Он исчез, а я все думала – ну почему, почему все-таки он прилетел именно ко мне? И пригласил меня на это сверхважное собрание? Да уж не в той ли старой и довольно опасной игре тут дело? Надо сказать, что игру эту придумала я сама, а вот зачем – до сих пор не пойму. Помню, с каким восторгом мой маленький сын смотрел на пролетающих птиц. Конечно же, ему хотелось летать. Очень хотелось. И он, очевидно, верил, что когда-нибудь это случится. И мне хотелось того же. Я убедила сына – мы сможем, мы будем летать! Как только включим сознание птицы. У себя. В своей голове. Сын был настроен более реалистично и спросил – а как же быть с отсутствием крыльев? Не помешает ли этот факт парить нам в воздухе? И я ответила, что когда-нибудь мы обязательно что-то придумаем в этом плане. И воспарим. Он верил, потому что в это верила я.
Определенно наши мысли, знания распространялись по белу свету. Думаю, что птицам это было приятно – так мы признавали их красоту и великие способности. Вероятно, когда-то мы сами были такими. То есть – умели передвигаться в пространстве силой желаний и мысли. Возможно, у нас были крылья. Глупо думать, что тысячи и сотни тысяч лет назад мы были такими же, как сейчас. Нет, конечно. И еще, я думаю, ворону были близки мои убеждения – то, что мы можем себе представить, существовало, существует либо будет существовать в действительности. Иными словами – наш мозг не способен воссоздать картины, которых не могло либо не может быть. То же относится и к любым существам, предметам, картинам природы и так далее. Поэтому нечего и удивляться, что все измышления фантастов люди наблюдали в действительности. Нельзя измыслить того, чего не может быть. Хм… Потому что может быть - все? Наверное…
- Кар-р-р…
Он опять появился неожиданно, но на этот раз каркнул громко, по-настоящему. Из его клюва выпала какая-то желто-коричневая бумажка и покружившись, как лист с дерева, упала на траву.
- Я пришел…
Он сказал именно так – пришел, а не прилетел.
- … тебя подготовить. Хотя бы немного. Подними это.
Я подняла. Это был очень старый рубль. У моей бабушки, помню, хранилось несколько таких рублей.
- Правильно. Это и есть один из рублей твоей бабушки. Прижми его к себе. И ничему не удивляйся.
Я шла с прижатым к себе рублем по центральной улице до боли знакомого мне города. Увидела надпись на дверях – «Пирожковая». Зашла, прочитала: пирожки с грибами – 8 коп., пирожки с повидлом – 6 коп., пирожки с картошкой – 5 коп., с капустой – 7 коп. Взяла два пирожка с грибами. Пирожки были жареные, к ним мне дали по кусочку бумажки, чтобы я не испачкалась. Я встала за столик, сидеть здесь не полагалось, положила на бумагу пирожки и пошла купить еще стакан чая за две копейки. Чай был горячий. Пирожки оказались необыкновенно вкусны. Масло было легким и пахло семечками, а потому пальцы мне страшно хотелось облизать, но я себе этого не позволила. Выйдя из пирожковой, я перешла через дорогу и зашла в гастроном. Прямо на меня с витрины смотрели две вазы на длинных ножках. На одной было что-то красное, на другой – черное. Я приблизилась к этой черно-красной картине просто из любопытства, потому что зашла сюда только по одной причине – увидела на витрине пирожное-«корзиночку», да не только с повидлом, но и с настоящим кремом. И не поверила своим глазам – в вазах лежали красная и черная икра. Две этакие замечательные горки… И цена обозначалась крупными цифрами – 1 руб. 60 коп. и 2 руб. 70 коп. за килограмм. Я смогла купить 300 граммов черной икры. И у меня осталась еще одна копейка. На выходе из гастронома продавали газировку. С сиропом – 3 копейки, без сиропа – 1 копейка. Мне пришлось брать без сиропа. К тому же я оказалась и без пирожного. Но зато я стояла перед вороном, прижимая к себе бумажно-непромокаемый кулек с черной икрой. Мне хотелось узнать, могу ли я ее есть, ведь я побывала годах этак в пятидесятых… А может даже в конце сороковых. В своем родном городе. В облике той улицы, откуда я материализовалась сейчас вместе со своей икрой, мало что изменилось.
Но еще более того мне хотелось понять, как у меня все это получилось. Я тогда дотронулась до того рубля, прижала его к себе и…
- Но ты ведь веришь, что каждая вещь – живая. То есть – она живет своей жизнью.
- Ну да.
- И в ней есть своя энергия.
- Наверняка. Но этот рубль… Маленькая бумажка… И какая же там ее энергия могла занести меня так далеко? Это же не машина времени…
- Это энергия времени.
Он сказал это тоном, не терпящим возражений.
А между тем я сроду не слышала про такую энергию. Но сразу ему поверила. Его открытие для меня Вселенной падало на благодатную почву.
- Поняла. Твое понимание поверхностное, но уже кое-что. Можно сесть и открыть квантовую физику. Тебе. Можно прочесть статьи о… квантово-волновых свойствах молекул, например. Но это – все равно что зубрить материал перед экзаменом. Надо все понять. Кто мы, зачем, что можем, чего от нас ждут.
- Кто ждет?
- Ну вот зачем спросила! И так ведь знаешь. Природа. Космос. Мир. Вселенная. Солнце и звезды. Все, все, все, что нас окружает. Чем мы дышим. Чем живы. А икру можешь есть. Она съедобная.
- Хочешь, и тебе сделаю бутерброд?
Он кивнул, задев своим клювом мой забор. Я пошла в дом. Переложила икру в банку, сделала бутеры, банку убрала в холодильник. Вот родня приедет, обрадуется! Вынесла два куска хлеба с икрой, протянула один ворону. Он подхватил и улетел за забор – не хотел, верно, чтобы я видела, как не по-человечески он ест, как неаккуратно в стороны разлетаются икринки…
- Ты – здесь?
- Угу.
Он сказал это с набитым ртом. То бишь – клювом.
- Вкусно?
- Да просто замечательно!
- А ты можешь дать мне… два рубля? Два семьдесят. Я куплю килограмм этой икры. И еще рубль шестьдесят на красную икру, а?
- Ну у тебя и аппетиты! Даю. Четыре тридцать.
Рубли и копейки материализовались из воздуха. Я сразу вспомнила рассказы соседки о Саи-Бабе, который жил в Индии. У него получались такие же фокусы. Соседка два раза в год ездила туда в ашрам, где и происходило это чудо – Саи-Баба на глазах у всех доставал из воздуха перстни, кольца для очередного жителя земли, приехавшего убедиться, что волшебство действительно имело место быть. И если человеку, которому предназначался золотой перстень, не нравился узор на нем, то он менялся на глазах у всех, причем так, как хотел одариваемый. И как ни старались материалисты доказать, что это – либо обман зрения, либо массовое помешательство в результате применения каких-то специальных средств, либо гипноз, либо случайное стечение обстоятельств и так далее, но факты говорили сами за себя, и ашрам, этакое дешевое общежитие для непритязательных к материальным благам людей, всегда был наполнен верящими в чудо и в безграничные возможности человека. Вот этого я в свое время не поняла – про безграничные-то возможности – и не отправилась в Индию вместе с соседкой, которая звала меня туда изо всех сил. А потом Саи-Баба умер. И я очень жалела, что не побывала на его выступлениях. На его общении с… Это трудно сказать – с кем… Или с чем…
- Ты давай двигай. А то у нас времени не так уж много.
- Ну вот. То говоришь об энергии времени. То – не так уж много.
- Энергии много. Она бесконечна, как и всякая энергия. А вот часов и минут… Скоро крик. И ты знаешь, что должна там появиться…
Я появилась сразу в гастрономе – видимо, благодаря ворону. Мне взвесили по килограмму икры и подали два больших кулька. Но как их нести? В соседнем отделе продавали сетки, но у меня не было на них денег. Так и вышла на улицу с кульками. Ноги само понесли меня направо, к родному дому. А почему и нет? Всего один квартал, потом – перейти через две дороги, потому что дом мой – на другой стороне, и… И что, я увижу себя маленькую? И маму? И бабушку? И наших кур во дворе? И барана дяди Паши? И овчарку тети Зины? И услышу, как поют Зоя с Юлей? Я уже бежала, прижимая к себе кульки, потому что боялась, что Ворон притянет меня назад, в будущее. То есть – в мое настоящее. То есть… Родной дом был виден мне от самого гастронома. Сначала возле него никого не было. Потом из ворот, то есть из двора вышла женщина в легком платье, подол которого развевался от ветра. Странно, но я этого ветра не чувствовала. Я вообще как бы себя не видела. Но я – была! Женщина постояла возле ворот, словно ожидая кого-то. На левой руке у нее висела черная кожаная сумочка. Я подошла почти к самому дому. В это время она и сделала несколько шагов мне навстречу… Я прекрасно видела ее бежевое крепдешиновое платье с алыми розами, длинные воланы, спускающиеся с плеч и заменяющие рукава, поясок от пелерины, завязанный спереди бантиком… Я не удержалась, бросилась к ней, прижалась к ее груди вместе со всей своей икрой и наверняка залила бы ее слезами, но в это время что-то вспыхнуло между нами, словно шаровая молния, и все исчезло. Я только прекрасно помню, что успела ей крикнуть: «Мама!», а она, оглушенная моим порывом, посмотрела на меня таким взглядом, который, наверное, бывает только в вечности. И я не знаю, как это объяснить. Вы, читатель, можете мне сейчас не поверить, но моя давно ушедшая в иной мир мама посмотрела на меня так, словно протянула мне… Нет, не то. Словно подарила мне… Нет, ничего она мне не дарила. Просто передо мной была полная чаша любви. Любви, которой мне так не хватало всю жизнь. И как же мне теперь быть с этой чашей, с этим чувством бесконечной любви и бесконечной вины перед самым родным человеком на земле?
- Да поговори ты с ней, поговори, - услышала я голос Ворона.
Молния меня уже не обжигала – это были слезы. Кульки с икрой смялись, я боялась, что они испачкают ей платье, и положила их на окно, то есть на жестяной наружный подоконник, рядом с которым мы оказались.
- Я люблю тебя, - сказала я слова, которые никогда ей не говорила. И мне трудно объяснить, почему так вышло.
- Я люблю тебя, мамочка… Родная моя… Красавица… Я всегда любовалась тобой…
- Правда? А я думала…
- Всегда, мама. Ты была самая красивая. Умная. И самая лучшая учительница в школе.
- Надо же… А я думала…
- Прости меня, мамочка… Я так многого не понимала…
- Нет, это ты меня прости.
- Хочешь, я… на колени…
- Не надо. И на кладбище когда ко мне приходишь, не стой на коленях. Земля холодная. Простудишься.
Мама знала, о чем говорит – она умерла в начале апреля, когда земля действительно еще не обогрета солнцем.
- Мама…
- Не плачь, доченька. Вот увиделись, и слава богу!
- А как бабуся? Она сейчас тоже может выйти из дома?
- Нет, дочка. Не все так просто. Жизнь извилиста…
- И… там тоже?
- Да. Думаю, везде.
- Но… ты можешь сейчас остаться здесь, в этом доме, и жить себе как прежде?
- Ну что ты! Ведь это давно ушло.
- Так вернулось же!
- Не постичь этого. Пока. У каждого свое место. А ты узнала, где похоронен мой папа? Твой дедушка?
Дедушка наш давно пропал без вести. И у меня хранится много отписок из разных инстанций примерно с одним и тем же текстом: не значится, установить место нахождения не представляется возможным…
- Нет.
- Узнай. Вероятно, ты сможешь. Потом мне скажешь. А я бабусе сама передам. Мы, может, вдвоем с ней на могилку-то его и слетаем… Живи спокойно. За нас не переживай. мы давно всех простили. И нас простили. Иначе были бы червоточины. И мы не смогли бы…
Вспышка, похожая на молнию, помешала мне услышать, что могут и чем сейчас вероятно занимаются мои ушедшие предки. Я оказалась во дворе своего деревенского дома. Без кульков.
- Оставила, - констатировал Ворон. – Сейчас исправим.
Кульки с икрой оказались на лестнице, ведущей в мой дом. Лестница – это громко сказано. Всего две с тупеньки. Но мне было глубоко плевать на эту икру. Я так многого не сказала ей, прекрасной женщине, перенесшей предательство, измены дорогих ей когда-то людей – всего не опишешь! Мама моя достойна была поклонения и большой, самой горячей любви. Но она ее недополучила. И я тоже тому виной. Не знаю и теперь, почему так вышло. Когда всей душой хотелось сказать – мамочка, ты самая прекрасная, любимая, дай мне тебя обнять, поцеловать, - что-то сковывало язык, наползала какая-то тяжесть и исчезала легкость, живорожденность чувств. И наступала гнетущая тишина. Молчание. Прости меня, моя замечательная мама, что ты все это выдержала и ни разу нас ни за что не упрекнула. И ни одного раза не повысила на нас голос. Да может ли быть на земле еще такая женщина?
- Могу тебя порадовать. Она считала твои мысли. И ей стало хорошо.
Я чуть не задохнулась от радости. От восторга.
- Но как? – спросила я Ворона.
- Человек – это ведь не только тело. Это фантом. И я уверен, что ты это всегда понимала.
- Да… Кажется, да…
- Хочешь знать, где похоронен твой дедушка? А?
- Конечно. Душа просилась в Нерехту, на старое кладбище.
- Правильно просилась. Но сама не найдешь. Попроси отца Анатолия. Посиди возле его могилы, повспоминай деда. Он, отец-то Анатолий, тебя и направит куда надо.
- А ты не можешь? Вот прямо сейчас…
- У нас – крик. И вообще это не моя функция.
- А отца Анатолия возведут в ранг святых? Как ты думаешь? Или этот ранг делается там? На небесах?
- Ты мыслишь верно. Но очень примитивно. В школе физику изучала?
- Ну да.
- Тройка, небось, была.
- Да. Еле-еле. Экзамен бы выпускной не сдала. Учительница по физике помогла. Она меня любила.
- То-то и оно. А науки знать надо. И астрономию тебе бы поизучать. И физику. И химию.
- Нет. Не одолею.
- Да знал я это, когда тебя выбирали. Но решили, что вникнешь.
- Слушай, раз уж пошел такой разговор… А как отец мой там… поживает? А? Умер вдалеке. Я во сне его видела. В день смерти. Сидел на стуле в холле на паркетном полу. Холл с колоннами. Это что было?
- Вестибюль больницы, где он работал. Там с ним прощались.
- Сколько ездила на его могилу – не откликается. Молчит. Но разве я его обидела? Он бросил маму, нас с братишкой, мы еще маленькие были. Ушел к другой женщине. А потом не раз приезжал к нам, все жаловался – как, мол, они мне все надоели! Но мама назад его не приняла.
- А вот как ты не могла в свое время открыться перед матерью своей, так и он перед тобой сейчас не может. Виноват. Но упрямый. А как ему живется… Он ведь сильный. И сила его распространяется на большие расстояния. А как ты его могилу нашла? Она ведь так далеко. Щербинское кладбище, да?
- Да. В весенний снег проваливалась. По бордюрам ползла буквально. Потом взмолилась – отец, укажи дорогу! Под ноги посмотрела – а там табличка с его именем… Тогда еще памятников не было. И, знаешь, так хотелось связь наладить с его детьми! Одна же кровь. Но – глухо. Не откликаются.
- Счастливые бы откликнулись.
- Ну да. Но несчастья – они ведь от собственной глухоты, верно? А я изгой. У отцовой родни. Если бы ты знал, как они боятся со мной общаться! Почти все. Потому как вдруг об этом узнает вдова отца, вдовствующая врачиха, и перестанет принимать их в своей московской квартире. И им придется жить в гостинице во время своих вояжей в столицу. Везде – рассчет. Я, конечно, понимаю – человек слаб. И ленив. Лучше пусть эта акула пера, то есть я со своим журналистским прошлым сидит себе в провинции и не рыпается.
- Ты начинаешь злиться. Это плохой признак.
- Признак чего?
- Признак человека, приглашенного на крик. Одевайся и выходи. Кольцо не забудь.
Он помахал крыльями и мне стало хорошо и спокойно. И вообще – чего это я разволновалась? Ну, захотела пообщаться со сводными братиком и сестрицей. А они мне – по мордасам. И что? Им больше некому по мордасам-то. Нет никого рядом. Пусто-пусто. Как в домино.
- Ты опять? Одевайся! И туфли на каблуках, как хотела. Для твоей уверенности.
Я оделась красиво, словно приготовилась идти в театр. И даже нацепила бусы под названием «кошачий глаз» - они мне казались какими-то таинственными и были подарены моим сыном. И туфли на каблуках. Правда, эти туфли делали мои ноги несколько… хм… косенькими, но сейчас у нас столько кривоногих артисток, что этот недостаток уже считается модным. Дочка моя утверждает, что сейчас другие стандарты красоты. Этак недалеко и до отсутствия талии. О, ужас!
- Наконец-то!
Ворон внимательно оглядел меня с ног до головы.
- Кольцо! Надевай, не бойся! Я – рядом.
Кольцо как будто само вскочило на мой палец. Свист в ушах, вой, плавное парение, словно я плыву в теплой морской воде…
- Хорошо летим! – крикнул Ворон.
Я хотела ответить, что – да, мол, неплохо, однако в этот момент ноги мои коснулись чего-то белого, мягкого, напоминающего снег. Только он не был холодным. И принимал самые разные формы. Когда мне, например, захотелось сесть, то белая масса за мной превратилась в стул. А когда я села и ноги мои повисли в воздухе, под ними тут же образовалась белая аккуратная скамеечка. Я пребывала в теплоте, уюте, покое и счастливом ожидании чего-то необычного. Ворон был рядом. Он обещал, что так будет всегда. Да и слава богу!
Когда я вспомнила о боге, то вновь, как при встрече с мамой, словно сверкнула молния. Интересно, как это связано между собой? И связано ли?
На снимке - картина Петра Солдатова.
Приходите ко мне и по другому адресу, в VK https://vk.com/club224151564Всё есть везде. "Звёзды", скандалы, мистика