Найти тему

"Исчез синдром отложенной жизни. Вместо болота внутри – чистый источник". Нина Изгарова

Оглавление

1. Моя жизнь до написания сказки:

Это одна из первых моих сказок. Написана давно, потом я кое-что добавляла, но это после того, как сказка начала исполняться.

Когда я перестала работать – жизнь, словно, остановилась, вот бежала, бежала и стоп… Дети взрослые. Рутина домашних дел, внуки, огород, книги и всё. На лавочке у подъезда трындеть – не моё. Тоскливо было, ненужность что ли появилась, не могла понять что не так. И времени больше свободного, торопиться никуда не надо. Хочешь спи, хочешь гуляй, вроде бы мечта, а не жизнь. Так ведь соседи мои живут, знакомые. А мне не просто плакать, рыдать хотелось. Ненужность свою чувствовала.

В Со-Творении уже к тому времени несколько сказок написала и они сбылись, тут и решила: надо что-то такое написать, чтоб жить веселей было. Тут-то и родилась сказочка про Кикимору.

2. Результаты, которые я получила, благодаря ее написанию:

Сказка эта исполнила не одно желание, а сразу несколько. Ведь я, оказывается, как та кикимора, сидела в болоте будней, и меня засасывало в трясину всё глубже и глубже. Всё мне было не так, всё действовало на нервы - дети, внуки, магазины, дача и много ещё чего. В общем, всё вокруг было плохо, все неправы, и вокруг не жизнь, а тихий ужас. Почему люди не видят этой трясины и плюхаются в ней всю жизнь? Тогда я об этом не думала, просто однажды взяла листок и начала небрежно чиркать. В голове щёлкнуло: болото, трясина и это всё моё счастье? Не этого мне хотелось. И я начала сказку. Вместе с кикиморой бродила по лесу, держала Жар-птицу, беседовала с бабой Ягой. Сказка бежала вперёд, я не успевала записывать, Но на последних словах мне стало так легко на душе, хотя, что изменилось за те несколько часов приключений? Закончила записывать уже под утро, улыбнулась, отложила в сторону и уснула.

Утром почувствовала лёгкость. Занялась привычными домашними хлопотами, что-то напевая себе под нос. Такого со мной давно не было. Увидела брызги солнца в окне, почерневший снег, ленивую капель и услышала робкое чириканье. Запах весны, запах обновления. Ну а потом стали появляться друзья в разных городах, и не важна была разница в возрасте, уровень образования и прочие мелочи. Как в песне: «наши души общаются, ни к чему им слова…». Мы вместе писали сказки, стихи, даже совместную книгу издали. Позже я вышла на разные архивы, источники и смогла написать, напечатать и подарить сёстрам, детям, племянникам книгу «Взгляд в прошлое» о самых близких и родных – родителях, дедах, прадедах, о событиях прошлого, и даже каждому из предков посвятила сказку. А потом услышала слова благодарности – мол, мы даже не знали этого, и спросить не у кого было.

И в саду с удовольствием выращиваю вместо картошки цветы, это так красиво, когда идешь по дорожке среди пионов, аромат стоит неповторимый, или сидишь под развесистым клематисом и с упоением рисуешь что-то.

И всё это благодаря сказке, после неё поменялось что-то внутри, то, что не взвесишь в граммах, не подержишь в руках. Отношение. К жизни, к времени, к ценностям. Исчез синдром отложенной жизни. Вместо болота внутри – чистый источник. Говорят, душа весит 21 грамм, но наполненная радостью жизни, она становится огромной и невесомой.

По баллам сказка для меня исполнилась аж на 100 баллов из 10, и даже если что-то ещё не случилось, то оно уже на подходе. Так бывает, наверное, у каждого, кто пишет сказки. Мне хочется не сидеть в ожидании чуда, а чудить самой и делиться этими чудесами с другими. Ведь болот полно и везде есть свои кикиморы, пусть и у них исполняются желания.

3. Самоисполняющаяся сказка Нины Изгаровой:

СКАЗКА О КИКИМОРЕ,
ДА И НЕ ТОЛЬКО…

В одном лесу на болоте жила кикимора и звали её Тина. Самая обыкновенная – волосы зелёные, глаза серые, характер... ни дать, ни взять. Как только поругается с кем, либо скучно станет, сразу ищет, что бы такое в рот закинуть, да успокоиться. Уже и без зубов осталась от того что жуёт беспрестанно, бока отъела, а всё неймётся. Неповоротлива, неуклюжа, а остановиться никак не может. Всё ей кажется, что мир вокруг с ума сошёл, то одно приключится, то другое - до всего дело есть. Медведь разбушевался, деревья с корнем повыдрал, филин не тех мышей ловит, на ягоду неурожай, дятел не там стучит, соседки по болоту громко поют – всё не по её выходит. А коль тишина вокруг наступит, кикиморе скучно становится. Вот и тащит в рот что ни попадя - орешки, яблочки, ягодки, да мало ли что у запасливой хозяйки в загашнике хранится.
Только однажды невмоготу ей стало, тяжко носить телеса свои необъятные, ни прыткости тебе, ни задору не осталось. Да и переживания разные донимают так, что хоть беги, хоть волком вой. Сидит как-то в своём болоте, в туман густой укуталась, в тёмную воду уставилась. Потом подняла глаза и несколько мгновений просто вглядывалась вдаль, стараясь свои мысли в порядок привести. Вдруг обветшалые деревья качнулись, а по жухлой траве пронёсся легкий ветерок. В тихом шёпоте листьев леса ей послышались звуки нежной лютни и грустная мелодия чарующего голоса. Кикиморе показалось, что за спиной замаячило прошлое, встало бесформенной грудой, как огромный туманный лес, над которым сияло бескрайнее небо падающих звёзд из её детства.
− Всё восседаешь в своём болоте, Тина? Мир большой, посмотри, скучать некогда. Чем злиться, да охать в путь собирайся.
− Ещё чего, везде одинаково − вздрогнула Тина и завертела головой в разные стороны, выискивая говорившего.
− Вот-вот, − засмеялась маленькая Фея, рассыпая блестящую пыльцу на калужницу и кубышки, − так и будешь тут в болоте тухнуть!? Прекрасно ведь знаешь, что в таких случаях делать надо. Пользуйся моментом и отправляйся создавать свою новую реальность.
Задумалась Тина, погрустнела совсем, а к утру собралась всё же в путь-дорожку, прихватив с собой мешок вкусняшек разных на всякий случай, да и направилась, куда глаза глядят. Долго шагала она по лесу. Частокол деревьев и бурелом вскоре начали вызывать раздражение. Сто раз недобрым словом помянула она Фею и себя заодно за то, что впуталась в эту авантюру с путешествием. Болезненно поморщившись, почувствовала, что близка к панике. Сунула руку в мешок с припасами, а там пусто. Не то вытряхнула где нечаянно, не то вытащил кто. От злости Тина затопала ногами и разревелась.
– Фу, что за сырость тут развели!? – услышала она чей-то голос.
Вместо ответа Тина лишь молча потрясла пустым мешком перед носом Лесовика и опустилась на траву. Её вдруг накрыло какое-то чувство, намного большее, чем печаль по вкусняшкам, усталость и злость. Она плакала горько, тревожно, со стороны казалось, что слёзы лились прямо из сердца. Перед тем как начать свой рассказ, несколько раз вздохнула, как бы собираясь с силами, и только потом заговорила.
У Лесовика даже закружилась голова, пока он смотрел на неё, пытаясь вникнуть в этот поток слов. Он держал свой капюшон надвинутым, и слушал её, пока та тараторила о смешливых соседках по болоту, беспорядках вокруг, о своём рте, который беспрестанно что-то жуёт, о своих сверх пышных формах. Даже о том, как много раз пробовала изменить себя, училась, начинала что-то менять, но ненадолго. Потом Тина резко замолчала, позволяя ему додумать самому, как всё это связано. Лесовик невольно кивнул, поскольку логика в её словах была, пошарил в широком кармане кафтана и достал оттуда потёртый кожаный кошель.
− Твои мысли — это звезды, из которых ты никак не можешь составить созвездия. Посмотри на дятла, долби как он, просто тупо делай то, что начала. Пробуй с разных сторон. Отложи. Вернись. Не выпускай из виду, но и не дергайся, − вынул из кошеля пёстрое перо дятла и протянул кикиморе, − держи перед глазами пример и образ, как здорово ты будешь выглядеть и как всё наладится в твоей жизни! Не сомневайся, не предавай цель, − вложил в ладонь растерявшейся кикиморе плоский камешек и шнурок, − свяжи обыкновенное с невозможным.
И он медленно растворился в воздухе, оставив после себя полупрозрачное мерцающее облачко. Тина в недоумении огляделась по сторонам, подошла к старому дереву с низкими сучьями, раскидистыми и узловатыми, как старческие руки.
− Что мне с этим делать? Какие-то звёзды, дятел, камешек...
− Стань как охотник на тропе. Не рви силы, не делай через силу - отобьёт желание. Делай вместе с силой. Можешь обижаться, но всё равно делать. Можешь злиться, но делать дальше, − эхом звучал голос Лесовика, но видно его уже не было.
− Ты где, советчик? Не пойму что делать-то?
− Как что? Идти к цели и меняться… − тихий голос, казалось, раздался у неё в голове, создавая непривычную вязь звуков.
−Ку-ку-ку, − бухнуло совсем над её головой.
− Ты ещё тут пугаешь, − хотела было запустить камешком в птицу, но передумала, − к цели идти… хоть бы показал в какую сторону, а то перо с камнем дал. На что они мне?
− Ку-ку-ку, встала на тропу и шагай вперёд не оглядываясь, − прогорланила птица и вспорхнула с ветки дерева, заставив Тину замереть и в который раз обернуться.
Она вновь и вновь разглядывала подарки Лесовика, стоя под деревом, и, гадая, что они значат. Заметив в камешке небольшое отверстие, просунула туда шнур и подвесила себе на шею. Воткнула пёстрое перо в волосы и решительно встала.
− Меняться, так меняться! Идти, так идти!
День пошёл на убыль. Вечерняя прохлада и сырость начали быстро пронизывать воздух, из-за деревьев и со стороны опушки леса расползлись тени. В прогалине высокоствольных лиственниц появилась полная луна, разливая холодный голубоватый свет. И тишина глубокая, ничем не нарушаемая, проникла Тине прямо в душу. Вдруг из глубины леса до слуха донёсся приглушенный стон. Донёсся и не смолк, повис в воздухе. Даже не думая, она инстинктивно почувствовала, что должна идти туда. Видимо там, за тёмными деревьями, было какое-то живое существо, и оно явно просило помощи. Ветки хлестали её по рукам и ногам, но она всё равно продиралась сквозь заросли, в темноте потеряв всякие ориентиры и где-то сойдя с тропы. Вскоре под ногами захлюпала коричневая жижа. Поросшая колючими кустарниками заболоченная поляна укрытая редким туманом, напомнила ей о доме. Стало тоскливо, захотелось плюнуть на всё и вернуться. Снова послышался глухой стон, заунывный, сдавленный, словно гул воздуха, проходящего через отверстие. В щели между двумя сросшимися чахлыми сосенками кто-то трепыхался. Тина, оказавшись в родной стихии, спокойно прошла по болоту, нагнула сосенки так, чтобы расширить щель. Оттуда высунулся птичий клюв и вслед за ним вся голая, приплюснутая голова с подергивающейся плёнкой на глазах едва живой птицы. Тина, взяв птицу в руки, немедленно начала отдавать ей приказания дышать, помахать крыльями, пошевелить хвостом.
− Жить будешь! – вынесла вердикт. Потом сурово спросила, − как тебя угораздило?
Пока Дрозд рассказывал свою житейскую историю и то, как в щель попал, Тина ахала и удивлялась тому, что он столько всего пережил и не сдался. Вот бы ей так научиться, чтоб не сворачивать в сторону. Тот, кто смеётся или улыбается, намного привлекательней того, кто чуть, что начинает злиться или раздражаться – это она поняла. Подул ветер, посыпались иголки с сосен и откуда-то с неба, покрытого серыми и чёрными тучами, заморосил слабый дождь. Где-то гукнула и затихла сова, спрятавшись в своём гнезде. Тина подарила Дрозду пёстрое перо, вынув его из волос, и распрощалась с птицей, решив, что утром отправится дальше – глядишь, к тому времени и дождь перестанет.
Солнце несмело выглянуло из-за густых сосен, ненадолго задержалось, набирая обычную утреннюю скорость движения по небосводу и окрашивая облака в огненный цвет. Мокрая, высокая трава, покрытая жемчужинами росы, щекотала ступни, а запах листвы кружил голову. Тина решила, что стоило отправиться в путешествие даже ради этого. Ведь сидя в болоте, только страдаешь, и не делаешь ни единого шага в будущее. А тут ей было радостно, не смотря на то, что пришлось пробираться сквозь заросли и поваленные деревья. Барсучьи норы мешали идти, ручьи и овраги преграждали дорогу, но она, невзирая на препятствия, упрямо продвигалась вперёд. Услышав отдалённый хруст веток, будто кто-то тяжёлый и крупнотелый лез сквозь кусты, остановилась. Бурая Медведица огромных размеров показалась из кустов ежевики и так громко заревела, что у Тины зазвенело в ушах.
− Тебе больно или что-то идёт не так?
− Этот жизнерадостный непоседа набил себе немало шишек, но вновь отправился бродить по дорожкам, − прорычала Медведица, − вечно этому искателю приключений скучно и нужно что-то особенное, − и она с рёвом двинулась дальше, хрустя валежником.
Тина грустно улыбнулась, вспоминая своё детство. Ведь она тоже была непоседой и егозой, в общем – неугомонное существо. Эта черта характера, доставляла массу неудобств её матери. А потом? Прикипела к дому, ссылаясь на дела и заботы, осела, расползлась. Теперь же в ней разрасталось неудержимое желание куда-то идти, двигаться, вырваться из привычной, стоячей, как само болото, жизни. Пройдя несколько шагов, заметила, что рядом с тропой затряслись кусты, и из зарослей малины вывалился неуклюжий мохнатый шар с курносой мордой. Длинная и прямая шерсть стояла дыбом, и кончики её загорались яркими искорками, когда на них падал случайный лучик солнца. Он громко верещал и клацал зубами.
– Ах ты хороший мой, маленький косолапыш, – Тина погладила медвежонка, взяла его на руки и прижала к груди. Тот успокоено заурчал, − ну пойдём мамку догонять, а то она тебя потеряла.
Размашистым шагом двинулась в сторону, где скрылась обеспокоенная мамаша и вскоре уже нагнала её. Медведица влепила сынуле увесистую затрещину и, подхватив за загривок, направилась, было, в лес. Но шалопай вырвался из материнской пасти и кинулся к Тине, громко плача от обиды. Та обняла его и прижала к себе. Он вновь заурчал.
− Вот в этом он весь, − проворчала Медведица, стоявшая рядом, − любит, чтоб его пожалели. Пойдём с нами, раз судьба свела нас на тропе, значит, так было зачем-то нужно.
На поляне, недалеко от берлоги, Медведица выставила угощение – мёд, малину с ежевикой, прозрачную родниковую водичку. Рассказала о своей жизни и гостью расспросила. Разглядев камешек, что Лесовик подарил, сказала, что это куриный бог, приносит удачу в поисках, да и в пути оберегает. Напоследок совет дала к Старице, что в глуши живёт заглянуть, уж та всё знает, да на тропу вывела.
Долго шла Тина, останавливалась, отдыхала, конечно, с непривычки-то уставала быстро. В одном месте свернула по тропе вправо, потом влево вперёд продвинулась, но потом назад вернулась, словно по кругу топталась. Голова у неё закружилась, встала под елью, обняла ствол шершавый, запах смоляной вдохнула и взмолилась:
− Леший, Лешачок! Выведи меня на верную дорогу, дай свидеться с Ягинюшкой. Плохо мне сейчас! Хочу жизнь поменять, а не получается.
Глаза прикрыла и замерла прислушиваясь. Тишина вокруг стояла неправильная, странная какая-то. Вроде бы тихо и спокойно, но чувствовалось в этом что-то тайное. Лес, похоже, не собирался так просто выдавать свои секреты. Тина ещё не один раз Лешего окликнула, пока тот отозвался.
– Что, что случилось? − сердито сопя на весь лес, проворчал Леший и повёл плечом – куда торопишься?
Тина начала взахлёб рассказывать о своей жизни уже в который раз за эти дни.
− Да не тараторь ты, оглашенная, весь лес взбулгачила. Перемен ей захотелось, видите ли. Заслонка у тебя давнишняя, опытом прикипела. Всё прятаться хотелось, в тени отсидеться, незаметной быть. Жизнь трудная была? Так ведь она к концу идёт, как книжки разные кончаются. А ты и не заметила. Ну, Яга мозги вправит, конечно, только и самой шевелиться придётся.
Они пошли по тропе, где давеча Тина шла, вправо, потом влево вперёд продвинулись, назад повернули, по кругу пошли. Сколько прошло времени, Тина не знала, но когда уже от усталости готова была рухнуть прямо на тропе, деревья расступились, и перед ней раскинулась поляна, в центре которой стоял вполне приличный дом. На дом Яги он походил меньше всего. Добротный и высокий, с пластиковыми окнами, крытый черепицей зелёного цвета. Возле террасы стоял автомобиль.
− Ты куда меня привёл, Леший? Не Яги это изба!
− Много ты знаешь, непутёвая! Не нравится, сама шагай куда желаешь! – обиженно выдавил тот, растворившись туманной дымкой.
Растерянной Тине ничего не оставалось, как шагнуть вперёд. Преодолев поляну, она взошла на террасу и остановилась у двери. Было не то что страшно, а как-то беспокойно. Хотела постучать, но увидела шнурок слева от двери, дёрнула. Из дома раздался гулкий звук, словно зазвонил гигантский колокол. Тина замерла, не представляя, что будет дальше и как себя вести.
−Бабуля? — позвала она.
Никто не ответил. Секунду она таращилась на дверь, а потом почему-то в груди бухнуло и застучало так сильно, будто сердце решило выпрыгнуть оттуда. Мелкая дрожь превратилась в крупную, вся жизнь её пронеслась перед глазами. Но тут послышалось чирканье замка, и створка медленно поползла в сторону. Взгляд Тины выхватил мохнатые тапочки, надетые на чьи-то ноги. Она медленно подняла глаза и увидела прямо перед собой строгое лицо, которое принадлежало женщине, на вид немногим старше её. Глаза пронзительно голубого цвета, черные, как деготь волосы, собранные в пучок.
− Что за шум у меня под окнами? А, это ты, кикимора! Ну, здравствуй! Каким ветром тебя занесло сюда? Ко мне так редко гости захаживают. Уж и не припомню когда в последний раз кто - то был. Куда же это ты путь держишь?
Похлопав ресницами, Тина сглотнула и оторопело спросила:
− А вы… что…
− Ну?
− Вы… баба…
Глаза женщины сверкнули, брови сдвинулись, придавая лицу суровость.
−Что-что? − грозно спросила она, − ты, что не знаешь куда попала?
− Я хочу сказать… Я не… Я вообще где? − проговорила Тина поспешно.
Женщина секунду изучала неподвижно застывшую гостью, затем, хмурясь, выдохнула и покачала головой.
−А чем я тебе плоха? Не похожа на бабку старую? Так у меня обличьев много и все по настроению. Ты разве не знаешь: хочу девицей пройдусь, хочу старицей.
Тина только таращилась во все глаза, пытаясь понять, но, собравшись с духом, проговорила:
− Не знаю, как сказать… просто всё может показаться странным, не сочтите за бред. Хотя я и сама не уверена…
−Ты стоишь на пороге Яги, − прервала женщина, − куда еще страннее. Выкладывай, кикимора. Заходи и выкладывай.
С опаской Тина перешагнула порог, и тут же её окутали тепло и уют. Оглядевшись, заметила справа от двери метлу помелом вверх и ступу.
− Чего застыла? Проходи в кухню. Чаю налью. Кухня там − женщина кивнула налево в сторону широкой арки, из которой доносился тихий шум и бульканье. Затем развернулась и скрылась в ней.
Поправив волосы и одёрнув юбку, Тина прошла в кухню и скромно встала возле дверного косяка. Кухня оказалась большой и необычной. Стены выложены камнем, огромных размеров очаг с подвешенным котлом. Большущий деревянный стол с лавками повдоль. Свисающие с потолка пучки трав, связки чеснока и яблок. Кресло, похожее на трон. А ещё встроенная современная кухня с индукционной плитой, духовкой и мойкой.
− Не бойся, проходи, садись, сейчас чай будет.
Тина робко пересекла кухню и опустилась на краешек лавки. Жилище Яги она представляла по-другому. Маленькая избушка, куриные ноги, частокол, на котором синим сияют глазницы черепушек. Здесь же тепло, уютно и даже электрический чайник, который вот-вот закипит. Яга тем временем достала откуда-то внушительный черпак и помешала им в котле. Послышалось бульканье, она сосредоточенно заглянула внутрь, что-то пробормотала. С поверхности взвился дымок и рассыпался зеленоватым облачком. На губах Яги появилась удовлетворенная улыбка. Под ошалевшим взглядом Тины она прошла к чайнику и налила кипяток в большую чашку. Затем поковырялась в шкафчике и, достав оттуда туесок, сыпанула щепотку травы в воду.
− Подожди немного, −наказала она, поставив чашку перед кикиморой.− кипяток-то не пей. Поешь сперва.
На столе невесть откуда появилась миска с дымящейся кашей, тарелка с горкой блинов, плошки со сметаной, мёдом, ягодами. Яга шевельнула бровями, села на другую лавку и уперлась ладонями в её край.
− Так, − проговорила она после того, как Тина поев, поблагодарила её, − всё-таки с чем пришла и кто путь указал? Дом мой находится не просто на тропе, гуляя по лесу сюда не попасть. Понимаешь? − Она испытующе посмотрела на Тину – зевак не люблю. Коли поглазеть пришла, то мигом опою, забудешь, где была.
−Нет, нет. Медведица направила, а Леший вывел, когда заплутала, − если честно, я с трудом понимаю, что происходит. В последнее время стала задумываться о том, для чего существую, никак найти себя не получается.
И Тина в который раз за эти дни поведала свою жизнь, переживания, мысли. Яга слушала очень внимательно, глядя куда-то в пол, словно детально представляя всё, что та говорила. Словесный поток лился из неё, как горная река во время половодья. Когда она сконфужено замолчала, ожидая реакции, то даже ощутила неожиданное облегчение, словно сняла с себя вековой груз. Очаг потрескивал поленьями, из котла время от времени выпрыгивали зеленоватые капельки и с шипением падали на пол. Её даже стало убаюкивать эта умиротворённая обстановка, и она зевнула.
− Чтобы жизнь тебя не бесила, нужно, чтобы она тебя устраивала. А когда накрыло, знать что это не вдруг, а копилось исподволь.
Но Тина уже ничего не слышала. Растянувшись на лавке, она сладко зевнула, прикрыв рот ладошкой, улеглась удобнее, свернувшись калачиком.
− Эк, умоталась, бедняжка, ну пусть отдыхает, − Яга заботливо укрыла Тину пледом и вышла во двор.
Ранним утром, когда в приоткрытое окошко ворвался порыв свежего ветра, принося с собой запахи леса, Тина потянулась и открыла глаза. Так сладко она не спала с самого детства. Огляделась и тут же вскочила в удивлении. Огромная белёная русская печь, расписанная затейливыми узорами, казалось, смотрела на неё в упор своим чревом. Куда-то подевались каменные стены, очаг с кипящим котлом, встроенные шкафы, мойка, плита. Только дубовый стол и лавки с креслом были на месте. Да так же свешивались с потолка пучки трав, чеснока и сушеных яблок. С печи выглядывала чёрная морда с длинными усами.

− Выспалась, гостьюшка? Ну, утро доброе! – протянул Кот, вытягивая перед собой лапы, подорвалась то чего?

− Так ведь… так ведь…

− Не с той ноги встала?

− Да куда всё девалось то? Или привиделось мне вчера? А где Ягинюшка?

− И кто это меня тут потерял? – в избу вошла Яга.
Но куда пропала вчерашняя стать и черные волосы? Перед Тиной стояла сгорбленная старушка с крупным крючковатым носом, на самом его кончике висела крупная бородавка. Кожа ее отливала зеленью и местами была покрыта темными круглыми пятнами. В волчьей безрукавке, длинной, до пят, юбке цвета жухлой травы она ничем не напоминала вчерашнюю хозяйку. Из-под платка выбивались седые кудельки. И только глаза были те же: живые, ярко голубые и какие-то бездонные.
− А Вы правда баба Яга? – выдавила Тина, истерично икнув.
− Правда-правда, − подтвердил Кот.
− А почему разная?
− Так я тебе бестолковой вчера объясняла – живу по настроению, ты уж тут хозяйствуй сегодня, а я по делам отправлюсь. Котофей поможет разобраться что к чему. Да, Котофеюшка? − и белая мягкая совсем не старушечья рука погладила подошедшего котяру по спине.
− Хорошо, как скажешь, − замурлыкал Кот, трясь о ноги хозяйки, − всё в порядке будет.

− Кота слушайся, да делай всё с прилежанием, а то помогать не буду! – и Ягиня, залихвастски свиснув, подозвала метлу со ступой. А через несколько мгновений, взмахнув помелом, взвилась в воздух,

Кот подал кикиморе полотенце, отправив к колодцу умываться. Выйдя на крыльцо, та ахнула. Двор был обнесён бревенчатым забором, на котором скалились черепа. Как вчера она этого не заметила? Спустившись с крыльца, и вовсе обомлела. Вместо добротного высокого дома с черепичной крышей, в который она зашла вечером, была покосившаяся избушка, крытая дёрном и присевшая на самых настоящих курьих ногах.
− Что здесь всегда так? – обернулась она к Коту, − или разыгрываете меня?
− Больно надо разыгрывать! Какое настроение у Матушки, такое и окружение. Мало кто это знает в самом начале, да и в самом конце замечают немногие, − Кот выгнулся, потягиваясь, и развязно продолжал, −в твоём болоте не так разве?
Оглушающее карканье стало ответом на вопрос. Из густой листвы с хлопком разворачивая крылья, над кроной взметнулось в воздух огромное тело, а на зелёной траве остался лежать тощий неоперившийся Птенец. Он поднял голову, высоко вытянул шею и начал пищать.
− Эй, вернись, прохиндейка, − громко закричал Кот, − зачем подбросила Птенца? Решила, что здесь его выходят и волшебству научат? − но в ответ раздавалось лишь удаляющееся смешливое карканье, − вот ведь словно кукушка, Птенца притащила, думаешь, забот других у нас нет!
Тина непонимающе переводила взгляд с Кота на Птенца и обратно. Потом осторожно завернула пищащего малыша в полотенце и направилась, было, в Избу. Но та, отвернувшись к лесу, дремала.
Кикимора попробовала подойти с другой стороны, но густые ветви вековых елей не дали ни малейшего шанса подобраться к крыльцу. Тогда она вспомнила, что существуют какие-то слова, приводящие этот сказочный механизм в движение, но вот какие?
− Изба-избушечка, − начала она уговаривать, −пожалуйста-препожалуйста, впусти нас, − Изба не шелохнулась. Тогда она продолжила, − Птенчика накормить надо, да и Яга велела делом заняться, − Тине показалось, что Изба не то хихикает, не то тихо похрапывает, − ну, не издевайся надо мной, впусти, кому говорю! – Изба предательски не шевелилась.
− Что ты с ней по-приятельски беседуешь, − засмеялся сзади Кот, − а, ну, встань, Изба, к лесу задом, ко мне передом! – гаркнул он.
Изба, поскрипывая, потянулась на своих ногах и нехотя повернулась к говорившему Коту, словно показывая, что делает одолжение. Тина, перепрыгивая через ступеньки, метнулась внутрь. Скрутила из кудели гнездо, поместила туда Птенца, предварительно покормив желтком. Тот сразу закрыл глаза и уснул.
– Ну и что мне делать? – Тина повернулась к Коту и уставилась на него – давай говори и я займусь своими делами, и не буду мозолить тебе глаза.
− Для начала кашу свари, да Избу вымети, а потом за пряжу садись, − проворчал тот и, вильнув хвостом, неторопливой походкой отправился в сторону двери.
Тина осталась одна. Время ползло со скоростью улитки, медленно и вязко. Деревья за окном раскачивались на ветру, трава пахла летом и цветочной нежностью, а воздух был наполнен сладкой дремотой… Уже и каша упрела в печи, и напрядено было достаточно. Постепенно на дворе стало темнеть, только черепа горели, как в сказке. Свет лился из глазниц, сочился сквозь оскал пожелтевших зубов, стекал вниз по брёвнам горотьбы. Вечный свет, способный сжечь дотла при нужде или вывести из чащи. То ли от страха, то ли просто от усталости Тина даже, было, задремала, прижав к себе гнездо с Птенцом. Но тут где-то треснуло так громко, что казалось, этим звуком разбудило весь спящий лес и его обитателей. В ужасе она вскочила и бросилась бежать прочь со двора, петляя, словно заяц, между деревьями.
− Куда помчалась, оглашенная?
Рядом опустилась ступа. В ней, опираясь на метлу, стояла невысокая женщина с проседью в чёрных волосах, в крупных серебряных серьгах – колечках с внимательным взглядом пронзительно голубых глаз. Легко перекинув ногу через край, она что-то крутанула, что-то нажала, и ступа умчалась прочь. Яга, а это была она, рассмеялась звонко и весело, словно вокруг разом зазвенели тысячи хрустальных колокольчиков. Длинная цветастая юбка, из-под которой виднелись ноги в вязаных шерстяных носках, обутые в резиновые калоши, безрукавка поверх ситцевой кофты, яркий платок, накинутый на плечи, делали её домашней, уютной. Лес, казавшийся до этого Тине неприветливым и угрожающим, будто засветился от этого смеха.
− Заплутаешь ненароком, спасай тебя потом, − Яга повернулась трижды вокруг себя и они вместе с Тиной тут же очутились в Избушке, − вечерять давай, а потом с тобой разбираться будем.
После ужина Яга, окинув Тину внимательным взглядом, придирчиво осмотрев напряденное и гнездо из кудели с Птенцом, кивнула, а потом, выйдя на крыльцо, вдруг залихватски свистнула, совсем по-мальчишески засунув два пальца в рот.
– Порядок! Теперь, когда урок усвоен и экзамен сдан, можно двигаться дальше, – удовлетворённо хмыкнула она, − прошу, мадам, поворачивай колесо удачи так, как это тебя устраивает
Тина выглядела слегка смущённой, не понимая, что за урок и куда поворачивать, протянутый ей небольшой металлический кружок. Всходила луна, и в неподвижном вечернем воздухе уже мерцали первые звёзды. Дурманящий запах леса разливался тяжёлой, густой струёй.
− Так ведь куда ... – начала, было, она.
− Несёшься по жизни куда-то, спасения ищешь от самой себя, − перебила Яга, грозно зыркнув на Тину, − клубок прихвати, зря что ли работала? Ну и Птицу удачи свою забирай! – и, рассмеявшись, хлопнула в ладоши.
Тина не успела даже поблагодарить, как очутилась на едва заметной тропе. Впереди катился клубок, помахивая кончиком нити, за пазухой возился в гнезде Птенец, а на ладони каким-то неземным светом переливался оберег. А тем временем ночь вступила в свои права, сделав и без того тёмный лес почти практически непроходимым. К тому же он наполнился множеством новых звуков, низких и угрожающих. Но Тине приходилось быстро двигаться за клубком, чтобы не потерять его след. Трудно было сказать, как долго они шли, ей казалось, что прошла вечность перед тем, как в свете луны под кустом, что-то сверкнуло и на тропу выкатилось чудище. Огромное, лохматое, оно било хвостом и тянуло лапы к путнице, вернее даже не к ней, а к Птенцу, что был у неё за пазухой.
У Тины на голове зашевелились волосы, всей кожей она ощутила леденящее дыхание ужаса, хотелось запустить чем-нибудь тяжёлым в эту оскаленную пасть. Она машинально подёргала висевший на шее шнур с камнем, тот скользнув ей под ноги, тут же превратился в высоченную гору, оставив чудище по ту сторону. Тина облегченно вздохнула, смущенно улыбнулась и заспешила за нетерпеливо подпрыгивающим клубком, надеясь, что, за этой страшной ночью наступит волшебное утро.
Рассвет застал её у речушки. Небо порозовело, подул тёплый ветерок и по воде побежали белые барашки волн, догоняя друг друга. Умывшись и испив воды, Тина устроилась на берегу, напоила птенца и сунула ему в клюв несколько ягод. Удивилась, что тот за ночь заметно подрос. Вопросительно глянула на клубок. Тот, все это время смирно лежавший на песке, покатился, как ни в чём не бывало дальше. Его дело – указывать путь, а уж идут за ним или он катится сам по себе, для него было не так важно. За речушкой с перекинутым через неё деревянным мостиком, земля поднималась холмом, терявшимся в тумане. Сквозь белёсую пелену проступал тёмный лес. Ощущение таинственности и мистики охватило Тину сразу за мостом. Она почувствовала мерцание воздуха, услышала шёпот деревьев и поняла, что вошла в мир магии и тайн. Птенец завозился у неё за пазухой, не то устраиваясь поудобнее, не то пытаясь выбраться наружу. Его крошечные коготки щекотно царапали кожу. Не понимая, зачем она это делает, Тина начала твердить: «Не сейчас, не сейчас…», – хотя и не знала, что подразумевает под этими словами.
Туман, прячущий тайны этого места, неожиданно расступился, выказывая одновременно любопытную и ужасную картину. В потемневшем и, как бы уплотнившемся воздухе образовалась рваная дыра. Клубок остановился у её края и исчез непонятно куда. Тина хотела броситься наутёк, но туман вокруг был настолько плотным, что не давал двигаться. Он как бы заключил её в кокон с этой самой дыркой.
Тогда она, боязливо оглядев марево, глубоко вздохнула и шагнула вперёд. Птенец, наконец, выбрался на свободу, и гулко гукнув, размашисто захлопал крыльями, направив свой путь в дыру. Тина не успела ахнуть, как он вернулся, держа в клюве блестящий ключ, и устроился на её плече. За эти мгновения Птенец изрядно увеличился в размерах, но выглядел жалкой кучкой взъерошенных перьев. Дыра затянулась, туман вновь расступился, выпуская на свободу.
Тина опустилась на траву там, где стояла, и на лбу у неё мелкими капельками выступил пот. Она до боли сжала пальцами виски. Ей не хотелось ни двигаться, ни говорить что-либо. Птенец спокойно ждал, когда она успокоится. Она часто заморгала и подняла на него глаза, в них было крайнее недоумение и растерянность.
− Что это было? Где мы? – прошептала она непослушными губами. Ей захотелось свернуться клубочком, спрятав лицо и закрыв уши ладонями.
− Надо идти! И открыть то, что тебя ждёт, − проговорил Птенец, − вставай!
− Идти? Куда? – удивлённо прошептала Тина, − Но у меня нет ни сил, ни желания. Домой хочу! Хватит с меня приключений! – добавила она громче.
− Ты проделала огромный путь к своим целям! Вспомни, как ты выручала в сложных ситуациях, как помогали тебе. В твоих руках ключ и талисман. Сдаваться нельзя! – Тине казалось, что эти слова звучат в её голове голосом Яги, − потеряв одно, ты обретаешь другое. И это другое как дверь в иное измерение. Тебе открываются новые ощущения себя. Ты становишься сильнее ровно на опыт, на урок от жизни. Вставай и иди!
Тина поднялась на дрожащие ноги, огляделась. Зелёный лес, пронизанный солнечными лучами, такой первозданный, нетронутый стоял не шелохнувшись. Она вдохнула аромат цветущего мира, подставила лицо солнцу, ощущая, как ласковое тепло растекается по всему телу и погасшая, было, надежда появляется снова. Рассмеялась своему желанию превратиться в огромную птицу и взлететь, чтобы увидеть мир сверху и лететь, сколько хватит сил в крыльях. Ощутила покалывание и легкое опустошение, перевела взгляд на Птенца, устроившегося на свисающей тонкой ветке и внимательным умным взглядом смотрящего на неё.
Почувствовала, что смотрит он в самую душу. Вокруг него роились золотые всполохи, а сам Птенец сидел гордо, даже головой кивнул в знак приветствия. Но не прошло и минуты, как он раскрыл крылья и рассыпался в воздухе на мелкие частички, которые на её глазах таяли и исчезали.
— Жар-Птица, — пробормотала Тина растерянно, — и куда мне теперь? Где искать дверь? Вопросы… вопросы… А кто ответит? Ах, да. Яга сказала, что важно слушать свой внутренний голос. Верить в себя и верить себе. А если он молчит, этот голос? – подняла глаза к небу, − Но ведь я же только что хотела стать огромной птицей и лететь, а раз это невозможно пойду вперёд, чтобы увидеть мир.
На душе сразу стало спокойнее, легче, тревога покинула её, и она уверенной походкой направилась по тропе. Колючие ветви елей, будто сами собой раздвигались перед ней, а чуть дальше белели стройные берёзы с кудрявыми, ярко-зелёными верхушками, трепетали вечно дрожащие осины, толпились мощные дубы. От весёлого и большого ветра деревья шумели широким говором, словно приветствовали путницу. Вскоре тропинка поднялась на взгорок и, живенько пробежав между сосен, вывела Тину из леса на берег большой чистой реки с солнечной рябью на воде. Со всех сторон тянулись заросли крохотных голубых цветочков с жёлтыми серединками, собранных в пышные кисти на тонких стебельках. Квакали лягушки, плескалась рыба, солнце ласково улыбалось, разливая радужный свет на поверхности воды. Тина устроилась на берегу долго наблюдала, как дышит река, бережно накатывая волны на сушу, омывая и без того уже круглые камешки, разбивается о берег, капельками касается её кожи и довольно урчит. Этот звук отодвинул на задний план всё остальное, ей вспомнилось слова Феи, что мир большой, есть что посмотреть, и не стоит злиться, всё время жевать, охать, что есть что-то более важное - создавать свою новую реальность. Не брать то, что неплохо получается у других, а создать ту, которая подходит именно ей, Тине. Она ничего не делала до этого, ждала чего-то, думала «не сейчас, позже», а время уходит, даже убегает безвозвратно.
Неожиданно ветер, словно пёс, сорвавшийся с цепи, поднял сильную рябь и погнал волны к берегу, срывая пену с гребешков. Небо раскололось зигзагом молнии, и оглушительный раскат грома, последовавший за ней, заставил Тину искать укрытие. Смахнув капли дождя, стекавшие по лицу, она расположилась под невысокой разлапистой елью и оттуда смотрела, как ветер выносит на берег водоросли, порванные рыбацкие сети, древесную кору, обломанные ветви и даже стволы деревьев. Непогода закончилась так же быстро, как и началась. Вздувшаяся после грозы река ещё всхлипывала, но солнце вприщур оглядывая всё вокруг, приласкало её, отогревая в своих ладонях.
Выйдя из укрытия, Тина заметила в куче нанесённого ветром мусора какой-то ящик, а подойдя ближе, поняла, что это сундук. Деревянный, лакированный, с высокой выгнутой крышкой, обитый по углам медью, с медными же петлями и кожаными ручками по бокам. Заперт он был большим замком. В правом углу на крышке сундука виднелось позолоченное изображение Жар - птицы. Тина удивлённо вытаращилась на это диво, будто ожидая, что сейчас оттуда покажется нечто необычное. Потом подошла ближе и вынула из кармана ключ, на котором оказалось такое же изображение птицы, поднесла его к замку, почувствовав, как прикоснулась к самой, что ни на есть древней тайне. Замок щёлкнул, открывшись с мелодичным звоном, затем скрипнули петли и крышка откинулась. Сверху лежал свиток, перевязанный красной лентой, а под ним старинная книга. На верхней дощечке светился знак, точно такой, что был на обереге, подаренном бабой Ягой. Тина увидела, как плотные листы пергамента стали сами собой быстро ложиться влево, словно их перелистывала невидимая рука. При этом от страниц исходило голубое мерцание. А деревянные дощечки, служившие обложкой, издавали тихую мелодию, в которую вплетался шелест крыльев, шепот ветра, шорохи листьев. Она выудила свиток, потянула за ленту и залюбовалась витиеватыми буквами. Текст гласил следующее:
«Это не простая книга. Поймешь ли ты это? Можешь поверить на слово, что такие книги редкость. Их нельзя украсть или купить. Это книга Рода. Она попадает в руки тому, у кого только чистые помыслы. Многие книгу просто не замечают. А ты попробуй, протяни руку к ней…»
Тина оторвалась от чтения и послушно протянула руку к книге. К её удивлению, пергаментные листы замелькали с такой скоростью, что даже почувствовался на щеке поднятый ими ветерок. Чем ближе оставалось до конца книги, тем медленнее переворачивались листы. Но они не остановились до тех пор, пока на верхнюю доску не лег последний лист, а за ним не поднялась нижняя доска и захлопнулась на защелку. Кикимора ахнула и продолжила читать:
«Но ты прочесть эту книгу сможешь лишь тогда, когда начнешь изучать жизнь предков своих. Немногие понимают язык Рода. А он прост, как голос матери, которая поет колыбельную своему ребенку. Ты одной крови с родичами, между вами нет различий. Не сиди на месте, путешествуй, ищи и пересказывай людям о жизни предков в сказках, былинах, стихах. Не держи знания в себе, делись ими на благо Рода своего славного. И телу и душе твоей уютно и спокойно будет».
В воздухе, напоенном ароматами хвои и трав, Тине почудилось что-то тихое, свежее. Упоённая, умиротворённая она ощутила одновременно и покой, и желание двигаться. Взяв книгу и свиток, шагнула на тропу. В её голове все последние события начали складываться в единую картину. Устремляя свой взор в будущее, Тине так захотелось положить их на бумагу. Ведь память склонна запечатлевать не только ряд событий, не только череду фрагментов, она ещё выхватывает чувства, хранит запахи, впечатления, эмоции. Она шла и думала, сможет ли написать об этом?
Временами по дороге домой ей казалось, что всё, что случилось с ней - просто приснилось, вот сейчас ущипнет себя за бедро и проснётся. Проснётся в своём зыбком болоте, где кружат журавли, неумолчно квакают жабы, шелестит тростник. Но сжимая в одной руке книгу, в другой оберег, понимала, что по-прежнему уже не будет, хотя перед глазами начали всплывать неожиданные картины из прошлого, о которых забыла, казалось бы, напрочь и навсегда. Лес лохматыми лапами окутывал её, и она погружалась в него вся. Перебирая прошлые мысли – тяжелые, прилипчивые, непрожитые эмоции, слова обиды, боли, начала улавливать то главное в себе, что тонко слышно, что забыто в суете - свой внутренний голос. Он тихонько вплывал в неё с запахом паркой от солнца хвои, с небом в облаках, с солнечными зайчиками на тропинках... Она слышала его, он был мудр и спокоен. Тина замерла на мгновенье и засмеялась звонко, весело. Ещё вчера она не знала, что будет радоваться этому миру, просто потому что он есть.
Прошло какое-то время и Тину не узнать. Спокойная стройная, гибкая она не сидит на месте, а постоянно чем-то занята – рисует, выращивает цветы, рассказывает молодёжи сказки о дальнем лесе, его жителях, о том как важно понимать других, а главное себя. Она многое узнала о предках и не просто прочла волшебную книгу Рода, а продолжила в ней записи. Да и болото теперь не узнать, чистый водоём, по берегам которого растут астильба, ирисы, незабудки. Березовые кроны шелестят на ветру, будто рассказывают что-то успокаивающее, и туманы обходят стороной это место. А где-то высоко заливаются трелью птицы. И царит там теперь гармония и процветание.

P. S. Орфография и стилистика - авторские.