НЕ ОТ МИРА СЕГО.
Матео.
В городе был праздник. Последнее время стало модным праздновать День города. Даже в маленьких и депрессивных городках такое бывает. А, может, там бывает даже чаще, чем это случается в городах покрупнее. Видимо, таким образом местное начальство пытается скрасить провинциальную однообразность своим соплеменникам и подарить им такой вот необычный день раз в году. Самое интересное обычно планируется на вечер. На основной площади города, где размещается местная администрация иуправление МВД, здание почтамта и однажды восстановленный массивный православный храм, уже установили возвышенную сцену для разнообразных выступающих.Здесь есть удобное место, куда можно будет прийти немалому числу людей, чтобы повеселиться, послушать пение приезжих музыкантов и случайно вдруг встретить старых товарищей, с которымине виделисьдовольно давно.
Уже в полдень, когда до начала основного гуляния было еще предостаточно времени, из навешенных на столбы громкоговорителей вовсю звучала музыка. Вдоль площади, по которой ради праздничного дня перекрыли движение авто, разместились торговые лавки. Там продавали мороженое, здесь солнцезащитные очки, чуть подальше молодёжь надувала гелием из балона блестящие замысловатые воздушные шарики. Народ уже высыпал на улицу и ходил туда и сюда в поисках чего-нибудь интересного. Дети влекли своих родителей от одного спонтанного киоска к другому и выпрашивали у них, чтобы те купиличто-то интересное. Среди более молодого населения по площади прогуливались и люди постарше, аккуратно одетые бабули в лёгких панамках с интересом рассуждали на какие-то актуальные темы.
Среди общего в этот день торгового праздничного изобилия прямо посреди улицы расположили бочку с квасом лимонно-жёлтого цвета на колёсах. День выдался жаркий, а к обеду даже душный, и поэтому возле бочки с квасом как и возле холодильников с мороженым выстроилась кучка разномассных людей. Тут был и седовласый старичок в белой шляпе, и молодая мамаша с маленьким сыном, а за ними встала троица молодых людей лет шестнадцати-семнадцати. Ребята негромко о чём-то между собой переговаривались и озирались по сторонам. Метрах в трёх от бочки с квасом, ближе к стене одного из зданий, стояли отдельной кучкой мальчишки помладше и рассматривали велосипед одного из компании. Настроение у народа было приподнятое и можно было сказать, что День города, даже ещё до начала основной торжественной части, вполне получился.
Среди всей этой массы горожан вдоль площади шла одна девушка. Звали её Таня Виноградова. Шла она совсем не на праздник, лишь чисто случайно оказавшись в эпицентре многолюдного сборища. Одета была в тёмное платье с длинным рукавом, и это немного бросалось в глаза и чуть-чуть не соответствовало той душной летней обстановке, что царила в этот день. Она как и все всё же посматривала по сторонам и общая непринуждённость городского торжества её тоже слегка касалась. В голове у неё даже мелькнула мысль купить по пути либо стаканчик мороженого, либо немного холодного питья, чтобы хоть чуть-чуть освежиться в такую знойную погоду. Она замедлила шаг возле той самой бочки с квасом. Дедок свою порцию уже допивал и продавец наливала стаканчик для женщины с сыном. Таня подошла и встала в очередь. Коротко глянула на часы. Минут двадцать у неё в распоряжении есть. Сейчас перед ней стояли лишь трое молодых ребят, то есть, процесс не займёт больше нескольких минут. Зато, получится немножкопрохладиться в такую жару. И тут она остановилась в своих мыслях… Перед ней, будучи одним из трёх парней, стоял один, которого она знала по имени и почему-то немного стеснялась. Опасалась как-то встречаться с ним взглядами. Объяснить себе этого она не могла, но переживание такое в душе имела. Тьфу ты… Она быстро отошла от бочки и огляделась. Рядом почти продавали мороженое. Ладно, подумала она, куплю стаканчик и по дороге съем. Хотя, она знала, что её подружка Евангелина вряд ли бы одобрила это решение. Дело в том, что Таня шла на небольшую репетицию к двум сёстрам, с которыми им необходимо было освежить в памяти одну вокальную композицию для последующего исполнения на завтрашнем церковном собрании. Она, как и Евангелина со своейсестрой, принадлежалак церкви. Евангелина руководила их трио и Таня подсознательно старалась во всём её слушаться. Съеденное наскоро мороженое, как и выпитый стаканчик холодного кваса, может плохо повлиять на голос перед спевкой. Но совладать со своим желанием Таня не могла. И раз подруги её сейчас не видят, она решила позволить себе такую маленькую слабость. Конечно, думала она, квас был бы менее опасным для связок, чем мороженое, но там, возле этой бочки, стоит тот, имя которого она знала. Она не училась с ним в одной школе и не участвовала в каких-то других мероприятиях, просто иногда видела случайно. И имя его ей сказала однажды её церковная подруга Евангелина. Откуда знала она, было неизвестно. Церковь, к которой принадлежали девушки, считалась довольно строгой и там не одобрялась любая дружба между юношами и девушками, кроме необходимой для совместного служения и того особогослучая, когда брат и сестра решали вступить в брак. Да и об этом Таня знала не очень то много. Лишь однажды ей разрешили послушать духовную беседу, которую один пожилой брат проводил с молодёжью, рассказывая об опасности необдуманного общения людей разных полов. Тане тогда ещё было семнадцать и она слушала слова брата отстранённо, считая, что для неё это не совсем актуально. И пока что с братьями изцерковной среды она тоже общалась просто по-дружески ради совместного участия в служениях.
Звали этого паренька Матвей. Вряд ли его родители были христианами, назвав сына библейским именем. Это просто мода пошла на разнообразные имена и никто этому скорее всего не придавал значения. Сегодня даже в среде неверующих легко встретить и Матвея, и Марка, и Даниила. Просто обычные имена. Матвей этот был каким-то заметным среди других. Среднего роста, коренастый, ловкий, и на голове имеющий плотную волнистую шевелюру. Лицо его выражало какую-то приятную беззаботность. Евангелина сказала, что в её глазах он похож на артиста. Таня не смотрела телевизор, потому что у родителей его не было. Отец считался благословенным братом и детей с детства приучил к мысли, что они тоже будут христианами. Мальчики будут проповедовать или петь в хоре, а девочки что-то делать руками в доме молитвы на кухне, или тоже петь в хоре. Таня впитала такой распорядок с детства и выбрала для себя пение вместе с сёстрами. Для неё интересным показалось, что Евангелина нашла сходство Матвея с артистом. В доме родителей Евангелины тоже не было телевизора и разные фильмы по вечерам никто не смотрел. Для Тани это оставалось загадкой, откуда дочь пресвитера, каковым был отец Евангелины, могла знать, как выглядят популярные артисты. Ну ладно. Может, это было совсем не важно, почему подруга решила, что парень имеет сходство с артистом. Однако и для Тани в его смеющемся взгляде было что-то интересное и заметное. Возможно, именно это и делает людей в мире артистами. Её подруга Евангелина тоже была очень артистичной. Несмотря на довольно строгие церковные ограничения, умудрялась как-то она выделиться среди многих других юных сестёр. Кто его знает, может, если бы она не была верующей, её бы тоже люди выбрали себе популярной актрисой. И даже девочкам, которые пели под её руководством, она говорила, что нужно быть чуть артистичней во время исполнения гимнов. Вот и не понимала Таня, почему в душе она стеснялась этого Матвея, тогда как, обычно в общении с юношами она вела себя нейтрально.
Она подошла к холодильнику с мороженым, стоящему прямо на тротуаре, и попросила себе стаканчик ванильного. Потом отошла и сняла оболочку, которую тут же выбросила в урну. Медленно пошла вперёд, оставляя себе время съесть своё лакомство, и всё же постараться не опоздать на спевку.
Вдруг среди общего монотонного шума раздались какие-то неприятные возгласы. Таня обернулась в полоборота и услышала визгливый крик:
- Матео, держи его!
Таня увидела бегущего пацанёнка лет девяти, которого догонял тот самый Матвей, названный друзьями Матео. У мальчика не было шансов, Матео догнал его в три прыжка и крепко схватил за шкирку. Тот буквально повис в сильных руках догоняющего. Таня немного перепугалась и в этот же момент пережила что-то неприятное внутри. Почему-то она в своём воображении относила Матвея к более добрым парням, а сейчас он ей показался слишком резким и жестоким. Она считала, что за его весёлым выражением лица кроется такое же весёлое и значит доброе сердце. Но сейчас это выглядело не так.
- Держи, не отпускай! - снова закричали друзья Матео и тоже подскочили к нему. Один из них схватил щепоткой из пальцев мальчугана за подбородок и начал предъявлять ему какие-то претензии. Люди вокруг растерялись.
Таня тоже внутри очень испугалась и ей захотелось куда-нибудь исчезнуть с этого места. И всё же, она продолжала смотреть на очень строгое лицо Матео, возможно, пытаясь высмотреть в нём хоть немного сострадания к более младшему мальчишке. Вдруг она сделала непроизвольный шаг к ним, всё же надеясь, что они не смогут обидеть её как девушку, и довольно чётко сказала:
- Матвей, отпусти его, он же ребёнок….
Глаза всех троих парней теперь смотрели на неё. Ну вот. Влезла в непонятную ситуацию… Она сделал шаг назад и больше ничего не говорила. Матео тоже смотрел на неё и ничего не говорил.
- А ты чёза него вступаешься? - вдруг спросил довольно неприятным голосом тот, что держал мальчика за подбородок. - Он у пацанов вон велик пинанул и хотел свалить. Мы справедливость восстанавливаем.
Таня ещё больше осеклась и потупила взгляд. Может, и действительно она делает не совсем то, что нужно? Откуда она вообще может знать, как люди в этом греховном мире выстраивают свои отношения. Её побуждением было просто заступиться за несчастного мальчика.
- Извините… - сказала она и пошла прочь, провожаемая взглядами разных людей, которые тоже остановились посмотреть, чем закончится ситуация. Краем глаза она увидела, что Матео выпустил всё же пацана, а другой злобно цыкнул на него.
Таня шла по площади, пытаясь забыть только что случившуюся проблему и одновременно стараясь быстрей доесть купленную мороженку. И то и другое сейчас ей сильно давило на мозги и она чувствовала во всём организме неприятную дрожь. Метров через триста она решительно свернула направо, в сторону частного сектора, в середине которого жилиЕвангелина и её сестра. Здесь шума было меньше и она слегка успокоилась от только что пережитого состояния. И чем дальше она углублалась в пышащее зеленью спокойствие тихой улочки, тем более утешалось её растревоженное сердце. И всё же, она поймала себя на мысли, что у неё совсем нет настроения сейчас петь прекрасные христианские гимны, потому что в душе сразу всё как-то сбилось от тех неожиданных событий. Она почувствовала себя даже нечистой и грешной. Во-первых, потому что при всём желании она неизбежно уже опоздает. Во-вторых, кусочек вины в ней создавало то небольшое нарушение, что она побаловала себя мороженым, нанеся вред своему горлу. И в-третьих, поучаствовала в совсем несвойственном для неё присшествии. Она совсем замедлила шаг под давлением всего этого. Наверняка и щёки у неё сейчас пылают румянцем от всего стыда, что она сейчас переживает. Она глянула на часы… Совсем плохо, уже никак она не успеет и Евангелина обязательно спросит, почему это всегда очень пунктуальная Танюша вдруг задержалась на десять минут. И всё это летом, в выходной день, когда весь город празднует свой праздник. Ну и ладно… Самым сложным для неё было предчувствие, что сёстры обязательно спросят её обо всём, а она не сможет беззаботно соврать, потому что враньё считает грехом, да и обычно самеё внешний вид выдаёт её неправду.
Она чуть свернула с нужного маршрута и вошла в уютный дворик между старыми двухэтажными домами. Она знала, что где-то здесь есть колонка, из которой можно набирать воду. Хоть дома здесь двухэтажные, прямо рядом тут же уже начинаются и частные дома, да и в двухэтажных домах не было благоустройства. В специально отгороженом месте местные жители развешивали сушиться бельё. Таня подошла к колонке и умыла лицо, надеясь, что вдруг образовавшийся румянец тем самым потихоньку исчезнет. Немного постояла в тени массивного тополя и помахала руками на лицо, чтобы оно скорей высохло. Вернулась на улочку, которая вела к дому Евангелины и опять пошла. Вдруг сзади себя услышала топот чьих-то ног. В душе опять возникла тревога. Она обернулась. Запыхавшись, к ней подбежал со стороны площади... Матео… Вот уж кого она совсем не хотела бы сейчас встретить. Боже мой, да что за день такой?
Он остановился и какое-то время смотрел на неё серьёзным взглядом. Потом спросил:
- Ты откуда меня знаешь?
В голосе было что-то мальчишеское и почему-то приятное, не злое.
- Я… - Таня опять смутилась. - Я знаю, как тебя зовут и всё… Мне подружка сказала.
- М-м…
- Я, наверно, зря вам помешала. Мне просто его жалко стало.
- А кто твоя подружка? - спросил Матео.
- Ой. А вдруг она не хочет, чтобы я тебе говорила.
- Ну ладно, извини, - сказал он, развернулся и пошёл назад на площадь.
Таня немного постояла в полоборота, провожая его взглядом, и тоже пошла вперёд.
- Слышь! - он снова окликнул её. - Этот пацан не такой святой, как ты думаешь. Он сам до всех докапывается!
- Я не знала, - оправдалась Таня. - Просто я думала про тебя, что ты так не поступаешь с людьми.
- Почему? - изумился Матео.
- С виду ты кажешься весёлым и добродушным.
- Я ж отпустил его, - усмехнулся он.
- Спасибо!
Теперь уже точно всё. Она пошла вперёд и перешла улицу. Вон и дом семьи Гурьевых, куда она идёт на спевку к сёстрам. Окна открыты нараспашку и оттуда изнутри слышится звук фортепиано. Значит, уже репетируют и явно вспоминают Таню нехорошими словами. Она вошла в калитку и подошла к крылечку, откуда к её счастью вышла мама Евангелины тётя Лида. Слава Богу! Это почему-то внутренне успокоило девушку.
- Здравствуйте, тёть Лид! - поздоровалась она.
- Приветствую, Танюша! - обрадовалась хозяйка.
- Что-то я сегодня опаздываю, - зачем-то оправдалась Таня.
- Заходи – заходи, - с улыбкой сказала тётя Лида, - девчата уже тебя заждались.
Она вошла внутрь. Из прихожей заглянула на кухню, где за столом сидел младший братишка Евангелины Елисей. Она помахала мальчику рукой, он ей в ответ.
- Пирожки лопаешь? - весело спросила Таня.
- Хочешь? - он протянул ей один пирожок.
- Нет, - замотала головой она, - мы сначала попоём. Смотри, всё не съедай.
- В меня столько не влезет, - улыбнулся он.
Таня приоткрыла дверь в комнату девочек, где стояло фортепиано и где они обычно пели гимны. Евангелина и её сестра Маша вышли навстречу. Таня старалась вести себя максимально расслаблено, зная проницательность подруги, видящей обычно больше других.
- Уже начали? - решила она первой начать разговор.
- Привет, - протянула ей руку Евангелина. - Нет пока, тебя ждём. Ой! А это что за пятно у тебя?
Таня опустила вниз взгляд, а Евангелина быстро провела пальцем по Таниному платью в районе груди и на пальце её Таня увидела белую каплю мороженого. Тьфу ты! Вновь волна чего-то неприятного прошла по всему телу и Таня испытала огромную досаду. В пылу всех сегодняшних событий не хватило ей внимания глянуть на собственное платье, чтобы по горячим следам отчистить эту злосчастную каплю мороженого. Щёки вновь вспыхнули стыдливым румянцем. А Евангелина ещё и слизнула капельку с пальца, как-то неприятно при этом прищурив глаза.
- Мороженку по пути съела, - сама призналась Таня, которая абсолютно не умела лукавить. - Духота на улице, невозможно…
- Да ладно, - неожиданно смягчила тон Евангелина. - Пошли, тряпку намочим, а то след останется, придётся потом стирать.
Они вышли в коридор и Евангелина зашла в ванную, чтобы намочить тряпочку. Вышла и старательно оттёрла след от мороженого, потом посмотрела оценивающе со стороны.
- Нормально, - уверенно сказала она.
- Спасибо, - сказала Таня.
И пока они были в коридоре, Евангелина подхватила подругу под локоть и спросила почти шёпотом:
- Всё нормально? А то, ты растерянная какая-то.
- Да, - ответила Таня, а сама почувствовала, что совсем ей становится не по себе.
- Точно? - ещё раз переспросила Евангелина и улыбнулась, глядя в глаза.
- Ну да, - сказала Таня, но голос как всегда выдал её неуверенность.
- Елисейка возле двора гулял, а потом заходит и говорит, что издалека увидел, как ты идёшь и как к тебе какой-то парень подбежал.
Вот оно. Ничто не может скрыться от внимания Евангелины. Что бы не происходило в жизни Тани, подруга всегда об этом от кого-то узнаёт. Почему так? Таня никогда не знает ничего о других и не лезет никогда ни к кому в душу. А вот о ней почему-то все всё знают.
- Всё нормально, - сказала Таня. - Это Матвей подбегал. Вопрос один задал.
- Какой Матвей? - с недоумением спросила подруга и как-то немного жёстко глянула на Таню.
- Тот Матвей, - коротко ответила Таня, - про которого ты мне тогда говорила. Друзья зовут его Матео.
- Сабашников Матвей тебя знает?
- Ну да, познакомились случайно. Они на площади мальчишку схватили, за то, что он у другого велик уронил. А я попросила Матвея, чтобы он отпустил мальчика. Вот он меня и догнал, потому что не понял, зачем я заступилась. И пошёл обратно… Спевка то у нас будет?
Таня заметила какое-то отстранённое удивление на лице подруги. Ей даже показалось, что та считает, что Таня не имеет права знать лично этого Матвея. Евангелина быстро пришла в себя и они приступили к репетиции. Потом ещё с полчаса сидели вместе на кухне и тётя Лида угощала их пирожками с вареньем и яблоками. В общем кругу все говорили о делах церковных и о необходимости благодарить за всё Господа. Перед уходом Таня посмотрела на своё платье и убедилась, что от пятна не осталось и следа.
Она пошла в сторону дома и по пути не могла решить, идти ли ей снова через площадь, или попробовать срезать путь более спокойными улочками. Что-то сегодня много всего с ней произошло и хотелось уже вернуться в свою обычно спокойную и понятную жизнь. Она ещё раз посмотрела на платье, чтобы уж точно убедиться, что пятна больше нет. Его всё равно придётся стирать после столь душного дня, но совсем не хотелось выглядеть неаккуратной среди людей. Таня остановилась в раздумьях возле поворота в переулок. Может, попробовать пройти этим путём? Тогда уж точно площадь она обойдёт стороной. Она перешла на ту сторону и почти повернула в переулок, как вдруг снова услышала знакомый голос:
- Слышь! Погоди немножко. Ещё один вопрос есть.
Таня оглянулась и увидела Матвея, догоняющего её. Он то откуда здесь вновь взялся? Может, для кого-то сегодня и праздничный день, но для неё он точно не самый удачный. На всякий случай она посмотрела в сторону дома, где только что была спевка, проверяя, не смотрит ли кто-нибудь из близких Евангелины ей вслед. Парень подошёл к ней и заглянул в глаза.
- Можно ещё один вопрос задать? - сказал он с улыбкой.
- А как ты здесь оказался? - немного испугано спросила она.
- Да это не важно, - ответил он и отвернулся. - Я видел, как ты в тот дом зашла и подождал.
- Зачем? - с некоторой тревогой спросила Таня.
- Поговорить с тобой захотелось, - ответил он, морщась от солнца.
- Я тороплюсь, - очень растерянно сказала она.
- Давай по пути поговорим. Ты далеко живёшь? Ничего, если я тебя провожу?
- Проводи, - сказала Таня, хотя сама испугалась своего ответа.
Она несмело показала на переулок и они потихоньку пошли. Это неожиданное событие показалось ей самым сложным и загадочным. Теперь она оценивала все решения сегодняшнего дня как сплошную ошибку. Зачем-то пошла через площадь, хотя могла пойти другим путём. Захотела выпить кваса, зная, что это не полезно для горла. Купила мороженку, понимая, что ещё больше повредит организму. Потом вмешалась в мальчишеские дела, совсем уж переступив через красную линию. Что с ней вообще происходит? Всегда старалась всем угодить и исполнить все необходимые условности, а сегодня вдруг начала своевольничать. А может, это уже и не сегодня начало происходить. Может, у ней уже бывали попытки поступить по собственному произволу? А сегодня лишь всё это обострилось.
- Слышь, - прервал Матео её внутренние борения, - я то твоего имени не знаю.
- Я – Таня Виноградова, - ответила она и почему-то ещё сильней застеснялась.
- Спасибо, - сказал он. - Ты меня извини, конечно, но у меня ещё один вопрос возник. Мне кажется, что ты странная какая-то, не похожа на других девчонок.
- Я знаю, - сказала Таня. - Это потому, что я выросла в христианской семье. Христиане и должны отличаться от этого мира.
- О, - не понял Матео, - а как это можно отличаться от мира? Мир то, он огромный. Все вокруг разные. От всего мира, это сложно отличаться.
- Ты не совсем понял, - довольно смело продолжила Таня. - Для христиан мир – это все люди, которые не верят в Господа и не подчиняются Его заповедям. Так об этом в Евангелии написано. Там все неверующие названы “от мира сего”. Так понятней?
- Не знаю, - озадачился парень. - Никогда такой теории не слышал. Все люди вообще разные. Как понять, кто соблюдает заповеди, а кто нет. Я, скорее всего, не соблюдаю. Ну… потому что сматериться могу, или накричать на кого. Ты это имеешь в виду?
- Я думаю, тут много всего. Разве только матершина является мирской? Люди обманывают друг друга, ненавидят, семьи распадаются. Грехов очень много бывает. И люди грешат, потому что не знают Писание и не слушаются Господа.
Они шли по тротуару, слева тянулся заборчик детского садика, а справа были трёх и четырёхэтажные дома. Всё это было построено много лет назад и здесь было очень красиво и уютно. Таня внутри ощутила какую-то расслабленность, Матео действительно не казался ей плохим парнем и её внутреннее представление о нём, как о добродушном человеке, начало восстанавливаться. В одном из домов справа они увидели продуктовый магазин на первом этаже и вдруг парень спросил:
- Подождёшь, я холодненького чего-нибудь куплю? Пить хочется.
Таня кивнула и остановилась, а он быстрым шагом зашёл в магазин. Где-то в самой глубине её души шевелилась тревога, что она совсем уже непонятно начала себя вести. Но другая часть её как-то успокоилась и она решила поступать так, как получится. Раз уж весь сегодняшний день она позволяет себе всякие маленькие вольности, то и эта небольшая прогулка с Матео ничего худшего ей не добавит. Парень вышел из магазина с бутылочкой лимонада.
- Прям из холодильника, - довольно сказал Матео и, отвернув крышку, пивнул из бутылки. Потом протянул Тане, - Будешь?
Она взяла и тоже сделала глоток. И даже сама над собой внутри рассмеялась, как-будто и этот шаг был теперь для неё нормальным. Ведь во всём этом не было какого-то греха? Они пошли дальше.
- Ты знаешь, - вновь заговорил Матео, - а мне понравилось, что ты мне замечание сделала. Если бы какая-то бабка вмешалась, я бы с ней по-другому поговорил.
- Мне показалось, что вы слишком жестоко хотите поступить с мальчиком, - сказала она. - Раньше я никогда никому замечаний не делала. Но, про тебя я почему-то думала, что ты не злой. Ты и правда его отпустил.
- Да этот парень шалопай ещё тот, - ответил Матео. - Единственное, он ведь в интернате вырос. Родаки его бросили, он и не знал их никогда. Это ведь, наверно, тоже грех большой, чтобы ребёнка отдавать в интернат?
- По-моему, это ужасно. Вот я выросла в большой семье, у родителей нас семеро. Иногда родители бывали строгими, но так, чтобы отдать нас чужим людям, этого даже представить нельзя. И по мальчику тому видно, что он какой-то неухоженный. Да и кто там их в интернате воспитывает?
- Ого, - удивился Матео, - никогда не встречал, чтобы в семье было семеро детей. Твои родители прямо герои.
- У христиан бывают семьи и по десять детей, - сказала она. - Мама мне говорила, что у меня ещё один братик был, но умер малышом, а так бы нас восемь было. И у Евангелины, у которой я сейчас была, семья большая. У неё один брат в армии служит, двое уже женились, ещё есть младшая сестра и два младших брата с ними.
- Вау, - изумился Матео, - у вас там все такие многодетные? Прикольно… - он немного задумался, - а я один у матери. И батя мой с нами не живёт.
- Жалко, - сказала Таня с состраданием. - Вот видишь, люди не хотят Бога слушать и живут по своим прихотям.
- А кто бы их научил?
- Если хочешь, я могу подарить тебе Евангелие. У меня есть маленькая книжечка, в маленьком формате, так носить с собой удобней.
- Хватит ли мне ума на такое чтиво?
- Смотри, если надумаешь, я тебе отдам, - сказала она.
Когда они шли через один двор, окружённый пятиэтажками, им на пути попались два парня, которых судя по всему Матео знал. Ребята подошли и поздоровались с Матео за руку. Слух Тани тут же резанул матерок, спонтанно вылетевший из уст одного из них. Ей показалось, что Матео тоже не понравилось, что в присутствии девушки его приятель так выругался. А потом один из них, увидев Таню, вообще попытался приобнять её за плечо, на что Матео среагировал молниеносно и перехватил руку товарища.
- Слышь, Даня, не надо, - сказал он тому.
- А что, проблемы?
- Я тебе потом как-нибудь объясню, - довольно жёстко ответил Матео. - Не всем девушкам нравится такой подход.
- Ладно, не обижайся, - вальяжно сказал тот и глянул на Таню. Она же, пройдя за сегодня уже разные испытания, почти никак на это не отреагировала. Ни внутри, ни вовне.
- Что, братишка, ты на площадь вечерком пойдёшь? - спросил второй у Матео.
- Постараюсь, что дома то сидеть.
- Хочешь, зайдём за тобой, - продолжил товарищ, - там дискач будет. А потом фейерверки совсем по темну.
- Забегай, - коротко сказал Матео.
Попрощавшись с друзьями, Матео кивнул Тане, дав знак, что пора идти. Таня ничего ему не сказала относительно поведения его друга. Он тоже некоторое время молчал.
- А ты на такие праздники не ходишь? - наконец спросил он.
- А зачем? - ответила Таня. - Там к вечеру люди выпьют, будут шуметь и свистеть. Я такое не люблю. Наши церковные праздники проходят спокойно и чинно.
- А в вашей церкви какие праздники празднуют? Пасху, Рождество?
- Ну да, - улыбнулась Таня, зная, что основные христианские праздники знают все. - Ещё у нас бывает праздник Жатвы. Осенью, когда урожай собирают.
- А Новый год вы празднуете? Или дни рождения?
- Да, конечно, - весело ответила она. - В самих то праздниках ничего такого нет. Даже сегодняшний День города мне нравится. Много людей на улицах, музыка играет. Просто люди мира сего все хорошие дни используют для того, чтобы напиться и так далее.
- А я тоже иногда выпиваю с друганами, - признался парень. - Это тебе, наверно, неприятно будет про меня узнать. Ты же сказала, что считаешь меня добрым и весёлым. А я вот так веселюсь, как все в этом мире.
- Я знаю, - спокойна сказала Таня. - Все люди в этом мире живут похоже. Привычки передаются от одного к другому. Люди не знают, как можно по-другому.
- Так, может, и у вас верующие живут, как принято? - сказал он. - Просто, у вас принято другое, чем вокруг в этом мире. То есть, ты выросла в христианской семье и тебя так научили. Тебе с детства говорили, что вино пить нельзя или гулять с парнем нельзя, ты так и приняла. А другим никто не говорил и они живут так, как остальные живут. Может же такое быть?
- Может. Просто, мы ещё читаем Евангелие и там изучаем, как правильно поступать. А некоторые вещи нам рассказывают братья, которые уже опыт имеют.
- Я тебя увидел и мне показалось, что ты как-то по-старинному одета, - усмехнулся Матео, - платье тёмно-коричневое длинное и рукава длинные. Туфли такие тяжёлые. У вас так девушки ходят?
- В основном, - этот вопрос смутил Таню и она осмотрела себя, почувствовав лёгкое неудобство. Ей вспомнились слова одного из братьев, который сказал, что неверующие парни любят разглядывать девушек внешне. Поэтому даже в тёплую погоду сестра должна одеваться скромно, чтоб не подавать повода.
- А парни? Они как одеваются?
- Обычно, - немного расслабилась Таня. - Рубашка, брюки. Ботинки.
- Ничего себе, обычно, - опять усмехнулся парень. - А в такую жару? Есть же футболки, шорты.
- Ну… футболки тоже носят, - неуверенно сказала Таня. - А шорты вряд ли.
- Ну ладно, - сказал Матео посерьёзней. - Прости, может, я не в своё дело лезу. Каждый может одеваться, как хочет. Не обижайся на меня.
Таня в ответ улыбнулась. Она подошли к её дому, тоже расположенному в частном секторе. Таня показала рукой.
- Здесь я живу. С родителями. Вон моё окошко. Если не передумал, давай, я вынесу тебе Евангелие.
- Давай.
Она быстро зашла в дом и так же быстро вышла и вынесла ему маленькую книжку цвета хаки, которая называлась “Новый завет”.
- Это Евангелие, Новый завет, - пояснила Таня. - Издаёт одна миссия. Этот экземпляр защитного цвета, наверно, для солдат.
- Как-будто специально для меня, - грустно сказал Матео.
- Почему?
- Осенью мне восемнадцать, скорее всего заберут. Пойду Родину защищать.
Они попрощались. Тане вдруг стало очень жалко этого парня, когда он сказал, что ему придётся скоро идти в армию. Весной вернулся из армии её брат, брат Евангелины ещё пока служит. Ей казалось всегда, что в армии ребятам тяжело, там их заставляют бегать и терпеть разные трудности. Сами братья называли армию школой жизни.
Вечером Таня сидела возле открытого окна и смотрела на небо, которое в это время всё никак не хочет темнеть. Издалека с площади раздавались гулкие звуки музыки и непонятные из-за расстояния слова ведущего. Часов в одиннадцать начали взлетать салюты и озарять своим разноцветным мерцанием вечерний город. Некоторые были обычные и взлетали не так высоко, а некоторые со свистом взмётывались в самую высь и разлетались множеством огоньков, производя угрожающие мощные взрывы. Таня пыталась проанализировать прошедший день, но почему-то в мыслях почти ничего не было, кроме отдающего усталостью спокойствия. Может, даже день прошёл хорошо? В двенадцатом часу она заснула.
Кто твой друг?
Жизнь продолжалась своим чередом. Таня два раза в неделю ходила на репетиции к сёстрам Гурьевым, потом во время воскресного богослужения они исполняли отработанные гимны. Вся община с умилением восхищалась пением трёх сестричек и некоторые матери с хитрецой кивали своим юным сыновьям, показывая на девушек. Вот, мол, смотри сынок, выбор то есть у тебя, не теряй возможности. Возможно, молодые братья и действительно присматривались, но пока никто ни Таню, ни Евангелину и ни Машу не сватал. Остальная жизнь молодой христианки тоже шла обычно. Единственное, после того знакомства в День города Таню временами стал посещать Матвей Сабашников. Он не мог объяснить Тане, зачем он это делает. Но иногда он подходил к дому Виноградовых и тихонько присвистывал и Таня понимала, что её пришёл посетить её новый друг. В их общении было немного конспирации, ведь Таня сказала Матео, что посещает церковь со строгими правилами и вряд ли родители одобрят её общение с молодым человеком, не посещающим собрания. Она приглашала его на богослужения и часто даже пересказывала, о чём говорили братья проповедники, но он пока не чувствовал себя готовым. Его остальная жизнь протекала в мире сём и он пока не мог чётко выбрать, куда именно его тянет больше. Он был неверующим человеком и всегда признавался в этом Тане. Она же воспринимала их короткие разговоры как возможность рассказать ему что-нибудь о Боге и церкви и не видела в этом какой-то опасности. В общем, и опыта у неё не было в вопросах общения с противоположным полом, потому что в церкви об этом не говорили ничего, кроме редких предупреждений о некой загадочной опасности. Таня доверяла Матео, потому что однажды он защитил её от порыва своего товарища приобнять её за плечи. В её глазах он был человеком пусть и из мира сего, но всё-таки добрым и хорошим. Родителям она пока никак не рассказывала о своей необычной дружбе. Они были постоянно заняты работой и бытовыми трудами и Таня их не нагружала своими вопросами.
Единственным человеком, с кем она потихоньку начала делиться своими тайнами, стала её подруга по музыкальному служению Евангелина Гурьева. Тане казалось, что та откуда-то знает вещи, о которых не задумываются остальные молодые сёстры в церкви. Сама внешность Евангелины и взор её глаз были какими-то вызывающими, делающими её более взрослой среди всех. Когда Таня рассказывала ей про разговоры с Матвеем, та очень хитро улыбалась, отводила Таню в сторонку и старалась детально выспросить у неё, что она при этом чувствует и как себя ведёт этот парень, когда они остаются наедине. И Таня воспринимала Евангелину даже больше, чем просто сестру, считая, что та, будучи дочерью пресвитера, сама обладает способностью к душепопечению своих подруг. Ведь Евангелина среди незамужних сестёр считалась негласным лидером и её слово кое-что значило в их отношениях. Все эти обстоятельства совсем расслабляли Танино сердце и она с какой-то радостью стала ходить на репетиции, зная, что получит внутреннее ободрение от своей подруги.
Так прошёл примерно месяц. И пока сама Таня жила так, как у неё сейчас получалось, некоторые люди почему-то стали замечать в ней перемены. Как-будто она стала немножко взрослей и свободней и в её взгляде появилось что-то новое и необычное. Таня стала немножко смелей общаться с братьями в церкви. Если раньше они думали, что она очень замкнутая и немногословная и что она почти никак не проявляет своих эмоций, то теперь она иногда могла сказать какую-то безобидную шутку в адрес кого-нибудь из братьев. Или просто постоять и поговорить о чём-то, при этом чувствуя себя уверенно и раскрепощённо. Каким-то неведомым образом стали замечать в ней что-то даже привлекательное для себя и эта привлекательность как-будто исходила от той внутренней умиротворённости, что образовалась внутри неё. В одно из воскресений в июле месяце Таня помогала старшим сёстрам убирать со столов после чаепития и к ней несколько раз с разными вопросами подходил брат Тимофей Ерёменко. То он спросил, не нужен ли в их маленьком ансамбле братский голос. То предложил свои услуги в переносе чистых тарелок, которые Таня составила в стопку.
- Это не братское дело, - с улыбкой сказала Таня. - Если хочешь помочь, иди расставь лавочки. Вон, видишь?
Она показала пальцем на братьев, которые взялись за наведение порядка в зале, и при этом изобразила хитрую гримасу, которая Тимофею понравилась. Раньше он не знал Таню с такой стороны и почти не замечал её среди сестёр. Сам он был брат довольно видный и сёстры из церкви на него украдкой посматривали, чего он естественно не мог не заметить. После всей этой уборки он ещё раз подошёл к Тане и попытался поговорить, но она сказала, что немножко устала и вместе с родителями сейчас пойдёт домой. Таня действительно ушла домой, а Тимофей в разговоре с одним из братьев сказал несколько хвалебных слов в её адрес.
Эти слова услышала случайно Евангелина, которая перед этим так же случайно увидела, как Тимофей Ерёменко несколько раз подходил к Тане. Ей это не понравилось. Не то, чтобы Тимофей был ей сильно симпатичен, но её самолюбие задело изменение поведения её подруги. Как-то слишком легко она завела дружбу с очень интересным парнем из мира, Матвеем Сабашниковым. Тепеь ещё так же без усилий начинает привлекать внимание перспективных братьев в церкви. Евангелина с детства привыкла лидировать в среде девочек в церкви. И раз их общение сужалось рамками церковных общений, то ей хотелось, чтобы это её лидерство продолжалось и дальше. Это было что-то подсознательное, с этим было очень сложно бороться. Евангелина была старше Тани Виноградовой, ей уже исполнилось девятнадцать, тогда как Тане было лишь восемнадцать. Тайной мечтой Евангелины было вырваться из глухой провинции, где они жили, и оказаться либо за границей, либо в крупном городе, где возможно и порядки церкви помягче и сама жизнь предоставляет больше возможностей. Это было одной из причин, почему она не торопилась откликаться на оказываемое братьями внимание. Даже если это был Тимофей Ерёменко или старший брат Тани Вениамин. Оба эти брата делали скромные попытки намекнуть Евангелине на возможность вступить в брак. Но она пока отклоняла эти намёки, всё же надеясь, что выпадет для неё возможность найти себе партию поинтереснее в земном плане. Однако, мысленно она держала Тимофея в запасных. Если не получится найти будущего мужа в крупном городе, она в любой момент может воспользоваться своим внешним преимуществом перед другими сёстрами и дать согласие тому же Тимофею. И тут появилась Таня Виноградова, которая, конечно, была всегда, но после общения с мирским красавчиком Матвеем Сабашниковым стала вести себя более презентабельно. Теперь она в Тане начала видеть соперницу. Соперницу добрую, простодушную, надёжную и наивную. Это чувство в ней усиливалось с самого того Дня города, когда Таня поделилась с ней случайным разговором с Матео. Евангелина немножко осуждала себя за эти мысли против подруги, но одновременно хотела как-то реализовать свои скрытые чувства.
Во вторник после воскресения, в которое к Тане подходил Тимофей, она вновь пошла на репетицию к сёстрам Гурьевым. Когда немного отошла от дома, её неожиданно догнал Матео. Они поздоровались, она улыбнулась ему. Матео уже во второй раз так перехватывал её по пути, запомнив, что в это время она ходит петь гимны.
- Ничего, что я тебя так выловил? - спросил он.
- Ты вообще ведёшь себя как шпион, - смеясь, ответила Таня. - Мы с тобой можем даже не договариваться. Ты появляешься в тот момент, когда никого рядом нет.
- Я как Карлсон, который живёт на крыше, - усмехнулся он, - тот тоже прилетал к малышу неожиданно. Смотрела мультик?
- К сожалению, да, - вздохнула она.
- Почему к сожалению? Вам не давали смотреть мультики?
- Я же тебе говорила, что у нас строгие правила. Забыл? Но однажды я была у одноклассницы и у неё посмотрела.
- То есть, ты тоже была как шпион, - засмеялся Матео. - Если нельзя дома, схожу к подруге и посмотрю. Правильно! Чем полезны такие запреты? Я понимаю ещё - “Ну, погоди!” Там волк курит, хочет зайчика сожрать. А Карлсон то - милейший персонаж.
- Я всегда слушалась родителей и братьев в церкви. Там, где детские мультики, там тебе и фильмы про убийц или бандитов.
- Это тоже правда, - подытожил он. - А интернет у вас запрещён или разрешён? Там тоже всякое показывают.
- Как я поняла, братья ещё не решили. Там ведь можно выкладывать книги или показывать проповеди. То есть, везде есть и плохое и хорошее.
- Это как кухонный нож, - привёл пример Матео. - Им можно колбасу нарезать, а можно и человека заколоть.
- У нас один брат с кафедры такой же пример приводил, - немного удивилась Таня. - Он сказал про нашу греховную плоть, про земную нашу оболочку, что тело наше может творить и праведные дела, или может производить грех. И он привёл из Библии место, где сказано, что нет вещи, самой в себе нечистой. Хоть нож, хоть лопата, хоть руки человека. Всё может послужить и доброму делу и худому.
- Вот видишь? Нам ведь Бог разум какой-то дал, чтобы мы рассуждали, правильно мы используем вещи или нет. А если всё человеку запретить, он и разбираться не будет. Надо же на опыте испытать, какие последствия будут. Тогда ума немножко добавится.
- И здесь ты тоже прав, - задумчиво сказала она. - Приезжал к нам один проповедник и об этом говорил. По плодам их узнаете их, дерево познаётся по плоду. И что зрелые христиане чувствами различают добро и зло. У нас не все братья его одобрили.
- Представь, если бы меня к вам на кафедру выпустить, - вдруг засмеялся Матео, - я бы вам таких идей понаговорил!
- Тебя бы выгнали из собрания и отлучили от церкви, - с улыбкой сказала она.
- А это ещё что за отлучение?
- Это, если ты согрешил или впал в заблуждение, то тебя отлучают. Сначала собирают членское собрание, где могут быть только члены церкви, а там решают, что ты должен быть отлучён. Ты не участвуешь в причастии или публичном служении, и с тобой никто не общается, пока ты не покаешься.
- Брр… что так жёстко? А если муж впадёт в заблуждение, жена с ним тоже не общается?
- Для родственников, по-моему, есть послабления, - пояснила Таня. - И для сотрудников по работе. Там тоже нельзя не общаться, если вместе работаешь. Просто все дают тебе понять, что тебе надо покаяться.
- Интересная у вас община, - сказал Матео. - Ты мне столько всего рассказываешь, что я иногда потом пару дней отхожу.
- Ты лучше читай Евангелие, - сказала она серьёзно. - Земная жизнь церкви – это лишь слабый отблеск Божией любви. Я, допустим, привыкла жить в такой обстановке, а если новый человек приходит, ему это сложней запомнить.
- Да ты знаешь, в любой тусовке есть свои законы, - грустно сказал Матео. - Среди пацанов, с которыми общаюсь я, тоже свои правила. И если ты начнёшь тупить или жить по-своему, тебя и там могут отлучить. По-нашему – зачморить.
- Иногда мне кажется, что из-за разных правил человеку сложно быть самим собой. Даже когда я общаюсь с тобой, я внутренне боюсь, что кто-то меня осудит, или что я сама себя в конце концов осужу. Я тогда, в День города, шла на репетицию и съела мороженое. А внутри себя осуждала, что нельзя было позволять себе это маленькое удовольствие. Или ты, при встрече с пацанами тогда, тоже чувствовал неудобство из-за меня, я это внутри поняла. И почему всё так у людей? Весь мир поделён как бы на маленькие лоскутки. И человек из одного кусочка никак не может перейти линию и протянуть руку человеку из другого. Мы как люди, плывущие на соседних льдинах. Видим друг друга, а если захотим перепрыгнуть друг ко другу, то можем или упасть в ледяную воду, или опрокинуть ту льдину, на которой другие люди.
- Ух ты, - Матео понравилась такая философская мысль его новой подруги. Он ничего не ответил, видимо, пытаясь все эти слова уразуметь. Он тоже чувствовал, что существенная часть его души не хочет принимать того, чем живёт эта странная девушка. Ему одновременно было интересно разговаривать с нею, и с другой стороны, он мысленно осуждал её за слепую покорность непонятным запретам.
За пару сотен метров до дома Гурьевых Таня попрощалась с Матео до следующего раза. Она делала так, чтобы случайно кто-то из семьи пресвитера не увидел, что она идёт по улице с незнакомым парнем. Во время перерывов между гимнами Евангелина несколько раз ненавязчиво спросила, о чём Таня говорила с Тимофеем Ерёменко. Таня же спокойно отвечала, что он просто предлагал помощь. Спустя ещё несколько дней, когда минуло ещё одно воскресение, отец как-то вечером ушёл на общение с братьями из церкви. Иногда пресвитер церкви, отец Евангелины и Маши Андрей Борисович Гурьев созывал у себя братьев для решения практических вопросов. Таня просто сидела у себя в комнате и смотрела в окно, наблюдая за тихо плывущими по вечернему небу облаками. Каждый в доме занимался чем-то своим. Отец вернулся поздновато, где-то уже ближе к десяти. Заглянул на кухню и после этого сразу, не став ужинать, зашёл в Танину комнату и прикрыл дверь. Таня заметила на лице его некоторую печаль. Он сел за стол, за которым раньше Таня делала уроки, и проникновенно посмотрел ей в глаза.
- Скажи мне, дочь, что с тобой происходит? - вдруг сказал он и Таня почувствовала что-то неприятное в этих словах.
- Со мной? - не поняла она. - Ничего…
- Таня… Нам придётся с тобой очень серьёзно поговорить, - отец смотрел на неё с тоской. - Будь, пожалуйста, со мной абсолютно откровенна. Ты всегда была у меня умницей. Мне никогда за тебя не было стыдно.
- Я не понимаю, - тихо сказала она.
- Андрей Борисович сказал сегодня одну очень печальную весть…
- Какую?
- Может быть, ты сама мне всё расскажешь? - в его глазах чуть ли не блеснули слёзы. - Андрей Борисович поведал нам с братьями, что есть подозрения относительно тебя.
- В чём? - Таня смотрела искренно и не могла понять. Внутри она догадывалась, что это как-то может быть связано с Матвеем.
- Как же, в чём? Он сказал, что ты начала дружить с неверующим молодым человеком. Что он сам лично видел, как вы шли с ним по улице в прошедший вторник… Таня, расскажи мне всё. Я твой отец. Ты же знаешь, я никогда не был с тобою строгим просто так. Будь со мной откровенна.
- Пап, - лицо её тут же покрылось краской и ей захотелось броситься к нему в объятия и всё-всё рассказать. Ведь действительно, отец всегда был очень добр к ней, даже в тех случаях, когда она в чём-то была не права. В её глазах он был самым справедливым арбитром, и в их детских маленьких конфликтах, и во время каких-то разногласий внутри церковных общений. Она чувствовала, что у неё есть определённая вина перед ним, что она не попыталась посоветоваться с ним в тот самый день, когда первый раз поговорила с Матео и даже позволила себя проводить. Она скрыла от своего родителя эту маленькую тайну, и чем дальше углублялась в общение с Матео, тем меньше ей хотелось кого-либо посвящать в переживания её души. И почему-то она смогла раскрыться перед Евангелиной, но оставила в неведении своего отца
- Пап, - снова коротко произнесла она. - Я не знаю, поймёшь ли ты меня. Поверишь ли мне. Но я действительно несколько раз общалась с одним неверующим мальчиком. Просто разговаривала. Я просто заступилась за десятилетнего мальчишку, которого ребята постарше схватили за шиворот, а я попросила отпустить. А потом… Я шла к Гурьевым на спевку, а один из них меня догнал и спросил, откуда я знаю его имя.
- То есть, ты знала его?
- Только внешне, - очень честно сказала Таня. - И знала, что его зовут Матвей. Больше ничего. А почему он меня догнал, я не знаю. А потом… Когда я вышла от них, он опять меня окликнул и спросил моё имя, раз я знаю его.
- Вот видишь, - с досадой сказал отец, - мирские парни без всякого стыда знакомятся с девушками. А какие у него планы, ты знаешь?
- Нет. В тот день он проводил меня до дома. Я ему сказала, что посещаю христианскую церковь и подарила Евангелие. Он взял.
- Как же Андрей Борисович видел вас в прошлый вторник?
- Я не знаю. Но я правда шла по улице вместе с Матвеем. Прости меня, я почему-то не решилась посоветоваться с тобой. Но мы просто разговариваем с ним и я рассказываю, во что я верю, как я понимаю эту жизнь. И он рассказывает о себе. Я не думала, что в этом есть что-то плохое. Я же в школе и колледже тоже общалась с ребятами.
- Там было необходимое общение, - сказал отец. - А здесь братья могут заподозрить тебя в грехе. В мире поощряется разврат, ты же это знаешь. Матери одиночки, бездомные дети, пьянство и сквернословие. Таня! Давай мы попробуем понять, что же всё-таки с тобой происходит. Ведь не может же просто так парень подойти к девушке на улице, спросить её имя и пойти её провожать. Значит, ты сама ему это позволила. Как ты это всё будешь объяснять братьям? Как ты объяснишь им, что это было не один раз случайно? Что он приходит к тебе тайно, кличет тебя в окно?
- Что? - неожиданно удивилась Таня и отец увидел мимолетный прилив негодования в её глазах. - Подожди, пап. А откуда Андрей Борисович может знать, что я виделась с Матвеем несколько раз и что он зовёт меня через окно? - Она несколько секунд помолчала. - Какая же я дура…
- В каком смысле? - начал недоумевать отец. - Что ты хочешь сказать?
- Ничего, - резко сказала Таня и заревела.
Отец совсем перестал понимать, что происходит с его дочерью. Он выловил в своём сердце два противоположных чувства. Одно было его отцовской любовью и жалостью к дочке, а другое каким-то скрытым страхом перед братьями, которые теперь от него ждут, что он произведёт расследование и предоставит им свои строгие выводы. Самое тяжёлое для отца - быть между этими двумя огнями, между тихой и доверчивой любовью его маленькой принцессы и строгим взглядом Андрея Борисовича, которого он считает братом и другом и через которого он получает право быть уважаемым проповедником в общине.
- Таня, что ты мне хочешь сказать?
- Я… - она села на край кровати, - я сама всё это рассказала про себя. Поэтому, я дура.
- Дочь, ну нельзя употреблять эти дерзкие слова. Ты Божие дитя, как ты можешь называть себя дурой? Что с тобой происходит? Почему я ничего не замечал?
- Пап… я сама это всё рассказала Евангелине. Я думала, что мы подруги, что мы можем посекретничать, что она для меня может стать душепопечителем. А она всё рассказала отцу. Ну, что ж… Тогда, пусть судят меня!
- Подожди, Таня, - теперь в отце включились отцовские чувства, - ну, зачем ты сразу ожидаешь плохого? Мы же тебе не враги. Что с того, что Евангелина Андрею Борисовичу рассказала? Давай, мы завтра пойдём к ним домой и обговорим все детали. Никто же тебя пока не судит! Я ведь тоже человек значимый в общине, к моему мнению прислушиваются.
- Нет, пап… Раз он сказал это всем братьям, значит, он уже всё решил. А мне не в чем раскаиваться, я ничего плохого не делала. Я просто поговорила с человеком. Он живёт в мире и не знает Евангелия, а я ему подарила. Почему каждый шаг должен быть под чьим-то наблюдением?
- Твои слова звучат дерзко, Таня, - сказал грустно отец. - Неужели на тебя это уже повлияло? Мир сей несёт в себе опасности, о которых ты не знаешь. Господь дал нам правила, чтобы мы были укрыты в Его руке. Ты уже в том возрасте, когда сёстры начинают вступать в брак. Разве кто-то против, если сестра получит предложение от брата и даст ему согласие? Брак одобрен Господом, ты же знаешь.
- Я не собиралась вступать в брак, - сказала она. - Я пока не вижу себя готовой к этому. Я не понимаю, нужно мне это или нет. Я слышала, как Виктор Кириллович говорил, что сёстрам нельзя тянуть и что в восемнадцать лет нужно уже быть готовой к браку. Я пока не хочу.
- Он это говорил, чтобы предотвратить возможность греха. Если девушка долго тянет и уклоняется от внимания надёжных братьев, то она может как раз попасть под искушение связать жизнь с мирским человеком.
- Пап, а ты помнишь Костю Светлова? Он трём сёстрам предлагал вступить в брак в течение маленького срока, - лицо Тани сделалось немного дерзким. - Я этого тоже не поняла. Мне тогда, слава Богу, было семнадцать. А разве замуж идут или женятся не по любви? Или не важно с кем, лишь бы дала согласие?
- Жаль, - сказал отец, - всё-таки что-то с тобой произошло. Ты пытаешься судить братьев в их решениях и это не очень хорошо. Каждый отвечает за себя. Костя хотел создать семью, это его честное желание. Раз у него был выбор, он им воспользовался. Не может же он полюбить одну и на всю жизнь остаться одиноким. Я попробую поговорить с Андреем Борисовичем завтра. Я очень хочу, чтобы наша жизнь вернулась в то состояние, в каком была до недавнего времени. Я люблю тебя как дочь и готов бороться за твою честь. Но и ты попробуй разобраться в себе и не расширять этот конфликт.
- Я не буду расширять конфликт, - успокоила его Таня. - Я просто высказываю свои мысли. И я тебе абсолютно честно говорю, что ничего предосудительного в моём общении с Матвеем не было. Я не смогу это доказать. И если братья захотят меня наказать, мне нечем перед ними защититься. Главное, чтобы вы с мамой мне поверили.
- Я тебе верю. Стараюсь верить… Не плачь, пока ничего не случилось. И будь осторожней.
- Хорошо.
Отец ещё некоторое время посидел у Тани, потом вышел. Она слышала сквозь двери, что они ещё долго разговаривали с мамой. Как всё резко изменилось и обрушилось. Теперь ей придётся и маме и всем остальным доказывать, что ничего дурного она не замышляла. И тот кусочек свободы, что она позволила себе в общении с Матвеем, сделал её чуть взрослее и разумнее. Это заставило её молиться за неверующего человека не так формально, как делала она раньше, а с полным сердечным участием. Помимо Матвея, она стала понимать, что мир этот огромен и сложен и что многие люди живут без всякой возможности хоть как-то услышать о Господе. Не возникло в её сердце никакого разврата, скорей это было переосмыслением собственной роли в этой жизни. Она иногда молилась за того мальчика, о котором Матвей рассказал, что он вырос в интернате и никогда не знал своих родителей. О многих других мальчишках, воспитанием которых занимается улица с её бессердечными законами. Но как это всё объяснить некоторым братьям, погрязшим в ощущении собственной чистоты и нечистоты этого мира?
Таня помолилась Богу и взяла в руку свой старенький кнопочный телефон, ведь более современные устройства пока не были одобрены братьями. Она нашла номер Евангелины, некоторое время посмотрела на него и написала сообщение:
“Зачем?”
И всё. После этого отправила номер в чёрный список. В этот момент у ней пропало всякое желание продолжать своё певческое служение вместе с сёстрами Гурьевыми.
На пятничную репетицию она не пошла, сказав родителям, что першит в горле и написав о том же Маше, сестре Евангелины. С самой Евангелиной она пока не имела желания общаться.
Она сидела как всегда возле окна и вдруг услышала знакомый свист Матео. Что же ей теперь делать? Запереться дома и сделать вид, что никогда она и не знала этого паренька? Что все их коротенькие общения были греховной ошибкой? Происками лукавого? И всё? Бросить теперь молитвы за этих людей? Забыть всё то, что она от него узнала? В ней шла нешуточная борьба. И всё же, она крадучись вышла за ворота и увидела знакомое улыбчивое лицо.
- Привет, - беззаботно сказал он.
- Привет, - ответила она и сделала паузу. - Знаешь, Матвей, у меня кое-что в жизни изменилось. Выслушай меня. Я больше не смогу с тобой общаться. Братья в нашей общине узнали, что я дружу с парнем из мира сего. А это не одобряется, я тебе уже говорила. Так что…
- Ты плачешь? - Матео подошёл к ней. - Так мы же ничего плохого не делали. Боже мой… Я ведь не хотел, чтобы тебе из-за меня было плохо. Ты открыла для меня столько нового. Почему же у вас так строго на это смотрят?
- Я не знаю, - сказала она, чувствуя, как слезинки предательски продолжают катиться по её лицу. - Я переживу это. И ты тоже переживёшь. Очень не хочется, чтобы кому-то из-за меня было плохо.
- А тебе самой? О себе же тоже человек должен думать. Я то… У меня много разных приятелей… и подружек. Мне показалось, что ты как-то изменилась после того первого разговора.
- Наверно, это не всем нравится, - сказала она. - Я думаю о своих родителях, о своей семье, о людях в церкви. Они не всё понимают, как я, но они мне близкие.
- Жалко. Ну, а если мы случайно встретимся в магазине? Мы же сможем поговорить. Или вдруг я в церковь к вам приду, ты же не будешь делать вид, что меня не знаешь?
- Нет, - она улыбнулась. - Я тебя знаю. Я считаю тебя хорошим и весёлым. Но… Я думаю, что в ближайшее воскресение братья объявят собрание и там меня отлучат. Отстранят на время от служения и от причастия.
- Ну так, если тебя отлучат, приходи ко мне, - вскинулся Матео, - терять то тебе будет нечего.
- Нет, Матео… Мне придётся смириться и пожалеть родителей. У меня хорошие родители. Жаль, в этой ситуации я не могу тебя с ними познакомить. Прости, я пойду. Спасибо за всё…
Они расстались. Таня ушла домой и залезла под одеяло, до конца изображая несуществующую болезнь. А Матео, расстроенный таким неожиданным изменением, пошёл и купил себе бутылочку крепкого пива. Уединился на пустыре на окраине города и хотел напиться, но понял, что не сможет. Танино лицо застряло у него в памяти и перед ней он чувствовал себя неправым, даже зная, что они никогда больше не будут говорить по душам. Он вылил содержимое на землю и выкинул бутылку в кусты.
Таня жила дальше в томительном ожидании собственного наказания. Она в душе понимала, что никто из братьев не сможет по-настоящему за неё заступиться и переубедить Андрея Борисовича в её невиновности. Ведь определённые запреты она нарушила, нарушила сознательно. Увлеклась каким-то новым для себя переживанием через общение с человеком из мира сего. Если бы это была подружка, может быть, братья высказали ей свои предупреждения и дело спустили на тормозах. Но это был парень. Их видел сам Андрей Борисович, когда они шли по улице вместе. Возможно, они улыбались в этот момент. Разве это не достаточный повод для взыскания с сестры, являющейся членом церкви? Для многих братьев достаточный. Но страх собственного отлучения не так сильно томил её, как потерянная раз и навсегда возможность поступить так, как подсказывает её собственное сердце. Не согрешить, не убежать из церкви, а просто иногда разговаривать с этим весёлым молодым человеком из другого мира. Который плывёт на другой льдине и ты видишь его издалека, но разделяющая ледяная пропасть никогда не даст быть более близко и просто беззаботно общаться. Может быть, не только её церковное сообщество отлучит её, но и его мир, в котором он вращается, так же отторгнет парня от себя, высмеяв его за общение с забитой и скромной девушкой, ходящей в жаркую погоду в тёмно-коричневом платье с длинными рукавами. Они лишь попробовали сказать друг другу “привет”, а их замкнутые миры уже возмутились и выстроили непроходимые преграды между ними. Между ними ведь даже не любовь, ни пагубная страсть, а просто несмелые попытки перекинуть через пропасть несколько коротких слов. Таня даже не понимала ещё, что люди в этой жизни называют любовью, не имела ни малейшей возможности разрешить себе попробовать разобраться в своих юных переживаниях. Она совсем не Евангелина, которая в тайне от родителей полушёпотом рассказывает сёстрам, что она то знает, как надо вести себя с мужчинами. Таня же не знает этого, она в душе ещё ребёнок, до сего момента живший в тихом послушании старшим.
Отец.
Собрание, где могут присутствовать только члены церкви, произошло через воскресение. Таня в душе уже даже ждала этого дня, где её положение как-то определится и она войдёт в новое для себя состояние. Она больше переживала за родителей, которые томились этим мрачным ожиданием своего маленького позора. Отец осунулся лицом и почти ни с кем в доме не разговаривал. Мама продолжала выполнять все обычные домашние обязанности, но делала это автоматически, без радостного огонька. Вся еда, которую она варила для семьи, стала пресной и невкусной. Семья Виноградовых как бы оказалась внизу церковного сообщества, даже ещё до проведения членского собрания. Таня не могла помочь своим близким. У неё не было сил идти к пресвитеру церкви и признаваться в том, что не было в её понимании чем-то плохим. Эта невозможность исправить ситуацию делала её ещё более несчастной.
Когда прошло обычное богослужение, с пением псалмов и назидательными проповедями, пресвитер церкви Андрей Борисович объявил маленький перерыв. Таню руководящие братья подозвали к себе и сказали ей ожидать рядом с кафедрой. Люди, которые просто посетили собрание, ушли домой и наконец собрание членов церкви началось. Таня стояла, опустив глаза вниз. Иногда она несмело поглядывала на людей и видела очень разные выражения лиц хорошо знакомых ей людей. Родители вместе со старшим братом Вениамином сидели на боковой лавке и тихо беседовали между собой. Некоторые пожилые сёстры бросали короткие сострадательные взгляды. Евангелина Гурьева вообще не разу не посмотрела Тане в глаза. Таня теперь имела перед ней преимущество, она была смелей своей вчерашней подруги.
- Садитесь на места, братья и сёстры, - начал Андрей Борисович, взойдя на кафедру. - Брат Алексей, возьми листочек и веди протокол сегодняшнего собрания членов церкви. А мы приступим к единственному и основному вопросу нашего собрания. Перед вами, дорогие мои, стоит наша сестра Татьяна Виноградова. Два года назад я самолично подготовил её к вступлению в члены церкви и преподал ей водное крещение, чему вы все свидетели. К сожалению, хочу всем сообщить, как прежде уже говорил братьям, что Таня не смогла сохранить свой путь в чистоте и совершила нарушение общего нашего порядка. По неосторожности ли, или в силу других причин, мы с вами попробуем разобраться. А я скажу то, что видел своими глазами. Я видел, как Таня шла по улице в обществе неверующего молодого человека. И они не просто прогуливались, а вели очень задушевную беседу. Я много раз, много раз предупреждал всю нашу молодёжь, что никак невозможно, чтобы верующая сестра завела дружбу с неверующим парнем. Вы все это много раз слышали и от меня, и от других благословенных проповедников братства. Я не хочу быть несправедливым и поэтому я предложил Тане через её отца выяснить все обстоятельства с глазу на глаз. Она не пришла ко мне на беседу. Значит, процесс намного глубже и серьёзней, чем мы могли бы с вами предположить.
Таня глянула на него глазами ребёнка, пытаясь понять, что вообще чувствует этот человек.
- Сестра Таня, - обратился он к ней, - скажи нам перед всем собранием, что творится в твоём сердце? Почему мы должны сегодня в присутствии твоих богобоязненных родителей разбирать этот непонятный вопрос?
- Я… я просто несколько раз разговаривала с одним парнем, которого зовут Матвей. То, что я шла с ним тогда к Вам домой для репетиции с Вашими дочерьми, это просто случайность. Он встретился мне на улице. И раз я его знаю, мы пошли вместе.
В зале прокатились волны шёпота, люди по-разному оценили слова сестры.
- Таня, - сказал Андрей Борисович, - ты хочешь сказать, что ты несколько раз случайно всё встречала его на улице? Расскажи всё честно.
- Если церковь мне верит, то я могу заверить, что всё говорю вам как есть.
- А зачем этот Матвей приходил к тебе домой? - эмоционально спросил пресвитер. - Разве ты будешь отрицать этот факт? Он ведь приходил к тебе и вызывал тебя на прогулки. Это ведь так?
- Да. Это так. Я не знаю, зачем он ко мне приходил. Я говорила ему, что посещаю церковь, что верю в Господа, что два раза в неделю хожу на спевки. Я подарила ему Евангелие. Это всё, мне больше нечего сказать.
- Ну, а если бы мы не подняли сегодня этот вопрос, что было бы дальше? Как вы думаете, братья и сёстры? - задал вопрос служитель, но зал замер в молчании.
- Я не знаю, - тихо сказала Таня.
- Вот именно! Ни ты не знаешь, ни другие. Но все понимают, что дальше неверующий парень продолжил бы сближение. Там, в мире, нет никаких границ, современная молодёжь совершенно развратилась! И он втянул бы нашу сестру в самые мерзкие грехи! Разве это не так? Сколько искренних матерей плачут в молитвах, взывая за своих неверующих детей? Сколько всей этой распущенности мы видим каждый день на улицах? Путь Татьяны привёл бы её туда же. Кто любит мир, в том нет любви Отчей! Как можно доверять молодому человеку из мира, если ты скромная молодая сестра? - Андрей Борисович сделал паузу. - Я предлагаю… в назидательных мерах сестру Татьяну Виноградову подвергнуть церковной дисциплине. И отлучить от церкви, давая при этом возможность в течении шести месяцев переосмыслить своё поведение и принести покаяние. Если покаяние произойдёт, то через шесть месяцев мы будем рады восстановить её в рядах членов церкви.
Таня поникла и опустила глаза.
- Брат Алексей, фиксируй решение церкви. Кто согласен с таким решением братьев, прошу показать это вставанием!
Люди медленно начали вставать со своих мест. Таня не смотрела на них, давая им возможность решить всё по собственной совести. Она лишь всё сильней внутренне сжималась и чувствовала себя всё более маленькой и бессильной. Совсем краем глаза она увидела, что родители тоже нехотя встали вместе со всеми. Встали сёстры Гурьевы, брат Тимофей Ерёменко… Все.
- Принято церковью единогласно, - провозгласил пресвитер. Наступила ещё большая тишина, в которой его голос звонко разлетелся эхом.
- Нет! - вдруг это безмолвие растрескалось от чьего-то до боли знакомого голоса. Таня вскинула взгляд. Как? Боже мой! Откуда? В зал вошёл взъерошенный и дерзко на всех смотрящий Матвей Сабашников.
- Это ещё что? - вскрикнул пресвитер. - Молодой человек, каким образом Вы попали на это закрытое собрание? Вы не являетесь членом этой церкви. Покиньте помещение!
- Нет! Я пришёл посмотреть на вас. Что вы за люди, как вы набрались смелости судить скромную и добрую девушку? Только лишь за то, что она посмела поговорить со мной, Матвеем Сабашниковым, парнем из греховного мира!
- Покиньте собрание!
- Люди, - в глазах Матвея почти стояли слёзы, - что вы делаете? Посмотрите на неё. Она же добрый и искренний ребёнок. Вы грех в ней нашли? Осудите меня! Это я к ней приходил. А она просто отвечала на мои вопросы. Глупые вопросы человека из этого мира. Она говорила мне о Боге! О Том, в Кого вы все веруете. Я не прикоснулся к ней ни разу. Я не злодей. Она познакомилась со мной, потому что я схватил малчишку за шиворот, а она попросила его отпустить! Что же здесь злого?
- Не мешайте вести собрание!
- Я уйду… Но я никогда не забуду тех слов, что сказала мне Таня. Если бы была моя воля, я бы забрал её сейчас с собой. Но я не имею на это права. Я не могу навредить невинному человеку!
Таня вдруг сорвалась со своего места и подбежала к Матвею. Она взяла его за плечи и сказала, глядя ему в глаза:
- Матвей, не надо. Я уже всё приняла, со всем согласилась. Ты не сможешь мне помочь, ты не знаешь правил нашей церкви. Ты добрый и заботливый человек, но тебе лучше отсюда уйти. Прощай, мой друг!
- Вы слышите? - громко сказал пресвитер. - Она называет его другом, заботливым человеком. Таня, перестань позорить себя и свою семью. Наше решение правильно! Сестра Татьяна, церковь тебя отлучает!
Таня вдруг обняла своего друга и тем самым совсем повергла в шок всех верующих. Матвей после этого развернулся и ушёл.
После собрания они шли домой. Таня шла впереди, скомканная, истощённая. Вслед за ней, в метре позади, шёл её старший брат Вениамин. За ним двое младших, и лишь за ними родители. Они не разговаривали. Им было очень тяжко. Очень стыдно друг перед другом. Тане перед родителями, которых её случайное знакомство с Матео привело к этому позору, а им перед ней. Когда они оказались дома, мама принялась за обед, Таня сидела у себя, а отец мрачно ходил по дому, почти бесшумно ступая по полу. Однажды он вошёл в комнату дочери и увидел, как она сидит на постели, положив руки на колени, и горько плачет. Всё напряжение сегодняшнего дня изливалось из неё этими слезами отчаяния. Отец вспомнил, что однажды это уже было. Тане было восемь лет и она провинилась перед ним. Он, исполненный праведного гнева, сорвал в огороде вицу и отхлестал дочь. Спустя время он зашёл посмотреть на неё и оказать ей кусочек своей отцовской любви, и увидел её так же сидящей и горько плачущей. Тогда она была ребёнком и он лучше понимал её. Сейчас же он вышел во двор и долго не возвращался. Лишь вечером, когда стемнело, он заглянул к ней опять. Она уже спала. Он подошёл к её кровати и провёл рукой по волосам. Потом вышел. Он не знал, что она почувствовала его руку и уронила последнюю слезу на подушку.
- Как она? - спросила его мама, когда они уже ложились спать.
- Спит.
Семья Виноградовых стала жить немного в другом статусе. Теперь в их доме была отлученная. Отец почти перестал выходить за кафедру, а когда выходил, проповеди его раскрывали смысл таких мест из Библии, как притча о блудном сыне или милосердном самарянине. Таня приходила на собрания и садилась на заднюю лавку. Слушала проповеди и держала в руках песенник. Сёстры Гурьевы теперь пели без неё и многие заметили, что пение это стало пресным и не очень захватывающим. Таня знала, что даже после восстановления она уже не вернётся в это трио. Лучше будет помогать сёстрам на кухне. Тимофей Ерёменко больше никогда не подходил к ней. Ему, как и многим другим, было совестно, что никто из них не смог сказать ни одного слова в защиту сестры. Лишь неверующий парень сделал это за всех.
Спустя месяца три, глубокой осенью, когда вся природа стала чёрно-белой, Таня шла по площади, где в июне было так многолюдно во время Дня города. Она подошла к тому месту, где тогда стояла бочка с квасом и морозильник с мороженым. Она постояла, слегка улыбнулась, вспоминая свои тяжкие терзания перед покупкой стаканчика мороженого. Вдруг она увидела мальчика в синей вязаной шапочке, идущего в её сторону. Это был тот самый мальчик, которого догнал Матео и схватил за шкирку. Она обратилась к нему:
- Мальчик, извини пожалуйста. Ты меня не помнишь?
Она сдвинула с головы капюшон пухового пальто, чтобы ему легче было её узнать. Он остановился.
- Помню. Ты тогда на Матео наехала.
- Да, - улыбнулась Таня. - А ты не знаешь, где он живёт?
- Знаю, конечно.
- А ты не можешь мне показать? Если хочешь, я могу тебе что-нибудь купить. Я начала работать и у меня есть деньги.
- Во… Ну, не знаю. Я мечтаю наушники купить, чтоб музыку в телефоне слушать.
- Пошли, я куплю, - заверила его Таня.
- Только ты это… Я слышал, что Матео в армию уходит.
- Когда? - с тревогой спросила она.
- Завтра утром. Если сегодня увидитесь, то хорошо. А завтра он - ту-ту, на целый год исчезнет.
- Пошли, я куплю тебе наушники, а ты проводишь меня к нему.
Они зашли в магазин и Таня купила мальчику наушники, какие он выбрал. Потом повиляли между пятиэтажками и пришли к одной из них. Поднялись на третий этаж, мальчик показал на железную дверь.
- Вот его квартира. Я пойду?
- Спасибо, иди, конечно.
Мальчик пошёл вниз, а Таня нажала на круглый звоночек. Дверь открыла женщина лет сорока пяти и отошла в сторону, впуская гостью. Сразу крикнула:
- Матвей, к тебе пришли.
Он тут же вышел в прихожую и остановился от неожиданности. Его плотная шевелюра теперь была острижена и Тане показалось его лицо смешным без волос. Он сделал знак, чтобы она проходила, но она закачала головой.
- Привет, Таня.
- Привет. Решила зайти. Мальчика встретила, которого ты тогда поймал.
- Алика?
- Наверно. Тебя в армию забирают?
- Ну да, - сказал он и сделал грустную гримассу. - Мне в сентябре восемнадцать стукнуло. Придётся пройти и такое испытание.
- Если тебе будет трудно, молись Господу, Он помогает.
- Тебе же не помог?
- Как сказать? - уверенно сказала она. - Я поняла, кто мне друг, а кто нет. Даже на одной льдине могут плыть люди очень далёкие друг от друга.
- Если честно, я восхищаюсь тобой… Я бы не смог пережить позор и остаться человеком.
Таня достала маленькую бумажку и ручку из сумки и что-то написала на нём. Протянула Матео.
- Это мой адрес. Если станет тяжко, напиши мне, я буду за тебя молиться.
- Спасибо, - сказал он. - Я твою книжку сохранил. Если не отберут, буду стараться читать. После твоего отлучения я перестал читать.
Он перевернул бумажку, на которой был написан адрес. На обратной стороне была маленькая фотография.
- Это я для пропуска фотографировалась, одна оказалась лишняя... Ладно, Матео, я пойду. Храни себя. Я думаю, мы с тобой ещё увидимся.
Она подошла к нему и обняла его как брата, он же стоял в очень сильном недоумении. Когда Таня ушла, он ещё долго не мог прийти в себя.
Когда Таня пришла домой, она вошла к себе в комнату и некоторое время сидела там. Думала о Матео, о его военной службе, которая ей всегда представлялась чем-то сложным и тяжёлым. Вечером к ней в комнату зашёл отец. Она почему-то обрадовалась его визиту, ведь после её отлучения их отношения стали лучше, они стали ближе друг ко другу.
- Привет, дочка, как у тебя дела?
- Хорошо, - сказала она. - Я сегодня шла по городу и случайно встретила мальчика, который мне рассказал про Матвея. Про того, который приходил за меня заступиться и за которого меня отлучили. Матвей завтра утром уходит в армию. Я решила зайти к нему, чтобы попрощаться. Мне кажется, ему было приятно.
- Знаешь, Тань, - сказал медленно отец. - Я понял, что могу тебе абсолютно во всём доверять. Если ты даже захочешь пойти к нему на проводы, я буду уверен в тебе. И никто никогда об этом не узнает.
- Нет, всё нормально. Это не нужно.
Отец пошёл, взял телефон и набрал номер. На том конце ответили.
- Андрей Борисович, можешь уделить мне пару минут? Спасибо! Слушай, у меня к тебе есть непростой вопрос. Это касается Тани... Да. Я могу тебя заверить, что она живёт очень достойно и смиренно. Если ты мне доверяешь, поверь мне на слово. Я хочу на ближайшем братском поднять о вопрос о её восстановлении в членстве. Что ты скажешь? - Таня слышала этот разговор. - Спасибо, дорогой брат. Я знал, что ты меня поймёшь.
- Пап, - сказала Таня, когда отец отключил телефон, - даже если меня восстановят, я больше не хочу петь с девочками трио. Попробую найти другое служение.
- Это будет правильно, - с улыбкой сказал отец. - Надо быть очень осторожным даже среди своих.
- Мне пришёл такой интересный образ, - продолжила дочь, - все люди вокруг разделены на кусочки, на кучки. Как-будто мы все плывём по большому океану, но каждая кучка на своей льдине. И нам нельзя протянуть другому руку, потому что льдина не выдержит и все люди упадут в воду.
- Возможно, в нашей церкви слишком много ограничений. И они не дают нам понимать людей из мира. Мы заняты собственной жизнью.
- Не только у нас. Так же люди из мира боятся переступить порог церкви. Потому что их увидят свои и тоже отлучат их от себя. Это мне Матвей тогда сказал.
- Вполне разумные слова!
Эпилог.
Матвей закончил свой рассказ о том, как однажды он познакомился с честной и очень внутренне цельной девушкой Таней Виноградовой. После тех событий прошли годы. Вместе с ним за столом сидел его друг и сотрудник в церкви Виталий, которого он поил чаем и рассказывал ему о своём прошлом. Теперь Матвей жил в одном из мегаполисов и участвовал в служении современной и прогрессивной евангельской церкви. Он давно стал верующим. Помимо Евангелия, подаренного Таней, которое он увёз в армию, Бог послал ему верующего сослуживца из баптистской церкви, с которым они вместе постигали слова Божии.
- Слава Богу! - сказал Виталий. - Он такими разными путями приводит нас к Себе.
- И я так и не понял, почему Он это сделал со мной, - задумчиво сказал Матвей. - И почему через такие сложные переживания. Вот уж раньше совсем бы не подумал, что стану служить Господу.
- Это Его воля.
- Да… Слышь, Виталь, ты, если что, молись за нас. Таня сказала, что у нас малыш будет. Долгожданный… Она с утра к врачу пошла.
- Тоже, слава Богу, - радостно сказал Виталий. - Дети – наследие от Господа. А та община, где Таня выросла, как она сейчас живёт? Как эти Гурьевы?
- Евангелина вышла замуж и живёт в Америке, остальные там остались. Отец у них сейчас не несёт служение пресвитера. Не знаю, почему. Танины родители в том же доме живут.
- Они, наверно, обрадуются, когда узнают о ребёнке, - сказал Виталий.
- Конечно. Знаешь, Виталь, как бы это странно не звучало, но отлучение Тани очень сильно поменяло отношение людей в той церкви ко многим вещам. Танин отец рассказывал, что люди по-другому стали читать Евангелие и вообще по-другому относиться друг ко другу. Все пережили какой-то страх и намного больше стали молиться. Братья смелее начали высказывать свои мысли перед пресвитером, который явно перегнул палку. И он потом даже прощения просил у неё и её отца.
- И у тебя?
- Не-ет… Да зачем мне его покаяние? Я ведь даже какое-то время после службы ходил к ним на собрания. А поженились мы уже в баптистской церкви.
Щёлкнул замок входной двери и друзья вышли в прихожую. Уставшая, но весёлая, вошла Таня и улыбнулась братьям.
- Как дела? - спросил Матвей.
- Пока всё отлично, - ответила она, - скорее всего, у нас с тобой будет дочь. Рассказал Витале уже?
- Да… прости, без разрешения.
- Не страшно. Всё равно, скоро все заметят.
- Уже, - улыбнулся Виталий, - моя Светка давно заметила, что ты стала подозрительно пиджачок на собрания надевать.
- Ну да.
- Как назовёте? - спросил Виталий.
- Евангелиной, - весело засмеялась Таня.
