[Даниил успокоил меня и сам уснул в моих объятиях. Мне нравится вот так лежать с ним рядом и ни о чем не помнить. Такое впечатление, как будто и не было этих тяжелых прожитых лет… Я не могла уснуть. В последнее время ловлю себя на мысли, что память понемногу возвращается, врываясь вихрем или в мои поступки, или мои слова. Но столько всего вокруг происходит, что я не успеваю что-либо понять. Мне, разумеется, нужна помощь, чтобы во всем разобраться. Смотрю на спящего парня: может, он сойдет в помощники? Взять завтра с утра сказать: так и так, Даня, я не вру, а просто не помню ничего… Подумала о сне. Странное чувство какое-то. Словно это не сон, а явь. Такое впечатление, будто я все это пережила на самом деле. Меня куда-то везли, чтобы убить. Это на все 100 %. Какое жуткое чувство! Потом я кувыркнулась из этой машины. Скорее всего, я ударилась головой. Рукой как-то машинально потерла висок… Висок… Висок! Бог мой, вот она причина! Я ударилась головой! Я ударилась головой и тогда потеряла память! Может от боли или от страха. Ведь меня хотели убить. Защитная реакция организма – временная амнезия. Теперь всё ясно! Даня, вставай, вставай! Мы пойдём к этому следователю. Он найдет убийц! Вставай, вставай!]
Девушка теребила Даниила достаточно сильно. Ошеломленный, он не сразу мог понять, что случилось:
– Данечка, помоги. Я чувствую, что разгадка где-то рядом, – шептала она.
– Какая разгадка? Что ты мелешь?
– Понимаешь, я знаю, что, может, тебе покажется это странным, но я нашла причину. Но без тебя мне не справиться!
– Причину? Чего? – Даня привстал. Ему так не хотелось просыпаться. Он видел сладкий сон, как будто он и Фаня придаются любви на зеленой траве, а утренняя роса мягко щекочет их пятки… А теперь эта девушка сидит рядом с ним и рассуждает о каких-то причинах.
[Я подождала, пока Даниил окончательно отошел ото сна. И сказала ему, как есть: Я потеряла память. Я ничего не помню о себе. Я не знаю, кто я.]
Артур и Валентина Михайловна сидели в кабинете Илелюхина. А он все молчал, словно испытывал их терпение. Жизнь сплела сложный треугольник: Фаня-Дрязкин-Белявская. Фаня – дочь Белявской, от которой та хотела избавиться. Артур, по воле судьбы, хотел жениться на Фане. Выходит, Дрязкин почти что зять Белявской.
Следователь, наконец, пояснил причину их собрания. Артур узнал, что Фаня и Ирина Белявская одно лицо. Валентина Михайловна была разоблачена в обмане: её махинации разгаданы. Ирина, которую родители отправили в сомнительную стажировку в Германию, каким-то чудом вернулась в Россию и нашла пристанище у Дрязкина. Ситуация была крайне напряженная. Артур спросил:
– А почему же Фаня никогда не называла нам имен? Зачем она придумала эту глупую историю с накродельцами? И, потом, когда я нашел девушку, у неё был жуткий шрам на виске. Как это все понять?
Илелюхин закурил и ответил спокойно:
– Не забывайте, Артур, что эта ваша Нафаня… – он поперхнулся от тяжелого взгляда Белявской, – … то есть, я хотел сказать Ирина, психически больная. Просто в её больном сознании всё перемешалось – люди, времена. Находясь в Германии, она по воле небес познакомилась вот с этим человеком, – Владимир Мартынович протянул Дрязкину фото. – Узнаёте?
На Главку с фотографии смотрел он сам. Только немного иная прическа. Да и костюмчика такого, пожалуй, Дрязкин никогда не смог бы себе позволить.
– Монтаж? Поверьте, Вы что-то путаете, я никогда не был в Германии, – ответил Артур с опаской. Ему показалось, что ему хотят приплести какое-то тёмное дело.
Илелюхин улыбнулся, вновь напомнив чеширского кота.
– Ты, может, и не был, а вот этот человечек был! – следователь ткнул пальцем на фото. – Бедный, царство ему небесное!
– Что всё это значит! – разозлился Артур. Белявская же сидела, не проронив ни слова, и с выражением лица, означающим полнейшее безразличие к происходящему.
– Минуточку, сейчас разберемся. Пригласите, пожалуйста, даму.
В комнату вошла Елена. Артур удивился её бледности и какой-то внутренней мягкости. Девушке, похоже, предоставили «банно-парикмахерские» услуги. Рыжие волосы, уложенные в ракушку, блестели. Её зелёные глаза были едва подведены стрелками, что придавало взгляду ещё большую таинственность. Она поздоровалась со всеми и присела на стул рядом с Дрязкиным.
– Елена Николаевна, Вы не подскажете нам, кто этот человек? – Илелюхин протянул ей фото. Лена внимательно посмотрела картинку и ответила:
– Это мой муж, Виктор Штрайбикус, – затем она с какой-то опаской глянула на Артура.
Следователь улыбнулся:
– Не… Не переживайте. Не спутали. Это, действительно, Виктор, а не Артур. Что скажете, молодой человек?
В голове Артура понеслись тысячи мыслей: он безумно похож на Виктора, вот почему Фаня все время называла его именем, вот почему Елена… Но как же такое возможно?! Парень выхватил фото, ещё раз посмотрел на него. На обратной стороне фотографии было подписано «Дрезден. 1994 год».
– Я… не знаю. Говорят же, бывают в мире двойники… – это единственное, что пришло на ум. Елена одарила его каким-то томным взглядом.
– Ну… с двойниками мы ещё разберемся… Позже. А теперь… Валентина Михайловна, дайте-ка нам на Вашу дочурку взглянуть!
Седовласая женщина вновь без эмоций протянула Дрязкину три фотографии. На картинках Фаня была чуть помоложе, волосы немного короче. Артур понял, что ему очень захотелось её увидеть.
– Ну так вот. В Германии эта девушка, – Илелюхин ткнул пальцем на изображение Фани, – познакомилась с … Виктором.
Лена вопросительно взглянула на следователя.
– Елена Николаевна, узнаёте? – она долго и внимательно рассматривала темноволосую девушку.
– Вроде бы где-то видела… Но вспомнить не могу… – ответила Лена, но все почувствовали лживые нотки в её интонации.
– Не можете? Странно! Ну ничего, я сейчас Вам помогу, – Илелюхин достал из полки письменного стола кипу газетных вырезок. – Взгляните-ка.
Елена с опаской взяла бумаги. На немного пожелтевших страницах красовались фотографии её мужа и этой девушки. Заголовки пестрили «сенсационными» откровениями: Новая любовница машинного магната, Штрайбикус и темноволосая красавица, Красота покорила Виктора… И т.д. и т.д. Вот Виктор с темноволосой девицей в ресторане, вот – в кафе, в театре, и даже в их любимом с Леной фитнес-клубе.
Лена с презрением отбросила газеты. Потом сказала, словно отрезала:
– Да, теперь я вспомнила, где видела девушку.
Мать Фани тоже стала рассматривать прессу.
– Правда? – Илелюхин даже как-то в ладоши захлопал. – Вы встречались с любовницей вашего мужа?
Лена мягко улыбнулась:
– Ну, во-первых, я лично с ней не знакома. Во-вторых, она вовсе не любовница Виктора. Вы же знаете, как СМИ любят все переврать. Она партнер Виктора, она… переводчица, кажется.
Артур внимательно поглядел на Лену: говорит с такой уверенностью, словно со знанием дела. Илелюхин даже растерялся:
– Переводчица… Переводчица…
– Ну и что в этом такого? – вмешалась, наконец, Валентина Михайловна. – Ирина очень хорошо знала немецкий. Не понимаю, что вы вообще тут напридумывали… Она была в Германии на работе!
Лена перебила женщину:
– Владимир Мартынович, если бы я верила всяким несчастным репортеришкам, наша жизнь с Виктором превратилась бы в ад. Да его на каждом углу ждали папарацци. Просто у него работа была такая… Общение с людьми, в том числе и женщинами, деловыми партнерами. Ну и что в этом такого? – девушка запнулась: она почувствовала, что завершила свою речь фразой, которую только что произнесла Валентина Михайловна, и ей стало неприятно.
Илелюхин уловил подвох – Лена говорит не для того, чтобы его убедить, а для того, чтобы убедить … себя!
Артур полистал газетки, удивился той роскошной одежде и драгоценностям, которые окружали Фаню. Глядя на все эти картинки, вроде бы и не должно оставаться сомнений, в том, Фаня действительно была любовницей Виктора. А Штрайбикус просто запудрил бедной Лене мозги… Однако, оставался один несомненный факт…
– Вы меня, конечно, простите, Владимир Мартынович. Может, это и немного… интимно, скажем так. Но, видимо, я должен это сказать…
Илелюхин внимательно глянул на Дрязкина, ожидая услышать что-то малозначительное или невнятное, не имеющее отношения к делу.
– Видите ли… Фаня не могла быть любовницей Виктора. По той простой причине, что она… простите за такие подробности. Она была девственницей, когда мы с ней…
Лена с каким-то странным выражением лица выслушала слова Артура:
– Девственница?… «Значит, я была права. Все-таки Антон ошибался».
--14 апреля 1995 года Виктор отправился на работу как обычно. Елена проводила мужа грустным взглядом, спросила, когда он вернется.
– Сегодня задержусь, – ответил он. – Не расстраивайся, просто много работы! – и ушел с мыслями о том, что сегодня окончательно порвет с Ирэной.
Елена походила по большой комнате, минут двадцать посмотрела телевизор, уставившись в экран и не вникая в то, что там показывают. Потом попыталась почитать книгу… Ничего не радовало.
Она села за письменный стол, достала из шкафчика газету. На первой полосе опять красовался её муж с этой черноволосой незнакомкой. «Неужели все-таки…» – пронеслась мысль. Но Лена убеждала себя, что это лишь козни папарацци, дурацкое желание журналистов лезть не в свои дела, копаться в грязном белье. Однако уже верилось с трудом. Елена подошла к телефону и набрала несложный номер:
– Антон, здравствуй. Приезжай ко мне сейчас.
Через полчаса у парадного входа посигналила машина, и хозяйка дала знак водителю пропустить небесного цвета «Пежо».
Они сидели за кухонным столом и пили чай. Молчали. Антон с нескрываемой нежностью гладил тонкую ладонь Лены, а она, как обычно, смотрела на него невидящим взглядом. Только сегодня этот взгляд был ещё грустней.
– Что случилось? Опять газеты? – спросил, наконец, он.
– Да причем здесь газеты! Вранье это всё! – тихо ответила Лена. – У меня просто на душе неспокойно. Я так переживаю за Витюшу… Мне кажется, попал в беду …
Антон вздохнул: доказывать Лене про измены мужа – бесполезно. Она, как кошка, была готова расцарапать любого, кто скажет ей что-то плохое про «Витюшу». Но сегодня терпение закончилось:
– Ну что ж ты, в самом деле! Тебя Виктор за дуру держит! Весь город только и твердит про очередную любовницу машинного магната! Заметь, о-че-ред-ную! Знаешь, что пишут газеты? Их удивляет не наличие любовницы и даже не их количество, а странная прочная связь твоего мужа и этой темненькой. Больше года вроде бы уже!
Лена промолчала и опустила глаза:
– Я спрашивала Виктора про неё. Он сказал, что она просто деловой партнер, переводчица.
– Ах, партнер! Ну конечно, как я не догадался! Переводчица! А кто была та грудастая блондинка? Секретарь?
– Прекрати, Антон! Как ты смеешь так говорить про моего мужа!
Но, похоже, настал тот день и час, которого Елена боялась больше всего: его не остановить.
– Лен, это ты прекрати! Прекрати позволять издеваться над собой. Твой «Витюша» просто бабник! А «беда», в которую он попал, называется разврат! Он тебе изменяет. С блондинкой, с брюнеткой, с переводчицей, с иностранными партнерами… Кажется, со всеми, кто относится к женскому полу хоть чуть-чуть!
– Тош, не надо. Я тебя очень прошу, не стоит… – она говорила медленно, тихо, как будто больше не осталось сил сопротивляться правде.
Но Антон, ходя по кухне из угла в угол, продолжал говорить. Он приводил множество фактов, называл цифры и даты, описывал до боли знакомые Лене ситуации.
– Бог мой, зачем я тебя только позвала! – наконец, вымолвила истерзанная, заплаканная женщина.
Антон вдруг перестал говорить, сел напротив неё, взял ладонь и посмотрел ей прямо в глаза:
– Действительно, зачем ты меня позвала? До каких пор ты будешь мучить меня?! Превращать в бездушную жилетку, в которую можно поплакаться и… выбросить. До каких пор, Лена?
Она испуганно глянула на него:
– Прошу тебя, не надо… Умоляю, я не вынесу. Не сегодня… И я вовсе не плачу. Я не плачу, – сказала она, пряча глаза, пытаясь вытереть потекшую тушь
Но было уже поздно:
– Елена, ты, похоже, забываешь, что я все-таки тоже человек. И что я…
– О, нет, Антон, не говори этого, я не хочу слышать… – она как-то машинально закрыла руками уши. Но он убрал её руки и сказал:
– Я люблю тебя! Я очень тебя люблю! Понимаешь?
Лена взглянула на него так, словно его признание в любви было для неё приговором:
– Что я натворила?! Я … лишилась последнего друга… – и беззвучно зарыдала. Антон подошел к ней, обнял.
– Ну ты чего, дурёха ты моя? Что ты ревешь? Мы с тобой ещё заживем, вот увидишь! Увидишь…---
Даниил и Владимир Мартынович встретились на нейтральной территории: в другом номере гостиницы, напротив того, где проживала Фаня. Пока девушка спала, нужно было многое обсудить. Илелюхина беспокоила новость о том, что Ирина потеряла память.
– Вы думаете, это правда? – спросил Данька.
– Вполне может быть, – ответил задумчиво следователь, глядя в экран телевизора, по которому они наблюдали за комнатой Фани. – Что ж делать-то? Сумасшедшая девка прихлопнула в Германии машинного магната, потом подставила его жену, а теперь выясняется, что у неё амнезия…
– Это она убила Штрайбикуса? – ужаснулся Данька.
– Я так считал до некоторых пор… Но теперь даже тот факт, что она была его любовницей, вызывает сомнения, – признался Илелюхин.
– Да какие тут сомнения?! Вы же в газетах сами все видели… Думаете, статьи на пустом месте пишутся? – растерянно ответил парень.
– Не думаю, однако, есть факты… Я бы сказал – неоспоримые!
– Какие же?
– Твой друг, Дрязкин, утверждает, что Нафаня была девушкой, что якобы он, Артур, у неё первый.
– Девушкой?! – усмехнулся Даниил. – Какая девушка, на фиг! Да маньячка она самая что ни на есть. Я каждую ночь жду, что она меня изнасилует!
– С нетерпением ждешь-то? – посмеялся Мартыныч.
– Ну… – молчание. – Не в этом дело! Тут два варианта: либо Главка совсем спятил, что вряд ли. По идее, он не мог перепутать … Второй вариант, что наша Фаня опять-таки… потеряла память. Она просто забыла, что сделала операцию по восстановлению девственности.
Они весело засмеялись. Шутка, кажется, удалась! Но постепенно лицо следователя приобрело очень серьезное выражение.
– Операция по восстановлению девственности… Слушай, а ведь это мысль! – Илелюхин достал свой толстый блокнот и записал туда что-то. – Это надо проверить!
Даня между тем указал на экран: Фаня проснулась.
– Я побежал! – сказал он.
– Погоди! Пусть немного одна побудет. Может, «вспомнит» что-нибудь! Стоп! А это что? Ну-ка, ну-ка…
Оба застыли, глядя на экран. Девушка достала из-под подушки тетрадь в серебристой обложке, стала листать её.
– Что это? – спросил Даниил.
– Не знаю, что! Но завтра оно должно лежать на моем столе! Все ясно? Приступай!
После новогодних праздников, числа 4-го января, Илелюхин помог Главке и Пупсику найти небольшую однокомнатную квартиру недалеко от милицейского участка. Он хотел держать Дрязкина в поле зрения, пока не распутает весь этот клубок тайн.
Артур стал подыскивать себе хоть какую-то работу, пусть неофициальную. Ведь он еще под подпиской о невыезде. Жизнь шла своим чередом. Кое-какие подработки ему попадались. На первое время немножко деньжат есть, да и – жилье есть.
Ну а дальше-то что?
Обо всем этом Главка думал, сидя на кухне за чашкой кофе. Мысли в голове помещались с трудом. Раскрыта тайна Фани-Ирины, понятно, почему она называла его Виктором… Удивительно, как они похожи! Поражал и сам Илелюхин: так легко, ненавязчиво он мог вести допрос, напоминая то чеширского кота, то паука, умело плетущего свои «психологические» сети. Но больше всего удивляла… Елена. С каким мужеством она отстаивала свою правду, наперекор всем газетам и вопросам. Муж ей не изменял, и всё тут! Но судя по фотографиям, Фаня была его любовницей… но с другой стороны – его первая ночь с ней… Кто тут разберет?!
Артур вспомнил последний разговор с Леной, как трепетала она от его объятий, вернее, от объятий… Виктора. Как уверена она держалась на допросе! «Красивая она! И гордая! – подумалось ему. – Неужто и правда она мужа убила? Не похоже! Как тигрица защищать того, кого убила? Нелогично».
– Да бред все это! – решительно сказал Главка кому-то в пустоту, вымыл свой бокал, оделся и вышел на улицу. Покурил. Через секунду он уверенно шел к участку – просить свидания с Леной.
[Я листаю дневник Ирэны. Нет, не похоже, что я и она это один человек. Как могу я вдруг оказаться блондинкой, да ещё и с ребенком? Пугает судьба этой женщины. Жестокое изнасилование. Роды под страхом смерти. И всё же, как стремилась она к своему счастью! Изнасилование… Должно быть, это очень больно! Бедная моя мамочка! Почему же она мне раньше не говорила об этом? Причём здесь мама? Опять вступаю в разговор со своей памятью… Что там, говоришь, было с мамой?... Её изнасиловали, поэтому родилась ты, Фаня!
Разве ты не помнишь, как отец приходил к тебе в больницу и рассказал «тайну твоего рождения». Отец? Да какой он мне отец? … В больницу? Какую больницу? Голова шла кругом.
Ну разве так можно, Даниил? Я же так совсем с ума сойду. Надо мне все вспомнить! Взяла листок бумаги и записала: мою маму изнасиловали. Поэтому родилась я. А что если… Перечитала дневник. Может, Ирэна есть моя мать? Почему бы ей не быть блондинкой? Но… тогда меня не должно быть! Я ошибка природы и жестокого мира, которую мама-Ирэна устранила с божьей помощью и помощью врачей.
Да уж, Фаня, ну и шуточки у тебя. Мало того, что у тебя нет памяти, так теперь, выходит, и тебя самой нет. Что за чушь! Дурдом какой-то. Впрочем, в дурдоме и то легче. Подумаешь, каждый час глотать какие-то пилюли и слушать болтовню врачей и психопатов! За то, какое спокойствие, какая благодать! Можно читать Гейне сколько угодно. Дурдом? Это ещё что за новости? Ну ладно, запишем и это.]
Фаня стала что-то быстро карябать на листке бумаги. К своему удивлению у неё получился … отрывок из «Лореляй» Генриха Гейне «ein Marchen aus alter Zeiten das kommt mir nicht aus den Sinn» «Сказка из старых времен не идет у меня из головы».
--Антон Проскурин был одноклассником Елены и давним её воздыхателем, как говорится, со школьной скамьи. Но Лена, одна из самых симпатичных девочек в школе, постоянная победительница «осенних балов» и конкурсов красоты, казалось, ко всем была равнодушна. Никого особо не примечала. Отучилась в школе, отучилась в университете… Но оставалась в гордом одиночестве. Антон всегда был её молчаливым спутником. И приглашение на свадьбу зачем-то принял, несмотря на оскорбленное мужское самолюбие. Потом она уехала в Германию. Года два не виделись. Но «Тоша», как иногда звала его Лена, оставался верен своей любви и мечте. После смерти родителей, Антон сумел сколотить неплохое состояние и … приехал к Елене. Она встретила его, как ни в чем не бывало. Словно и не было двухгодичной разлуки. Только однажды за рюмкой лучшего французского вина, которое принес Антон по случаю своего дня рождения, Лена как-то мягко, тихо сказала: «Ах, Тоша, как я … скучала!». Больше таких вольностей она себе не позволила. Но даже эти слова многое открыли для Антона. Он почувствовал, Лена несчастна, хотя с улыбкой на лице говорила, что у них с мужем «всё гладко». Антон должен был помочь ей… Поэтому и приходил, продолжая молчать о своих чувствах. Так продолжалось до 14 апреля 1995 года.
Вечером того же дня Виктор пришел к Ирэне. Она встретила его молча. «Надо расстаться с ней! Надо сказать, что сегодня уйду навсегда. Вот сейчас допью чай и скажу…», – думал он за ужином. Однако это «вот сейчас» продолжалось более часа. А дома ждала беременная жена и светлая счастливая жизнь. Ирэна спросила, наконец:
– Ты не смог прийти вчера?
– Да… так получилось. Ты уж прости, – и он мысленно отругал себя.
– Ничего, бывает, – она надела фартук и стала мыть посуду, оставаясь какой-то холодной и неприветливой. Виктор смотрел на неё и недоумевал: обиделась что ли? А с другой стороны – в честь чего он должен перед ней отчитываться, где и с кем был вчера?!
Когда Ирэна убрала со стола, они прошли в комнату. Она скинула с себя платье. Подошла к Виктору, поцеловала в щеку и сказала:
– Подожди, дорогой, я приму душ.
Пока она была в ванной, Виктор сидел в кресле в полудрёме. Время шло, а Ирэна всё плескалась в душе и напевала «Лореляй». У Штрайбикуса заканчивалось терпение. Он походил по комнате, сел за письменный стол. Открыл ящик. Внимание привлекла толстая тетрадь, исписанная корявым почерком. Он понял, что наткнулся на … дневник Ирэны! Причём, фразы были на немецком и на русском одновременно.
Почти ничего он не успел прочитать – услышал, что дверь в ванной скрипнула. Она идет. Виктор машинально положил бумаги на место. Он вдруг понял, что в этом дневнике какие-то тайны, которые помогут ему осмыслить отношения с этой женщиной. Пока он не узнает обо всём, не прочитает это, он не может расстаться с ней. Ирэна зашла такая красивая, благоуханная. Но Виктор почему-то с ужасом думал о близости с ней…
А дома… не ждала жена. Елена и Антон сидели в ночном клубе, он пил вино. Она сок. Потом они танцевали. Лена тихо прижалась к нему и позволила себе вольность: коснулась губами его щеки. Потом тихо, словно боясь себя, произнесла:
– Если бы не мой ребеночек…
Антон ласково провел по её рыжим волосам:
– Я все для тебя сделаю. Захочешь, и малыша признаю. Потому что ты… мой ребеночек.
Он обнимал Елену, ночной клуб пустел…--
**2 мая 1993 года (написано на русском).
Сегодня мамаша опять приходила ко мне. Принесла газеты на немецком. Как я устала от этого дурдома! Мне надоели все врачи и таблетки. Я хочу уехать в Германию, хочу увидеть его. Этого мужчину, который так очаровательно улыбался с каждой страницы немецких газет. Зовут его Виктором. Я знаю, что это мой мужчина, поэтому и стремлюсь как можно скорее выбраться отсюда. Приеду к нему и скажу, что люблю его, что если только он меня отвергнет, я убью себя.
Интересно, что на этот раз в прессе? Перелистала газетку. Вот он, мой принц! Опять рядом с ним девицы какие-то. С каким удовольствием я бы перестреляла всех, кто смеет его касаться! Особенно жену. Когда я приеду в Дрезден, я обязательно познакомлюсь с этой женщиной. Она узнает, что значит повстречаться с влюбленной Ириной Белявской! Если эта мразь не отдаст мне Виктора, я убью ее.**
Артур и Елена молча сидели на лавочке в комнате свиданий. Главка пришёл к ней, а сейчас не знал, что сказать. (Илелюхин разрешил встречу в порядке исключения, для раскрытия «дела жизни». Хотя это противоречило всем дозволенным порядкам. Следователь ловил себя на мысли, что в последнее время слишком много «исключений» допускает. С тех пор, как появилась Фаня).
– Что нового? – спросил Дрязкин. – Поверь, Владимир Мартынович раскроет все секреты. Настоящего убийцу мужа найдут, – он сказал с уверенностью, словно хотел, чтобы Елена хоть немного повеселела.
Она как-то мягко улыбнулась и тихо ответила:
– Меня это уже не интересует. Какая разница, сгнию я в тюрьме, или там, на свободе. Ведь все равно, Виктора не вернешь, а я … никому не нужна…
Главка хотел сказать что-нибудь стоящее, уверить её, что все будет хорошо, что Елена обязательно будет счастлива… Но не нашел слов.
– Артур, скажи мне, пожалуйста, а что ты знаешь про эту темноволосую девушку? Владимир Мартынович меня совсем запутал! Кто она?
Дрязкин вздохнул:
– Хотел бы я сам знать! Вокруг неё столько тайн, что я ничего определенного тебе сказать не могу.
– А что следователь её подозревает в убийстве Виктора? – спросила Лена. Вопрос как говорится, в лоб: Илелюхин так много говорил о Фане как об опасной преступнице, но мысль о том, что он подозревает её в убийстве Штрайбикуса не приходила Главке в голову.
– Не знаю. А что? Тебя это не должно волновать, ведь главное, чтобы с тебя сняли ложное обвинение! – сказал он.
– А как же ты?
– А что я?
– Разве ты её не любишь? – Лена посмотрела на него как-то взволнованно, зеленые глаза отчего-то стали влажными.
– Я… Какая разница! Главное, что я верю в то, что ты ни в чем не виновата, поэтому… Правда должна восторжествовать! – он ответил очень уверенно, и, как будто случайно, коснулся холодных пальцев Лены. Она сильно сжала его ладонь.
– Артур, дорогой, я тебе вот что скажу: береги свое счастье, – она перешла на шепот, с волнением поглядывая на охранников. – Если ты любишь её, то не оставляй в беде. Илелюхин мастер на все руки, ему нужно выиграть процесс и все… Люди его не волнуют, поверь мне, ему совершенно без разницы, кто убил Виктора. Ему нужно оправдать меня… Потому что он просто втемяшил себе это в голову, возомнил себя детективом века! Не позволяй ему загубить ваши судьбы…
– Что ты хочешь сказать? – так же тихо спросил Артур. Он понял – Лена знает какую-то тайну.
– Фаня не убивала Штрайбикуса. Не позволяй, чтобы невинного человека посадили.
Артур взволнованно взглянул на неё.
– Это сделала ты?
– Ваше время вышло, – громко и неожиданно сказал охранник и подошел к ним. – Елена Николаевна, пройдемте.
Лена вдруг обняла Артура с нежностью, словно в знак прощания. Сама тихо шепнула Главке на ухо:
– Это не я, но я знаю, кто…
