27 августа - в День российского кино - исполняется 128 лет со дня рождения народной артистки СССР Фаины Раневской.
Еще при жизни ее имя обросло легендами. Складывается впечатление, что и сама актриса любила поддерживать эти разговоры о себе, а может, сама и придумывала их. В 1972 году Раневской предложили написать мемуары, даже дали аванс, который она тут же потратила на подарки друзьям. Три года писала актриса свои воспоминания, почти закончила, но, перечитав, сожгла их. Сохранилась лишь не большая часть ее записей, которые она делала на медицинских рецептах, конвертах, салфетках. Но точную свою биографию Раневская так и не донесла до нас. Поэтому и возникают разные домыслы о Раневской.
Например, непонятно почему, имея до конца жизни в паспорте отчество Григорьевна, Фаина упорно всем говорила, что она – Георгиевна и просила только так ее называть. Имя и фамилию со временем переписала официально.
Кажется, Фанни Фельдман (так она была записана в свидетельстве о рождении) еще в ранней юности понимала, что будет хорошей актрисой. Ей не верили, но она твердо знала, иначе, как объяснить то упорство, с которым она, несмотря на неудачи, все равно шла в актерство. Отец – богатый еврей-предприниматель и родная сестра Белла, да и потом – экзаменаторы в театральных школах, - говорили ей: «Нетипичная у тебя внешность для артистки». К тому же от волнения девушка начинала заикаться, что тоже вызывало смех. Неуверенность, сомнения в себе у нее остались на всю жизнь. Скорее всего, остро ощущая это и вдобавок свое одиночество, Раневская пыталась скрыть все завесой юмора, который со временем перешел в язвительность и порой даже в цинизм.
Она не сдавалась. Вопреки запретам отца, уехала из родного Таганрога в Москву. Именно тогда единственный раз увидела Константина Станиславского, которого боготворила. В Леонтьевском переулке Фаина заметила пролетку, где сидел ОН, - высокий, статный, седовласый. Поначалу девушка растерялась, а потом закричала вслед Станиславскому: «Мальчик мой!» Константин Сергеевич встал, повернулся и стал посылать будущей актрисе воздушные поцелуи.
Фаина пыталась учиться в частной театральной школе, но денег катастрофически не хватало, поэтому пришлось бросить. Никому не нужная в столице ездила по провинциальным театрам (Кисловодск, Феодосия, Ростов-на-Дону), бралась за любую работу. Например, в Керчи впервые сыграла «большую» роль - мальчика-гимназиста в пьесе «Под солнцем юга».
На вопрос театроведа Натальи Крымовой: «Почему за свою жизнь поменяла так много театров?», тогда 83-летняя Фаина Георгиевна ответила: «Искала искусство… Нашла… в Третьяковской галерее».
Начинающая актриса параллельно с небольшими выходами на сцену периодически появлялась и на кинобиржах, но там лишь смеялись, - такая некрасивая девушка не нужна.
Вспомните сцену из фильма «Весна», когда экономка Маргарита Львовна в исполнении актрисы, примеряя шляпку перед зеркалом, произносит ставшее потом знаменитое: «Красота – страшная сила!» Эту фразу она придумала на съемочной площадке. Раневская, которая явно испытывала комплекс из-за своей нестандартной для Советского Союза внешности, каждым своим появлением в публичном пространстве специально старалась подчеркнуть и свои крупные черты лица, и неуклюжесть, и грубоватость. Тем самым, превращая все это в свои достоинства и индивидуальность.
Желание выделиться повлияло и на то, что рано начала курить. Бросила в 1961 году, когда ушла из жизни ее наставница – провинциальная актриса Павла Вульф. Именно она когда-то, прослушав юную девушку, вынесла совершенно другой, нежели некоторые, вердикт: «У вас есть талант!»
- Если я стала понимать, как вести себя на сцене - я обязана этим только Павле Леонтьевне Вульф, она научила меня основам основ, этике поведения актера, - вспоминала Раневская.
И Фаина снова пыталась найти пристанище в Москве. Однажды ее отец сдался уговорам своей жены и отправил денежный перевод в столицу нуждающейся дочери. Та получила деньги, вышла из почтамта, пересчитывая на ходу купюры, но ветром их сдуло, деньги разлетелись в разные стороны. Грустно посмотрев на кружившие бумажки, Фаина лишь вздохнула: «Как жаль - улетели…» Кто-то из друзей, находившихся рядом, заметил: «Так могла отреагировать только Раневская из чеховского «Вишневого сада» И Фаина решила взять этот псевдоним себе. По крайней мере, так она сама рассказывала легенду возникновения в паспорте другой фамилии.
Чувства – это всегда было самым главным в ее жизни. Она никогда не могла скрывать свои эмоции: если любила, то глубоко, если ненавидела, то с полной отдачей, если волновалась, то до испарины. Может, и этот факт отталкивал от нее режиссеров? Кому нужна такая впечатлительная, нервная артистка? У нее так мало киноролей, именно потому, что так и не нашла своего режиссера, как это случилось, например, у Любови Орловой с Григорием Александровым или у Марины Ладыниной с Иваном Пырьевым.
Ей столько раз поначалу отказывали кинематографисты, что актриса обиделась на кино. Но, когда однажды к ней подошел молодой человек и сказал, что хочет снять ее в своей картине, она так расчувствовалась, что бросилась ему на шею. Этим человеком оказался начинающий режиссер Михаил Ромм. Это потом он снимет фильмы, которые станут советской киноклассикой («Убийство на улице Данте», «Обыкновенный фашизм», «Девять дней одного года»), а тогда в 1934 году он задумал свою первую картину – «Пышка» по произведению Ги де Мопассана. Раневской досталась роль госпожи Луазо. И хотя фильм был немой с титрами, даже по сравнительно небольшой роли уже заметно, как дебютантка Раневская сразу почувствовала камеру, кажется, у нее играют даже уголки глаз. Когда сейчас, уже зная голос актрисы, пересматриваешь этот фильм, как будто бы слышишь каждую ее интонацию. Съемки проходили тяжело: в холодном павильоне «Мосфильма» по ночам, поскольку днями и вечерами актеры были заняты в театрах. Для героини Раневской сшили платье из остатков ткани, которой обили декоративный экипаж, - оно было очень тяжелым и неудобным. Когда съемки закончились, Фаина вместе со своей подругой и партнершей по фильму Ниной Сухоцкой поклялись на Воробьевых горах, как когда-то там же юные революционно настроенные Герцен и Огарев клялись бороться за счастье народа, что никогда больше не будут сниматься в кино.
Кстати, другая партнерша Раневской по этому фильму (а так же по картине «Александр Пархоменко») Татьяна Окуневская в кухонных беседах делилась о том, как на съемках к ней особо относилась Фаина, ухаживала. Намекая, на нетрадиционную сексуальную ориентацию актрисы, а уже тогда ходили такие слухи. Позже Раневской приписывали роман с дочерью Павлы Вульф Ириной, - они дружили всю жизнь.
- Все, кто меня любили, не нравились мне. А кого я любила – не любили меня, - цитирует слова Раневской в своей книге Виталий Вульф. – Кто бы знал мое одиночество! Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня несчастной! Моя внешность испортила мне личную жизнь.
Несмотря на данную клятву, через два года после «Пышки», Раневская снова снялась в кино – в фильме Игоря Савченко «Дума про казака Голоту» сыграла попадью. Надо заметить, что в сценарии была прописана роль попа, но режиссер так хотел снять Раневскую, что специально переделал под нее сценарий. На это предложение актриса лишь пожала плечами: «Если вам не жаль оскопить человека, я согласна».
Легенды о несносном характере Раневской подтверждают многие. Кинорежиссеры, поработав с актрисой, потом не хотели с ней связываться еще раз. Но Михаил Ромм снова решил снять «неудобную» актрису, пригласив ее на роль содержательницы пансиона Розы Скорохород в фильме «Мечта». В творческой биографии Раневской эта героиня так и осталась единственной главной ролью в кино. Когда смотришь этот фильм, особенно раздирающую душу сцену разговора в тюрьме Скороход с сыном, понимаешь, насколько кинематографисты однобоко использовали талант Раневской, - только как комедийную актрису. Здесь же столько боли и трагедии в монологе ее героини! Невольно задумываешься о Раневской в жизни: если бы она имела детей, какой бы она была мамой?! Излишне комично заботливой Лялей («Муля, не нервируй меня») из «Подкидыша», или обожающей своих родных дочерей мачехой из «Золушки», а, может, скряга Жигалова – мать невесты из «Свадьбы»?! Почему-то кажется, что актриса не особо жаловала детей, ну, невозможно ее представить играющей с каким-то карапузом. Тем более, после того, как слышишь разные истории, типа, когда, выходя из киностудии «Мосфильм», она бросила приставшим к ней детишкам: «Пионэры, идите в жопу!»
Во время съемок в «Мечте» Раневская была очень худой, но свою героиню она представляла массивной. Специально придумала Розе тяжелую походку, обматывая ноги бинтами, чтобы они казались толстыми и опухшими. К сожалению, судьба картины оказалась не совсем удачной. Поскольку премьера состоялась в июле 1941 года, когда уже обстреливали Москву, фильм не заметили. А потом для поднятия народного духа снимали и крутили в кинотеатрах в основном комедии. «Мечту» и подзабыли.
Вспоминается, как в своей статье в 1944 году для журнала «Лук» авторы сценария этой картины Михаил Ромм и Евгений Габрилович писали, что фильм показывали в Белом доме американскому президенту Рузвельту.
«После просмотра он сказал: «На мой взгляд, это один из самых великих фильмов земного шара, а Раневская - блестящая трагическая актриса»». Теодор Драйзер тоже видел «Мечту». Вот что писала после смерти писателя его супруга Элен Драйзер: «Теодор очень болел. Ему не хотелось писать, не хотелось читать, не хотелось ни с кем разговаривать. И однажды днем нам была прислана машина с приглашением приехать в Белый дом. Советский посол устроил специальный просмотр фильма «Мечта». В одном из рядов я увидела улыбающегося Чаплина, Мэри Пикфорд, Михаила Чехова, Рокуэлла Кента, Поля Робсона. Кончилась картина. Я не узнала своего мужа. Он снова стал жизнерадостным, разговорчивым, деятельным. Вечером дома он мне сказал: «Мечта» и знакомство с Розой Скороход для меня - величайший праздник».
Нельзя сказать, что предложения сняться в кино на Раневскую всегда сыпались. Предлагали в основном эпизоды, которые она превращала в свое отдельное действо. Но от каких-то ролей она отказывалась сама, объясняя: «Сняться в плохом фильме, все равно, что плюнуть в вечность».
- Я могла бы сделать больше и в театре, и в кино, если бы мне предоставили такую возможность, - признавалась Фаина Георгиевна в том своем последнем телевизионном интервью Крымовой. - Не любили меня режиссеры. За что? Наверное, за инициативу. Я лезла со своими предложениями, решала сама все задачи. Не надо было. Полегче жить было бы. Судьба могла бы быть лучше.
Во всех своих киноработах она импровизировала, предлагала, настаивала. Например, знаменитую фразу «Муля, не нервируй меня!» в фильме «Подкидыш» Раневская придумала сама – и возненавидела ее. Всю оставшуюся жизнь «Муля» преследовал ее: так кричали толпы бежавших за ней мальчишек на улицах, так говорили, знакомясь с ней, элегантные дамы. Даже генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев, вручая ей в 1976 году – в связи с 80-летием – орден Ленина, вместо приветствия сказал: «А вот идет наш «Муля, не нервируй меня!» Раневская ответила: «Леонид Ильич, так ко мне обращаются или мальчишки, или хулиганы!» Генсек смутился: «Простите, но я вас очень люблю…»
Или вспомнить знаменитую короткометражку «Драма» по рассказу Чехова: Фаина Георгиевна играет горе-сочинительницу Мурашкину, которая мучает своей пьесой издателя. И практически все, что читает эта дама, Раневская придумала сама: и дурацкие реплики, и список персонажей, она буквально переписала новеллу Антона Павловича.
Есть расхожее мнение, что актерам играть вместе с детьми или с животными сложно, они явно переиграют. Так и с Раневской, - наблюдая ее, забываешь, о чем фильм или спектакль, кто рядом с ней, в центре внимания только она. Ну, кто сейчас вспомнит о чем картина Леонида Лукова «Александр Пархоменко»? Если же напомнить, эпизод, который идет всего лишь полторы минуты, где таперша кабачка «Тихая пристань» – Раневская с папиросой в зубах играет на пианино и поет романс «Я одна, я грущу, приходи же, меня пожалей…», то многие тут же улыбнутся.
Или взять, к примеру, спектакль театра имени Моссовета, где актриса служила в начале 1950-х, «Шторм». Телевизионная съемка сохранилась и доступна в интернете. В этой постановке Раневская выходила всего один раз, - в конце первого акта играла Маньку-спекулянтку на допросе у следователя. Эта сцена длилась не более десяти минут, но именно по ней и помнят сегодня спектакль «Шторм». Художественный руководитель театра, режиссер Юрий Завадский каждый раз бесился, когда в антракте, посмотрев Раневскую, люди не оставались смотреть дальше постановку, уходили домой. В результате, Завадский закрыл спектакль, а рассерженная Раневская ушла из театра. Когда он возобновил «Шторм», то убрал эту роль совсем. Фаина Георгиевна вернулась в театр имени Моссовета через девять лет.
Отношения актрисы и режиссера Завадского тоже уже обросли легендами. Она не признавала в нем таланта, называла Гертрудой – Герой социалистического труда. «Завадскому дают награды не по заслугам, а по потребностям. У него нет только звания Мать-героиня», - как-то обронила Раневская.
Музой Юрия Александровича Вера Марецкая была ведущей актрисой этого театра, ей позволялось многое. Но как она возмущалась, что, например, после спектакля, где она играла главную роль, а Раневская второстепенную, цветы дарили чаще именно Фаине Георгиевне. Но Завадский на это повлиять уж никак не мог, он понимал, что зритель любит Раневскую, поэтому уволить ее нельзя, получился бы скандал. Приходилось терпеть ее острый язык. Только она могла при всех бросить Завадскому: «Вон из искусства!» Однажды режиссер заявил актрисе: «Фаина, вы своими выходками сожрали весь мой замысел!» На что тут же получил от нее ответ: «Тот-то у меня чувство, как будто я наелась говна!»
В театре все знали, что перед спектаклем Раневской нужно было с кем-то поругаться, чтобы завести себя. Она могла, например, любому рабочему театра, который случайно оказался на ее пути на сцену, нагрубить: «Посторонись, блядь, актриса идет!» Впрочем, с тем же успехом от нее иной раз доставалось и своему коллеге, другу Ростиславу Плятту, которому она высказывала, что-то наподобие: «Опять эти «пляттские» штучки…», или «всякая плятть…»
Однажды Раневская услышала по радио песню в исполнении молодой певицы Елены Камбуровой. Написала письмо на радиостанцию с просьбой передать ей.
- Я открыла письмо и не поверила своим глазам: в нем было столько приятных эпитетов в мой адрес! И в конце - совет пойти работать в драматический театр. Подпись – Раневская, - вспоминает Камбурова. – Позвонить ей и поблагодарить я постеснялась. Однажды один знакомый как-то предложил: «Хочешь познакомиться с Раневской? Я иду к ней в гости, могу взять тебя с собой». Фаина Георгиевна встретила нас с очень хмурым лицом. Спросила, указывая на меня: «А это кто?» Я ответила: «Я та самая Камбурова, которой вы писали». Раневская посмотрела на меня и вдруг улыбнулась: «Деточка, как хорошо, что вы не оказались фифой!» Чтобы спастись от одиночества, она развесила в комнате фотографии любимых людей: Василия Качалова, Галины Улановой, Анны Ахматовой, боготворимого ею Станиславского. Когда на этой стенке появился и мой снимок, было очень лестно, хотя и неловко «соседствовать» с великими. А на самом видном месте в этой галерее славы висел портрет Александра Сергеевича Пушкина. Его творчество она особенно любила, говорила: «Я дышу Пушкиным с детства». Такой же страстной поклонницей поэта была и ее подруга Ахматова. Однажды Анна Андреевна позвонила Раневской из Ленинграда, чтобы сообщить: «Мне сегодня приснился Пушкин!». Раневская ответила: «Срочно выезжаю!» Как-то я пожаловалась ей, что мне редко дают петь на сцене, и со свойственной ей резкостью Раневская ответила: «Правильно, вы же не поете «Ура, ура в жопе дыра!» Как-то я выпросила у нее на память… чек из магазина. Она собирала стол на свой день рождения, и там значилось более двадцати наименований продуктов: несколько куриц, шампанское, ликер и многое другое на сумму 176 рублей. И внизу Раневская вынесла свою резолюцию: «Еда – гавно, расход большой».
Про свою особую любовь к Пушкину Раневская говорила часто. На ее журнальном столике у кровати всегда лежал сборник произведений поэта.
- Я читаю очень поздно и на ночь почти всегда Пушкина. Потом принимаю снотворное и опять читаю, потому что снотворное не действует. Тогда я опять принимаю снотворное и думаю о Пушкине, - признавалась в своих записках актриса. - Если бы я его встретила, я бы сказала ему, какой он замечательный, как мы все его помним, как я живу им всю свою долгую жизнь… Потом я засыпаю, и мне снится Пушкин. Он идет с тростью мне навстречу. Я бегу к нему, кричу. А он остановился, посмотрел, поклонился, а потом говорит: «Оставь меня в покое, старая бл...дь. Как ты надоела мне со своей любовью».
Фаина Раневская любила писать письма. Получив зарплату, она первым делом отправлялась на почту закупить бумагу и конверты. Отвечала на все послания от поклонников, порой, посылая деньги, если кто-то попросит. Когда у нее обнаружили камни в желчном пузыре, она подписывалась: «Ваша дама с каменьями». Вообще, к своим болезням Раневская всегда относилась с юмором и никогда не жаловалась на здоровье. Тем, кто приходил к ней в гости, она, указывая на лекарства, говорила: «Я симулирую здоровье».
- Мне всегда было непонятно: люди стыдятся бедности и не стыдятся богатства, - говорила актриса. Жила очень скромно, годами спала на раскладушке в комнате в коммуналке в Старопименовском переулке. Затем, когда переехала в знаменитую высотку на Котельнической набережной спала на узенькой тахте. Купленную как-то роскошную двухспальную кровать тут же подарила своей домработнице на свадьбу. Кстати, часто ее домработницы актрису обворовывали и обманывали. Делать подарки Раневская любила. Бывало, что в порыве щедрости дарила то, о чем потом жалела. Однажды презентовала актрисе Руфине Нифонтовой итальянское кольцо, которое ей некогда подарила Ахматова. Потом сокрушалась.
- Поняла, в чем мое несчастье: скорее поэт, доморощенный философ, бытовая дура – не лажу с бытом! – писала Фаина Георгиевна, рассуждая о себе. - Деньги мешают, и когда их нет, и когда они есть… Вещи покупаю, чтобы их дарить. Одежду ношу старую, всегда неудачную. Урод я!
Про квартиру на Котельнической набережной, где многие мечтали бы поселиться, с иронией говорила: «Надо иметь мое везение, чтобы в высотном доме жить на втором этаже!» И добавляла: «Живу между хлебом и зрелищем», имея в виду кинотеатр и продуктовый магазин, которые располагались под ее квартирой.
- Иногда Фаина Георгиевна мне звонила и говорила: «Шура, мне врачи велели дышать воздухом. Проволоките меня до булочной» - рассказывал мне Александр Ширвиндт, который жил в этом же доме. – Есть люди, которые шутят, мучаются, выдумывая шутки, которые все время должны острить, - таких я знаю массу. А Раневская никогда не острила, она так мыслила, потому что она – штучная. Много баек ходит про нее. Помню одну, но она правдивая. Привезли в Москву портрет Джоконды, выставили в музее искусств имени Пушкина. Центр города был похож на анаконду, днями и ночами стояли огромные очереди. Но в музей был и отдельный вход, этакая спецочередь. И там была Раневская. Когда она подошла к картине, рядом с ней оказался огромный амбал такого обкомовского плана, тоже из этой спецочереди. Вдруг он ей говорит: «Я так ждал встречи с этим шедевром, но что-то большого впечатления эта Джоконда на меня не производит». На что Раневская ответила: «Милый мой, эта женщина настолько в мире произвела впечатлений, что сейчас она сама может выбирать: на кого производить впечатление, а на кого нет».
В 1973 году Раневская переехала в другую двухкомнатную квартиру в Южинском переулке (сейчас Большой Палашовский). Почти сразу она завела собаку - дворнягу, которую с перебитыми лапами ей принесли с улицы. Назвала пса Мальчиком. Она так его любила, что отказывалась от всех путевок на курорты и в санатории, лишь бы не расставаться с ним. Вообще, больницы не любила, Центральную клиническую больницу называла «кошмаром со всеми удобствами».
- Мальчик такой несчастный - его били, он голодал. А вот сейчас, видите, лежит на ковре и напоминает мне Горького на Капри, - смеялась она. Как вспоминают очевидцы, характер у пса был сложный, он облаивал всех гостей, мог и укусить. Ножки у него были короткие, он жутко растолстел, поэтому Фаина Георгиевна часто шутила: «У нас с ним одинаковая походка… Он съедает курицу, а я ем кожу».
Сосед актрисы по двору Анатолий Гостюшин рассказывал, как каждый день рано утром на всю округу раздавался бас Раневской, которая сидела на балконе и следила, как гуляет ее пес с домработницей: «Мальчик, не подходи к той собаке, она тебя плохому научит!»
- Сегодняшний театр - торговая точка. Контора спектаклей… Это не театр, а дачный сортир. Так тошно кончать свою жизнь в сортире. Я туда хожу, как в молодости ходила на аборт, а в старости рвать зубы. Я родилась недовыявленной и ухожу из жизни недопоказанной. Я недо… И в театре тоже. Кладбище несыгранных ролей. Все мои лучшие роли сыграли мужчины, - это одна из последних записей актрисы.
Знаковой ролью в театре имени Моссовета для Раневской стала мама семейства Купер Люси в спектакле «Дальше – тишина». Работа шла сложно, во многом из-за ворчливого характера Раневской. Например, не сразу она оценила сценическое оформление художника Бориса Мессерера. Увидев, что в качестве элемента декорации над старым буфетом укреплен поломанный велосипед, Раневская сказала: «Я не выйду на сцену, пока это тут висит. Меня этим велосипедом пристукнет!» Тем не менее, спектакль вышел. История о том, как дети обманом разлучают своих любящих друг друга пожилых родителей, взорвала столицу. После спектакля люди уходили из театра в слезах. И хотя Фаина Раневская не раз играла с Ростиславом Пляттом в кино и на сцене, на этот раз их дуэт поразил всех. Казалось, в этой роли актриса подводила итоги своей жизни.
- Я часто думаю: каждому человеку отводится в жизни равное количество счастья. Только одни тратят его сразу, а другие, как мы, растягивают на долгие годы, - говорила в конце спектакля героиня Раневской. И казалось, говорила она о самой себе.
Последний раз Раневская вышла на сцену 24 октября 1984 года – в спектакле «Дальше – тишина». Ушла из театра тихо, без банкетов и скандалов, просто написала заявление об уходе. Объясняла: «Надоело симулировать здоровье». Она устала ждать новых ролей, причем, чувствовала, что сил уже нет. Но шутила: «Мне осталось жить сорок пять минут. Когда же мне дадут новую интересную роль?!» Удивительно, но за пятьдесят лет работы в театрах она сыграла только семнадцать ролей. В кино – только двадцать пять. В последние годы ей предлагали сыграть главную роль в пьесе о Саре Бернар «Смех лангусты», но она отказалась, объяснив, что видела эту великую актрису на сцене и считает, что не имеет право ее играть.
Весной 1984 году у Фаины Раневской случился очередной инфаркт, потом – пневмония. 20 июля ее не стало. Похоронили рядом с сестрой Беллой на Донском кладбище.
В одной из последних своих отрывочных записях Раневская заметила: «Боже мой, как прошмыгнула жизнь, я даже не слышала, как поют соловьи».
Подписывайтесь на канал "Пераново перо", ставьте лайки и оставляйте комментарии, потому что любое мнение интересно для нас.
Олег Перанов
