Прогнозируемый ливень весь день казался лишь слухом, но сейчас, наконец, с небес обрушился дождь. На секунду все вокруг осветило белым, словно острие ножа поймало луч света и отразило его на многочисленных поверхностях вокруг. Молния расколола небо пополам, и на миг стало светло, как днем. Каменные надгробия, казалось, пульсировали, словно в лучах стробоскопов в ночном клубе, а затем их снова поглотила темнота.
Девушка стояла на коленях перед могилой сестры. Она приезжала часто, ведь, в конце концов, так поступают скорбящие сестры, но ей было легче делать это именно ночью. Окутанная тьмой, она могла быть самой собой и чувствовать то, что хотела. А зачастую не чувствовать вообще ничего. Глубочайшую, гулкую пустоту. Если быть предельно честной, возможно, она все-таки ощущала некую долю гордости вместе с искренним чувством привязанности, даже несмотря на то, что ее сестра теперь была не более чем скелетом, лежащим под землей. Забавно вышло, что для восстановления их связи, которой не было с самого их рождения, потребовалась смерть одной из них. В любом случае, такие мысли и эмоции были не совсем уместны для скорби в дневное время.
Молния, напротив, очень подходила под атмосферу сегодняшнего вечера – годовщину со дня смерти ее сестры. Да и в самой девушке молния словно подсветила что-то. Некую темную сторону, с которой она и сама не особо любила контактировать. В момент, когда все на секунду залило ярким светом, она склонилась над надгробием и прижалась губами к холодному камню. Она была уверенна, что в каком бы мире не находилась ее сестра, ее голова сейчас раскалывалась от такого неискреннего проявления нежных чувств.
Хотя оно не было на сто процентов неискренним. Правда, не было. Просто так сложилось, что в жизни они были абсолютными противоположностями. Добро и зло. Ангел и демон. Черное и белое. Пусть они и были идентичными внешне, никто никогда не путал их друг с другом. Однако мысль, не дающая ей покоя весь прошлый год, говорила об обратном. Как оказалось, не такие уж они и разные.
Если бы вы спросили их мать, Пейдж, она бы сказала, что с самого начала поняла, что с Мэделин было что-то не так. Ее дочери хоть и были близнецами, их сходство было исключительно физическим. Мэделин была очень трудным младенцем с самого первого дня. Из них двоих именно она плакала без остановки и отказывалась от груди. Часто, когда Пейдж, наконец, удавалось успокоить малышку и уложить ее в кроватку, она едва успевала дойти до двери детской, как за ее спиной снова раздавался душераздирающий крик Мэделин, который часто будил и Эрику. Пейдж была настолько измотана, что ей хотелось упасть на пол и рыдать, свернувшись в клубок. Мэделин была ребенком, глядя на которого у Пейдж не оставалось вопросов, откуда в мире вообще появилось понятие «синдром детского сотрясения».
Когда Мэделин подросла, она продолжила оттачивать свою злость. Пейдж не могла спустить с нее глаз ни на секунду, опасаясь, что стоит ей отвернуться, Мэделин столкнет Эрику со ступенек или ущипнет ее так сильно, что у малышки тут же появится фиолетовый синяк. Эрика, напротив, была просто солнышком, и Пейдж не уставала благодарить Господа за это каждый день. Она была уверена, что не способна справиться сразу с двумя «младенцами-демонами», а именно так она в душе называла Мэдисон. По ночам она молила Бога простить ее – какая нормальная мать может ненавидеть собственного ребенка? О, она любила ее, она любила их обеих. Но она просто не выносила Мэделин. Как же сильно она мечтала, чтобы ее мать или сестра предложили забрать Мэдлин на выходные или хотя бы на один денёчек, но этого так и не произошло.
Эрика же, напротив, была тихим ребенком, имела отменный аппетит, крепко спала и в целом была очень лучезарной девочкой, чья улыбка освещала всю комнату (в отличие от сестры, которая скорее пнет вас в лодыжку с демонической ухмылкой на маленьком личике, чем подарит добродушную улыбку). Эрика росла и завоевывала сердца учителей, ведь она была послушной, соблюдала правила и всегда была очень вежлива. Пейдж знала, что нельзя делить детей на любимых и нелюбимых, но ничего не могла с этим сделать. Когда она просила Господа о прощении, она также просила, чтобы Мэделин поскорее переросла свою злобу. Но этого так и не произошло.
Эрика всегда говорила, что быть хорошим ребенком было гораздо сложнее, чем могло показаться на первый взгляд. Помимо того, что она всегда старалась не привлекать к себе внимания и разводить много лишнего шума – а иногда даже хорошие девочки могут злиться и расстраиваться – нужно было всегда учитывать характер Мэделин. С малых лет Эрика научилась всегда быть начеку, ведь Мэделин имела привычку периодически сталкивать сестру со ступенек или ставить ей подножки. Всю жизнь Эрика привыкла держать ухо востро, будучи рядом с сестрой. Все эти годы она жила в постоянном напряжении, в ожидании очередных нападок от сестры, готовая защищаться в любой момент. Это очень изнуряло и иногда ей хотелось хоть раз в жизни быть той, кто разразится злобной тирадой, той, кто в ярости сметет посуду со стола. Но она знала, что ее мать этого бы не вынесла. Во взгляде Пейдж была такая глубокая усталость, что можно было не сомневаться: она пропитывала все ее естество до самого дальнего уголка ее души.
Девочки становились старше, а нападки Мэделин на близняшку становились все более изощренными. Могло показаться, что физическое насилие наскучило Мэделин, и она стала делать вещи, которые на первый взгляд выглядели гораздо безобиднее. Однако эти хитроумно спланированные поступки делали Эрике больнее, чем любой синяк или вывихнутый палец. Мэделин могла порвать эссе по литературе, за которое Эрика получила пять с плюсом, вылить черную краску на ее форму чирлидерши. Эрика сразу поняла, что проще всего будет не высовываться и об отлично написанном тесте по математике тихонько сообщать матери наедине. Проще было не баллотироваться на пост президента школьного совета. Проще было отказаться от участия в чирлидинге и уйти из команды. На ночь Эрика запирала дверь своей спальни на замок, поскольку, если быть откровенной, Мэделин до ужаса пугала ее.
А что же Мэделин? Мэделин с самого детства видела, что у родителей есть любимица, так почему бы в таком случае не играть роль злодейки, которую они сами ей отвели? У нее было огромное количество воспоминаний из детства, где четырехлетняя Мэделин смотрит на свою чистую, невинную, идеальную сестру, а внутри нее самой бурлит кипящая ненависть. Волосы Эрики всегда лежали идеальными локонами, как у детей-моделей в рекламе по телевизору, в то время, как у Мэделин были дикие кудри, которые, как ей казалось, было невозможно укротить. Прямо, как и ее саму. Она отлично помнила момент, когда схватила прядь золотистых локонов Эрики и отрезала их швейными ножницами, даже не успев понять, что произошло. У нее была сотня воспоминаний подобных этому, но, по правде говоря, в какой-то момент ее выходки перестали приносить ей удовольствие. Эрика никогда не реагировала на физические нападки, а просто закрывала свою жалкую печальную плачущую физиономию ладонями. Мэделин пришлось стать более изобретательной.
У нее было много воспоминаний. Например, воспоминание о том, как она переспала со школьным парнем Эрики и сняла это на видео. Вот это уже было весело. О том, как она выложила видео в интернет и наблюдала, как оно набирает сотни просмотров за считаные часы. О том, как она специально выставила камеру так, чтобы ее лица не было видно. Все были уверены, что на видеозаписи Эрика,…но Эрика знала правду. Эрика знала правду, ведь она была девственницей. И Мэделин была в курсе этого секрета сестры, ведь до этого она нашла дневник Эрики – розовый блокнот в глянцевой обложке с замочком, выглядящий так, словно принадлежит десятилетке.
И самое лучшее в этой истории, что парень Эрики понятия не имел, что оказался в постели не с той близняшкой, которая была его девушкой. Его глаза чуть не вылезли из орбит, так сильно он удивился и был взволнован, когда Мэделин заперла дверь в спальню Эрики и резко сняла с себя футболку. Когда он ушел, девушка усмехнулась, просматривая видео и предвкушая, чем это все закончится. Как она и ожидала, репутация хорошей девочки Эрики пострадала, и она рассталась с парнем. И хорошо. Так ей и надо.
Ненависть к Эрике была настолько глубокой и сильной, что Мэделин не знала, кем она была бы без нее.
Их отец, Энди, развелся с их матерью много лет назад, и у него не было такого количества воспоминаний о девочках. Ни для кого не было секретом, что причиной его ухода стало поведение его безумной, склонной к манипуляциям дочери-психопатки. Обе девочки слышали, как он кричал эти слова их матери, отказывавшейся обращаться за помощью для Мэделин. Он кричал их так, словно ее имя было безумная, склонная к манипуляциям психопатка, а вовсе не Мэделин. Девочкам тогда было всего пять. Пейдж считала, что Мэделин была слишком мала, чтобы подвергать ее анализам, терапии и тем более медикаментозному лечению. Энди ее взгляды абсолютно не разделял, и их брак, который когда-то был настоящей историей крепкой любви, пусть девочки этого и не знали, был разрушен.
Молния снова пронзила темноту ночи, и девушка провела пальцами по буквам имени ее сестры на надгробии. Она была рада, что ее сестра умерла. О, она никогда не произнесла бы этого вслух, хотя некоторые люди наверняка этого от нее ожидали. Даже ее мать иногда бросала в ее сторону косые взгляды во время их редких совместных ужинов. Взгляды полные скорби и страха. Девушка была почти уверена, что ее мать прекрасно знала, что несчастный случай не был несчастным случаем. Но сама Пейдж никак это не комментировала. Их мать и так словно жила в аду: потеря мужа, жизнь с безумной, склонной к манипуляциям дочерью-психопаткой, смерть другой дочери, ставшая для нее абсолютной катастрофой, какими бы ни были обстоятельства случившегося. Пейдж была совершенно опустошена, разбита. Она двигалась механически, словно призрак, как будто умерла вместе со своей дочерью.
Это не было убийством, вовсе нет. Заранее ничего не было спланировано, так что в каком-то смысле это действительно был несчастный случай. Но все так удачно складывалось, словно вселенная сама предоставила удобный случай. Словно огромная рука опустилась прямо с небес, говоря: «Вот твой шанс! Избавься от нее! Положи конец всем своим проблемам!».
Был прекрасный октябрьский день, девушки возвращались домой из школы. В машине стояла гробовая тишина – их ссора из-за ситуации с парнем Эрики была все еще свежа. Девушка припарковала машину и уже собирала вещи, когда осознала, что их матери нет дома, а значит ей нужно перепарковать машину, чтобы Пейдж смогла заехать в гараж, когда вернется. В ту же секунду, как она включила задний ход и сдала назад, девушка услышала глухой стук и почувствовала сильный удар. Инстинктивно ее нога потянулась к тормозу и ударила по педали. А затем…
А затем она сняла ногу с педали. Она позволила машине откатиться назад, чувствуя приятное покачивание, когда автомобиль наехал прямо на ее сестру и, наконец, сделал то, о чем она мечтала уже очень много лет. Это стало полным шоком для девушки – и само происшествие, и то, какое умиротворение она испытала по этому поводу.
Конечно, последствия были далеко не самыми приятными, особенно те, которые были сразу после несчастного случая. Оказалось, что вид останков лица ее сестры – абсолютно такого же, как у нее самой – размазанного по асфальту, был способен вывернуть ее желудок наизнанку, и девушку стошнило еще до того, как она успела набрать 911.
Единственное, из-за чего она действительно переживала, была ее мать, истошно кричащая у тела своей дочери, которую уже окружили медработники и несколько машин скорой помощи. Да, вот из-за этого ей действительно было плохо. Что бы кто ни говорил о ненависти Пейдж к Мэделин, она не могла не испытывать сочувствия к собственной матери.
Затем были похороны, на которых присутствовало невероятно мало людей – не трудно догадаться почему. Что бы они сказали? Соболезнуем вашей утрате? Их отец тоже присутствовал. Его нахождение там нельзя было назвать никак иначе, нежели неловким и нелепым. Он почти ничего не говорил, лишь смотрел на гроб и слегка похлопывал их мать по плечу, как люди в конюшне похлопывают лошадь, которую слегка побаиваются. Но девушка была готова поклясться, что видела слезы в его глазах.
Когда он уходил из семьи много лет назад, он даже не пытался скрывать, что Эрика была его любимицей. Пейдж в то время еще пыталась создать видимость, что одинаково любит своих дочерей, но Энди не обладал достаточным терпением для такого притворства. Именно с Эрикой он играл, именно ее он брал с собой, когда ездил по делам по воскресеньям, и именно ей он показывал фокусы, то и дело доставая у нее монетку из-за ушка. И все равно, было дико видеть, как он стоит над гробом и плачет. Гроб даже не был открыт.
Девушка даже поймала себя на мысли, что ожидала, что он останется. Может, когда ее сестры, наконец, не стало, они втроем смогут построить нормальную хорошую крепкую семью. Ей вот-вот должно было исполниться восемнадцать, но она все еще фантазировала о той жизни, которая могла бы у нее быть, не будь она наполнена ненавистью. Мама и папа, которые любили бы друг друга, обожали бы ее и…всё. Никакой сестры. Она могла представить свое будущее, Рождественские ужины втроем, день ее свадьбы, где оба родителя вели бы ее к алтарю, счастливую жизнь.
Но этому не суждено было случиться. Энди смотался еще быстрее, чем в первый раз. Он даже не пришел на погребение на кладбище.
Снова пустился дождь, и девушка подумала, что пора бы возвращаться домой. Ей не очень этого хотелось, ведь ее самым большим секретом стал тот факт, что за год, прошедший с тех пор, как она сбила сестру, она чувствовала себя ближе к близняшке, чем когда-либо за всю их жизнь. Она испытывала чувство…оживления, связи всякий раз, когда она навещала могилу сестры. Иногда она почти сожалела о содеянном. Возможно, эта связь означала, что однажды они каким-то образом могли бы преодолеть свои разногласия. Может быть, в конце концов, ее сестра просто играла ту роль, которую ей отвели.
Или может они не были такими уж разными.
Дождь усилился, и Эрика снова провела пальцами по имени Мэделин на холодном камне. Это был ее ритуал, каждый раз, когда она прощалась с сестрой. Она еще раз провела пальцами по имени, тихо прошептала его, наклонившись и поцеловав холодный мокрый камень еще раз, перед тем как, наконец, подняться с земли.
Забавно вышло, конечно. Если бы все было наоборот, и Мэделин так сбила Эрику, все бы подумали, что она сделала это преднамеренно. Но Эрика? Никто никогда в жизни бы не заподозрил, что в тот самый момент трагедии у нее было время на размышление, было время на то, чтобы обдумать свои действия и принять решение удрать ногу с педали тормоза. Даже если кто-то и подозревал, что у нее было время среагировать, ни у кого бы даже мысли не было заподозрить, что девушка намеренно убрала ногу с педали. Нет, Эрика так бы не сделала. Не Эрика. Не Эрика, которая была волонтером в приюте для бездомных, которая заботилась об экологии, и никогда в жизни ни о ком не могла сказать плохого слова, даже о своей безумной, склонной к манипуляциям сестре-психопатке. Никто никогда не узнает.
И теперь, наконец, она ощущала умиротворение. Ей не нужно было постоянно быть начеку, всегда беспокоясь, что на этот раз задумала Мэделин. Количество энергии, которое было потрачено на то, чтобы справляться с ненавистью от сестры, было ошеломляющим. И без нее теперь было очень свободно. Возможно, поэтому ей так нравилось навещать могилу на кладбище – это было очень знакомое по жизни ощущение.
Эрика снова склонилась над надгробием и поцеловала холодный камень в последний раз. Она почувствовала разряд электричества, пронзающий ее тело, словно частичку зла Мэделин. Она всегда понимала ее ненависть, потому что она чувствовало абсолютно то же самое по отношению к сестре. Просто Эрика никогда ничего не делала. По крайней мере до того дня, когда произошел несчастный случай. Не такими уж и разными они были, получается?
Когда девушка повернулась спиной к могиле и начала двигаться к выходу с кладбища, еще один разряд молнии окрасил небо в белый и фиолетовый. И в этот момент, она была готова поклясться, что своими глазами видела, как из земли показалась рука, которая резко дернула ее за лодыжку. Когда девушку снов окутала темнота, она осознала, что всего на всего споткнулась о собственную ногу. Никаких рук, торчащих из почвы, никакой разверзнувшейся земли, ничего.
Однако, Эрика все же была напугана. Она поспешила прочь с кладбища, ощущала, как ее сердце колотится в груди так сильно, как не колотилось уже целый год. Всю дорогу до машины девушка оборачивалась, в ожидании увидеть Мэделин, идущую за ней. Она могла поклясться, что слышала, как та посмеивалась за ее спиной, но дойдя до своей машины, осознала, что это был всего лишь гром.
Эрика вспомнила, как пару дней назад споткнулась, спускаясь по ступенькам крыльца, и как она почувствовала, словно кто-то толкнул ее в спину. Но рядом с ней никого не было, и девушка списала это на недостаток утреннего кофе в организме.
Сейчас же девушка задумалась. Разве это не похоже на безумную, склонную к манипуляциям психопатку Мэделин? Докучать прямиком из потустороннего мира вполне в духе ее сестры. Эрика тряхнула головой, словно отгоняя эту мысль подальше от себя. Это было просто посттравматическое расстройство после долгих лет жестокого обращения, всего лишь остаточная травма от того, что творила ее сестра. Это была не Мэделин.
Когда девушка дала задний ход, чтобы развернуться и выехать с кладбища, она вспомнила тот день во всех подробностях, и поняла, что поступила правильно. Мэделин больше ничего не могла сделать, она была мертва. Эрика была рада, что она мертва! Она была рада, что именно из-за нее это случилось. Мэделин была не единственной безумной, склонной к манипуляциям психопаткой.
Нет. В конце концов, они оказались не такими уж разными.
Автор: Lindsay Flo.
Ссылка на оригинал: https://blog.reedsy.com/short-story/5xekit/