Уверен, большинство людей выступает за здоровый образ жизни. Включая тех, кто далёк от него, как Земля от Альфы Центавра.
Не стану никого утомлять нудной лекцией о ЗОЖ, назову лишь его основные принципы: умеренность во всём; сбалансированное питание; отказ от вредных привычек; физическая активность; соблюдение режима дня, гигиены и т.п. Однако для некоторых всё это слишком примитивно. Им подавай что-нибудь разэтакое, с вывертами и загогулинами. Вот и изощряются кто во что горазд, превращая здоровый образ жизни в его антипод.
Двоюродная сестра моей супруги является идеальным образцом зожника-самоистязателя. Клавдия Петровна, назовём её так, давно мечтала переселиться в деревню и начать здоровую жизнь. Чистые воздух и вода, свойская еда, неотравленная «химией», разве это плохо? Нет, конечно. Плохое, даже можно сказать ужасное, заключалось в другом. Клавдия Петровна с чего-то решила, что официальные лекарства и методы лечения со здоровым образом жизни абсолютно не совместимы. Поэтому, ещё задолго до переселения в деревню, она всерьёз увлеклась фитотерапией.
Ко мне Клавдия Петровна относилась снисходительно, как к дитю неразумному, все советы решительно отвергала. Никогда не упускала возможности рассказать очередной, по её мнению, поучительный, случай. Выслушал я их бесчисленное множество, но все они были на один манер. Некто заболел чем-то страшным, врачи помочь не смогли. А как начал принимать такое-то снадобье и всё как рукой сняло!
Справедливости ради скажу: Клавдия Петровна здравый рассудок не утратила. Когда у её супруга Георгия Васильевича возникли проблемы с сердцем, она никоим образом не мешала официальному лечению.
Поначалу Георгий Васильевич выполнял все назначения исключительно добросовестно. А когда самочувствие заметно улучшилось, к лечению стал относиться небрежно, а затем и вовсе прекратил. Рассуждал он просто и, как ему казалось, вполне логично: «У меня всё наладилось, а значит незачем продолжать травиться таблетками».
Но внезапно случилось ужасное, сравнимое разве что с автокатастрофой. Едет себе легковушка по свободной хорошей дороге и вдруг разбивается всмятку о непонятно откуда взявшийся грузовик. Инфаркт сразил Георгия Васильевича на фоне полного благополучия. Причём инфаркт мощный, трансмуральный, то есть поразивший все слои сердца. «Скорая» увезла его в кардиореанимацию, но чуда не случилось. Причиной смерти послужил разрыв миокарда с последующей гемотампонадой. Говоря простым языком, погибший участок сердечной мышцы порвался, кровь наполнила перикард, сдавила сердце, и оно остановилось.
У Клавдии Петровны сложилось твёрдое убеждение: инфаркт случился по вине врачей. Всегда буду помнить наш с ней разговор:
– Вот и доверяй вашему лечению! – с горьким укором сказала она. – Таблеток целую кучу перепил и что? Избежал инфаркта?
– Клава, ты о чём? Он же в последнее время вообще ничего не принимал, – попытался я воззвать к разуму.
– И правильно делал! Жалко, что с самого начала не отказался! Ой, какая я дура, не отговорила, сама ему сосуды не почистила! Нееет, всё, хватит. Врачей надо за версту обходить!
Клавдия Петровна, при всех её закидонах, была человеком практичным, от жизни неоторванным. Но воплощая мечту о «домике в деревне», в свои шестьдесят четыре, превратилась в наивную девочку, смотревшую на мир сквозь розовые очки. Никакие аргументы на неё не действовали. Правда, городскую квартиру продавать не стала, а сдала в наём.
В итоге стала Клавдия Петровна собственницей небольшого старенького дома с печным отоплением. Причём деревня находилась у чёрта на рогах, из города ехать час, а потом пешком топать два километра. Думаете Клавдия Петровна погналась за дешевизной? Нет, она гналась за одной лишь экологической чистотой, ни о чём другом не думая.
И вот, зажила Клавдия Петровна деревенской жизнью, о которой долго и сладко грезила. Звонила нам достаточно часто, рассказывала, как всё хорошо, мол, будто в рай попала. Вот только было сразу понятно, что за этим неискренним восторгом прячется глубокое разочарование. Да оно и понятно. То, что в городе для нас привычно и обыденно, в далёкой деревне сопряжено с трудностями. Продукты в любое время не купишь, жди приезда автолавки или сам поезжай в ближайший райцентр. Свойские овощи-фрукты по какой-то необъяснимой причине сами не родятся. Много раз приходилось слышать от Клавдии Петровны: «Ну уж картошку-то и дурак вырастит». А оказалось, что даже тут нужны труд и навыки.
Клавдии Петровна была уверена, что в деревне её ждут сплошные удовольствия: созерцание природных красот, лесные прогулки, чаепития на свежем воздухе, душевные посиделки с соседями. Вот только реальность оказалась другой. Нет, гулять, наслаждаться, пить чаи-кофеи, ей никто не мешал. Пожалуйста, веди себя как попрыгунья-стрекоза, но ведь домашнее хозяйство не бросишь.
Что касается душевных посиделок, организовать их было проще простого. Бери какого-нибудь спиртосодержащего пойла побольше, заваливайся к соседям-алкоголикам и сиди душевничай с ними хоть сутки напролёт. Однако Клавдии Петровне такое времяпровождение почему-то не нравилось. А остальные немногочисленные односельчане не горели желанием её привечать.
Через три месяца здоровье Клавдии Петровны пошатнулось. Давление то и дело повышалось, голова болела и кружилась, аппетит пропал, ничто не радовало. Вот тут и прибегла она к народной медицине, стала усердно лечиться всякими травками-муравками. Самочувствие заметно улучшилось, в голове прояснилось. Казалось ещё совсем чуть-чуть и здоровье вернётся окончательно. Но приключилась другая напасть, которую Клавдия Петровна скрывала как могла. А четыре дня назад, когда стало совсем невмоготу, всё же попросила нас срочно приехать. Как заправская конспираторша, никаких подробностей она не раскрыла, сказав лишь: «Мне плохо, я, наверно, умру».
Чтоб не терять времени, мы поехали на такси, наплевав на высокую до неприличия цену. И, как оказалось, не зря. Клавдия Петровна лежала в постели обессиленная, осунувшаяся, постаревшая.
– Клава, что с тобой? – сходу кинулась к ней Ирина.
– Плохо, я не знаю, что на меня навалилось…
– Так, Клава, давай подробно обо всём рассказывай! – потребовал я, зная, что от всяких уси-пуси пользы не будет.
– Геморрой у меня, – сквозь слёзы ответила она.
– Откуда ты знаешь? Кровь течёт? – продолжил я допрос.
– Крови нет, а боль невыносимая, хоть на стену лезь. Что я только не делала, всё перепробовала. Молоко с чесноком всегда безотказно действует, а мне совсем не помогло. Нет, это наверно рак, прозевала я, не тем лечилась.
– Ладно, давай поворачивайся на бок, показывай, – велел я, надел перчатку и приготовился к пальцевому исследованию.
Однако никуда лезть не пришлось, ибо диагноз был ярко нарисован сами понимаете на чём.
– Эх, Клава, диагностка ты <фигова>! Парапроктит у тебя!
– Ой, господи, а это чего такое? Воспаление?
– Это абсцессы вокруг прямой кишки, гнойные мешки.
– А что же теперь делать-то?
– Сейчас вызову «скорую» и в хирургию поедем.
– Так мне что, операцию будут делать?
– Само собой, это даже не обсуждается. Ничем другим тут не поможешь, нет такого средства.
– А говорят соль хорошо гной вытягивает?
– Да, но жгучий перец лучше. Клава, всё, не люби мне мозги и давай собирайся.
Увезли её в гнойную хирургию, на следующий день прооперировали, дренажей понаставили. Состояние заметно улучшилось, сильные боли прошли, но говорить о выздоровлении пока ещё рано.
Образумилась Клавдия Петровна, поняла наконец, что реальная сельская жизнь не имеет ничего общего с красивыми идиллическими картинками. Она твёрдо решила вернуться в квартиру, а как это сделать, если там квартиранты живут и добросовестно деньги платят? Был бы договор, тогда и вопросов бы не возникло. Но бумажонка, которую вместо него нацарапали, по юридической силе равноценна туалетной бумаге. И всё-таки нашли мы выход: по-человечески договорились с квартирантами, что через месяц они уедут. А если Клавдию Петровну выпишут раньше, то она пока у нас поживёт.
Вывод из всего сказанного до неприличия прост: самоистязанием ничего хорошего не добьёшься. Если здоровый образ жизни не приносит радости, значит никакой он не здоровый.
Что касается народной медицины, то я её не отвергаю, а призываю относиться к ней с умом, не считать чем-то волшебным. Нередко приходится слышать, мол, лучше травок попить, чем всякой химией травиться. Стесняюсь спросить, а разве в растениях нет химических веществ? Разумеется, есть, в том числе и ядовитые. Причём некоторые растительные яды не менее губительны, чем синтетические.
Меня, как и моих коллег, приводят в бешенство те, кто пропагандирует так называемые «альтернативные методы лечения». Эти «деятели», не обладающие даже базовыми медицинскими знаниями, раздают советы широкой аудитории. Разумеется, без индивидуального подхода, без учёта противопоказаний и побочных явлений.
Приведу один пример. Казалось бы, что может быть безобидней ромашкового чая? Но и его бездумное употребление может привести к нехорошим последствиям. В частности, от него нужно воздержаться всем, принимающим разжижающие кровь или нестероидные противовоспалительные препараты, а также людям с плохой свёртываемостью крови. Если этим пренебречь, можно спровоцировать кровотечение. И это ещё не всё.
Ромашковый чай нельзя пить страдающим опухолями, зависимыми от женских половых гормонов, например, некоторыми видами рака молочной железы. Беременность также является противопоказанием, поскольку содержащиеся в ромашке вещества могут вызвать сокращения матки.
Пить этот чай нельзя при железодефицитной анемии, так как ромашка ухудшает всасывание железа.
Думаю понятно, сколько всего нужно учесть, прежде чем рекомендовать какое-либо растительное средство.
По моему твёрдому убеждению, все материалы, прямо или косвенно пропагандирующие самолечение и уж тем более призывающие к отказу от медицинской помощи, нужно признавать экстремистскими. По одной простой причине: они несут угрозу жизни и здоровью людей. Особо подчеркну, здесь я подразумеваю публикации, адресованные широкой аудитории, а не частные советы людей друг другу.
Вот и пришло время резких контрастов дневных и ночных температур. Вспомнил я об этом лишь выйдя из дома в тонкой рубашке с коротким рукавом. Но возвращаться не стал, ведь днём потеплеет до двадцати трёх.
В этот раз конференция прошла быстро, без вопросов и дискуссий. Однако главный врач, попросив ещё минутку внимания, предоставил слово девице из всем известного банка. Является она к нам далеко не впервые и от чистого сердца предлагает уникальные банковские продукты. Проще говоря, кредиты и кредитки впаривает. В сотый раз слушать эту лабуду не было ни малейшего желания. Поэтому, сделав вид, что отвечаю на телефонный звонок, я вырвался на волю.
В десятом часу наше безделье прервал вызов: психоз, под вопросом отравление неизвестным веществом у мужчины тридцати лет. Вызвала полиция.
В старом сквере, граничащем с территорией нового гипермаркета, проходило эстрадное шоу. Вид его главного героя не мог никого оставить равнодушным. Мужчина с разбитым носом был одет в легкомысленное короткое платьице. Стоя на коленях, неестественно тонким, визгливым голосом он повторял слово «Простите», нелепо гримасничал и временами издавал дикие вопли. Рядом находились трое полицейских, почему-то напоминавших подтанцовку у звезды эстрады. Зрители, которых собралось человек десять, не восхищались, не аплодировали, выступить на бис не просили. Наоборот, они выражали негодование. Видать шоу не по вкусу пришлось.
– Что случилось, господа? – спросил я.
– Бегал у <Название гипермаркета>, орал и своё «хозяйство» показывал, – ответил старшина. – Похоже солевой.
– Он ещё и на машины кидался! – разгорячённо сказал мужчина средних лет. – У моей капот помял и зеркала оторвал!
– А почему у него нос разбит? – поинтересовался я.
– Упал, наверно, – ответил молодой парень и усмехнулся.
– Уважаемый, как тебя зовут? – обратился я к виновнику торжества.
– Не надо, всё-всё… – сказал тот почти нормальным голосом и опять перешёл на бессмысленный визг.
– Уважаемый, ты слышишь меня? Как тебя зовут?
– Уф, уф, уф, – запыхтел он, словно поднимая и опуская некий груз.
– Не-не, бесполезно, – сказал младший сержант. – Мы тоже пытались…
Болезный спокойно прошёл в машину, лёг на носилки, однако при попытке его осмотреть, стал активно размахивать кулаками. Так что если б я не уклонился, то удар по физиономии получил бы знатный. И вдруг он отключился. Да, в буквальном смысле, как будто выдернули вилку из розетки. Клиническая смерть сомнений не вызывала. Да и откуда взяться сомнениям, если на ЭКГ – гладкая линия, даже без намёка хоть на какую-то сердечную деятельность. К сожалению, несмотря на все усилия, реанимация оказалась безуспешной.
Всё это мы делали, оставаясь на месте. При этом, кто-то с уличной стороны нерешительно елозил дверью, чуть приоткрывая и сразу закрывая её. Оказалось, возле машины стояли четверо парней, среди которых был тот, который сказал: «Упал, наверно». Только теперь он не ухмылялся.
– А что с ним такое? Умер, да? – обеспокоенно спросил он.
– Да, – коротко ответил я.
– А от чего? От наркотиков?
– Не знаю, вскрытие покажет. Это вы, что ли, его побили?
– Не-не-не, мы вообще к нему не подходили! – шарахнулся парень от меня.
– Он ваш знакомый?
– Нет, вообще первый раз увидели.
Ответив «Не знаю», я не соврал. Точную причину смерти установят судебные медики, а от моих гаданий какой толк? Могу лишь предположить, что мужчина употребил нечто психоактивное, перешёл
Тем не менее, испуг парней выглядит подозрительно, особенно в сочетании с разбитым носом покойного. Если он вам незнаком, и вы вообще не при делах, то с чего проявлять столь острый интерес к его состоянию? Вполне возможно, что взыграло любопытство, но с чего тогда сообщение о смерти вызвало неподдельный испуг?
На сей раз не стану заниматься морализаторством о допустимости-недопустимости жестокости, в тысячный раз поднимать тему отсутствия борьбы с наркотиками, обвинять или оправдывать кого-либо. Вместо пустопорожних рассуждалок, выскажусь сугубо прагматично. Прежде чем применять к оппоненту силу, необходимо очень сильно подумать. Нет, не о заповеди «Не убий», а о себе и собственной судьбе. Понятно, что наркоманы и разного рода извращенцы, мягко скажем, неуважаемы обществом. Но стоит ли из-за них портить свою жизнь? Лично я убеждён, что однозначно нет.
После освобождения опять дали психоз, тоже мужчины, к которому тоже вызвала полиция. Только на этот раз действо разворачивалось в квартире.
Эта многоэтажка сравнительно новая, отнюдь не аварийная развалюха. Но квартира была загажена и убита в хлам, будто на протяжении многих десятилетий служила пристанищем бомжей.
Худощавый жилистый мужичок, небритый, нестриженый, потрёпанный, сидел на древней-предревней раскладушке под присмотром аж четверых полицейских. Увидев нас, он сразу начал что-то возмущённо орать. Но младший лейтенант произнёс волшебное заклинание: «Не ори, а то ща получишь!», после чего болезный мгновенно утих.
– По какому поводу праздник? – спросил я.
– Пойдёмте на кухню, – сказал маг-полицейский. – Я – участковый. Он шесть лет на «принудке» лечился, корешка своего зарезал. В июне освободился, вёл себя тихо, а с прошлой недели опять начал чудить. Всех замучил, стучит по батареям, орёт, угрожа5т. А сегодня на соседку наехал, дескать она по потолку топает.
– Не понял, если соседи сверху топают, значит они психически больные?
– Да блин, какое сверху? Соседка по лестничной площадке топает по потолку. Это нормально? Короче, он к ней пришёл на разборки и избил.
– Вот теперь всё ясно. Он один живёт?
– Один, мать весной умерла. Тоже была шизофреничка, да ещё и алкоголичка.
– А он сам пьющий?
– Я не видел его пьяным и от людей не слышал.
Взяв табуретку, я уселся напротив пациента, разумеется выдержав дистанцию.
– Ну что, Андрей, рассказывай, за что ты соседку-то побил?
– Её вообще надо убить, меньше проблем будет!
– И за что же?
– За то, что лезет к моей семье, кобыла <офигевшая>! К моему ребёнку, к моей бабе!
– А каким образом она лезет? Что именно делает?
– Мне по потолку топает днём и ночью!
– Погоди, соседка живёт на одной лестничной площадке с тобой. Как она может топать по потолку?
– А меня это <гребёт>, что ли? Я не пойму, чего ей, вообще, надо? Я хочу просто жить спокойно со своей семьёй! Не надо ко мне <докапываться> и всё!
– Андрей, так ты же вроде один живёшь?
– Ну и чего?
– А где же семья-то?
– <В звезде>! Кого это <гребёт>? Я лично сам их привёл с лестницы! Машина чёрная приехала, я не знаю, БМВ или нет, и сразу десять баб! Удар такой, блин, по ушам как даст! Я не лох, чтоб такой беспредел терпеть. Глотку перегрызу и все дела!
– Андрей, а тебе что-нибудь слышится или видится? Например, «голоса»?
– Всё, не надо этих базаров…
– Ну ладно, давай собирайся и поедем в больничку любимую.
– <Нецензурная тирада, выражающая досаду и злость>! Ща я ей нос откушу и всё будет <зашибись>!
Далее он продолжил материться и требовать, чтобы все от него отвязались и при этом покорно пошёл в машину.
Никаких официальных документов с диагнозом не было, но и без них можно уверенно предположить шизофрению, скорей всего параноидную, с нарастающим дефектом. Причина, по которой болезнь вернулась, вполне очевидна: поддерживающего лечения Андрей не получал. Выписавшись из спецбольницы, он посетил диспансер, но на сделанные назначения попросту «забил». Без контроля и надлежащей реабилитации, даже и думать нечего о его возвращении к нормальной жизни в обществе. Перспектива тут одна единственная: жизнь в психоневрологическом интернате. Да, всё это очень грустно, но изменить столь незавидную судьбу вряд ли получится.
Велели было ехать в сторону «скорой», но по пути дали вызов: боль в груди у женщины сорока лет.
Подъехали к старому двухэтажному бараку на городской окраине. Условия жизни там безобразные, точней вообще отсутствуют. Всё насквозь прогнившее, того и гляди рухнет, нет ни водопровода, ни канализации. Местное телевидение этому бараку посвятило отдельный сюжет, солидные дяди и тёти говорили много умных слов, но проблема так и осталась неразрешённой.
У подъезда нас поджидали три пожилых женщины и хорошо поддатый мужичонка непонятного возраста.
– Ооо, явились! Через Москву, что ли, ехали? – с сарказмом спросил он.
– Через Магадан, – ответил фельдшер Герман.
– Колька, ну-ка иди отсюда! Ты чего перед людьми-то позоришься? Уходи с глаз долой! – прикрикнула на него одна из женщин. – Это сынок мой, как выпьет, так начинает дурить.
– Что тут случилось?
– Я сама не знаю! Она ко мне пришла, мол, тёть Нин, умираю, срочно вызови «скорую». Сказала, что с сердцем плохо. Потом я к ней заглянула, крикнула, а она не отвечает. Заходить побоялась, мало ли что…
Мы с осторожностью вошли в квартиру. На полу, прислонившись боком к дивану, сидела женщина без признаков жизни.
При констатации смерти, для пущей надёжности, мы обязаны снять ЭКГ. Но должен быть разумный подход. Как-то мне попался удивительный видеоролик. Коллега из «скорой» приехала на констатацию. «Пациент» был великолепен: раздутый, местами позеленевший, с гнилостной венозной сетью на теле. И тем не менее, коллега с серьёзным видом сняла кардиограмму. В общем ни к чему ставить себя в глупое положение.
Как правило, констатация смерти – дело рутинное, отработанное до автоматизма, не требующее особых умственных усилий. Однако здесь всё оказалось по-другому. На груди покойной обнаружилась колото-резаная рана. Совсем небольшая, аккуратная, длиной не более сантиметра. Можно предположить, что орудие имело узкий клинок с обоюдоострой заточкой. Крови наружу излилось немного, поскольку большая часть ушла внутрь. А цветастая кофточка всё это надёжно замаскировала. Отмечу, при ранениях сердца далеко не всегда смерть наступает мгновенно. Если повреждение невелико, кровь изливается медленно, сердце продолжает сокращаться, артериальное давление не падает. Так что у пострадавшего может быть шанс на спасение.
Неожиданно вошла соседка, вызвавшая нас, увидела тело на полу и издала вопль ужаса:
– Ооой, она мёртвая!
– Да, – сдержанно ответил я.
– А что с ней?
– Не знаю. Следствие будет разбираться, – произнёс я киношную фразу.
– Какое следствие? Её убили, что ли?
– Не знаю, ничего не могу сказать. Ждём полицию.
– У неё сегодня Гошка был, наверно его рук дело.
– Кто это?
– Бывший сожитель, наверно мириться приходил.
– Она пьющая, что ли? – спросил Герман.
– Нет, нет, ни пила, ни курила, просто жизнь не сложилась. Мужа посадили, и он там умер. Потом этого Гошку где-то нашла. Сколько она от него натерпелась, не высказать! Садист натуральный, как только не издевался. Потом видно терпение лопнуло, с милицией выгнала. И вот, пожалуйста, явился…
Дождавшись полицию и сделав все формальности, мы покинули сие грустное место.
Есть женщины в русских селеньях… Нет, я сейчас не про скачущих коней и не про горящие избы. Есть немалая категория дам, которым подавай мужика брутального, с интеллектом гориллы, чтоб свою любовь выражал грубой силой. Такие женщины жалуются на издевательства, обращаются в полицию, однако каждый раз прощают и годами терпят насилие. Возможно нехорошо так говорить, но покойная, пусть и косвенно, сама выбрала столь печальную судьбу.
Вот и на обед нас позвали. Из-за сильно разыгравшегося аппетита, к трапезе я приступил безотлагательно. Когда очередь дошла до чая, динамик сурово прогремел: «Врач Климов, зайдите в диспетчерскую! Срочно!». С тоской посмотрев на прекрасную, непередаваемо соблазнительную плюшку, я подчинился команде.
– Юрий Иваныч, ну что вы опять дурите-то? – сердито спросила Марина Владимировна, занимающаяся закрытием карт. – Почему карточки не сдаёте?
– Эх, бляха-муха, забыл! Прости, Марина, старого склеротика!
Уже не первый раз я так делаю, хотя знаю прекрасно, что все дела нужно сделать до обеда.
Вызов прилетел уже около четырёх: психоз, возможно отравление неизвестным веществом у молодого человека девятнадцати лет. Ожидал он в садовом товариществе, находящемся не особо далеко от города.
У ворот нас встретил пожилой мужчина с обветренным загорелым лицом:
– Что случилось? – спросил я.
– У пацана крыша съехала.
– Это как? Ни с того, ни с сего?
– Не знаю, я их сосед, меня попросили вас встретить. Поехали, дорогу покажу.
Из-за распахнутой настежь двери садового дома, раздавались непонятные крики. Войдя туда, мы увидели сидевшего на полу парня, которого придерживал за плечи мужчина. Стоявшая рядом, бледная перепуганная женщина, подошла к нам поближе:
– Что с ним такое? – спросил я.
– Наелся д***мана. Мы сначала ничего не поняли, только потом я увидела головку недоеденную, вон, лежит на столе.
– А где он его взял?
– Я посадила несколько штук для красоты. Даже представить себе не могла… Ой, как он нас перепугал! Сейчас поспокойней стал, а то на стены бросался, нас не узнавал.
– До этого что-нибудь употреблял?
– Вы знаете, похоже, что да. Несколько раз был какой-то странный, но конечно не такой, как сегодня. Всё, выдеру к чёртовой матери эту дрянь.
– А толку-то что? – отозвался отец. – Свинья грязи найдёт. Вырастили, <распутная женщина>, наркомана. Сиди спокойно, <нецензурное оскорбление>!
Парень был полностью дезориентирован, и всё-таки я попытался с ним пообщаться:
– Слава! Слава, посмотри на меня! Как ты себя чувствуешь?
– <Самка собаки>, лезет, лезет! Не буду я! Нет, сказал! Шесть ног, ща накроется!
Вся симптоматика отравления атропином была в наличии, включая неимоверно широкие зрачки, тахикардию, повышенное давление и грубые психические нарушения.
Промывать желудок мы не решились. Во-первых, атропин всасывается быстро, а с момента пожирания д***мана прошло больше часа. Во-вторых, психомоторное возбуждение, пусть и не сильно выраженное, создавало риск попадания зонда в дыхательные пути.
По пути в стационар, пациент стал вести себя поспокойнее, но о купировании отравления речи не шло.
Вячеслав находился, а может и сейчас находится в активном поиске удовольствий. Причём удовольствий опасных, угрожающих жизни и подрывающих здоровье. Полностью оградить его от психоактивных веществ не получится, как ни старайся. Ну уничтожишь ты ядовитые растения на огороде. И что? Он всё равно не остановится и непременно найдёт нечто другое, возможно более опасное средство. Стремление Вячеслава к удовольствиям надо не подавлять, а перевести в хорошее русло. Для этого потребуется серьёзная психотерапевтическая работа. Но будет ли настрой, хватит ли терпения у Вячеслава и его родителей, неизвестно.
Освободившись, поехали дежурить на пожар в жилом доме.
Из окон подъезда пятиэтажки шёл вялый белёсый дымок. Эвакуированные жители, поглядывая на работу пожарных, что-то возмущённо обсуждали. К нам вразвалочку подошёл мужчина лет пятидесяти, внешность которого была очень знакома, но вспомнить его никак не получалось.
– Психиатрии наш пламенный привет! – сказал он с иронией в глазах. – А он убежал, вы разминулись.
– Кто убежал? – не понял я.
– Шизик Тарасов. Вы же за ним приехали?
– Нет, у нас просто дежурство на пожаре.
– Ясно. А пожар этот козёл устроил. Полез в щиток и там коротнуло. Другой бы в головешки превратился, а этому ничего! Вот какие дураки живучие!
– Он психбольной, что ли?
– Хм, ещё какой! На учёте стоит. Но, по правде сказать, до этого сильно не чудил. Вы меня наверно не помните. Я в Пролетарском отделе работал, оперативным дежурным. На пенсии третий год. Вы к нам частенько приезжали.
– О, вот теперь вспомнил!
– А вы не собираетесь на заслуженный отдых?
– Пока голова соображает и ноги ходят, поработаю. Тем более у нас по сравнению с полицией – санаторий.
Да уж, служба в «органах», а особенно в дежурной части, мягко сказать, не сахар. Загруженность, забюрокраченность, ответственность за всё и вся, превратили её в натуральную каторгу. Потому и немудрено, что сотрудники, дотянув до выслуги, без оглядки бегут на свободу.
Затем поехали в деревню на травмы спины, ног и рук у мужчины тридцати семи лет.
Никто нас не встретил, калитка была заперта, поэтому пришлось долго настойчиво стучать. И всё-таки нам открыли. Молодая женщина безо всяких вступительных речей коротко скомандовала: «Идёмте быстрей!».
Пострадавший, полностью голый, сидел на краешке кровати, сквозь зубы матерился и кряхтел от боли. Ещё бы, другой на его месте орал бы во всю глотку. На верхней части спины, задних поверхностях плеч располагались обширные глубокие ссадины.
– Как так получилось-то? – спросил я.
– Кать, расскажи… – обессиленно попросил он.
– Он захотел из города бесплатно доехать на товарном поезде. Здесь на станции спрыгнул. Как не убился и как до дома дошёл, я вообще не представляю. И***от конченный.
– Всё ясно. Миш, теперь сам рассказывай, что беспокоит?
–:Всё болит… Походу руку сломал… Башкой стукнулся…
И действительно, левое предплечье было резко деформировано. Что и говорить, неплохо он спрыгнул.
В таких случаях нужно обезболивать плюс щедро лить кристаллоидный раствор, иначе оглянуться не успеешь, как шок нечаянно нагрянет. Всё это мы сделали, провозившись достаточно долго. Но оно того стоило. В стационар Михаила привезли прям как живого. Нет, если серьёзно, полностью живого и даже малость повеселевшего.
Видать под счастливой звездой Михаил родился, раз так легко отделался. Но не стал я занудствовать и лезть с поучениями. Зачем? Он и сам всё отлично понял, так что вряд ли когда повторит на «бис» своё выступление.
Вот на этом вызове и завершилась моя смена.
А куда я отправился на следующий день, вы и сами знаете. Исполняя приказ супруги, жадничать в сборе грибов не стал. Брал только немногочисленные белые и подосиновики. Но неожиданно леший преподнёс замечательный подарок, о котором я уже и не мечтал: гриб вороночник или по-другому лисичка чёрная. Внешность его неприглядная, а для кого-то и отталкивающая. На самом же деле этот гриб не просто съедобный, но и очень вкусный. У него есть редкая особенность: в сыром виде он практически не имеет запаха. А при термической обработке появляется дивный грибной аромат. Собирал я их отдельно, в пакет, чтоб не шокировать людей, заглянувших в корзину.
В закреплённом комментарии выложил фото этой красоты, ещё не собранной.
Все имена и фамилии изменены