Самозванцами в романе «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова предстают трое персонажей: Воланд, мастер и Левий Матвей.
Воланд
Он представил себя литераторам и Маргарите как дьявола.
«— Вы знаете, с кем вы сейчас говорите, — спросил у пришедшего Воланд, — у кого вы находитесь?
— Знаю, — ответил мастер, — моим соседом в сумасшедшем доме был этот мальчик, Иван Бездомный. Он рассказал мне о вас.
— Как же, как же, — отозвался Воланд, — я имел удовольствие встретиться с этим молодым человеком на Патриарших прудах. Он едва самого меня не свел с ума, доказывая мне, что меня нету!» (Глава 24 «Извлечение мастера»)
«— А дьявола тоже нет? — вдруг весело осведомился больной у Ивана Николаевича.
— И дьявола...» (Глава 3 «Седьмое доказательство»)
Тем не менее, дьявол в отличие от черта телесности не имеет и поэтому не может страдать от болезней тела. А Воланд, однако, страдал от боли в колене и пытался ее лечить бабушкиными средствами.
Воланд демонстрировал телесную болезнь — боль в колене.
«— Гелла, пора, — сказал Воланд, и Гелла исчезла из комнаты. — Нога разболелась, а тут этот бал, — продолжал Воланд».
Воланд указал на ее возможную причину — близость с одной ведьмой.
«— Приближенные утверждают, что это ревматизм, — говорил Воланд, не спуская глаз с Маргариты, — но я сильно подозреваю, что эта боль в колене оставлена мне на память одной очаровательной ведьмой, с которой я близко познакомился в тысяча пятьсот семьдесят первом году в Брокенских горах, на чертовой кафедре».
Воланд занимался само врачеванием с помощью мази, приготовленной по рецепту бабушки.
«В комнате пахло серой и смолой, тени от светильников перекрещивались на полу. <…> Нагая ведьма, та самая Гелла, <…> сидела на коврике на полу у кровати, помешивая в кастрюле что-то, от чего валил серный пар. <…> Колено этой темной ноги и натирала какою-то дымящеюся мазью Гелла. <…> Горячая, как лава, жижа обжигала руки, но Маргарита, не морщась, стараясь не причинять боли, втирала ее в колено».
Кроме больного колена венерологи предлагают обратить внимание на разность зрачков Воланда. «Правый с золотою искрой на дне, сверлящий любого до дна души, и левый — пустой и черный, вроде как узкое игольное ухо, как выход в бездонный колодец всякой тьмы и теней». (Глава 22-я «При свечах») Наличие этих признаков указывает на сифилис у персонажа[1].
Наконец, Воланд указал на наличие у себя родства.
«Мне посоветовали множество лекарств, но я по старинке придерживаюсь бабушкиных средств. Поразительные травы оставила в наследство поганая старушка, моя бабушка!»
мастер
Он назвал поэта Ивана Бездомного учеником, а это предполагает, что себя мастер считает его учителем.
«— Прощай, ученик, — чуть слышно сказал мастер и стал таять в воздухе». (Глава 30 «Пора! Пора!»)
В тот раз мастер дал ученику совет написать продолжение о Понтии Пилате:
«Иванушка просветлел и сказал:
— Это хорошо, что вы сюда залетели. Я ведь слово свое сдержу, стишков больше писать не буду. Меня другое теперь интересует, — Иванушка улыбнулся и безумными глазами поглядел куда-то мимо мастера, — я другое хочу написать. Я тут пока лежал, знаете ли, очень многое понял.
Мастер взволновался от этих слов и заговорил, присаживаясь на край Иванушкиной постели:
— А вот это хорошо, это хорошо. Вы о нем продолжение напишите!»
Во второй раз мастер называет своим учеником уже профессора Понырева в его сне, который повторялся у Ивана Николаевича каждый год во время весеннего праздничного полнолуния. В этот раз мастер уточняет — «мой» ученик, чтобы не возникало вопросов, чей ученик профессор Понырев.
«Тогда в (лунном — А.Я.) потоке складывается непомерной красоты женщина и выводит к Ивану за руку пугливо озирающегося обросшего бородой человека. Иван Николаевич сразу узнает его. Это — номер сто восемнадцатый, его ночной гость. Иван Николаевич во сне протягивает к нему руки и жадно спрашивает:
— Так, стало быть, этим и кончилось?
— Этим и кончилось, мой ученик, — отвечает номер сто восемнадцатый, а женщина подходит к Ивану и говорит:
— Конечно, этим. Все кончилось и все кончается... И я вас поцелую в лоб, и все у вас будет так, как надо.
Она наклоняется к Ивану и целует его в лоб, и Иван тянется к ней и всматривается в ее глаза, но она отступает, отступает и уходит вместе со своим спутником к луне».
Однако, учеником является тот, кто обучается чему-либо под руководством наставника. Состоялось ли хоть одно занятие мастера с Иванушкой Бездомным, из которого поэт мог бы почерпнуть какие-то знания? Нет, это наглядно видно в главе 13-й «Явление героя». Тогда, может быть, мастер передал соседу свой роман о Понтии Пилате, и, разбираясь в нем, Иван самостоятельно постигал мастерство «угадывания»?[2] Опять нет. Мастер в первый раз сжег роман за полгода до встречи с Бездомным. Когда же Воланд вернул произведение автору, то роман не прожил даже одного дня. Вечером Азазелло выполнил поручение мессира, забрал мастера и Маргариту и сжег квартиру, а с ней в том числе и восстановленный роман. Так что, когда мастер прощался с Иванушкой в психиатрической клинике, произведения снова не было.
Таким образом, мастер ни самостоятельно не обучал Ивана Бездомного, ни передавал соседу свой роман, учась по которому бывший поэт мог бы овладеть новыми знаниями и навыками. Вот и получается, что мастер самовольно, т.е. безосновательно, провозгласил себя наставником, а Ивана Николаевича своим учеником.
Тем не менее, такое впечатление о существовании отношения учитель — ученик сразу возникает у читателя, ибо располагается на авансцене и никем не отрицается. Ни Иванушка Бездомный, ни профессор Понырев не возражали, чтобы мастер их так называл. Однако, как мы выяснили, такое впечатление будет обманчивым.
Левий Матвей
А бывший сборщик налогов называл себя сам учеником Иешуа Га-Ноцри и с этим соглашался Понтий Пилат.
«Одного мгновения достаточно, чтобы ударить Иешуа ножом в спину, крикнув ему: «Иешуа! Я спасаю тебя и ухожу вместе с тобой! Я, Матвей, твой верный и единственный ученик!» (Глава 16 «Казнь»)
«— Ты, я знаю, считаешь себя учеником Иешуа, но я тебе скажу, что ты не усвоил ничего из того, чему он тебя учил». (Глава 26 «Погребение»)
«— Я не раб, — все более озлобляясь, ответил Левий Матвей, — я его ученик». (Глава 29 «Судьба мастера и Маргариты определена»)
В романе «Мастер и Маргарита» Иешуа Га-Ноцри никогда не называл Левия Матвея своим учеником, только спутником, сопровождающим или «одним с козлиным пергаментом». Бывший сборщик податей впервые так сам себя назвал во время казни бродячего философа, увиденной Иванушкой Бездомным во сне. Во второй раз — в разговоре с Воландом. Еще один раз учеником Иешуа назвал Левия Матвея прокуратор.
Правда, осталось неизвестным, откуда Понтий Пилат узнал об этом. Читателю же становится известно об этом из глав восстановленного романа о Понтии Пилате, которые читала Маргарита Николаевна.
Выше мы указывали, что нахождение Левия Матвея в свете (правда, тут нужно обязательно уточнить, что не в каком-то вообще свете, а именно в лунном), вместе с Иешуа Га-Ноцри вроде бы подтверждает, что бывший сборщик податей действительно ученик бродячего философа. Однако, пример Понтия Пилата, которого освободил мастер, показывает, что в свете может оказаться и бывший прокуратор. Поэтому бывший сборщик податей мог попасть туда же не в качестве ученика, а как спутник или сопровождающий бродячего философа.
Соответствие заявления Левия Матвея, что он ученик Иешуа Га-Ноцри можно проверить по словам и по делам его. И в итоге можно согласиться с оценкой Понтия Пилата, сказанной бывшему сборщику податей во время их встречи во дворце Ирода Великого.
«— Ты, я знаю, считаешь себя учеником Иешуа, но я тебе скажу, что ты не усвоил ничего из того, чему он тебя учил. Ибо, если бы это было так, ты обязательно взял бы у меня что-нибудь. Имей в виду, что он перед смертью сказал, что он никого не винит, — Пилат значительно поднял палец, лицо Пилата дергалось. — И сам он непременно взял бы что-нибудь. Ты жесток, а тот жестоким не был. Куда ты пойдешь?»
Да, по характеру Иешуа и Левий являются противоположностями. Га-Ноцри — открытый, полагает, что все люди добрые и заслуживают доверия. Матвей — замкнутый, первая его реакция — проявление открытой неприязни, готов на радикальные действия — избавить Иешуа от истязаний на столбе, зарезать Иуду. А из десяти принципов бродячего философа Левий Матвей показал, что следует только одному, он тоже верует в единого бога.
Кроме того, Левий Матвей обладает волчьим, т.е. «исподлобья» взглядом, что указывает на его сходство с Понтием Пилатом, Иваном Бездомным и Аннушкой, а никак не с Иешуа Га-Ноцри.
Таким образом, соглашаясь с оценкой Понтия Пилата, можно утверждать, что бывший сборщик податей является самопровозглашенным учеником Иешуа Га-Ноцри. Левий Матвей словами и поступками плохо подтверждает свои заявления, что он единственный ученик.
[1] Михаил Булгаков как врач-венеролог в романе «Мастер и Маргарита» привел четкие клинические признаки венерической болезни сифилис у Воланда, как он это уже делал в других произведениях, например, в «Белой гвардии».
Вот графоман Русаков, разглядывая в зеркале свою грудь, украшенную сыпью, которой его одарила некая Лелька, сокрушается: «Пройдет пятнадцать лет, может быть, меньше, и вот разные зрачки, гнущиеся ноги, потом безумные идиотские речи, а потом — я гнилой, мокрый труп». Алексей Турбин, на прием к которому попал Русаков, «внимательнейшим образом вгляделся в зрачки пациенту и первым долгом стал исследовать рефлексы. Но зрачки у владельца козьего меха оказались обыкновенные, только полные одной печальной чернотой».
Как видно, доктор Турбин стал искать признаки сифилиса «первым долгом» не на коже пациента, а именно в его зрачках. Что же касается доктора Булгакова, то с его точки зрения этот симптом настолько общеизвестен, что незадачливый персонаж его первого романа еще до визита к доктору уже знал наперед о предстоящих изменениях в своих зрачках. (https://mmed16.livejournal.com/44541.html)
[2] «Иван ничего и не пропускал, ему самому было так легче рассказывать, и постепенно добрался до того момента, как Понтий Пилат в белой мантии с кровавым подбоем вышел на балкон.
Тогда гость молитвенно сложил руки и прошептал:
— О, как я угадал! О, как я все угадал!» (Глава 13 «Явление героя»)