Такое чувство, словно не можем мы выбраться из бесконечного водоворота, который затягивает и смелых пловцов, бросивших вызов стихии, и робких жертв кораблекрушения: борись или смирись – всё равно не уйти от беспощадной силы.
Такое эпическое вступление требует реальных фактов, объясняющих происходящее в школьном курсе литературы.
Автор окончил школу в 1968 г., и учили нас прекрасные учителя, которые охотно слушали наши (порой дурацкие) рассуждения о книгах и героях, безбоязненно вступали в споры с целым классом, убеждая, что советская литература была одновременно продолжателем великих и высоких традиций русской литературы, но и выступала великим новатором.
Любовь, которая для русской классической литературы всегда была великой проверкой душевных качеств героев, мерой их человечности, духовности, в советской литературе становится проверкой идейности героя, объясняли нам умные учителя.
Повесть Б. Лавренёва «Сорок первый» прекрасно передаёт накал страстей в классе – ведь прочитали практически все по совету учителя (хотя в учебнике – несколько строчек).
Марютка, лучший боец революционного отряда, конвоирует в штаб взятого в плен беляка-поручика... а дальше автор выстраивает романтическую неожиданность: баркас, на котором везут поручика, переворачивается в бурю, девушка и офицер оказываются на острове, Марютка выхаживает простудившегося поручика, сначала потому, что он несёт ценные сведения, а потом потому, что она вдруг видит его невероятные голубые глаза...
Двое молодых, красивых людей, которые не смогли противиться неожиданному чувству – это так естественно! Но появится парус, и офицер бросится на берег с криком: «Господа!» И за спиной раздастся выстрел – Марютка всё-таки застрелит своего сорок первого беляка, а потом бросит карабин и прижмёт к груди мёртвую голову своего голубоглазого – да, любит его, но нельзя, чтобы он донёс белым ценные сведения! Идея выше любви!
И отдаст красным своего мужа Любовь Яровая в пьесе К. Тренёва, потому что он офицер, а идея выше любви! И класс естественно воспримет это столкновение общего и личного – нельзя, чтобы «твоё» перевешивало «наше»!
И становится понятно, что теперь нужны не Андреи Болконские с их идеалом чести, не Пьеры с попытками понять, «для чего я живу», не герои Бунина, знающие, что «крепка, как смерть, любовь» – нужны верные, идущие туда, куда пошлёт... генерал, партия, вождь!
А потом прошло время, в программу вошёл Ф.М. Достоевский, и возникает критический разрыв: только что в 9 классе учитель (это уже я, афффтарок) подводил итог размышлениям Раскольникова после спора класса о том, что же понял Родион в общении с Соней? И умница Достоевский совершенно не случайно рисует портрет старушки – да нет же, старушонки! Помните?
«...такая маленькая и гаденькая, крошечная, сухая старушонка, лет шестидесяти, с вострыми и злыми глазками, с маленьким вострым носом. (Как гениально: не острый, а вострый нос!) Светлые с проседью, жиденькие волосы ее, по обыкновению жирно смазанные маслом, были заплетены в крысиную косичку. На ее тонкой и длинной шее, похожей на куриную ногу, было наверчено какое-то фланелевое тряпье...» Дрянь ведь, да ещё несчастных, нищих людей обирает... процентщица... такую прибить – всё равно что крысу – нисколько не жалко! И вдруг Родион понимает гениальный вскрик Сонечки: «Что вы с собой сделали!» С собой, со своей душой – он же разрешил себе убить человека!
Вот этот великий вывод запоминаем мы в 9 (позже, при переходе на 11-летнее обучение, в 10) классе: человек – высшая ценность!
А потом в следующем классе, через год, будет советская литература, и мы столкнёмся с эпизодом, когда в «Разгроме» А. Фадеева доктор и командир партизанского отряда дадут раненому партизану яд – отряд должен уходить, а Фролов нетранспортабелен... Тащить по тайге раненного в живот немыслимо, но и оставить казакам – страшная смерть! И мы понимаем логику борьбы: отряд важнее человека, борьба требует жертв, приходится быть беспощадным!
И в романе М.А. Шолохова «Поднятая целина» в сцене раскулачивания невероятно обаятельный, по-мужски красивый секретарь ячейки Нагульнов, услышав о жалости к раскулаченным, характерным движением шарит рукой, ищет на боку то ли шашку, то ли наган: « Как служишь революции? Жа-ле-е-шь? Да я... тысячи станови зараз дедов, детишков, баб... Да скажи мне, что надо их в распыл... Для революции надо... Я их из пулемета... всех порешу!» И для нового героя Шолохова выше всего революционная идея!
Так что теперь делать с Достоевским? Забыть его вывод о ценности любой человеческой жизни?
И тогда пришла «перестройка», и стало можно сказать, что есть ценности вечные: милосердие, любовь, дружба, верность слову, способность отстаивать своё мнение, если даже большинство его не разделяет, а есть преходящие: партийная дисциплина, готовность без раздумий выполнять волю великого вождя, убивать во имя великой революционной идеи.
И начали ученики читать Кафку и Камю, Оруэлла и Хаксли, добрались до Солженицына и бывших диссидентов, которые оказались борцами с тоталитаризмом, и стали писать сочинения, вызывающие раздражение у бабушек-литераторш, приученных к стройной системе соцреализма...
Но опять прошло немного времени, и выяснилось, что для сдачи ЕГЭ по литературе сейчас больше не нужно читать произведения советских писателей-диссидентов (Варлама Шаламова с трагическими «Колымскими тетрадями», Василия Аксёнова – уж стопроцентно антисоветчик (один только «Остров Крым» чего стоит), выбросили из обязательного круга чтения Георгия Владимова с совершенно антисоветским «Верным Русланом», Виктора Пелевина с его безжалостными аналогиями в «Жизни насекомых», да и фраза о нашей жизни из последнего романа так точна: «Выше всех стоит тот, кто имеет доступ к гораздо более престижному потреблению, чем другие. Одновременно с этим всем своим видом и образом жизни он пытается доказать другим, что их уровень потребления менее престижен», – конечно, нужно вычёркивать!), из современных авторов остался стопроцентно «наш» Захар Прилепин. По сути, истребляется всё, что может вызывать споры как в классе, так и при проверке работ – о чём спорить, если всё ясно?!
Кстати, масса возмущённых голосов: а почему это Солженицына всё ещё не исключают из школьной программы?!
Большие изменения также произошли в списке иностранной литературы XX века, из курса литературы убрали крупных авторов-прозаиков: в ЕГЭ 2025 года не получится написать сочинение по «1984» Джорджа Оруэлла, привести пример из творчества Франца Кафки или Олдоса Хаксли. Что, слишком много аналогий? Похоже?
И остаётся повторять:
Товарищ, знай! Пройдёт она,
И демократия, и гласность.
И вот тогда госбезопасность
Припомнит наши имена!
И снова стали подозрительными романы и спектакли, и выискивают «фейки» в книгах и речах точно так же, как когда-то выискивали (и находили!) изображение Троцкого в причёске кудрявого Пушкина на обложках школьных тетрадей...
И повернулось колесо истории к всеобщей ясности и пониманию, что диспутов на уроках лучше избегать, и появились учителя и директора школ, которые в сомнительных случаях сразу звонили в полицию и прокуратуру.
«Учитель, перед именем твоим позволь...»
И повернулось колесо истории в нашей стране.