Оксана Головко
Как можно запечатлеть святость в изобразительном искусстве? Если речь идет об иконе, тут все просто, ведь икона – рассказ о другом, Горнем мире, и потому при ее создании используется особый язык, язык иконописи.
А вот как теми же средствами, которыми художники показывают реалии нашего мира, порой реалии горькие и болезненные, можно передать святость?
«Святость – высокая степень духовной причастности (близости) Богу», – это определение дает портал «Азбука веры». Причастность эта должна быть видима и другим людям, находящимся рядом со святым. Значит ли это, что изображение святого способно рассказать зрителям о святости: если мы знаем, кого изобразил художник, то и святость его в произведении искусства будет очевидна? Скорее всего, нет.
Вот, например, изображения преподобного Сергия Радонежского. «Сергий строитель» Николая Рериха (1925). Здесь прежде всего обращает на себя внимание сочетание вертикальных ритмов (сосны, деревья на заднем плане) и горизонтальных (горы, снег), графичность работы – то есть различные интересные формальные моменты. Фигура святого, решенная условно, как и вся работа, теряется, не воспринимается главной. Это произведение интересно с формально-художественной точки зрения, но о святом оно не говорит ровным счетом ничего.
В центральной картине триптиха «Труды преподобного Сергия» Михаила Нестерова (1896–1897) тот же сюжет – преподобный за работой, только, соответственно Житию, спустя уже некоторое время, когда у него появились ученики и помощники. Нестеров сразу показывает, кто главный герой произведения: фигура преподобного Сергия дается на переднем плане, она более проработана, чем фигуры других изображенных здесь людей. В реалистически, в целом, решенной работе художник изображает у Сергия нимб, что тоже помогает общей задаче – показать труды святого. И эти труды преподобного мыслятся не только буквально, но и более глобально – как труды по созиданию и укреплению веры.
Справедливости ради надо отметить, что в полный рост, на всё почти изобразительное пространство, с нимбом, Николай Рерих изображает святого Сергия в работе 1932 года. Но о понимании святости преподобного здесь ни слова, несмотря на то, что художник, в том числе, использует некоторые элементы иконописного языка. Работу, которая воспринимается декоративной иллюстрацией, театральной декорацией, можно, опять же, обсуждать с точки зрения художественных достоинств, но не с точки зрения отображения святости в православном ее понимании.
Важную роль в передаче внутреннего устроения героя, святого, находящегося в гармонии с Божьим миром, у Михаила Нестерова играет пейзаж – особенный, трепетный, одухотворенный. Вспомним полотна «Святой Пафнутий Боровский» (1890), «Видение отроку Варфоломею» (1889–1890) и многие другие. Пейзаж как одна из составляющих сюжета картины работает на раскрытие главной темы – святости.
Но, мне кажется, о святости могут говорить и собственно пейзажи, на которых нет людей. Очевидный пример – Исаак Левитан, его «Тихая обитель» (1890), «Вечерний звон» (1892)... Изображение православных храмов воспринимаются как важная часть среднерусской природы; большие пространства неба и воды расширяют пейзаж ввысь и вглубь, делая его безмерным. В этих работах точно ощущается присутствие Бога…
Портреты, конечно, тоже могут передавать святость. Например, образы тех, кого Павел Корин хотел изобразить на полотне «Реквием» («Русь уходящая»). В каждом из его героев чувствуется благородство, внутренняя сила, та самая, которая даст возможность не сломаться, несмотря на наступившие и еще грядущие для некоторых испытания. Кто-то из изображенных Кориным прославлен Церковью в лике святых, кто-то нет, но практически в каждом ощущается «высокая степень духовной причастности (близости) Богу».
Передать «Русь уходящую» попыталась и Мария Вишняк. Ей повезло: в юности она, посещая своего духовника протоиерея Анатолия Яковина в маленькой деревне Пятница Владимирской области, общалась с теми, кто через лагеря и ссылки пронес свет веры. «Это были удивительные люди, прожившие невероятно трудную жизнь, видевшие ужас сталинских лагерей. Каждый из них являл собой образ настоящего христианина, простого, глубокого, достойного и невероятно теплого и жертвенного», – говорит Мария. И когда встал вопрос о теме дипломной работы в Суриковском, духовник сказал – писать портреты этих людей: «Пиши Россию, которая уходит. Людей, несущих на лице свет Христов. У нас с тобой таких не будет». И она писала – священников, схимниц, писателей, чтецов и многих других, стремясь запечатлеть ту духовную силу, которую она видела в этих людях, делая акцент на их глаза, буквально светящиеся на немолодых лицах. Есть у нее и портрет отца Анатолия, и в его образе тоже чувствуется свет веры Христовой, внутренняя красота человека…
Влияет ли личность художника, его отношение к тем, кого он изображает, на конечный результат? Мне кажется, не всегда это взаимосвязано. Пожалуй, бóльшую роль играет мастерство и профессиональная честность художника. Валентин Серов достаточно критически относился к властям, но создал, пожалуй, один из лучших портретов императора Николая II (1900). Портрет кажется очень простым, нет ничего лишнего, главное – лицо Государя, изображенного на условном фоне, – лицо внутренне прекрасного человека. Как мастер высочайшего уровня, Серов улавливал в модели главное и создавал образ человека. Это действительно портрет будущего святого, будущего страстотерпца, хотя Серову, конечно, такая мысль даже отдаленно не могла прийти в голову. Созданный им портрет говорит больше, чем некоторые современные живописные произведения, созданные уже после того, как Царская семья была канонизирована, и художники понимали, что пишут святых. Но воспринимать многие из этих современных работ трудно, они не правдивы в своей декларативности. Видимо, тут недостаточно личного отношения и почитания, а нужен большой талант и чувство вкуса.
Художники второй половины прошлого века пытались угадать, нащупать изобразить нечто, связанное со святостью, с тем, что отличается от нашей повседневной будничной жизни, преображает и освящает ее. Изобразить, возможно, не напрямую, а опосредованно. Найти отзвук святости в мире, откуда в течение многих лет пытались изгнать Бога.
Вот, например, картина Виктора Попкова «Хороший человек была бабка Анисья» (1971–1973), в которой изначально реалистический (если смотреть по эскизам) пейзаж начинает звучать обобщенно, глобально, уводя изображение в другие измерения, измерения Вечности. Трагизм самой ситуации снимается тем, что в работе много красного, праздничного, пасхального цвета. Но все это оказывается связанным и с усопшей, той самой неизвестной бабкой Анисьей.
Эта картина Виктора Попкова явно впечатлила Андрея Тутунова, который тоже обращается к похожей тематике и решает ее в чем-то сходным образом в картине «Похороны в Турово» (1978). Вроде бы всё буднично, по-здешнему: люди собрались проводить в последний путь старую женщину, у могилы одиноко, как потерянный, стоит муж, у гроба старушки в черном, прощающиеся с подругой, кто-то из младшего поколения разговаривает, прикуривает... А наверху, в небе прозрачные ангелы несут душу усопшей. В этом символистическом решении – попытка сказать нечто важное и об умершей, и о том, что есть нечто большее, чем наше «здесь и сейчас».
Дмитрий Жилинский показывает, как к пониманию святости, к вере, к Богу можно приблизиться через высокое искусство. В картине «Играет Святослав Рихтер» (1983) он показал великого пианиста за роялем, причем рояль расположен на фоне огромного портала Фрайбергского собора, что находится в Музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина. То есть при входе в храм Божий.
Над роялем – условные, как из бумаги сделанные, фигуры ангелов, на переднем плане стоит ваза с лилиями. Все эти детали показывают, как музыка воздействует на слушателей, становясь, своего рода вратами, направляющими к Богу.
Все эти примеры (малая часть того, что можно было бы показать) – всего лишь попытка поразмышлять над тем, как можно передать святость силами светского изобразительного искусства, и вообще – возможно ли подобное.
Святость – отсвет здесь, на земле, Божественного света, и художники, награжденные от Господа талантом, так или иначе пытаются увидеть этот отсвет, причем в очень разных ситуациях. И у них получается, в той или иной мере, конечно, если они талантливы и стремятся воплотить в красках нечто важное. Работы, в которых демонстрируется только идея святости (то есть нечто схематическое, от головы), обычно не достигают искомого.
За рамками статьи остался огромный пласт западноевропейского искусства, я его не касалась, просто чтобы не утонуть в материале, а там можно найти множество интересных примеров. Так же я не касалась и искусства XXI века; возможно, стоит попытаться сделать это в следующих материалах.