семья практически в полном составе продолжает обсуждать, как же они жили раньше, вспоминать молодость. И тут Ирочка, вспоминая какую-то дальнюю армянскую родственницу, говорит, что она была очень красивой в молодости. Даже сейчас, в свои годы, а ей более восьмидесяти, она сохранила свою красоту. И оказывается, Ирочка общается с другой какой-то тетушкой.
Поддерживает с ней отношения. Редко, но все-таки созванивается. Самвел, услышав такие новости, обращается к мамке. «Мама, ты слышала? Кто-то был очень красивый в молодости. А ты как считаешь?» Шупа молчит. Насупилась. Она бы сейчас, конечно, открыла рот и начала махать руками, но Надюха, как на грех, закапала ей глаза. Так что мамке приходится лежать, как Ленин в Мавзолее.
Говорит, ну откуда я знаю, кто был красивее, чья, чего на? Самвел не унимается, ждет от нее ответа. Ну, а по твоему мнению, мамка? Шупа, конечно же, считает себя первой красавицей и на селе, и в городе, и вообще во всех странах. Говорит, ты шо, мэнэ не бачив? Ну он я. И давай махать руками, как мельница.
Это она свои портреты по стенам показывает. Ну шо ты не бачиш, шо тоби Самвелка повыстрыбувала, ну ты посотри, какая красотка, ну ни дать, ни взять, просто королевишна. Да, друзья, Шупа, конечно, красавица еще та, и дети у нее, отпрыски, тоже пошли красотой в нее. Они, вспоминая ту старую фотографию, где Самвел стоит с мамкой на Красной площади, говорят, что немножечко он отставал в развитии, Даже Ирочка это подтвердила, и он, и Эдик в подростковом возрасте выглядели как дети 8−9 лет.
Но что-то с ними было не так. Шупа молчит, не признается. Ну, а что могло быть не так? Росли в селе, на свежем воздухе. Все свое. Че к ней постоянно люди придираются, непонятно. Друзья мои, они, конечно, росли в селе, действительно, но они ж там бегали постоянно полуголодные.
Я понимаю, что дети могут выйти на улицу, их даже не загонишь потом домой, чтобы поесть, потому что так интересно проводить время с друзьями. Но, тем не менее, когда они все-таки заходят, обычно хорошие матери накрывают на стол вкусную, сытную, домашнюю, натуральную еду, и дети едят с хорошим аппетитом. Ну, это у всех нормальных, но никак не в семье Шупы. Помните те истории от Ирочки, когда она рассказывала, что мать вызывали в школу, потому что у Ирочки был ужасный недобор веса, она практически дистрофиком была.
И у взрослых возникали вопросы, что с твоими детьми не так, почему твоя дочь ходит как кощей бессмертный, чахлыкнув морущий. Ну, Шупа, конечно же, никогда не принимает какие-то обвинения в свой адрес на свой счет. Самвел всегда хвастался, что мамка тоже вкусно жарила пышки.
Пышки были такие румяные, в масле приготовленные. Одна беда, он этими пышками себе в детстве еще испортил желудочно-кишечный тракт, но то ничего. Главное, что хоть какая-то еда была в доме. Ну и, конечно, давайте не забывать о том кусинчике колбаски, который мать троиродица заботливо несла им за пазухой. Вот это настоящая забота, вот это Самвел никогда не забудет.
А вообще, вспоминая дальнюю родню и те места, грузинское село, где они жили, Верочка говорит, что смотрела, когда Эдик туда ездил, ничего ровным счетом не изменилось. Как была разруха, так и осталась. И вы знаете, что странно, Шупа даже не злословила на этот счет. Это было так на нее не похожи, я думала она сейчас начнет хвастаться, что она-то свой век доживает в достатке, снова понесется к холодильнику, достанет икру и начнет ложками жрать ее на камеру.
Но нет, опять-таки Надюхины злополучные капли в глазах ей все испортили.