Метро в нашем городе отнюдь не такое огромное и развитое, как в столице, — всего две ветки. Тем не менее, его открытие сильно облегчило жизнь горожанам — расстояния, которые раньше приходилось преодолевать едва ли не часами, теперь форсировались за считанные минуты.
Конечно, поначалу находились и совсем дремучие люди, которые с опаской относились к новшеству. Мол, под землей только покойники должны находиться, а кого-то пугало «несчастливое» количество станций — 13.
Сразу же после открытия подземки у меня появилась мечта — поселиться по линии метрополитена. Ежедневные поездки из моего спального микрорайона на работу по вечным пробкам отнимали массу времени и нервов. При этом люди, проживавшие в непосредственной близости от станций метро, стали восприниматься в нашем городе как некая элита. Что скрывать, я и сам так считал, а потому хотел поскорее вступить в ее ряды.
И вот, спустя годы напряженной работы мне это, наконец, удалось. Я разменял свою просторную двушку с ремонтом на убитую малогабаритную квартирку у самой дальней станции метро под названием «Золотая нива». Разменял с большой доплатой, а в бытовом комфорте при этом сильно потерял, да и соседи в моем новом доме оказались не самые приятные. И всё же я был счастлив — с утра я мог поспать на целый час дольше, а затем не торопясь, вразвалочку дойти до «Золотой нивы» и буквально телепортироваться на работу, как и во многие другие значимые точки нашего мегаполиса.
Единственное, что мне не нравилось с первого дня после переезда, — это необходимость дважды в день проходить по тоннелю, соединявшему две ветки метрополитена. Не могу объяснить, что меня так напрягало в нем. Это был длинный, узкий, изогнутый тоннель со стенами бледно-розового цвета. Наверное, пугала однообразная картинка — идти по нему даже быстрым шагом приходилось более минуты, и всё это время ты видишь перед собой абсолютно не меняющийся пейзаж — бледно-розовую поверхность со всех четырех сторон, беспрерывно заворачивающую за угол. В час пик я обращал внимание на толпу, которая брела по переходу рядом со мной, и замечал, что и другим людям явно не по себе: у одних бегают глаза, другие нервозно что-то перебирают в руках, озираются. Всё это проходит, едва люди покидают этот странный тоннель.
Я старался себя успокоить, мол, всё это кажется с непривычки, ведь раньше я крайне редко бывал в этом переходе. Но шли месяцы, а это необъяснимое беспокойство меньше не становилось.
Да, еще одна вещь мне показалась странной. Периодически я замечал в этом тоннеле уличных музыкантов. Далеко не все из них были хороши в вокале и игре на инструментах, но сердобольные пассажиры частенько делились с ними мелочью. Но дело было в другом. Я ни разу не видел одного и того же музыканта в тоннеле дважды. Казалось бы, зачем им терять такое хлебное место? Можно было бы всё это списать на службу охраны метрополитена, но таких же бедолаг я встречал в других точках подземки — там они благополучно давали свои концерты изо дня в день месяцами.
Наконец, мой старший коллега, в свое время принимавший участие в проектировании сооружений для нашего метрополитена, рассказал мне кое-что. По его словам, когда этот тоннель возводили, на ночь охранять стройку оставался сторож по имени Василий. Он был еще молодым, но уже слыл хроническим алкоголиком. Выпивал он, конечно, и на работе. И вот однажды ночью этот горе-сторож, употребив очередную бутылку дешевой водки, оступился и упал в еще не застывший бетон. Будь парень трезвым, выбрался бы без проблем, а пьяному, как говорится, лужа по уши. В общем, Василий завяз в этом бетоне и задохнулся. Одна только рука осталась торчать над поверхностью, по ней его и опознали — на костяшках были наколоты буквы «ВАСЯ». Начальник строительного участка, увидев всё это наутро, решил не сообщать ни в милицию, ни в скорую, и своим работникам также запретил распространяться: мол, скандал будет, разборки, и тогда в сроки точно не уложимся, без премий останемся. Ну а Васька и так прожил бы недолго, да и родственников у него нет, никто не хватится. Торчащую кисть несчастного сторожа залили бетоном, да так и вставили плиту с покойником то ли в стену, то ли в пол этого зловещего тоннеля. С тех пор неупокоившийся дух Василия мстит пассажирам и работникам метро: кого просто пугает, а кого и утаскивает в потусторонний мир.
Нельзя сказать, что я безропотно поверил в эту страшилку, но и не скажу, что совсем не поверил. Просто решил не акцентировать на всем этом внимания и наслаждаться всеми преимуществами нового жилья — не возвращаться же, в самом деле, на окраину из-за какого-то там тоннеля.
Был у подземки еще один минус — закрывалась она ровно в полночь. Я люблю потусоваться в барах и в гостях у друзей, так что режим работы метро стал для меня серьезным ограничителем. Конечно, всегда можно было вызвать такси, но раз уж я раскошелился на переезд, нужно было выжимать из подземки максимум.
Однажды я совсем припозднился — друзья никак не отпускали: то доиграть в настолку надо, то выпить на посошок, и так далее. В итоге к метро я буквально бежал и ворвался в него, когда работница уже собиралась блокировать входные двери. На станции почти никого не было, а поезд пришлось ждать непривычно долго, и всё же он подошел. Я ехал в хорошем настроении, вспоминая приколы с нашей посиделки и строя планы ухаживания за одной новой знакомой. Эти приятные размышления пресекла одна тревожная мысль — скоро мне идти через тот самый переход... Покинув поезд на пересадочной станции, я вовсе поник духом — кроме меня, на ней не вышел больше никто, а значит, преодолевать переход придется в одиночестве. Поезд с угулом унесся в темноту, воцарилась полнейшая тишина. Большие электронные часы на станции показывали 0 часов 21 минуту. Пасть перехода сияла тусклым светом ламп.
Я долго настраивал себя, чтобы двинуться вперед. Понимая, как глупо это выглядит — взрослый мужик боится пройти по обычному, на сто процентов безопасному тоннелю между двумя станциями — я, наконец, собрал внутри себя всю смелость вперемешку с алкоголем, напомнил себе, что последний поезд на моей ветке скоро уйдет, и быстрым шагом двинулся вперед.
Смелости моей хватило ненадолго. Тревога постепенно переходила в беспричинный панический ужас. Что-то подобное я испытывал, будучи еще ребенком, когда родители вели меня на прием к бесплатному стоматологу. Но тот страх был хотя бы объясним, а этот проник мне под кожу буквально ниоткуда. Я не мог сам себе ответить, чего или кого я в этот момент так боюсь, но ужас переполнял меня до предела. Если раньше меня немного успокаивало присутствие людей рядом, шум поездов и рекламный объявлений, то теперь рассудку было вовсе не на что опереться. Еще и телефон предательски сел.
Наплевав на то, как я буду выглядеть на записях камер видеонаблюдения, я перешел на бег, причем на самый быстрый, что только могло выдать мое не самое спортивное тело. По моим расчетам, на другом конце тоннеля я должен был оказаться уже через полминуты, но секунды казались тут вечностью. Я ощущал, как дыхалка начинает подводить, ноги устают и забиваются, а картинка передо мной всё не меняется: те же стены, лампы и плавный поворот направо, за которым всё то же самое. «Да что происходит? Не мог же я так быстро выбиться из сил!, - воскликнул я про себя, остановившись в изнеможении и упершись руками в колени. Я взглянул на наручные часы – они показывали всё ту же 21 минуту первого….
Продышавшись, я рассудил, что дело в слишком большом количестве выпитого, и я просто потерял ориентацию в пространстве. Тогда я максимально сконцентрировался на цели — идти строго вперед и выйти из тоннеля. А чтобы не терять ощущение времени, стал тихонько вслух считать свой каждый шаг. Но вот я досчитал до 50-ти, затем до ста, ста восьмидесяти, а выходом и не пахло. Ужаснее всего было то, что и позади меня картинка была точно такой же, только в зеркальном отражении.
По инерции я продолжал считать шаги, слыша, как от страха и отчаяния начинает дрожать мой голос. Теряя самообладание, я снова помчался сначала в одну, потом в другую сторону, но всё было тщетно — я будто бегал по кругу, как лошадь в цирке. Устав от бессмысленной беготни, я уселся посреди тоннеля и едва не заплакал.
«Ээээй! Кто-нибудь меня слышит?, - заорал я, что было сил. И вдруг, спустя пару секунд, я услышал мужской окрик откуда-то из глубины тоннеля. Слов я не разобрал, но само ощущение, что я тут не один, наполнило меня бодростью и надеждой. Я вскочил на ноги и побежал в ту сторону, откуда послышался крик, и, наконец, однообразная картинка сменилась: перед поворотом показалась фигура человека. Но тоже бежал, но почему-то не ко мне, а в ту же сторону, что и я. Я окрикнул его и прибавил скорости. Но спустя мгновение ускорился и он, что-то перед этим крикнув. Не останавливаясь, я стал разглядывать его повнимательней. И вдруг обомлел: его одежда, обувь, прическа и, главное, рюкзак с необычным принтом были точь-в-точь такие же, как у меня сейчас. Шокированный, я замер на месте — тут же остановился и человек впереди. Еще не веря самому себе, я поднял правую руку и помахал ей — то же вскоре сделала и фигура впереди меня. Я стоял, не в силах шевельнуться, чувствуя, как теряю ощущение реальности. Вдруг фигура, стоявшая до этого неподвижно, резко обернулась, и я увидел ее лицо. На первый взгляд, лицо было моим: те же глаза, нос, губы. Но всё это было раскидано по поверхности лицо в полной асимметрии. Один глаз находился чуть выше другого, примыкая к брови, рот был скошен набок, уши также были не на одном уровне. Мой уродливый двойник изобразил своим искривленным ртом улыбку. В этот момент свет в тоннеле начал мигать, а затем и вовсе погас.
Мои глазами вновь увидели свет, когда я разомкнул веки. Вокруг меня была больничная палата с кучей громоздкой пиликающей аппаратуры. Я почувствовал какую-то маску на лице и кучу датчиков, налепленных по всему туловищу. Медсестра, сидевшая на стуле рядом, увлеченно что-то печатала в телефоне. Мимолетом она посмотрела в мою сторону, вернулась к гаджету, а затем вновь перевела ошарашенный взгляд на меня. Не говоря ни слова, она вскочила со стула, опрокинув его, и выбежала в коридор с криком: «Игорь Владимирович! Он очнулся! Коматозник очнулся!.
Спустя минуту в палату вбежал пожилой врач, на ходу надевая очки. Поначалу он как-то странно со мной разговаривал, будто с двухлетним ребенком, но я прекрасно его понимал и даже пытался отвечать на его вопросы, хотя чувствовал, что язык меня плохо слушается.
«Повезло тебе, парень! Мы уже и не чаяли поговорить с тобой когда-нибудь», - сказал меня добродушный старик и поведал, как я оказался в больнице. В тот вечер я действительно спустился в метро, вот только в вагон уже не попал. Я переборщил с выпивкой, и, ожидая поезд, слишком близко подошел к краю платформы. Затем вытянул голову, чтобы посмотреть, далеко ли поезд. В этот момент он с громким гудением вылетел и тоннеля и ударил меня на полном ходу прямо в лоб. На часах в момент происшествия было ноль часов 21 минута. Я получил тяжелейшее сотрясение мозга и провалялся в коме две недели.
К сожалению, лишь в кино после нескольких лет комы человек может тут же встать с кровати и пойти болтать со своими близкими — в реальности на восстановление уходит много времени. Не буду вас утомлять описанием этого процесса, скажу лишь, что спустя месяц с небольшим я смог вернуться к более или менее полноценной жизни. Я попытался рассказать Игорю Владимировичу про свой «бэдтрип» во время нахождения в коме, но он, не особо вникая, призвал меня не придавать этому значения. По словам врача, в таком состоянии мозг просто генерирует случайные картинки, в которых не следует искать какого-либо смысла.
А вот священник, к которому я впервые в жизни пришел на исповедь, едва выписавшись из больницы, был совсем другого мнения: «Это был ад, сын мой. У каждого он свой: кто-то и правда будет вариться в пресловутом котле, а кому-то уготована иная участь. Сатана знает, что страшит грешника более всего, и именно это готовит ему в загробном мире. Все эти муки объединяет одно — это бесконечное повторение. Твоей душе повезло побывать в адских чертогах и вернуться обратно в тело— значит, Господь дает тебе второй шанс. Перестань вести разгульный образ жизни, относись с почтением к окружающим, стяжай духовное, а не мирское, и тогда, даст Бог, не окажешься больше в том безнадежном месте».
Я отнесся к словам батюшки самым серьезным образом и, несмотря на недовольство многочисленных друзей, кардинально изменил образ жизни, да и ценностные ориентиры в целом. Сейчас я понимаю, что тревожность других людей в том переходе, часто сменяющиеся музыканты, нелепая легенда про замурованного рабочего, которую мой коллега наверняка выдумал, — всё это было лишь моими домыслами, которыми я оправдывал элементарную клаустрофобию. Как ни странно, после всего произошедшего я перестал бояться ходить по этому переходу, ведь я знаю, что нахожусь в земном мире, и тоннель точно скоро закончится. А всем, кто сейчас слышит меня, хочу сказать лишь одно: ад действительно существует, и грешников в нем ждет самое страшное — бесконечное повторение.