Байки для Завального
Наталья ЭСКИНА *
В школе я училась ровно шесть дней. Не поймите меня превратно: присутствовать в классе пришлось все семь лет. Тогда обязательной была семилетка. Потом – либо с 8 по 10 классы, либо ПТУ. В моем случае – музучилище.
31 августа перед каждым классом приезжали с дачи в город, подбиралась стопочка учебников. Я их, естественно, тут же за день прочитывала: что им даром-то целый день валяться?
«Шестидневка» возникала вот откуда. Перед первым классом читать было нечего. Алфавит изучать как-то уж поздно было. Неудобочитаемое, разделенное дефисами на слоги «Ма-ма мы-ла ра-му» вызывало разве что тяжелое недоумение. Чего это она раму целый год терла? А стекла кто ей мыл? Считать я и без каких-то вспомогательных пластмассовых палочек умела. «Кассы» с буквами алфавита – такие черные, матерчатые, на 33 буквы, были, конечно, смешные, какие-то возможности в себе таили.
В первый класс я пошла вполне сформировавшимся читателем, в лучшую сторону отличавшимся от меня – читателя сегодняшнего. Шести дней на школьную программу хватало. Тут я вполне понимаю Господа Бога, за шесть дней создавшего мир.
Дальше целый год можно было не учиться. В этом мне активно помогала соседка по парте. Играли в фантики, в «балду», в воздушный бой, в составление слов из букв заданного слова (потом это, кажется, стало называться «типография»). Вот вам пример. Зададим слово «кора» (для скорости, оно коротенькое, много производных не получится): рок, ар, рак, ор.
Мальчишки предавались более мужественным забавам: швырялись чернильницами-непроливашками (отлично проливается, если кинуть через весь класс по диагонали), плевались жеваными комками бумаги через трубочки.
Со временем мы поумнели и приступили к написанию серии романов. Тексты создавала Ира, я иллюстрировала. Объем был ограничен одним листом. Не одним п. л., то есть 40000 знаков, а листом, которым заставляли покрывать парты. Надо же беречь школьное имущество! Листом ватмана или, в целях экономии, более дешевой какой-то бумаги. Площадь такого листа, наверное, примерно метр на полметра. А детские мысли коротенькие. Брали за образец «Айвенго» и пропорционально возрасту уменьшали до объема знаков, может, в четыреста. Лист менялся раз в неделю. Мы работали со скоростью Агаты Кристи или Жоржа Сименона. И уж побыстрее недотепы Достоевского!
Потом стало стыдно баклуши бить. Раз мы такие грамотные, надо же и окружающим помогать. И завели мы с Ирой классный журнал. Вписали постранично все предметы. Список класса. Выставляли все оценки соответственно реальности. Учителя были бдительны, многие оценки держали в тайне. Помните ведь идеологическую обстановку тех лет? Всюду шпионы, враги народа. Не болтай! Держи рот на замке! Но шпион просочится везде. Подглядит, выведает, зафиксирует. Вот учительница допросила очередную жертву и молча выводит в журнале закорючку. А мы внимательно наблюдаем за движениями ее пера и закорючку копируем. Получается 4, иногда 5, иногда 3, редко – 2 или «.» (точка то есть). На переменках перед уроком весь класс к нам за информацией выстраивается: что у меня там? Чего ждать: спросят, чтобы закрыть «точку»? Захотят посмотреть, в какую сторону качнутся весы, взвесить, чего больше - троек или четверок? Давно ли спрашивали, не сегодня ли обрушат Дамоклов меч?
Когда маленькая альтруистка Наташенька выросла во взрослую Наталью Анатольевну, больше всего она (то есть я) ненавидела ведение журнала и выведение закорючек. Объелась в детстве!
* Музыковед, кандидат искусствоведения, член Союза композиторов России.
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре» 9 апреля 2020 года, № 6–7 (179–180)