Для многих людей традиционное русское церковное пение ассоциируется именно со звучанием хора Троице-Сергиевой Лавры. В этом немалую роль сыграл его руководитель архимандрит Матфей (Мормыль), известный в свое время далеко за пределами России. Составленные им нотные сборники песнопений используются сегодня во многих православных храмах. А преподаватели церковного пения продолжают обучать певчих по его системе. В обители преподобного Сергия отец Матфей прожил почти всю сознательную жизнь, более 30 лет самоотверженно отдавая себя регентскому делу. Он любил говорить о себе словами Псалтири: “Пою Богу моему дондеже есмь…”
Эта статья о самых ярких и ключевых моментах жизненного пути архимандрита Матфея, о формировании стиля пения и репертуара лаврского хора и уникальной системе обучения певчих на клиросе.
“Я – четвертое поколение певчих в роду”
Отец Матфей (до пострига — Лев Васильевич Мормыль) родился 5 марта 1938 года в пригороде Владикавказа, станице Архонской (Северный Кавказ). Семья будущего регента была благочестивой, с певчими в нескольких поколениях. Как говорил сам отец Матфей: “Я представляю четвертое поколение певчих в роду”. Дед его пел в разных церковных хорах и даже в опере, а мать до глубокой старости пела на клиросе. По обеим линиям в роду архимандрита были и монашествующие.
Несмотря на суровые гонения властей на Церковь и верующих, в семье Мормылей всегда справляли важные церковные праздники. К Рождеству учили тропарь, кондак, колядки, к Пасхе — пасхальный канон. Рассказывал архимандрит и о своих бабушках, принимавших странников. К ним домой часто стучались незнакомцы со словами: “Нам сказали, вы здесь людей принимаете. Можно у вас переночевать?” — и всегда получали кров, были накормлены казачьим борщом. Обе его бабушки были неграмотными, но знали Евангелие наизусть и всегда почти дословно запоминали проповеди священников.
Первый опыт служения и регентства
С семи лет Лёва Мормыль уже помогал в алтаре храма, организованного в 1945 году в одном из домов его родного селения. Там же он стал приобщаться к клиросу, где пела его мама. Подсказывал и помогал двум слепым певчим, которыми восхищался.
Служение в церкви мальчик Лёва успешно совмещал с учебой в советской школе. Настоятель храма иеромонах Иоасаф (Бунделев) Лёву ласково называл “попиком”, а в школе его всерьез дразнили “попом”. Как-то после очередной антирелигиозной лекции он пришел домой с большой шишкой, потому что один из активистов подкараулил его за палисадником и ударил по голове школьной фуражкой, в которую вложил камень.
Через год после окончания школы Лёва Мормыль поступил в Ставропольскую духовную семинарию. Как-то на каникулах его отправили в город Ессентуки, где по назначению настоятеля он впервые служил регентом левого клироса. На правом же хором управлял известный на Северном Кавказе регент — диакон Павел Звоник. Лев восторгался его музыкальным чутьем, интонацией, произношением, которые трогали всех. У отца Павла семинарист многому научился.
В Ставропольской духовной семинарии Лев приобрел ценный навык готовить, расписывать и пропевать стихиры. Тогда еще не было ксероксов, а единственная штатная машинистка была загружена другими бумагами, так что все для хора приходилось переписывать самому. Это позволяло ему выучивать большие отрывки богослужений наизусть.
Принятие в число братии Лавры
После семинарии в 1959 году Лев поступил в Московскую духовную академию. Первые два года пел в хоре и мечтал о монашестве.
Архимандрит рассказывал, что еще первокурсником в Успенском соборе Лавры попал на исповедь к отцу Тихону. Рассказал ему о своем заветном желании пойти в монастырь, а старец, держа на его голове епитрахиль, постучал по ней рукой и сказал: “Ничего, брат Лев, года через три всё Господь управит”. Затем достал из своего кармашка небольшое Евангелие с иконкой Владимирской Божией Матери, протянул его Льву и сказал: “Вот, брат Лев, молись”. И получилось так, что ровно через три года, в тот же день, Господь сподобил его принять постриг.
Закончив второй курс, Лев Мормыль сделал шаг к выполнению своего заветного желания: подал прошение о поступлении в братскую общину Троице-Сергиевой лавры. К его удивлению, он был почти сразу принят. В годы правления Хрущева такой случай был редкостью: верующая молодежь подвергалась гонениям, поступить в монастырь считалось почти невозможным. Молодого талантливого музыканта сразу определили на клирос уставщиком и старшим регентом монастырского хора. А вскоре кроме учебы в академии новому регенту доверили заниматься уже с несколькими хорами: руководить смешанным и мужским хором, а также петь с народом.
В конце 1962 года сбылось то, к чему Льва Мормыля с детства вел Господь, — он принял монашеский постриг. В ангельском чине ему дали имя Матфей в честь апостола и евангелиста. Спустя три месяца состоялось рукоположение во иеродиакона, а через год — во иеромонаха. Духовный рост отца Матфея сопровождался новыми назначениями и благословениями. Вскоре он стал игуменом Лавры, прошло немного времени — и получил сан архимандрита. Находясь в монастыре, преподавал в семинарии и академии в должности доцента, пришло время — стал заслуженным профессором Московской духовной академии. О том, что служение его было поистине самоотверженным и духоносным, говорит в том числе и множество Патриарших грамот и орденов.
Собрание нотной библиотеки и мозоли на руках
Уникальный случай: старшим регентом Троице-Сергиевой лавры становится 26-летний монах. К этой должности отец Матфей приступил в 1964 году. И начался поистине подвижнический путь. Церковная традиция в условиях безбожия была нарушена, то же касалось и клиросного пения. Ноты считались огромной редкостью. Одни и те же песнопения в каждом приходе исполнялись по-своему. В таких сложных условиях надо было создавать певческую школу. Тут и пригодился научный подход молодого регента и его музыкальное чутье, а также органичное, четкое понимание, скорее, даже чувство молитвенной православной традиции. Он изучал местный обиход разных храмов и выделял яркие и общие моменты, приводя их к одному ориентиру, опираясь на традицию и невольно создавая эталон. Позже, имея за плечами большой регентский и композиторский опыт, отец Матфей сделал такой вывод: «Все-таки проба любого хора — обиход. Если у регента есть любовь к обиходу, то это сразу выявится в хоре, насколько он церковен. Все, что не обиходное, требует большой фильтрации... Все должно “подгоняться” к манере обихода».
До разорения Лавры большевиками в ней была богатейшая нотная библиотека. Теперь же ноты собирали буквально по листочку. Случалось, отцу Матвею что-то приносили певчие и прихожане, а иногда он сам поднимался на чердаки лавры, перебирал залежи книг и находил бесценные распевы и партитуры. Свободного времени у отца Матфея не было. В промежутках между репетициями и лекциями он чернильной ручкой писал ноты: совершенствовал старые партитуры, расписывал на голоса напевы. На его руках всегда были мозоли от долгого письма. Он не составлял сборники песнопений, считая, что это привносит дополнительные сложности в отлаженный механизм работы клироса. Зная, где какие ноты стоят на полке, брал их перед службой, а после — возвращал на свое место.
Отец Матфей больше всего любил монастырский стиль пения. Большое влияние на него оказали поездки в первые годы учебы в Академии по монастырям, славившимся своими хоровыми традициями. Он успел послушать монастырское пение в Почаевской лавре перед началом гонений в 1960-е годы, попал в Киево-Печерскую лавру перед ее закрытием в 1961 году… Эти поездки позволили ему напитаться особым духом, научиться, как служить и петь. Кроме того, отцу Матфею удалось сохранить монастырские напевы многих обителей, закрытых в годы гонений, и эта ценнейшая певческая традиция не была утрачена.
Сложный характер и добрый нрав
Архимандрит Матфей как регент считал своим долгом приближать пение хора к максимально возможному идеалу, на который был способен он сам и каждый певчий, стоящий с ним на клиросе. Он поистине служил Богу, славил Его и святых и от других требовал того же. Небрежность, неполную самоотдачу он не терпел и нередко прямо высказывался об этом. Многие обижались, считая требования завышенными, а замечания — придирками.
«А я обижаюсь, когда вижу потенциал человека, который может славословить Бога, но по каким-то причинам этого не делает», — объяснял отец Матфей свое рвение и отношение к столь ответственному служению, а также к таланту человека, как дару Божию.
Одна реставратор и певчая Лавры много раз плакалась архимандриту Кириллу (Павлову) на исповеди из-за обид на отца Матфея, не щадящего промахи. А старец ей однажды ответил: «Если бы ты только знала, как отец Матфей исповедуется!.. Так что не надо сердиться и обижаться на отца. Он очень хороший человек».
Иерей Максим Бурдин также вспоминал, как однажды отец Матфей дал студентам домашнее задание выучить песнопение. На следующем занятии оказалось, что никто его просьбу по лености не выполнил. Тогда регент закрыл журнал и спокойно произнес: «Пошли вон. Все». В звенящей тишине никто не шевельнулся. Архимандрит повторил: «Пошли вон, кому говорю!» И все ушли, с комом в горле, обличаемые совестью. К следующему занятию стихиру выучили все, а отец Матфей долго извинялся перед студентами за то, что вышел из себя.
Это был строгий любящий отец. Его и любили как отца несмотря на вспыльчивый характер. Ведь за дверями хорового класса он был открыт и прост в обращении. Он не лукавил и не человекоугодничал, указывая на ошибки, не переходил на личное. Отличался широтой души и кавказским гостеприимством. Невзирая на свою мировую известность, жил скромно. Был заботлив, всегда с родины привозил своим певчим щедрые гостинцы: орехи, фрукты, мед, варенье. Много было у отца Матфея учеников, и он знал каждого по имени, часто поддерживал, как родных детей. Если у кого-то случалась беда, всегда проявлял участие и помогал деньгами.
Обычно наиболее музыкальных семинаристов успевали разобрать другие регенты. Так что в хор к архимандриту Матфею попадали не самые лучшие. Он лишь смиренно говорил: «Ничего, я пойду к Преподобному, у него попрошу. Он обязательно пошлет кого-нибудь». И по молитвам преподобного Сергия певческий коллектив мужского хора всегда складывался идеальный. Несмотря на то, что его состав почти полностью менялся каждые пару лет. Дело в том, что у регента был свой подход: уникальная система работы с певчими, которая давала потрясающие результаты.
Во многом это получалось благодаря жестким требованиям, изнурительным репетициям и идеальной дисциплине. Отец Матфей не признавал никаких «личных причин и обстоятельств», а единственной причиной не явиться на клирос называл смерть. Таким было его отношение к богослужению, и другого он не понимал.
Уникальная система обучения
Самым важным в подходе архимандрита к регентскому и певческому мастерству было понимание и донесение слова, проработка каждой ноты и звука. Отец Матфей требовал не просто пения, а осознания богослужебных текстов и мелодий, проникновения в них умом и сердцем. Для достижения этой цели он нередко давал своим студентам задание писать проповеди по стихирам, затем их вместе обсуждали на занятиях. И слово оживало, укоренилось в сознании певчих, большинство из которые впоследствии становилось служителями алтаря. Понимание того, о чем поешь, тем более если это молитва, было главным требованием выдающегося регента. Потому и молитвенное пение руководимого им хора стало эталоном богослужебного певческого мастерства.
Многие святые учили, что каждый день христианин должен проживать, как последний. Отец Матфей похожее говорил и о службе: певчий должен на каждом богослужении петь, как последний раз в жизни.
На репетициях он работал по системе, когда один человек поет, а все остальные — слушают. Так и учились, анализируя сильные и слабые стороны каждого певчего. Разбор новых произведений архимандрит любил начинать не с начала, а с самого красивого, самого сложного или ключевого фрагмента.
Архимандрит Матфей умел находить неординарное решение любой певческой проблеме, объясняя доступный языком. Например, на одной репетиции смешанного хора певчие больше часа не могли хорошо спеть двух тактов. Отцу Матфею не нравилось, как поют сопрано: не то настроение, не так подавался звук… Тогда он подозвал к себе одну женщину и попросил ее представить, как она, надев длинное белое платье и белые туфельки, будет перепрыгивать через грязную лужу. После нескольких попыток женщины это изобразить, отец Матфей сказал: “Отлично! А теперь спой по нотам это еще раз”. И вдруг сопрано запела совсем иначе – красивым «полетным» звуком.
«Сиди, молчи и слушай!» — такие слова слышал от архимандрита Матфея каждый новичок. Порой по полгода он не допускал певчего до серьезного пения. Проще всего ему было работать с теми, кто только начинал. С теми же, кто раньше пел в каком-нибудь хоре или солировал, он занимался серьезнее: переучивал, ставил правильное дыхание по своей методике.
Бесценные плоды
У архимандрита Матфея не было дирижерского образования. Но, благодаря таланту, увлеченности и ответственному отношению к своему служению, он стал выдающимся дирижером, руководителем известного в мире хора, прославившего красоту православного богослужения. Они выступали с концертами во Франции, Германии, Греции, Израиле… Много стран проехал хоровой коллектив, и везде его принимали с восхищением. В своих зарубежных поездках отец Матфей достаточно активно общался с местным духовенством, обменивался нотными произведениями.
Под руководством архимандрита Матфея пели сотни студентов Московской семинарии и академии. Не будучи старцем в традиционном понимании, для них он стал настоящим духовным отцом и наставником. Многие его ученики, уже священники и архиереи в разных уголках России и мира, сегодня славят Бога тщательно отточенным великим регентом красивым и молитвенным православным пением.
Многое сделал отец Матфей для Троице-Сергиевой лавры. За годы служения им была создана уникальная школа церковного пения, собрано огромное количество произведений и переложено на распевы, которые теперь называются лаврскими. Современный лаврский репертуар — во многом заслуга великого регента.
Отказываясь от архиерейского служения, архимандрит Матфей до последних дней оставался регентом. Уже тяжело больной, он продолжал преподавать и проводить репетиции.
Ко Господу старец отошел 15 сентября 2009 года. Проститься с ним собралось около трех тысяч человек. Все его преданные ученики и коллеги вместе пели ему «Со святыми упокой» и «Вечную память». Похоронен отец Матфей за алтарем церкви во имя Сошествия Святого Духа Троице-Сергиевой Лавры.