(рассказ хирурга из спецтравмы, из сборника "Когда спящий проснется" )
О том, что медики крутят шашни на работе, ни для кого не секрет. Все свои, чего тут стеснятся? А с другой стороны, работа есть работа. Когда находить время на внеслужебные отношения, если пациенты валят один за другим?
Значит, выход один — не отходя, так сказать, от станка. Как Юлий Цезарь. Ногой непрямой массаж сердца, левой рукой шприцом в вену, правой медсестру за талию… и работаем!
Дело было давно, в советское время. Когда к людям относились добрее, когда пьяных собирали по аллеям и подъездам и свозили, кого в вытрезвитель, кого в больничку, ибо у пьяных частенько имелись травмы разных частей тела.
У нас спецтравма была особнячком пристроена к общему хирургическому корпусу. Чтобы обычных людей не тревожить пьяными криками. Идти к нам от административного здания по улице через парк несложно. А вот подземным ходом — можно и заблукать, если не знать, где вовремя свернуть в полутемном кафельном коридоре.
В начале шестидесятых эта больница попала в программу ГрОб Минобороны СССР, и нам выкопали шикарнейшее бомбоубежище, в которое можно в случае атомной бомбардировки спустить все отделения, развернуть операционные и еще из пары соседних больниц людей привезти. Позаботились даже о спецтравме, сделали и в нее выход из широченного тоннеля, проложенного на глубине метров десяти.
В спецтравме работает своя бригада хирургов. Сутками. Отдежурил, смену сдал, баиньки… через двое — трое суток — опять.
А вот анестезиологи менялись. Там у них по жребию что-ли, кому выпадет.
Вообще у них отношение к спецтравме было весьма своеобразное. Сложных больных там практически не было, поэтому анестезиологи баклуши били, сидит такой дежурант в операционной, маску ниже носа на подбородок свесит и в полоток поплевывает.
А некоторые со скуки пялятся на операционную медсестру.
Надо сказать, девочка упакована, как и положено. Одни глаза над маской да попа с ножками. Ножки зато — что надо! В белый гольфиках с розовыми пятками, просвечивающими сквозь тонкий нейлон. Ходячий тест на скрытую педофилию. Но им, анестезиологам, видимо и этого хватало. Смотрели на это чудо природы как на запретный плод, исходили слюнями, но руками не трогали, знали, может и зажим в глаз воткнуть, если лишнего позволишь.
Но было у этой девочки слабое место в броневой защите ее морального статуса. Шоколадные конфеты со сливочной помадкой. Хранила она эту тайну, как тамплиеры места своих сокровищ.
Один из анестезиологов запал на сестричку и не знаю, как он там, в своем отделении, договорился, но дежурил в ее смену целый месяц. Чего только не делал. И комплементы отпускал, и на чай зазывал… и смотрел томно, и вздыхал, и провожал после дежурства. Девчонка — кремень. На работе — ничего кроме работы. А что после работы? Судя по тому, что анестезиолог не успокаивался, и после работы — скала.
И вот очередные сутки. День прошел спокойно. Выписали ночных. Ждут вечера. После шести-семи начался поток. Отделение на тридцать коек. В приемном два милиционера. Спорые ребята. Принимают, раздевают, сортируют, оформляют — кладут.
Кого нужно зашивать, того к стенке в трусах на топчанчик.
Чтобы не путаться, они номер каждому на плече ручкой ставят.
Одним из первых доставляют мужичка сильно побитого. Весь в рваных ранах. Все поверхностное и не особо страшное, но если не промыть и не зашить — потом будет плохо. Раны нагноятся, кожа срастется грубо.
Берут его на стол. Хирург милицию предупредил:
— Дело не быстрое. Наберитесь терпения. Если еще кто будет серьезный, пусть вызывают из отделения второго хирурга на помощь.
Анестезиолог присел на стульчик в изголовье операционного стола. Видимо он тоже уже принял немножко. Но в тонусе.
Хирург шьет, медсестра инструменты подает, да иголки заряжает шовным материалом. Шум только от больного. Матерится, гадюка. А в операционной правило — материться можно только хирургу.
Анестезиолог нарушение моральной атмосферы терпел недолго. Ему, видишь ли, матюки больного настроение лирическое сбивают. Вот он и говорит хирургу:
— А чего ты его не обезболишь?
— Добро переводить. Он и так упит до наркоза почти. Потерпит!
Анестезиолог поднялся и наклонился над пьяным.
— Родная душа, тебе доктор делает бо-бо?
Пьяный всхлипнул.
— Сейчас я тебе масочку дам, и будет хорошо.
— Совсем сдурел? — хирург не отвлекается от шитья, но понимает, что если на спирт в мозгу алкаша наложится закись азота, начнется концерт по заявкам с галлюцинациями и беганьем по операционной. — Не смей!
Анестезиолог разматывает провода на аппарате РО-6 и идет с вилкой к розетке.
— Не ссы в компот, там ягодки! Все будет — лиге артис! От кислорода еще никому плохо не было кроме водолазов. — Он оборачивается к пьяному на операционном столе. — Мужик! Ты не водолаз?
— Нет, — бубнит из-под маски пьяный, — я токарь!
— Вот и хорошо.
Анестезиолог вставляет в розетку вилку питания наркозного аппарата.
Искры! В операционной гаснет свет.
Больной под маской начинает хохотать.
Медсестра замирает, будто ее тоже выключили.
Анестезиолог в темноте крадется к выходу из операционной. По пути он натыкается на медсестру, ощупывает ее.
— Что вы делаете, доктор?
— Ищу дорогу!
— Вы ошиблись, идите левее.
— Вредитель! — орет хирург, — ты куда собрался? Нашкодил и тикать?
— Электрика вызову!
— Без тебя вызовут. Бери фонарь и свети в рану!
Анестезиолог продолжает ощупывать медсестру в темноте.
— И левее могу и правее и по центру.
— Что ты там залип, — орет хирург.
— Он меня трогает за ногу!
— Кто?! — в два голоса спрашивают врачи.
— Больной!
— Вот подлец! — хирург поднимает руки над операционным полем. — Эй ты! Отпусти сестру и дай ему в морду! А то у меня руки чистые! Я не могу!
Анестезиолог нехотя отпускает медсестру, и обходит стол.
— Я в темноте не вижу куда бить.
— Не бейте! — бубнит из-под маски алкаш, — у меня рука свалилась просто.
— Ничего себе — просто! — возмутилась медсестра, — щупал там.
— Надо, надо ему в морду! — приплясывает хирург. — Я его тут шью, а он руки распускает!?
— Кто посветит? — анестезиолог обошел стол, — я не вижу, куда бить.
— Только смотри, в глаз бей! Окулист сегодня есть, а челюстно-лицевого хирурга нет. Санитарку позови! Где она? Когда не надо толчется в операционной, а как нужна — нет ее!
— Здесь я. Я в уголке стою, чтоб в чистую зону не зайти. — Ворчит санитарка, — вам бы только ругаться!
— Иди, встань позади сестры и свети в рану! Надо его дошить скорее. — Хирург ворчит, — Вот урод!
— Так я не понял, бить или не бить? — недоумевает анестезиолог.
— Вы прямо, как Гамлет! — подал голос алкаш. — Не бейте, я больше не буду.
— Втянул щупальца, осминог? — вопросил хирург, приступая опять к шитью. — А то перчатки поменять недолго! Взяли моду — медсестру мою щупать! Заведи свою и щупай!
— Пойду, позвоню «детям подземелья», потороплю электрика, — анестезиолог еще раз прошел мимо медсестры и опять ее пощупал.
— Доктор!
— Ухожу, ухожу…
— Только недолго! — подает голос санитарка, — фонарь тяжелый!
— Мухой обернусь.
В приемном отделении столпотворение. Работают при свечах. Обстановка очень романтичная.
Бригады скорой заходят одна за другой. Кто приводит пьяных с синяками и ранами, кто заносит, кто затаскивает. Контингент самый разный.
Есть интеллигентные мужчины, есть настоящие бомжи, грязные и вонючие. Всех раздевают, метят ручкой и вталкивают в большую палату.
Пьяные, если не спят и в состоянии разговаривать, отвечают на вопросы, просят отпустить. Но их не слушают. Конвейер в работе. Милиционеры Сережа и Валера работают очень быстро и ловко. Один заполняет документацию, другой раздевает, метит и вталкивает.
Анестезиолог застыл в дверях, наблюдает романтическую картину.
— Электрику звонили?
— Звонили, полчаса назад.
— Что сказали?
— Сказали, вышел. Но…
— Что?
— Он первый день сегодня дежурит. Только что устроился на работу!
— И что?
— Он пошел через подвал.
— Трындец! Самоубийца! — анестезиолог сел к телефону. — Але! Дежурные диверсанты? Это из карательных органов звонят! Где электрик, уроды моральные!? Тут операцию как во время войны при свечах делают! Каким автоматом? — Анестезиолог прикрыл трубку ладонью, — Говорят надо автоматом щелкнуть. У вас есть автомат?
— У нас и пистолетов нет, — отозвался один из милиционеров. — Нам не положено, мы убиваем — взглядом!
— Шутники.
Из операционной доносится вопль пьяного больного.
Все замирают и прислушиваются.
— Что там?
— Что, что, шьют наощупь по живому!
— Так темно же!
— Вы не цените мастера, с которым работаете, он же виртуоз! Ювелир! Он оперировать может вообще с завязанными глазами! — анестезиолога понесло как Остапа Бендера,
— В пальцах умелых мелькает игла
Ровная строчка на тело легла
Бегать от дела нам не годится —
Крепко пришита к щеке ягодица!
— Процитировал он. — Фонарем светят. Ой! Я же обещал мухой! Пойду! Вы это… разыщите электрика!
— Если подвалом пошел, раньше, чем чрез час не ждите.
— Пошлите спасательный отряд! Нужен электрик! Вы чего тут, с ума сошли все? Свечки зажгли, романтики хреновы!
Анестезиолог пошел снова в операционную.
Милиционеры уже ему в спину пояснили:
— Сейчас прием закончим, и будем разбираться. Сами видите — бурный поток!
Анестезиолог первым делом пристроился за спиной медсестры, внимательно осматривает операционное поле.
— Ну что тут у нас?
— Доктор, не упирайтесь!
— Да мне нечем! Ручки-то вот они!
Хирург аккуратно зашивает раны, промывает перекисью, сушит. Алкаш шипит сквозь зубы. Он уже немного отрезвел. Луч фонаря дрожит на операционном поле.
— Держи ровнее! — командует хирург.
— У меня руки уже устали! — жалуется санитарка.
— Иди сюда, врач-вредитель! Бери! Держи!
Анестезиолог нехотя отлипает от сестры и перемещается за хирурга, принимает фонарь. Санитарка растворяется в темноте.
— Что там с электриком? — осведомляется хирург.
— Вышел полчаса назад.
— И где он? Тут через парк идти десять минут!
— Он пошел через подвал.
— Идиот!
— Так точно — идиот, вашвыскобродь! Он сегодня первый день дежурит.
Хирург выругался.
— Ты мне Швейка не изображай. Если б не твоя дурацкая инициатива! — хирург, перемещается к лицу алкаша. Обращается к медсестре, — давай тоненькую. Тут надо аккуратно работать. — Он вдруг приходит в ярость. — Сволочи! Дармоеды! Вы где?!
Его крик достигает приемного отделения, и в дверном проеме в тусклом свете коридорного освещения появляется фигура одного из милиционеров.
Анестезиолог направляет на него фонарь, как во время допроса.
— Где электрик!? — вопрошает хирург. — Немедленно разыщите этого забулдыгу!
— Мы уже звонили. Он вышел! И куда-то делся. — Оправдывается милиционер.
— Куда он мог деться? Ларьков нет поблизости! В конце концов, у вас там полная палата нетрезвых пролетариев, найдите боль-менее трезвого электрика и восстановите свет!
— Мы еще раз позвоним, — с сомнением на предложенную инициативу хирурга отозвался милиционер.
— Немедленно найдите электрика! — повторил хирург и добавил угрозу в голос. Но чем он мог угрожать конкретно, никто не знал.
Анестезиолог опустил фонарь, освещая лицо избитого алкаша.
— Кто тебя так?
— Мелюзга! Сволочи! Спросили закурить, а потом денег потребовали. А получку нам задержали. Вчетвером били, гады!
— На что ж ты пил?
— Да, с друзьями хватанули по стаканчику у проходной.
— По стаканчику это немного.
— Так и я говорю, что нам с граненого? Только погреться. А они — к вам!
— Мальчишки?
— Какие мальчишки? Мусора, на луноходе… я ж на ногах, сам шел…
— Гады форменные.
Хирург перевел взгляд на больного.
— Харе трепаться. Держите свет, коллега, ибо вы больше ни на что не пригодны!
— Вот только дискриминировать не надо! — возмутился анестезиолог.
— Вот скажи, какая от тебя польза? — вопросил хирург. — Без света нас оставил? Чай не завариваешь, свет толком держать не можешь! И какая?
— От меня очень большая польза… — попытался возразить анестезиолог и глубоко задумался.
— Ну, какая? — не отставал хирург. — Нет, ты скажи!
Анестезиолог поманил санитарку.
— Я вот сейчас пойду и найду электрика. Вот какая польза! Не вернусь, пока не найду!
— Вы только обещаете, доктор. — Вставила свои «пять копеек» медсестра. — А у меня уже глаза устали в сумерках иголки заряжать.
— А если найду?
— Вот найдете…
— Тогда что?
— Тогда светло будет.
— Ну, это не интересно. Пойдем ко мне чай пить?
— Просто чай? — медсестра равнодушно хмыкнула.
— А с чем ты хочешь? Есть коньяк!
— На работе я не пью.
— Конфетки есть.
— А какие?
— Эй! Голубки́, — хирург, наложил несколько стежков. — Вы не забыли, что тут операция под фонарем идет? Ты шел куда-то, не забыл?!
— Ассорти́ с помадкой. — Анестезиолог направился к выходу.
— Эти я люблю.
Окрыленный анестезиолог улетел в приемное отделение. Он ворвался в тот самый момент, когда милиционеры сводили дебет с кредитом. Сверяли документы и принятых «клиентов».
— Ровно тридцать! — отрапортовал один.
— Двадцать девять сопроводков! — заявил другой.
— Не может быть! Я точно считал, тридцать!
— А мешков с одеждой сколько?
Один из милиционеров принялся считать мешки в особой комнатке — хранилище.
— Тридцать!
— Сверяем!?
— Сверяем.
Они несколько минут вели перекличку и наконец, тот, что считал мешки, заявил:
— Вот! Под восемнадцатым номером — лишний!
В приемное выходит анестезиолог.
— Электрик приходил?
Милиционеры молчат. Анестезиолог поковырял оплывшую свечу, помял в пальцах воск.
— Хорошо тут у вас, как в церкви… Ну, где электрик?
— Мы его это…
— Чего?
— Оформили!
— Как оформили?
— Ну как, как, так — раздели и на койку!
— Зачем? — анестезиолог не знал, смеяться или ругаться. — Вы охренели? Там операцию в темноте делают, а они электрика госпитализировали!
— Вот, неизвестный под номером восемнадцать.
— Как это неизвестный? Он что — без сознания?
— А я помню?
— Вынимайте его оттуда!
— Нельзя.
— Почему это нельзя? — анестезиолог уже разозлился.
— Они все ломанутся!
— Ну, хватит дурака валять! Вытаскивайте электрика!
— Под каким соусом?
— Как это, под каким? На операцию! — нашелся анестезиолог.
— А если не нужно? — усомнились милиционеры.
— Вы в больнице или где? Чтобы тут не нужно было — быть такого не может! Нет здоровых — есть не дообследованные!
Милиционер Валера откинул засов палаты, приоткрыл дверь.
— Номер восемнадцатый, или сюда!
— Зачем это? — раздался голос.
— Узнаешь! На операцию!
— Не пойду! Вы тут все чокнутые! Отпустите меня!
Восемнадцатый осторожно, готовый отскочить, приблизился к двери и Валера, схватив его за руку, выдернул из палаты в приемное. Тут же захлопнул дверь. В палате поднялся гвалт.
— Ты — электрик?
— Я же вам говорил. Да я — электрик.
Мужчина был сизый, и от него явно несло старым водочным перегаром.
— Нам сказали, что ты подвалом идешь. А ты через дверь для «скорой» вошел. Вот мы тебя и приняли за своего.
— Я похож на идиота? — электрик обиженно одевался, — меня предупредили, что туда соваться можно только днем, когда народу много и кто-нибудь обязательно выведет!
— Если честно, немножечко похож, — сказал анестезиолог. — Включи скорее свет!
Электрик удалился в коридор. Раздался щелчок и вспыхнули лампы повсюду.
— Да сгинет тьма! Да будет свет! — воскликнул радостный анестезиолог и помчался в операционную, ловить медсестру, которая обещала… но ему преградил путь больной алкаш из операционной в сопровождении хирурга. — Ба! Кого мы видим?! Какая штопка! Рука мастера! Ювелир!
— Это у тебя рука мастера, — возразил хирург, — с одного тычка оставил отделение без света. Бейте его! Это он замыкание устроил!
Анестезиолог нырком уходит в коридор.
— А они электрика госпитализировали! — раздался оттуда его вредный голос.
Хирург сдает прооперированного алкаша.
— Забирайте и… — до него доходит услышанное. — Это правда?!
— Мы случайно! — смутились милиционеры. — Тут наплыв был, да еще при свечах… не видно, кто он — пьянь или электрик!? А видок у него самый что ни есть — нашенский.
Из коридора выходит злой электрик.
— Ну, вас всех в задницу! — гневно произносит он. — Тут хватают и раздевают, там обещают, что сейчас на органы располосуют! Идите вы все!!!…
Улетевший на крыльях любви в операционную анестезиолог, застал сестру и санитарку за уборкой и подготовкой стола к следующей операции.
— Пойдем! — ухватил он за талию сестричку.
— Куда? А если сейчас новый поступит? — сестра попыталась выкрутиться из захвата.
— Позовут. — Убежденно сказал анестезиолог, — без нас не начнут!
— Это ясно. — Ну, если только на пять минуток?
— А конфетки такие сладенькие! Такие вкусненькие! — анестезиолог «ковал железо»…
В ординаторской он поставил открытую коробку с «Ассорти» и налил по кружке чая, не забыв плеснуть в него коньяка. Он не заметил коварства в глазах медсестры. Та потянула одну конфетку и, надкусив, слизывала вытекающую помадку.
— Как я люблю такие… — произнесла она с наслаждением, — с гноем!
Анестезиолог поперхнулся и изменился в лице.
— С чем?
— С гноем, доктор, Ведь очень похоже… желто-зеленый, тягучий… и шоколад как капсула абсцесса, вскрываешь с хрустом и из нее гной вытекает… точно такой же… только пахнет по-другому. Не гнилостно.
Доктор сдержал рвотный позыв.
— Можно еще одну? — сестра потянулась за второй.
Анестезиолог торопливо придвинул ей всю коробку.
— Конечно!
— Вы тоже ешьте! — сестра елейно улыбнулась, — я бы их назвала не «Ассорти», а «Абсцессные» или «Гнойные». Согласны? Можно еще на коробке написать «Флегмона!»
— Конечно, — с трудом поговорил доктор и жестом показал, что ему надо срочно выйти.
— Не стесняйтесь, доктор, блюйте здесь, прямо в раковину. — Медсестра глумилась, уже не скрывая своих намерений отомстить за все щупанья во время операции. — Мы же все свои… смелее!