Дело оборачивалось неважно для эскадрона Ивана Сударева: огонь с той стороны реки стал такой, что, действительно, не высунешь носу. Тогда-то и выкатили из ельника два самохваловских танка.
Статья, опубликованная в газете КРАСНАЯ ЗВЕЗДА 16 августа 1942 г., воскресенье:
Рассказы Ивана Сударева (продолжение)
Начало читайте по ссылке:
Тем временем танкисты приволокли к сараю еще четыре легких танка. По деревням уже знали об этой работе, и колхозники обшаривали болота в поисках боеприпасов и танков. Не проходило дня, чтобы к сараю не подъезжали сани, валил пар от клочкастой заиндевелой лошаденки, которой в свое время побрезговали немцы; в санях сидел дед, с сосульками на усах, с древним строгим взором круглых глаз под изломанными бровями; его внученок, — мальчишка — не видно от земли, — звонко спрашивал у чумазых от гари и масла танкистов:
— Эй, дяденьки, куда сложить 45-миллиметровые осколочные?
Когда посланный генерала приехал в эту деревню, под крышей сарая дымили горны, шипел ослепительно голубой автоген, грохотали молотки по стали; один средний и два- легких танка стояли готовые к бою; КВ, с надетыми гусеницами, дымил и стрелял в выхлопную трубу, но еще не заводился.
— Передайте генерал-майору, что задержка только за командами, — сказал посланному, лейтенанту с тонкими губами, Сашка Самохвалов, — пускай пришлют смелых водителей-механиков и башенных стрелков. Да пускай торопятся доставать горючее. Оптики у нас нет — все поснимали немцы, приходится стрелять наводкой через дуло, это тоже возьмите на карандаш... А покуда вы будете канителиться, мы еще подкинем парочку танков.
Лейтенант молчаливо все записал в блокнот, не выражая ни удивления, ни восторга, пожал руки семерым чумазым, восьмому Гусару и улетел на «огороднике» бреющим полетом.
Тронулись, наконец, шумные весенние воды и так затопили поля и леса, так буйно вздулись речки и верхом потекли овраги, — что и думать нечего было о войне. Колхозники готовились к севу. Девушки с винтовками, скучавшие у околиц, сдвинув брови, глядели на косяки перелетных птиц. Генерал приказал достать побольше книг из местных библиотек, чтобы занять умы и сердца кавалеристов разумным чтением. Но на триста верст в окружности все библиотеки были уничтожены немцами, — удивительно, как у них хватило заботы сжечь столько книг. Нашелся один только роман Вальтер Скотта «Квентин Дорварт». Генерал проглотил его в одну ночь, лежа без сапог и гимнастерки на лавке у окна, за которым в беловатом свете падали тяжелые капли, и по всей деревне кричали петухи. Затем растрепанная книжка пошла по взводам и эскадронам для чтения вслух.
Но земля просохла, и немцы, недовольные тем, что недостаточно замучили русских людей, недостаточно сожгли сел и деревень и порезали скота, двинулись в наступление десятками батальонов и сотней танков на разгром мужиков. Но у русских, не в пример прошлой осени, были теперь хорошо сформированные и вооруженные партизанские полки, и, не в пример осени, всем был известен немецкий характер, от которого можно ждать только смерти русскому человеку. По всему фронту вспыхнули бои. На помощь партизанам, всюду, где становилось тесно, поспевали кавалерийские полки генерала. Это были прославившиеся в декабрьских и январских боях лихие, полки — все из украинцев, донских, кубанских, терских и сибирских казаков. Они знали четыре заповеди: не признавать окружения, выходить при любых обстоятельствах из любой создавшейся обстановки, биться до последнего патрона и живым не сдаваться, любить свое оружие и не бросать его даже в смертный час.
День и ночь самолеты карателей проносились над селениями, едва не задевая колесами соломенные крыши, бомбя и обстреливая все живое; по всем большакам и проселкам грохотали их танки. Задача заключалась в истреблении этих свежо присланных из германских городов и с заводов безусых, длинноногих, свирепых мальчишек и усатых немцев, продавших свою совесть Гитлеру. Задача заключалась в упорном сопротивлении, в таком, чтобы русская земля стала ужасом для этих убежденных мерзавцев.
Во время одного из первых боев двенадцать немецких танков беспечно и близко один к другому двигались большаком. Окружалась большая группа партизан, и танки заходили им в тыл, чтобы закончить операцию. Справа столетние сосны шумели под свежим майским ветром, слева расстилалась густая ольховая поросль. Оттуда, из этого майского шума листвы раздался пушечный выстрел, и головной танк, пораженный в борт, остановился и задымил. Второй снаряд разбил гусеницу у другого танка. Немцы захлопнули люки, и три танка, неистово стреляя из пулеметов, повернули в поросль, где, как поняли немцы, скрывается партизанская пушка. Но это оказалось не пушкой. Раздвигая ольховые заросли, как бешеный кабан, из тростников вылетел ржавою громадой КВ. Немцы никак уже не могли ждать здесь советских танков, да еще такого непробиваемого снарядами чудовища.
Они открыли по нему отчаянный огонь со всех башен. KB, переваливаясь, выехал на большак, расстрелял третий танк и со всего хода влез сбоку на четвертый, с чудовищным хрустом раздавил его вместе с немцами. На этом в тот день его действия и закончились. Восемь уцелевших немецких танков повернули и умчались за поворот дороги. На KB откинулся башенный люк, и один за другим из машины соскочили на дорогу Сашка Самохвалов, Федя Иволгин и Леша Ракитин, — худощавый юноша, похожий на девушку с усиками,— все чумазые и возбужденные.
— Ну и сукин же кот этот Гусар! — закричал Сашка Самохвалов. — Конечно, болты слабы... Давай, меняй болты! — И он ключом застучал в броню. — Костя, держи противника под пулеметами...
В тот же час два других танка из «батальона» Сашки Самохвалова—средний и легкий, — столь же неожиданно напали на немцев на берегу реки, где, окопавшись в узких щелях от авиабомб, спешенный эскадрон Ивана Сударева удерживал на переправе два батальона противника. Чтобы не давать русским высовывать нос из-под земли, — а они высовывались немедленно, едва только пролетали бомбардировщики, и когда еще катился по лесу грохот разрывов и по каскам стучали падающие комья земли, — немцы вызвали танки. Дело оборачивалось неважно для эскадрона Ивана Сударева: огонь с той стороны реки стал такой, что, действительно, не высунешь носу. Тогда-то и выкатили из ельника два самохваловских танка. Немецкий батальон в это время сгрудился на берегу, одни солдаты прыгали на лодки и плоты, другие шли по грудь в воде. Дело обернулось плохо для немцев, — много их поплыло по реке, опустив в воду голову и ноги. Один немецкий танк разлетелся от взрыва, другой дымил, по самую башню въехав в речку, остальные из осторожности скрылись в чаше.
Легкий танк в этом бою погиб, — это была первая потеря самохваловского «батальона». Средний, отбив атаку и расстреляв все снаряды, ушел в лес за пополнением и там был неожиданно окружен автоматчиками. Трое чумазых легли в яму и в очень неудобном положении продолжали подавать оттуда снаряды через мотор четвертому чумазому'. Нагрузив танк, они под пулями умудрились невредимыми залезть в него, и автоматчиков, уже подобравшихся вплотную, не спасли ни деревья, ни ямы. Лишь одного офицера чумазые взяли в плен и привезли в штаб полка.
Таков был первый бой «семерых чумазых» — как их потом прозвали. Генерал вызвал к телефону старшину Самохвалова, лично поблагодарил его и остальных товарищей за стойкость. Чумазые поняли это, как то, что родина их простила.
Несмотря на то, что проект "Родина на экране. Кадр решает всё!" не поддержан Фондом президентских грантов, мы продолжаем публикации проекта. Фрагменты статей и публикации из архивов газеты "Красная звезда" за 1942 год. С уважением к Вам, коллектив МинАкультуры.
