боялся заходить в гостиницу, на фарцовщика я уже не похож (обидно), иностранной валюты при себе не держать, а если спросят корку, то начать качать права и сказать, что я забыл её в «Волге».

Если бы я пошёл туда в костюме утюга, то меня бы упекли. Либо добровольцы (стукачи, которые помогают милиции бороться с фарцовщиками), либо сами человечки в погонах. Гостиницы очень хорошо охраняются. Утюжить становилось тяжело.

Я подошёл пораньше, как и просил Костя. Такой советский высший свет, каким вы его представляете, ничего примечательного вам не расскажу. Мы накрыли поляну (икра, шампанское, морепродукты, мясо и прочее) и принялись ждать девушек.

– А ты итальянский знаешь? – Спросил я Костю.

– Немного. Ты только по английскому мастак, мистер утюг.

– Откуда ты столько про меня знаешь?

– Навёл по тебе справки и ориентировки в милиции. Меньше попадаться надо!

Я просто кивнул. Он прав, в последнее время нас часто принимали.

– Надеюсь, ты своих дебилов не звал?

– Знаешь что? У тебя нет права их так называть. Это мои дебилы!

– Да успокойся, вон дамы идут.

Костя встал и с распростёртыми руками пошёл их встречать ко входу. Взяв их под руки, этот чёрт подвёл к столу, выдвинул стулья, немного позаигрывал с той, что покрасивее и придвинул их обратно. Я сидел, как истукан, поражённый его общением с девушками. Обычно, он ведёт себя, как мудозвон.

Я кротко представился и осмотрел Лию и Маргарету. Лия высокая блондинка из типажа Мэрлин Монро. Каре с завитушками на конце, подчёркнутые глаза голубого цвета, припухлые губы. Даже родинка на том же месте, около угла рта. Маргарета же, была девушкой типажа другого. Та самая шумная подруга. Ростом где-то мне по плечо, длинноватый, но прямой нос, ровные русые волосы до плеч, весёлые глазки и густые брови. Короче, Костя скинул на меня Маргарету, чтобы ей было не обидно. Ну, грех жаловаться. Зато итальянка, пацаны обзавидуются. А если они ещё пиво в банках привезли…

Шампанское быстро кончилось, Костя долго сидел на ушах у Лии, я травил фарцовские байки Маргарете, но обтекая тот факт, что я утюг. Костя просил этого избегать, и я с ним согласен. На всякий случай, то я – сын дипломата.

Маргарета была хорошей девушкой, довольно начитанной, даже процитировала Войну и Мир Льва Толстого на русском.

Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.

Засчитано, летит в кассу. Она училась на кого-то в области политики, сейчас не вспомню. Любит театры больше, чем кино, импонирует живопись, играет на скрипке, в теннис. Ну, семья, очевидно, хорошая раз уж воспитала такую дочурку. И обеспеченная, раз уж есть деньги на прихоти юной леди.

Вдруг, Костя прервал наш диалог и позвал меня к музыкантам. Мы стояли ближе к сцене, чем к столику.

– Дай им пятьдесят рублей и попроси сыграть Челентано для прекрасных Лии и Маргареты из Италии. Сработает, гарантирую. Идея добротная, тем более за такие копейки. Сделал. Им понравилось.

Костя заказал девушкам амаретто, попросив добавить больше льда, аргументируя тем, что внутри жарко. Нам он взял водки, хотя я бы перешёл на коньяк.

Я заметил, что стопки четыре. И Костя разлил во все четыре. Кто-то ещё подойдёт? Или он собрался пить по две сразу? Девушки от водки отказались. Пока я пялился на декольте Лии во время разговора с Марго, две стопки исчезли со стола. Девушки вышли в уборную, а прохиндей Костя вылил в амаретто девочек по стопке водки. Ахуеть. Другого слова я подобрать не смог.

– Не смотри на меня так, Алексей. – Говорил он. – Ты как будто против?

– Ну, я напаивал девушек раньше, но они сами хотели. Эти-то не горят желанием.

– Посмотрите, у фарцы появилась совесть!

– Ага, а вот у сына представителя власти – нет.

Водка кончилась, Маргарета развеселилась ещё больше, но и стала пьянее. Лия слегка покраснела, но сохраняла вид статной леди. Я чувствовал на себе её взгляд Римской Империи, силы, величия, статуса. Будто сам Цезарь на пару с Марком Аврелием переродились в такой красивой оболочке и решили наставить на меня такой взор.

Прошёл по гостинице, в ресторане которой мы сидели, прошёл рейд из милиции. Это нормальная практика, так как у иностранцев участились кражи. Вот идиоты, красть стаф, чтобы его потом продать! Ни таланта договариваться, ни мозгов. При виде синей формы, я по привычке испугался и принялся оглядываться, думая куда же скинуть всю контрабанду. Но потом вспомнил, что я не в том обличии. Тем более, Костя светанул коркой и нас пронесло.

Однако, девушки испугались, и мы пошли к ним в люкс. Два этажа, серенькие стены с портретом Ленина, столы из хорошего дерева, ручки, блокноты, мягкие и удобные стулья, диваны, огромная кровать, даже кабинет был, но туда я не заходили.

Я расслабился настолько, что снял пиджак и галстук, закатал рукава рубашки, расстегнул верхние пуговицы долой. Ночь за окном неслась, сменяя день недели, приближая СССР к концу эпохи. Тогда, мы не знали чего хотели. Были бы рады и сохранению Союза, но и топили за Америку, за развал СССР. Никто даже не представлял, что будет в 90-х…

Я сидел с Маргаретой в зале, Костя с Лией в кабинете за закрытой дверью. Марго неплохо прибило, бедняга уже была не красной и весёлой, а серой и спавшей. Ну, до такого я точно не опущусь. Пропуская её болтовню, я и сам думал куда бы мне лечь.

Костя резко вылетел из кабинета, завязывая галстук на ходу. Я подскочил, Маргарет пошла к подруге в комнату. Костя, словно ядерный гриб, распространился до прихожей, и уже завязывал шнурки.

– Что случилось?

– Папе плохо, он в больнице. – Сдавленно проговорил он. – Поеду поддержу. Алексей, ты тут это, повеселись, ладно?

– Ты не вернёшься?

– Вряд ли. Блять, надеюсь папа выберется, второй инсульт это плохо…

– Больно это слышать, – искренне отчего-то сказал я. – Я верю, что всё будет хорошо. – И полез в карман за деньгами, но так, чтобы Костя не видел. Положил их на тумбочку в прихожей.

– Костя, – начал я. – Тут кто-то на тумбе деньги оставил. Я думаю, что тебе не помешают.

– Лёша. – Он впервые меня так назвал и встал во весь рост. – Спасибо, но решение отца лишить меня денег было верным. Я не могу их взять, иначе предам его. – Костя протянул мне руку. – Бывай, Лёша.

– Бывай.

Я всё-таки пожал ему руку.

Как выяснится позже, Костя уберёт милицейских на время, чтобы я вышел из гостиницы. И с отцом тоже всё будет в порядке. Не знаю почему он поменял своё отношение ко мне, но стало приятно.

Когда я вернулся, Марго спала за закрытой дверью в кабинете, Лия сидела на диване с бокалом шампанского, подогнув ноги. Я сел, выдохнул, повернул на неё голову в надежде получить тот же взгляд Цезаря. Так гладиатор смотрел на Императора, чтобы получить милость. Я её получил.

Лия усмехнулась, позволила себя приобнять и сказала:

– Алекс, а кто ты на самом деле? Я вижу, что ты не сын дипломата. Расскажи. – Ого, – удивился я. – Ты знаешь русский?

– Да. Бабушка была русской. Немного знаю. – Она говорила с акцентом. – Ну, так кто ты?

– Я фарцовщик. – Признался.

Она потрепала мне причёску до более уличной, раздолбайской. Это та атмосфера, которая царила среди утюгов.

– Расскажешь что-нибудь?

– Да, там много забавных историй.

Диалог эволюционировал в поцелуи, прикосновения, объятия. Моя оболочка сына дипломата растаяла и пришёл настоящий Я.

Ближе к утру, я с Лией лежал в обнимку и слушал её плеер. Тот самый от Sony. Мы слушали Челентано, Квин, Дюран-Дюрана, она познакомила меня с Фрэнком Синатрой. В её каре зарываются волосы, уши сластит джаз, Москва просыпается, а Лия немного посапывает.

Утром, я убежал фарцевать, потому что нужно было встретиться с Севой. С девочками и Костей я не пересекался. Меня задержали и несколько суток мурыжили в участке. Когда я вернулся домой, меня поджидала коробочка. Внутри лежал плеер Sony с кассетами Фрэнка Синатры.

Приставка Nintendo

Когда появляется социальный слой, имеющий много денег, то появляются люди, желающие эти деньги отобрать. Такими являлись «братва».

Качки, тягавшие железо в подвалах, ветераны Афгана с афганским синдромом (прошу прощения за тавтологию), представители маргинальных группировок объединились в банды. Сначала, логика была простая – подошёл, избил, отобрал.

– Слышишь, шкед. Я тут кровь в Афгане проливал за что? За то, чтобы ты, щенок, джинсы американские продавал? А ну, давай сюда всё, что есть! – Говорили представители братвы. Более того, они следовали и другим законам. «Кто сильнее, тот и прав» и «Я воевал, ты мне должен, потому что не был на фронте».

Дальше, логические связи модернизировались. Братва понимала, что утюгов можно доить, как коров в колхозах, из которых они сбежали. Ставить на счётчики, крышевать, вымогать.

Более того, некоторые из этих зверей думали, что занимаются социально значимым делом. Фарцу мало кто жалует, а бороться с ней подобными методами – занятие благородное.

Отличить братву от фарцовщика или кого-то другого было просто. Быки в Адидасе (чтобы не ассоциироваться с ними, утюги не носили Адидас) со страшными рожами. В году 86-ом, были просто избиения, да и то, частные случаи. Потом, пошли ножи и страшные раны утюгов. Ну, и в конце стреляли. Насмерть.

Именно эти ребята станут героями 90-х. Они сменят нас, – утюгов. Мы герои поздних 80-х, они герои «лихих». Братва полезет в бизнес, а потом и политику. Естественно, большинство из них окажется в могиле или за решёткой.

Впервые, наш квартет наткнулся на братков осенью 87-го. В начале 88-ого ещё активно поторгуем, а потом закончим. Участятся рейды милиции, станет жёстче, словно метал братва.

Мы ёжились от холода на Арбате, около лотка с матрёшками. С флагами у нас было тяжело, начали продавать этот ходовой товар. Часы, компасы, шапки, офицерские шинели, алкоголь, икра были только для своих. У нас были подкупленные водители туристических автобусов, предупреждавшие иностранцев о том, что можно выгодно поменять валюту, приобрести необходимые товары или устроить старый-добрый бартер.

А матрёшки – для всех. И милиция особо ничего не имела против. Мы не пристаём к туристам, они сами подходят.

Но тут подъезжает «девятка», из неё, как из клоунской кибитки, вываливается человек шесть-семь кабанов в одинаковых фуфайках какой-то бейсбольной команды. Серьёзные, словно война и насупившиеся, будто псы.

– Эй, фарца. Классный прикид. – Сказали они.

– Спасибо. – Герман сразу понял, что к чему и показал зубы первый. – Если надо чего, то покупайте, если нет, то бай-бай.

Сева с Антошей заметно испугались, что было естественным в подобной ситуации. Я ещё осознавал, что происходит.

– А к чему покупать? – Крепыш среднего роста, бритый наголо в спортивных очках, взял одну из матрёшек и повертел её. – Можем и просто так взять. – Он помолчал, Герман выпускал пар из носа, остальные братки ржали над нами. – А можем и предложить кое-что взамен. – Он поставил товар на место и встал в упор к Герману. – Защиту. Мало ли кто приедет и разворотит лоток, заберёт баксы, стаф… или убить могут, не дай бог. Ц-ц-ц-ц, – по-дедовски зацокал он, будто внук нашкодничал, – в неспокойное время живём, фарца, ух неспокойное.

– Что взамен защите? – Поднял голову я. Герман не хотел вести с ними дела, поэтому он начал жечь меня взглядом.

– Прибыль пополам. Ну, и товар, что надыбаете и нам понравится.

– Херня, брат. – Герман снова вступил в диалог. – Мы в состоянии защитить себя.

Братки рассмеялись, похлопали друг друга по плечу, ухватились за толстые животы. Мы оглядывались между собой, Герман уверенно пыхтел. Я заметил, как он держал под столом одну из матрёшек, чтобы использовать её в качестве оружия.

– Ну, как знаете, фарца. Ещё увидимся. – Сказали они и уехали.

Через пару дней наш квартет перетаскивал новенькую Нинтендо из квартиры Севы в мою. Играли по очереди, чтобы честно. Достать её было очень тяжело. Тут-то на нас и напали. Поколотили до синяков, отобрали баксы, с Германа сняли бомбер (он им запомнился) и отобрали приставку.

Спустя неделю, я через Костю нашёл этих людей. Нинтендо решено вернуть силой. Хоть нас там убьют – мы не отступим. Почему мы лезем из кожи вон, чтобы жить, как нам нравится, без вреда для общества, а они решают всё силой? Почему я должен отдавать им то, что я нажил? Какого хера они отбирают мой образ жизни? Эта приставка стало делом принципа.

Герман позвонил им, забил стрелу. Ночью. В Подмосковье, на каком-то холме, рядом с пустырями.

– Герман, – кричали Антошка с Севой, – ты ебанутый?! А чё не на кладбище сразу?

– Вы хули ссыте, девочки?... Они в другом месте не соглашались…. – С обидой ответил он. Стало понятно, что Герман боится сам.

Мы подъезжали к холму на «Копейке» Севы. Машина тряслась, чернь умирала под фарами машины, ладони потели, зябко трясло, хотя оделись мы тепло. Нервы.

Взобравшись на холм, под светом фар материализовалась та же «девятка», с теми же бычками. Сева заглушил мотор. В общей сложности их было человек двенадцать. Приставка стояла на пне, в центре холма. Удивительно, что они её вообще взяли.

– Чуваки, может, новую купим, а? – Начал Сева.

– Реально, их больше в полтора раза! Герман, мы не справимся. – Поддерживал Антошка.

– Тут темно… , – думал Герман. – Мы даже можем не понять, что замес начался.

– Парни, вы чё?! – Завёлся я. – Мы ж договорились, что идём за приставкой! Не новой, а именно этой. – Я ухватился за дверную ручку. – Похуй! Сева, заводи мотор. Фары нужны.

Я вывалился из тачки с криком: «Гоните приставку, пидорасы!» и увидел, как братки попятились назад. Точнее, увидел массу, шедшую назад. Темно, хоть глаз выколи.

– Сева, я же просил включить фары. Как нам их молотить?

Ответа нет. Только шёпот братков: «Он ёбнутый, один на нас полез». И тут я слышу рёв двигателя «копейки». Парни меня не так поняли… Но это был мой шанс. Я резво схватил Нинтендо и начал отходить в сторону звука мотора, в надежде, что парни обнаружат мою пропажу.

– Мужики, вы чё?! Он же один! – Крикнул кто-то из толпы. Братва заревела громче мотора копейки.

Я побежал вниз по холму, ноги перебивались с ритмом сердца о кочки, приставка держалась мёртвой хваткой, я нёсся от шума быков до звона двигателя.

Выстрел за спиной. Чей-то вопль.

Увидел фары и сразу к ним. Быстро сел в тачку, и спросил: – Чуваки, ну как так-то, а? Если б меня пиздить там начали?

– Ну, Лёх, мы тебя не так поняли. Подумали, что «похуй», в смысле похуй на приставку, а не «похуй» в плане похуй, погнали. Сорян, чувак. – Извинился Сева.

– Ладно, бывает. Теперь увози нас отсюда. Нинтендо у меня.

Антоше было всё равно на то, что меня неправильно поняли. Герман же, сидел раздавленный. Ему было стыдно, но я его успокоил. Ведь это он разговаривал с быком у лотка, именно Герман забил стрелу. Этот человек всегда жил без страха и с упорством.

Ему-то, коллективным решением, и отдали приставку Нинтендо. А мне Сева с Антошей достали новую. В качестве извинений.

Балкон

В 88-ом году, после того, как до смерти забили трёх утюгов, я и Сева поняли, что нужно завязывать. Антошка соскочил ещё после случая с Нинтендо. Герман пытался вариться какое-то время, но когда ему приставили Макаров к виску, нейронные связи сами сделали вывод, а руки без помощи мозга отдали баксы и сняли очки (которые он обменял у итальянцев).

Мы общаемся и по сей день. В том же 88-ом я поступил в универ, парни чуть позже. 90-е были тяжким временем, но мы прошли их вместе.

Весь хлам из гаража выкину, а вещи со времён фарцовки оставлю. Жаль, что Нинтендо я продал, чтобы не помереть с голоду.

Сложу их в старенький шкаф на балконе. Покажу сыну, когда вернётся. Он пошёл по стопам отца. Сейчас это называется «ресейлер».

Круто, что всегда можно вспомнить молодость и стиль жизни, к которому стремились, фанатизм, бивший фонтаном в душе можно оживить, словно зомби. Фанатизму и живым мертвецам нужно одно – мозги.

А это было время моей юности. Моя Фарца

Твой, demid rogue