Наступление такого урагана, что свирепствовал в тот злополучный день в Старом Крыму, было внезапным и для жителей городка неожиданным. Старый Крым был избалован своим уникальным местоположением. Его обходили стороной природные катаклизмы:будь тонепереносимый летний зной, выжигавший иногда в соседних районах всё живое и превращавший растения на полях в подобие папиросной бумаги; илиустрашающий ветер, внезапно набрасывавшийся с моря на прибрежные Коктебель и Феодосию. Этот ветер неизбежно приносит шторм такой силы, что волны разбивают в щепки пирсы, рыбачьи суда, прибрежные строения. Этими волнами подпорные стенки, бетонные лестницы и свайные опоры слизываются с такой же легкостью, как слизывается нами подтаявшее мороженое с краев сливочного брикета. Но вблизи Старого Крыма горы, море, степь и небо своим хитросплетением и взаимовлиянием создавали редкую розу ветров. Она обеспечивает ровный климат зимой, смягчает жару летом и рождает воздух, считающийся целебным для людей с легочными заболеваниями. Многие, приезжая сюда на время, для лечения, переселяются потом в эту местность насовсем. К переехавшим в Старый Крым по состоянию здоровья относился и Владимир Викторович Селиванов. Он, попав сюда однажды на лечение в санаторий, прислушался к советам санаторного врача, учёл свои собственные ощущения, и – принял судьбоносное решение. Решившись на переезд, Владимир Викторович уладил все необходимые формальности и на удивление легко и быстро устроился на новом месте. Переселенцу удалось приобрести небольшой полностью пригодный для проживания домик на окраине города. Этим приобретением Селиванов был доволен вдвойне: расположение дома позволяло ему совершать прогулки в окрестностях города, вдыхая целебную горную прохладу или тепло степного разнотравья. Соседство с городским кладбищем, расположенным неподалёку, Владимира Викторовича не смутило, – зная богатую историю Старого Крыма, мужчина воспринимал это кладбище как музей под открытым небом. Первый же день, свободный от преподавания в местной школе, куда он смог устроиться учителем химии, Селиванов как раз и решил посвятить посещению этого мемориала. Выросший, как многие его ровесники, на «Алых парусах» и «Бегущей по волнам», Владимир Викторович очень хотел посетить могилу Грина. Найти место последнего пристанища автора любимых книг оказалось не сложно, – у входа был указатель, задающий направление. Поднимаясь по крутой тропинке, ведущей сквозь растущие вдоль неё декоративные кусты, Селиванов, чтобы не сбить дыхание, вынужден был наклонить голову. Как только подъем закончился, мужчина непроизвольно распрямился и замер, пораженный. Навстречу ему протягивала руки несущаяся в порыве бега бронзовая девушка с развевающимися по ветру волосами и распахнутыми навстречу миру глазами. Конечно, Владимир Викторович сразу узнал в этом памятнике, высившемся над могилой писателя, Бегущую по волнам. Она была точно такой, как та мраморная фигурка Фрэзи Грант, описанная Грином в его повести: та же приподнятая нога в то время, как другая отталкивается, те же тонкие руки, вытянутые в порыве бега, та же улыбка... Но поразило его не это, успешно переданное скульптором точное соответствие бронзовой фигурки книжному описанию, а невероятное сходство увиденного сейчас образа с другой девушкой, когда-то так же мчавшейся к нему с вытянутыми вперед руками! Это на неё он пытался произвести впечатление, из-за неё, по студенческому легкомыслию, вписался в лыжные состязания с приятелем. Воспоминания так живо нахлынули на Владимира Викторовича, что по его телу даже непроизвольная волна озноба пробежала, совсем как в ту минуту, когда после неудачного съезда с крутой заснеженной горки, он провалился сквозь рыхлый мартовский лед в стылую воду лесной реки. Тех немногих минут, проведенных в образовавшейся под ним полынье, оказалось достаточно, чтобы круто изменить жизнь подающего надежды успешного студента-пятикурсника Володи Селиванова. Несмотря на то, что товарищи, которые были тогда с ним на лыжной вылазке, быстро вытащили его из воды и, наспех переодев в кое-что из своих вещей, срочно препроводили в общежитие, молодой человек всё же попал в больницу. Перенесённое двустороннее воспаление лёгких спровоцировало в его организме возникновение хронического недуга, и дальше жизнь Володи протекала с поправкой на болезнь. Он из здорового жизнерадостного подтянутого молодого человека очень скоро превратился в дышащего с затруднением, полноватого, подверженного сменам настроения мужчину. Нормально дышать Владимиру помогали гормональные таблетки, от приступов удушья спасал впрыск лекарства из постоянно находившегося теперь при нем ингаляционного баллончика. За прошедшие с тех пор семнадцать лет Селиванов не раз корил себя за легкомысленную горячность, – вот и сейчас тень сожаления промелькнула по ставшему из-за болезни одутловатым лицу мужчины. Вдруг набежавший лёгкий ветерок слегка взъерошил ему русые волосы, которые с недавних пор приходилось зачёсывать непривычным ранее способом, чтобы скрывать наметившиеся проплешины. Отворачиваясь от ветра, Владимир Викторович непроизвольно взглянул на бронзовую фигурку: вовсе не Фрэзи увиделась ему сейчас, а показалась та однокурсница Татьяна, что мчалась к его полынье со снежного обрыва. Это её волосы развевались от бега, выбившись из-под съехавшей на бок лыжной шапочки; это её глаза горели тревогой и решимостью, это её руки были протянуты вперёд… От этой картины и от невидимого прикосновения ветерка мужчине сделалось на душе легко и радостно. Возникло чувство, словно он только что вернулся после длительного отсутствия туда, где его давно ждали… С этой первой встречи Селиванов стал приходить к Бегущей часто. Он приходил к этому памятнику, словно на встречу с добрым другом. Как-то незаметно для себя он стал мысленно делиться с бронзовой Фрэзи итогами рабочего дня, подробностями разговоров с учениками или коллегами; обдумывать здесь свои планы… После таких прогулок Владимир Викторович испытывал прилив бодрости, возвращаясь домой, он не чувствовал себя так одиноко, как раньше. Не такими горькими стали воспоминания о том, что пришлось отказаться от аспирантуры и о том, что из-за вынужденного академического отпуска он потерял из виду ту девушку, – Татьяну. Владимиру Васильевича теперь даже не огорчала неудавшаяся женитьба, – казалась нестоящей обида на бывшую жену, что оказалась не готовой жить с ним от приступа к приступу. А главное, самочувствие после встреч с Бегущей у Селиванова намного улучшилось, – приступов удушья практически не было. Периодически Владимир Викторович заставал у памятника посетителей, – могила Грина была местом паломничества для многих. Некоторые из них, уходя, оставляли на ветках растущей здесь в память о писателе алыче красные ленточки, как дань гриновским «Алым парусам». Ритуал этот своей трогательностью нравился Селиванову, но, по его мнению, алыча не очень для этого подходила,– её следовало беречь особо: она – продолжательница сливового деревца, растущего во дворе писательского дома! Поэтому однажды Владимир Викторович решил посадить неподалёку берёзку. И хоть местный климат не очень подходил для берёзы, но благодаря стараниям Селиванова, деревце вскоре окрепло и уже активно тянуло свою крону навстречу высокому южному небу. Именно об этой берёзке с непреходящей тревогой Владимир Викторович думал всё время, пока в Старом Крыму бушевал неожиданно налетевший ураган. Ветер, разыгравшийся поздно вечером, набрал такую силу, что с легкостью клонил до земли растущие вдоль улицы деревья, с треском ломал на них сучья. Многие дома из-за обрыва проводов были обесточены, с некоторых крыш сорваны куски кровли. Владимир Викторович всю ночь не сомкнул глаз, то прислушиваясь с скрежету веток о кровлю дома, то вглядываясь в темень оконного проема, пытаясь разглядеть происходящее снаружи. Напуганные разгулом стихии, окрестные жители, как и Селиванов, с нетерпением ждали утра. С его наступлением почти все стали осматриваться у своих жилищ и рядом с ними, чтобы оценить последствия урагана. Владимир Викторович, в отличие от них, без промедления отправился проверить, цела ли берёзка. Поравнявшись со входом на кладбище, Селиванов на всякий случай воспользовался ингалятором, а затем, пытаясь справиться с волнением, стал подниматься по знакомой тропинке. Издали заметив берёзу, он обрадованно устремился к дереву, чтобы убедиться в его целости, но вдруг кожей ощутил неладное. Резко обернувшись в сторону памятника, Владимир Викторович почувствовал как земля уходит у него из-под ног: фигуры Фрэзи на постаменте не было! «Неужели ветер сорвал её?» – промелькнуло у мужчины в голове. Он подбежал к колонне, осмотрел обломок, оставшийся от скульптурной ноги, служившей опорой фигурке. Обломок представлял собой ровный срез, – не похоже на слом от ветра. Владимир Викторович растерянно осмотрелся: на мраморных плитах у подножия памятника ничего, кроме набросанных ветром листьев и мелких веточек, заметно не было. На смену беспокойству, охватившему негласного попечителя этого мемориала, пришло осознание случившейся беды: статуэтку похитили! Буря негодования охватила пораженного этим кощунством Селиванова: вандалы покусились на погребение, их не остановило даже то, что это не простое захоронение, а могила известного писателя; они, разрушив творение талантливого скульптора, нанесли обиду не только этому человеку, но и множеству горожан, гордившихся этим мемориалом! «Да как они посмели! – продолжало кипеть в сознании Владимира Викторовича возмущение, – и для чего?!» От волнения лоб мужчины покрылся липкой испариной, дыхание участилось. Не обращая на это внимания, подгоняемый только желанием немедленно призвать на помощь, сообщить о случившемся ещё кому-то, – Селиванов поспешил вернуться к дороге, ведущей в город. Ему справедливо казалось, что по горячим следам можно ещё что-то сделать. Почему-то он решил, что первым делом нужно сообщить о трагедии в музей писателя, а уж потом – в полицию. К Дому-музею Грина мужчина и направился. Шагая вдоль трассы, тянущейся вдоль кладбищенской ограды, Владимир Васильевич пожалел, что у него нет машины. «Хорошо ещё, что во время урагана обошлось без дождя, – подбодрил себя путник, – обочина не размыта, идти не так сложно». И, снова мысли вернули его к произошедшему: «Но каковы мерзавцы! Так подгадали с моментом: сделали своё грязное дело во время урагана, – не слышно и не заметно!»
Тем временем, путь предстоял не близкий: музей находился на другом конце города. Мужчина стал заметно уставать: дыхание его становилось всё тяжелее, из груди стали вырываться протяжные сипы, – первые предвестники подступающего спазма. Владимир Викторович остановился, достал из кармана спасительный баллончик, но воспользоваться им не успел, – его взгляд натолкнулся на вывеску, красовавшуюся на металлическом ангаре, примыкавшем к дороге на противоположной стороне. Надпись гласила : «Приём цветного металла». Страшная догадка пронзила Селиванова: «Ну, конечно! Для чего же ещё, если не на лом! Она же бронзовая!» После этой догадки исчезновение фигурки Бегущей предстало теперь перед ним невозвратной потерей. Его воображение живо нарисовало картину переплавки скульптуры: он почти наяву видел как пламя горна охватывало руки, волосы, одежду фигурки, превращая их в бесформенную массу… К горечи, испытываемой Селивановым сейчас, прибавилось чувство вины: ему казалось, что это лично он не уберёг скульптуру от похищения. Эту потерю Владимир Викторович воспринял как свою личную – теперь уже вторую в его жизни – потерю девушки, бежавшей ему навстречу… Ему стало очень плохо. Понимая, что уже почти не может нормально вздохнуть, мужчина из последних сил кое-как перешёл на другую сторону дороги и, теряя сознание, буквально ввалился в дверь небольшого придорожного кафе рядом со злополучным ангаром...
Пришёл в себя Владимир Викторович на больничной койке. Сосед по палате, увидев это, позвал врача. На этот зов к Селиванову подошла приятная средних лет женщина. Она внимательно взглянула своими миндалевидными карими глазами на больного, пощупала его пульс, чуть сдвинув при этом тонкие чёрные брови, и, улыбнувшись, сказала:
– Ну, вот, совсем другое дело! Что же Вы, Владимир Викторович, так нас напугали?
В ответ больной смог только вопросительно взглянуть на врача.
– Вам очень повезло, что в кафе вчера так рано уже были хозяева. Это они вызвали «скорую». Сказали, что находились в кафе, смотрели, не повредил ли чего ураган, – как вдруг – Вы! – последовало разъяснение.
– Я спешил сообщить о вандалах, – нашёл в себе силы произнести короткую фразу Селиванов.
–– Ах, вот в чём дело! Об этом уже весь город шумит! Вчера вечером в полицию позвонили из Энска, к ним в пункт приема развязные молодые люди привезли куски бронзовой скульптуры. К счастью, приёмщики оказались порядочными людьми: рассчитавшись за «лом», тот час же позвонили в Старый Крым,– фигурку, несмотря на распил, они сразу опознали.
– А сейчас фигурка где? – волнуясь, Владимир Васильевич непроизвольно взял доктора за руку.
– Не волнуйтесь так, – она успокаивающе прикоснулась свободной рукой к плечу больного, осторожно освобождая другую руку из ладони Селиванова, – я слышала, что полиция уже всё изъяла, – ищут похитителей. Говорят, что уже сообщили о случившемуся скульптору,– она обещала выехать из Москвы сюда.
– Спасибо Вам, доктор! Хоть что-то узнал, – поблагодарил женщину за рассказ Владимир Викторович.
Врач, слегка улыбнувшись в ответ, собралась уходить. Но, видимо, что-то вспомнив, на минутку задержалась и добавила:
– Скульптор, кстати, наша землячка, – она родилась здесь, в Старом Крыму. Её Татьяной зовут, как и меня. А я– Ваш лечащий врач, Орехова Татьяна Дмитриевна.
Селиванов не нашёлся даже что ответить: не мог же он ни с того, ни с сего сказать доктору, что для него она не только упомянутой ею скульптору тезка…
Послесловие.
Не быстро, но всё же, –скульптурная композиция на могиле Александра Грина была восстановлена. Скульптор Татьяна Гагарина*смогла восстановить фигурку Бегущей по волнам к общей радости старокрымчан и приезжающих сюда почитателей творчества писателя.
По-прежнему на соседствующем с могилой кусте алеют повязанные посетителями мемориала ленточки, а высокое дерево, растущее чуть поодаль, позволяет укрываться в его тени от южного солнца.
Часто под сенью этого дерева можно заметить любующуюся бронзовой фигурой стремительной Фрэзи пару: невысокого полноватого лысеющего мужчину с глазами много пережившего человека и– в рост ему, подтянутую, миловидную женщину с копной густых темных волос.
Так вышло, что Владимир Викторович и Татьяна Дмитриевна, познакомившись тогда в больнице, сдружились, а через некоторое время поняли, что нужны друг другу больше, чем друзья.
В тот день, когда коллеги по работе поздравляли Селиванова с приобретением супружеского статуса, он, отшучиваясь от их любопытства, сказал: «Это –последствие моего давнего и, как мне казалось, неудачного съезда со снежной горки».
*– Гагарина Татьяна Алексеевна(23 июля1941, Старый Крым–6 сентября 1991, Санкт-Петербург) – скульптор и поэтесса. В 1962 году поступила в Академию художеств(Ленинград), ныне – Всероссийская Академия Художеств. Её дипломная работа была посвящена памяти А. Грина. Этой теме она оставалась верна и в последствии. Ей принадлежит памятник на могиле А. С. Грина в Старом Крыму, установленный в 1980 году. В том же году перед фасадом Дома-музея А. С. Грина в Старом Крыму был установлен бюст писателя её работы. Трагически погибла в Ленинграде (Санкт-Петербурге) – сбита автомобилем при езде на велосипеде. Похоронена на коктебельском кладбище.(Википедия)
Лариса Гребенюк (Борисова), март, 2024