Поэма о том, как гомеровский Одиссей (Улисс) размышляет о последнем путешествии
Автор: Уокер Ларсон
![«Одиссей [Улисс] и Полифем», 1896, Арнольд Бёклин. Будучи стариком, Улисс скучает по великим деяниям и приключениям, в поэме Теннисона. (Public Domain)](https://avatars.dzeninfra.ru/get-zen_doc/271828/pub_66c9d505b8c9e43ea26543cf_66c9d51aeffbd40e4221859c/scale_1200)
Альфред, лорд Теннисон, написал глубокое размышление о потере, старении и тоске, когда ему было всего 24 года. Эта поэма — одна из самых известных — «Улисс» (Одиссей).
В ней герой гомеровской «Одиссеи» предстаёт уже стариком, давно пережившим приключения своего десятилетнего путешествия домой после Троянской войны. Теперь он размышляет о последнем путешествии.
Этот драматический монолог даёт нам возможность заглянуть в беспокойный ум и тоскующее сердце старого героя, стремящегося к чему-то неуловимому: к знаниям, приключениям, утраченным дням юности, потерянным спутникам прошлого и трансцендентному.
За великим искусством пришла трагедия
Как столь юному поэту удалось так убедительно передать мышление старика? Ответ отчасти заключается в поэтической интуиции. Поэт — это тот, кто способен впитывать опыт, принимать другие точки зрения, тот, кто обладает даром понимать множество различных состояний души и может выразить их в словах. За свою единственную жизнь поэт проживает множество жизней.
Теннисон уже был отрезвлён серьёзной потерей. Когда он писал поэму в 1833 году, умер его лучший друг и близкий товарищ Артур Халлам. Этот трагический опыт во многом повлиял на поэму и на всю последующую жизнь и творчество Теннисона.
В примечании к «Улиссу» Теннисон писал, что поэма «была написана с чувством утраты [Халлама] больше, чем многие стихи в „Памяти“» и что она дала ему «ощущение необходимости идти вперёд и смело бороться за жизнь».
Поэма, безусловно, начинается с чувства утраты и разочарования. Улисс говорит:
Нет толку в том, чтобы, король без дела,
У очага, затёртого средь скал,
С женой-старухой, я бы раздавал
Законы строгие средь этих дикарей,
Что спят, едят, пасут, не ведая меня.
(Перевод Ильи Манделя)
Привычная, обыденная жизнь Улисса в качестве царя Итаки потеряла для него всякий смысл. Он пытается понять её цель, как Теннисон, возможно, пытался найти цель своей собственной жизни после смерти Халлама. В воображении Теннисона Улисс — человек, который видел войны, чудовищ, чудеса и великие дворцы королей, и даже бросил вызов богу моря — не может примириться с тихой жизнью на Итаке. Он говорит о своём народе с отвращением, а о жене — со скукой.
Здесь Теннисон перевернул или по крайней мере дополнил гомеровскую версию событий, в которой Улисс тоскует по дому, жаждет снова заключить жену в свои объятия и претерпевает огромные страдания, чтобы добраться до него, хотя и с ненужными задержками. К этому времени его стремление к миру и дому — движущая сила «Одиссеи» — угасает и не удовлетворяет сердце героя.
Как пишет критик Роберт Паттисон в книге «Теннисон и традиция»:
«Пенелопа, которая у Гомера была целью его одиссеи, теперь превратилась в „престарелую жену“. Вот вам и романтика. Семейные и социальные узы также легко отбрасываются».
Теннисоновский Улисс доволен тем, что оставил сына править самостоятельно, а сам отправился на поиски новых приключений.
Не совсем понятно, должны ли мы здесь восхищаться нравом Улисса или нет. Его достойные похвалы энергия и решимость должны быть сопоставлены с их эгоистическим уклоном. Несомненно, он выражает достойные восхищения чувства, но, как напоминает Уильям Хармон в книге «Классические сто стихотворений», Улисс не всегда был представлен в мировой литературе в благоприятном свете.
Данте, вероятно, вслед за Вергилием, поместил Улисса глубоко в инферно, потому что считал его ложным советчиком, неверным мужем, нерадивым родителем и коварным хитрецом (по легенде, Троянский конь был его идеей). Данте считает, что Улисс и его команда погибли в последнем путешествии, вероятно, в том самом, которое Улисс Теннисона представляет себе в этой драматической речи.
В сравнении с ним Гомер отдавал предпочтение мифическому персонажу. Исследователь гомеровского языка Ева Бранн в книге «Гомеровские мгновения» утверждает, что Улисс, которого изображает Теннисон, — это не настоящий Улисс Гомера. Гомеровский Улисс «не вечный странник», он «возвращается домой навсегда, чтобы править своим островом, вести его многообещающего кронпринца и дожить до зрелой старости со своей несравненной женой».
Объекты тоски
Теннисон представляет сложный портрет, сочетающий в себе элементы обеих школ — тех, кто считает Улисса героем, и тех, кто не считает. Улисс этой поэмы, неудовлетворённый домом и очагом, жаждет чего-то большего.
Не стану отдыха искать от странствий; допью
Жизнь до конца; … Всегда с голодным сердцем путь держа.
(Перевод Ильи Манделя)
Чего именно он жаждет? Теннисон предлагает несколько вариантов.
Первая — это знания и опыт, которые представлены в строке
Вслед знанью мчать падучею звездой
За крайней гранью мысли человека.
(Перевод К. Д. Бальмонта)
Улисс любит видеть новые достопримечательности и слышать новые истории. Кажется, что у него задыхается от жажды новых впечатлений и фактов. Ему нужен опыт ради опыта.
В этом же разделе поэмы Улисс выражает жадность к жизни, набивая свои последние годы, дни и часы волнениями.
Брось жизнь на жизнь, всё будет слишком мало.
И сколько мне моей осталось жизни?
Лишь краешек. Но каждый час спасён
От вечного молчания, и больше —
Весть нового приносит каждый час.
(Перевод К. Д. Бальмонта)
В этих строках сквозит страх смерти. Старик знает, что его время на исходе, и, вместо того чтобы обратиться к загробной жизни, в существовании которой он, похоже, сомневается, он решает «воспользоваться днём».
Улисс со смаком вспоминает свои прошлые деяния, переживая «дни славы». Он отчасти живёт прошлым. Возможно, он говорит от имени пожилых людей, которые тоскуют по подвигам молодости.
У старости остались честь и долг.
Смерть скроет всё; но до конца успеем
Мы подвиг благородный совершить,
Людей, с богами бившихся, достойный.
(Перевод Ильи Манделя)
Как бы ни были они волнующими, эти строки почти жалки. Улисс не знает, который час, — или, наоборот, знает слишком хорошо. Время для таких поступков прошло. Он должен отпустить свою молодость. И, возможно, он неверно оценил, в чём на самом деле заключаются «честь и труд» старости.
Время сеять, время жать
Теннисон говорит об универсальной реальности нашего человеческого бытия: Со временем мы слабеем под воздействием старения. Но существует парадокс. Ум может сверкать мощной силой, воля — закалённой и пронзительной, но конечности увядают и слабеют, не в силах больше служить этому уму.
Собой остались мы; сердца героев
Изношены годами и судьбой,
Но воля непреклонно нас зовёт
Бороться и искать, найти и не сдаваться.
(Перевод Ильи Манделя)
Таков вызов старения, который Теннисон выражает здесь с глубокой проницательностью для столь молодого поэта.
Опыт, новые достопримечательности и потерянные дни молодости — всё это занимает мысли Улисса. Но есть и нечто большее, чего жаждет старый король. Как говорит сам Улисс:
Но пережитый опыт — только арка,
Через неё непройденное светит,
И край того нетронутого мира,
Чем дальше путь держу, тем дальше тает.
Как тупо-тускло медлить, знать конец,
В закале ржаветь, не сверкать в свершенье.
Как будто бы дышать — уж значит жить.
(Здесь и далее перевод К. Д. Бальмонта)
Полное выражение желаний Улисса не поддаётся выражению. Другой мир зовёт, но остаётся недосягаемым. Литературный критик Насрулла Мамброл предполагает:
«Он хочет жизни, но хочет её не ради неё самой, а ради чего-то призрачно неуловимого».
Это манящее стремление к трансцендентному.
Эта безымянная тоска находит выражение в конкретных образах лишь к концу стихотворения.
… На корабле надулся парус.
Замглилась ширь морей…
Океан и корабль взывают к Улиссу.
Укоротился долгий день, и всходит
Медлительно над водами луна.
Многоголосым гулом кличет бездна.
Плывём, друзья, пока не слишком поздно
Нам будет плыть, чтоб новый мир найти.
Многочисленные жёсткие акценты в этих строках придают им ощущение срочности; они похожи на повторяющиеся удары в сердце. В звуках этих строк мы слышим бурление и грохот манящего моря:
Ударим по гремучим бороздам.
Мой умысел — к закату парус править,
За грань его, и, прежде чем умру,
Быть там, где тонут западные звёзды.
Как и вся величайшая поэзия, «Улисс», особенно в заключительной части, устремляет мысли читателя к самым высоким вещам и вызывает чувство удивления.
Всё великое искусство должно порождать тоску. Здесь мы улавливаем что-то от заразительной тоски Улисса:
Быть может, к Островам дойдём Счастливым …
Теннисон изображает Улисса сложным, что неудивительно для персонажа, который на протяжении веков изображался столь противоречиво — герой у Гомера, изгой у Вергилия и Данте. В этой поэме Улисс обладает захватывающей жаждой жизни, вдохновляющим желанием сжимать каждое мгновение в кулак и выжимать из него каждую каплю жизни, на которую он способен. Мы все можем испытывать желание жить полной жизнью. Автор этого стихотворения обладает величием души.
И всё же в нём одновременно есть что-то жалостливое. Создаётся впечатление, что Улисс отказывается признать, что он стар, а молодость прошла, что время физических подвигов прошло, и, возможно, вместо этого ему следует обратиться к своей душе. В основе поэмы лежит трагическая неспособность увидеть, что путь к глубокому смыслу для Улисса лежит через принятие его семейных и политических обязательств. То, что он ищет «там», на самом деле может быть прямо перед ним.
До того как стать внештатным журналистом и писателем по культуре, Уолкер Ларсон преподавал литературу и историю в частной академии в Висконсине, где он живёт с женой и дочерью. Он получил степень магистра по английской литературе и языку, а его статьи публиковались в журналах The Hemingway Review, Intellectual Takeout и в The Hazelnut. Он также является автором двух романов, «Голограмма» и «Песнь сфер».Шеридан Генрих, бакалавр медицинских наук — клинический диетолог и натуропат, с 2009 года специализируется на помощи людям, которые борются с пищеварительным дискомфортом, зависимостями, нарушениями сна и настроения.
Источник: The Epoch Times