В Риге никогда не было недостатка в личностях ярких, самобытных, уникальных. Одним из таких людей, вокруг имени которого неизменно ходили досужие разговоры, а жизнь окутывала тайна, был знаменитый Эйжен (Евгений) Финк (1885–1958). Человек–загадка, живая рижская легенда… Его называли ясновидящим, предсказателем, пророком. Иные считали обычным шарлатаном. Ему приписывали удивительные способности целителя. Слава его распространилась далеко за пределами Латвии.
Он родился 24 июня 1885 года на небольшой железнодорожной станции где–то между Вильно и Житомиром.
Отцом его был цыган, мать — немка (отсюда немецкая фамилия Fink — зяблик). Родитель куда–то подевался, мать рано умерла, и осиротевшего мальчика вырастила латышская семья из Лимбажи.
Уже подростком Финк начал служить в цирке Шицсона. Однажды взгорячённые лошади сильно покалечили парнишку, и его из жалости забрал к себе на лечение врач, практиковавший среди прочего и гипноз. В процессе излечения
Эйжен начал проявлять свои неординарные способности. Позднее он сам стал проводить телепатические сеансы.
Со временем Евгений Финк выучился на фотографа и в 1909 году открыл «фотографическое заведение» в Задвинье Риги, на Кальнецемской улице (Kalnciema iela). Через четыре года перебрался на ул.Московскую, 171 (ныне № 161).
Во время Первой мировой войны он эвакуировался из Риги и в Латвию вернулся лишь в 1922 году, уже с женой и двумя маленькими детьми. Вновь завёл фотоателье на Московской улице (дом № 179, не сохранился). Поскольку фотографом он слыл превосходным, через короткое время у него появилась обширная клиентура.
Однако слава ясновидящего вскоре затмила мастерство фотохудожника. Его успешные предсказания становились известны всё большему числу людей. Поговаривали, что он, например, предвидел смерть в автокатастрофе министра иностранных дел Зигфрида Мейеровица в 1925 году…
Встреча с Игорем Северяниным
Образ рижского прорицателя привлекал не только газетных репортёров, искателей сенсаций, но и уважаемых литераторов. Так о встрече с Финком, состоявшейся в ноябре 1930 года, выразительно поведал в своём очерке
«Гроза в Герцеговине» известный русский поэт Игорь Северянин. Финк в то время уже перебрался в Старый город, на ул.Известковую, 12–7.
«В Риге мы пробыли дня два, — вспоминал поэт. — Проездом.
— Не хотите ли зайти к Финку? — осведомился у меня знакомый доктор.
— Как хорошо, что Вы мне напомнили об этом: я уже давным–давно хотел с ним соприкоснуться. Я верю в него, его не зная: интуицией.
Но доктор слегка охладил мой порыв:
— Должен, однако, Вас предупредить, что он отнюдь не со всеми „потусторонне“ разговаривает. Он избегает подобных встреч. Но мы всё же попробуем. Пойдём со мной вместе.
На наш звонок дверь открыл сам ясновидящий.
— В настроении ли Вы сегодня побеседовать с моим знакомым? — спросил доктор, указывая на меня и не называя меня по моей просьбе.
— Что нужно ему от меня? — с каким–то недружелюбием в лице и в голосе воскликнул прорицатель. — Он сам не хуже меня может предсказывать людям их судьбу. — Затем он стал отплёвываться:
— Фу, какими мерзкими людьми окружены Вы! Гоните их прочь от себя скорее… Впрочем, раздевайтесь и входите, — гораздо уже любезнее сказал он.
— Прежде всего меня интересует, знаете ли Вы, кто я? — спросил я у него, прямо смотря ему в глаза.
— Во всяком случае человек искусства. Может быть, художник, композитор, артист.
— Куда мы едем? — задал я ему второй вопрос.
— Вы едете на юг. К далёкому тёплому морю. Апельсины, пальмы…
(Тут я должен заметить, что мы южнее Белграда не собирались ехать. От него же до Адриатики тридцать шесть часов езды.)
— Благоприятна ли будет наша поездка?
— О, да! Да! Много успеха, денег, славы! Постойте, постойте… О! Я вижу крушение поезда… Стоны, кровь… Трупы…
Он нервно, очень возбуждённый, прикрыл рукою глаза. И вдруг он просветлел весь:
— Нет, Вас это не коснулось. Вы — живы. Даже не пострадали. Ясно вижу. Я вижу ещё большой дом. Замок как будто. Тоже на юге. Вы вернётесь оттуда и снова туда поедете. В какой красивой местности находится этот замок! Горы, цветы, вода.
Он заметно входил в транс. Я почувствовал прилив вдохновения: волосы шевельнулись на голове, по спине пробежал знакомый холодок. У нас создавался редкостный контакт.
— Первый человек, которого Вы встретите на юге, будет носить имя: Алексей. Запомните это. Второй, кого Вы увидите, Александр. Но только остерегайтесь рыжих: у Вас нет против них противоядия. Берегитесь!
Вдруг он взглянул на мой правый бок.
— Болит? Ничего. Обойдётся без операции. (Замечу в скобках, что за два месяца перед этим знакомые врачи советовали мне оперировать слепую кишку.)
Во время нашего разговора Ирис (спутницей И.С. была его жена Ф.М.Круут. — прим. И.Г.), почти не мигая и, видимо, смутно взволнованная, смотрела на Финка. И внезапно он обратился к ней:
— У Вас слабые глаза? Об очках думаете? Рано, рано. Ещё не настало время. (А врач только что перед этим настаивал на очках! Вот уже десять лет прошло, а она и теперь ещё с ними не познакомилась!..)
— Всё спорите с Вашим другом? — продолжал он, смотря на неё — Всё разногласия? Осуждаете его за многое? Подумываете, — тут он взглянул и на меня, — о расставании? Бросьте, не советую. Счастье отвернётся от каждого. Люди вы разные, но везёт вам до тех пор, пока вы вместе. Бойтесь
лошадей, — обратился он уже к одной Ирис. И устало смолк.
Тогда я представился ему, крепко пожал руку и прочёл с исключительным подъёмом, в благодарность, каждому слову его веря, — „Весенний день“.
В Белграде первый человек, с которым мы через три–четыре дня познакомились, оказался сотрудником „Нового времени“ — Алексеем Ивановичем Ксюниным, второй — председателем державной комиссии по делам русских эмигрантов, ректором университета и воспитателем престолонаследника Петра, академиком Александром Ивановичем Беличем.
Уже из этого одного видно, что два предсказания сбылись в первые же дни».
Ниже И.Северянин описывал предсказанную Финком катастрофу поезда:
«Горы гремели вдохновенно и угрожающе (после отхода поезда в Югославии, под Дубровником разразилась южная гроза. — прим. И.Г.).
…Под железно–каменный грохот наш вагон с креном в девяносто градусов — в длину — летел в бездну. Ирис падала головою вниз, я — ногами. В душе — чувство смерти. Страха, — я это утверждаю, — не было. Было, скорее, чувство обречённости. Возможно, мы просто не успели испугаться: падение продолжалось несколько секунд. Вагон внезапно во что–то упёрся. Меня треснуло головой о стенку.
Удар был смягчён бархатной обивкой. Всё же синяк получился изрядный. Ирис никак не пострадала. Мы стали карабкаться вверх по вагону, напирая снизу на двери каждого купе в отдельности. С трудом выбравшись на верхнюю
площадку, стекло двери которой было разбито, я высунулся из него. Гроза стихла. Непроницаемая тьма. Снизу доносились голоса. Там пылали факелы. Тщетно пробовали мы раскрыть дверь, ютясь на площадке: она не поддавалась
нашим усилиям. Наконец, мимо нас спускавшимся к паровозу кондуктором мы были через разбитое окно двери извлечены наружу и стали в кромешной тьме карабкаться по скользкому откосу к полотну. Катастрофа произошла из–за грозы: громадный осколок скалы, подмытый ливнем, упал на рельсы перед проходом поезда. Случилось это между станциями Мостар и Яблоница…».
Дважды — в 1931 и 1933 годах — побывал поэт на берегах Адриатики. «Сбылось и его предсказание относительно замка: лето, осень и часть зимы 1933 года нам пришлось провести в замке Храстовец, в Словении, вблизи Марибора, где были и горы, и много цветов, и речка Песница, приток Дравы…».
И «каждый раз, — вспоминал Северянин, — когда поезд приближался к тому знаменитому перегону Мостар–Яблоница, будь то ночью или днём, у нас появлялось чувство какого–то ожидания, и воспоминание вновь и вновь ярко рисовало ночь, предсказанную вдохновенным ясновидящим».
Очерк Игоря Северянина был опубликован в рижской газете «Сегодня» в 1940 году. К тому времени слава Эйжена Финка достигла известных высот. Он разбогател и поселился в престижном доме на бульваре Райниса, 3–2. Устная
молва передавала о нём самые разные удивительные известия. Одна из городских легенд доносит историю зловещего предсказания, которое сделал рижский оракул миллионерше Эмилии Беньямин.
Роковое предсказание...
Эта почтенная дама и её муж, Антон Беньямин, являлись крупнейшими издателями, владельцами газет и журналов, особняков и поместий. Её называли «некоронованной королевой». В своём роскошном особняке на ул.Кр.Барона, 12 Эмилия устроила салон, в котором собиралось самое изысканное и влиятельное общество — министры и дипломаты, депутаты и знаменитые художники, музыканты и писатели.
Однажды блистательная дама пригласила к себе на светский приём Эйжена Финка — известный «маг и чародей» должен был развлекать её гостей предсказаниями будущего. За этот сеанс она обещала ему гонорар в 100 латов. Прорицатель честно отработал весь вечер, в течение которого потрясённые его способностями гости щедро благодарили ясновидящего, передавая ему крупные денежные купюры.
Наконец, когда в завершение приёма усталый Финк обратился к хозяйке с просьбой выдать ему обещанный гонорар, Эмилия Беньямин отказала ему в самой категоричной форме, сославшись на то, что он и так немало заработал за счёт её гостей. Эйжен Финк был крайне раздосадован и в сердцах заметил ей: «Вы умрёте от голода на кровати из досок, у вас не будет даже подушки под головой!» После чего гордо удалился…
Это предсказание, сделанное богатейшей даме страны, показалось, разумеется, полнейшей дичью. Делом немыслимым и совершенно невозможным! В прессе появились даже насмешливые стишки относительно незадачливого прорицателя.
Но вскоре наступил 1940–й год, и казавшееся незыблемым могущество «королевы прессы» рухнуло, словно карточный домик. В 1941 году мадам Беньямин была депортирована в Сибирь, где через несколько месяцев скончалась в лагере…
Впрочем, также был выслан из Латвии и сам Эйжен Финк. Рассказывают, что в ожидании этой вынужденной поездки он заранее припас себе удобные тёплые валенки.
Из ссылки Финк вернулся после войны. Был реабилитирован, однако былой славы уже не вернул, круг его знакомых и почитателей сузился до минимума. Предсказаниями он больше не занимался.
Незадолго до его смерти друзья предложили ему устроить посещение хорошего стоматолога, чтобы сделать отличные зубные протезы. Финк отказался, пояснив, что уже скоро окажется там, где зубы ему не понадобятся. Умер он 6 февраля 1958 года.
Могила знаменитого рижского прорицателя находится на Покровском кладбище в Риге. Она не забыта, и до сих пор находится немалое число тех, кто регулярно отдаёт дань памяти Эйжену Финку, возлагая ему цветы.
Пугающие тайны средневековой подземной тюрьмы...