- Ты чо?! Новый хлеборез? Я Витька-Кол, мне и моим корешам по два куска хлеба полагается! - Витька-Кол был смотрящий по тюрьме, он пришел на обед со своей кодлой, и был возмущен тем, что очевидные вещи приходится объяснять.
Хлеборез невозмутимо пожал плечами, и ответил:
- Хлеб весь учтен, присылают точное количество, каждому по одному отрезу. Если я тебе дам два, то кому-то не хватит. А выписали на всех поровну. - Он посчитал количество человек, стоявших перед ним, бережно отрезал каждому по куску, и поставил на стойку.
От неожиданности Витька не нашел, что ответить, лишь его желваки от негодования заходили ходуном.
- Ну, погоди! - Процедил он сквозь зубы. Блатные забрали хлеб и пошли к своему столу. По дороге они взяли у мужиков недостающие куски. Те, слегка возмутились, но в рамках дозволенного.
Понятно, что такую дерзость Витька прощать не собирался, и, вскоре, Хлеборез загремел в больницу с тяжкими телесными повреждениями.
На следующий день Витька устроил дебош в столовой:
- Почему не выдают хлеб? Где хлеборез?
Наполучав тумаков от охраны, он угомонился, тогда вышел старший надзиратель и сказал:
- Хлебореза кто-то отправил на больничную койку. Не знаешь ли ты, Виктор, кто это мог сделать?
- А я почем знаю? - начал играть в свою игру рецидевист, - что-то с кем-то не поделил, а весь честной народ без хлеба сидит! - Озираясь произнес он, ища поддержки среди арестантов.
- Я так и думал. Ну тогда послушай! Мне надоели твои выходки, всем нам хорошо известно, кто в нашем учреждении может отправить человека в больницу с тяжкими повреждениями. Мне теперь отписываться во все инстанции. Можешь не признаваться. Мне все равно. Только я тебе напоминаю, порядки здесь устанавливаю я! А это значит, что хлебореза тоже назначил я, - начальник говорил громко, чтобы слышно было всем, даже за самыми дальними столами, - и пока он не поправится, у вас не будет нового хлебореза! - Возмущенный гул заполонил столовую, - а вы сами найдите того, кто нанес ему увечья, и разберитесь по-свойски! - сказав это, начальник ушел.
Витька почувствовал множество не добрых взглядов на своей спине. Когда дело касалось еды, даже от простых мужиков можно ожидать заточку в бок.
- Разберемся, начальник, не переживай! Передай, чтобы быстрее поправлялся! - Процедил сквозь зубы смотрящий, вслед уходящему надзирателю.
Все ночи, пока Хлеборез не поправился, Витька почти не спал. Голодные мужики, проходя днем мимо него, злобно сверкали глазами, отношения с блатными тоже охладели.
"Так и статуса Смотрящего можно лишиться. И заточку в бок схлопотать. Перегнул мальца"! - думал Витя, ворочаясь, в тайне желая скорейшего выздоровления оппоненту.
Хлеборез, наконец-то, поправился и приступил к своим обязанностям. Его появление вызвало ликование. Вся столовая стучала ложками по тарелкам и улюлюкала.
У Витьки тоже отлегло от сердца. Но не отступать же сразу:
- Ну что? Поправился? Заждались! - прошипел Витя.
Хлеборез невозмутимо нарезал хлеб.
- По два куска выдай нам!
Хлеборез бережно нарезал хлеб и поставил на стойку по количеству людей, стоящих перед ним.
- Извини. Не могу. - он без страха, вернее вообще без эмоций посмотрел на Витю. На этот раз ситуация не застала Кола в расплох.
- Ты можешь идти на принцип, и не давать нам больше хлеба, но ты же понимаешь, что мы пойдем и отнимем у мужиков те куски, которых нам не хватает. Ты провоцируешь конфликт!
- Хлеб присылается под расчет, - заладил Хлеборез свою песню, - каждому заключенному по одному куску. Я выдаю всем, никого не обделяя, и ни кого не выделяя. То, что вы делаете дальше со своими кусками, это ваше право. Но моя обязанность выдать каждому его отрез, - Витька смотрел на него, и постепенно начинал понимать, что Хлеборез не идет на принцип, не упирается, то есть не представляет угрозы его авторитету. Скорее, он слегка не в себе. Надо было как-то красиво уходить:
- Смотри, Хлеборез, место у тебя сытое, мог бы в фаворе ходить, если бы дружить умел, а теперь, если только узнаю, что ты хлеб крысишь, сразу на пику подниму! - Прошипел Кол, и пошел к своему столу, по дороге зацепив пару кусков со столов мужиков.
Хлеборез, бесстрастно пожав плечами, продолжил свою работу...
*****
- ... Хлеборез, ты же видишь, я не доедаю! Я в обморок падаю на работе! Что тебе стоит отрезать лишний кусок хлеба? - Умолял каждую ночь шепотом сосед по камере, с которым у Хлебореза сложились дружеские отношения. И, однажды, Хлеборез сдался:
- Подойдешь на обеде последним, я дам тебе дополнительный кусок!
Все прошло по плану, сосед подошел последним, Хлеборез бережно отдал ему два куска. Но, как только, тот отошел от раздачи, налетели блатные:
- Ну что, крыса, попался? Хлебом барыжишь? - они вломились на кухню, прерыли все, но ни одного куска больше не нашли. В замешательстве, они обратились к нему:
- Куда хлеб сханырил? Отвечай, крыса! - Кричал Витька.
- Да нет хлеба, я ему свой кусок отдал. Весь хлеб приходит под отчет, каждому заключенному по одному куску...- начал он по обыкновению. Еще раз, осмотрев всю кухню, блатные удалились.
Витька был в замешательстве. Но при этом ощутил в себе странное спокойствие.
Он почувствовал, что ему не нужно никого контролировать, проверять, подозревать в этом сегменте арестантской жизни. Ему туда не залезть, но при этом, там все по справедливости, к Хлеборезу не подобраться. Его не скомпрометировать, ни вступить в сговор, ни испугать. Там нет подвоха, там все четко. И Витька вообще перестал об этом думать и отступил.
Надзиратели также, несколько раз проводили неожиданные ревизии, но результат всегда был одинаков.
Во всей тюрьме утвердилось четкое понимание, что хлеб выписывается под расчет, каждому по одному куску на заключенного, и каждый его получит. Самый последний зек, вдруг осознал, что кто-то его посчитал, и без куска хлеба не оставил! Всем пришло осознание, что о нем помнят, лично ему, каждый день, выделяют хлеб!
И Витьке стало сложнее отнимать хлеб у мужиков, потому что само понимание хлеба изменилось! Теперь это был не безымянный кусок черствой, серой субстанции, унизительной подачкой, присланный с воли, а ломоть теплого хлеба, который кто-то испек лично для него! И мужики теперь готовы были за него умереть!
Да Витька и сам, понимая, что перегибать не нужно, свел постепенно эту практику на нет.
Сосед после того инцендента долго просился, и наконец, перевелся в другую камеру, не мог смотреть в глаза Хлеборезу, хотя тот его ни разу не упрекнул, и пытался продолжать общение, как ни в чем не бывало.
Сосед думал, что тот над ним издевается. А потом, говорят, за углом барака повесился.
Витька-Кол, как и прежде, продолжал рулить зоной, но как-то все стало по другому... Осознав, что каждый посчитан, не забыт, арестанты стали более уверенными, начали уважать себя и окружающих.
"Раз мне посылают мой кусок хлеба, значит в меня кто-то верит! Значит моя жизнь кому то нужна! Кто-то о ней заботится"! - Эти мысли, неосознанно, но на уровне подсознания теперь были основополагающими в головах у арестантов.
Витька хорошо чувствовал изменения настроений в обществе, понимал, что нужно тоже меняться, чтобы удержать власть.
Это уже была не серая толпа безликих мужиков. Каждый имел свой ломоть хлеба каждый день, и гордился тем, что этот кусок прислан именно ему. Именно он! Обладающий именем! Индивидуальностью. Кол вовремя сориентировался, что насилием и страхом народ не удержать, стал в решении вопросов апеллировать к справедливости, тем самым сумев сохранить свой авторитет.
Иначе бы он не справился, и кодла бы не помогла, против толпы разъяренных мужиков.
Надзиратели тоже стали поспокойнее. Заключенные продолжали выполнять свои повинности, но теперь, это не была серая безликая толпа, семенящая по прогулочному двору. Каждый теперь шел достойно, также в строю, но не стремясь, слиться с толпой.
Охранники стали различать людей по походке, без труда запоминали имена осужденных. Раньше это было делать сложно, ведь все были на одно лицо.
Все присмотрелись к друг другу, и стали видеть перед собой индивидуальности. Всё как-то успокоилось, конфликтных ситуаций стало меньше, вернее они сошли на нет. Каждый понимал что ему можно делать, а что нельзя, и старался не переступать границы, потому что никто не хотел, чтоб унижали его достоинство применением насилия. Но и против несправедливого превышения полномочий без страха вставали все. Это было чревато для администрации лагеря. Поэтому обо всем договаривались,
уважая друг друга. Всех это устраивало.
Главный надзиратель уже лелеял мысль отправить заявку на участие в конкурсе на звание "Лучшее исправительное учреждение". Но...
*****
- ...А где Хлеборез? - спросил Витька, подходя к раздаче, увидев нового человека нарезающего хлеб. Дежурный надзиратель ответил:
- Нет больше Хлебореза! Расстреляли сегодня утром! - Хоть он и пытался говорить надменно, было слышно, как голос его дрожит.
Вся столовая замерла. Это был всеобщий крах. Хотя многие, даже имени его не знали. Но это был оплот справедливости, пока этот человек был на хлеборезке, всем на душе было спокойно. Именно он, безымянный арестант,
никого не оставит и не забудет. Скорбь проникла абсолютно во все сердца, находящихся в столовой. Сама собой возникла минута молчания, от непереносимой утраты для всех.
Кто-то всхлипывал, кто-то онемел от горя. Минута полного скорбного единения всех: от надзирателей до самых последних зеков. "Все посчитаны! Каждому полагается один кусок в руки"! - звучал еще в столовой его голос.
Он никогда не кричал об этом, просто честно выполнял свою обязанность. "Все посчитаны... Обо всех помнят... Каждому причитается его кусок"...
Даже очерствевшая насквозь душа Витьки выдавила слезу. Желваки бегали на скулах... Но жизнь продолжается. Витька взял себя в руки:
- Я Витька-Кол! Мне и моей кодле по два куска! Усек? - прошипел он.
- Усек! - ответил новый хлеборез.
Max Postman
2024