Наступил новый день, прошёл завтрак, близился обед. А за Артуром и Еленой не спешили приходить. За эти несколько часов, что они провели вместе, общение у них так и не наладилось. Лена все как-то больше отмалчивалась. Ей словно было стыдно, что посторонний человек видел её в минуты слабости.
Утром Артур проснулся с хорошим настроением, словно предчувствуя, что день выдастся славный. Он тайком глянул на соседку. Лена к этому времени не спала. Сидела на кровати и о чем-то сосредоточенно думала. Она вдруг улыбнулась ему, сказала:
– С добрым утром!
– Приветствую, – ответил он, – как спалось?
– Как обычно, плохо. К тому же, мне приснился нехороший сон, – ответила она. Но голос у нее был не таким уж печальным.
– Плохой сон? А то ж ты тогда такая счастливая вся, аж светишься? Мужик что ль приснился? – сказал он и тут же отругал себя: «Вот дурак, опять же обидится!».
Но она промолчала, лишь опустила глаза и немного покраснела. Артур глянул на неё:
– Угадал?
– Ну да… – ответила Лена как-то загадочно.
– Понимаю, такой красивой женщине одной ой как несладко, – Главка встал. – Можно я с тобой немного рядом посижу?
Девушка подвинулась. Посидели чуть, бросая друг на друга взгляды исподтишка.
– Так что за сон? – спросил Артур наконец.
– Мне муж приснился… – ответила она виновато. – Наш первый раз… Ой, извини! Что за глупости… – она хотела встать, но Артур её схватил за руку, сказал:
– Лен, не уходи. Может, больше и не увидимся. Давай хоть пообщаемся.
Главка сразу понял, что Елена человек из высшего общества, по её манерам это было видно. И ещё он своим мужским чутьем понимал, что с первого дня возымел над ней какую-то власть. Привлёк её как мужчина. Но она все время уклонялась от разговора, и даже просто от его взгляда.
– А где же твой муж? Что он не идёт к такой красивой жене? – спросил Дрязкин.
Лена посмотрела на него, на глазах были слезы. Артур обнял её, погладил по волосам:
– Ну извини. Давай не будем об этом. Если хочешь знать, мужики они все такие… сволочи! – Он хотел пошутить, но видимо, не удалось.
– Все, кроме моего Виктора. Он у меня такой славный… был.
До боли знакомое имя резануло слух. «Что за рок такой! И здесь Виктор! Он меня преследует!».
– Он тебя бросил? – Лена промолчала. – Он погиб? – она опять промолчала. Главка вдруг почувствовал себя последней сволочью. Ну зачем надоедать девушке с такими вопросами, может, у неё горе. Но в этот момент она ответила:
– Его убили. И осуждена за это я.
Артур вскочил:
– Ты ведь шутишь?
– Разве похоже? – ответила Елена.
Главка правда не знал, что сказать. Он видел эту женщину первый раз в жизни, но внутренний голос подсказывал, что она не имеет отношение к преступлению. Тут Артур почему-то вспомнил Фаню. Почувствовал, как он безумно соскучился по ней, как он хочет поскорее увидеть, обнять, никогда больше не отпускать! Где она, что с ней?
– Скажи, а ты, случайно, не родственник Виктора, моего мужа? Ты невообразимо на него похож. Я… понимаешь, мне трудно… Находится рядом и не… – Елена прижалась к Дрязкину. Он почувствовал, как нежная рука пробежала по его спине. – Понимаешь, Артур, я пыталась! Но это как наваждение. Ты просто как две капли воды похож на него. Понимаешь, мне так хочется…. Почувствовать!
– Ну уж нет! Прости, дорогая … – Артур аккуратно освободился из её объятий.
В голове одна мысль: и Елена говорит, что он похож на Виктора. Артур вернулся на свою кровать, никак не понимая, что же случилось. Рыжеволосая соседка сидела неподвижно, очень долгое время. Потом она медленно повернулась к нему и сказала:
– Никогда не думала, что когда-нибудь мне придется испытать, что означает отвергнутая женщина. Такое впечатление, что тебя изваляли в грязи, оплевали, затоптали…
Главка ответил ей на это очень злостно:
– И я никогда не думал, что испытаю это унижение, когда девушка отдается тебе только потому, что с кем-то тебя путает! Знаешь, один раз это было, второй раз – увольте…
+++Личное дело Ирины Белявской.
Ирина Петровна Белявская родилась 13 апреля 1974 года в городе Москве. В шесть лет она пошла в общеобразовательную школу №19. Учителя обнаружили у девочки большие способности к иностранному языку. После 4 класса родители перевели её в гимназию с углубленным изучением языков. Девочка, проучившись три года, могла достаточно свободно изъясняться на немецком языке. Она принимала участие в различных общероссийских и международных олимпиадах, занимала призовые места. В свои 12 лет Ирина имела дополнительные баллы при поступлении в любой вуз Москвы. Однако именно в этом возрасте у неё начались странные истерические припадки, она стала проявлять агрессию по отношению к одноклассникам. Родителям директор гимназии сделал выговор, но, считая Ирину одной из лучших учениц, посоветовал им показать девочку врачу. Вскоре появились другие признаки нездоровой психики – Белявская время от времени забывается, путает имена подруг, не узнает людей. Её отвели на консультацию к психоаналитику. Первое подозрение – серьезное нервное расстройство из-за умственных перегрузок. Посоветовали забрать Иру на год из школы, чтобы восстановить душевное состояние. Находясь дома, девочка ни за что не хотела расставаться с немецкой литературой и вскоре стала читать классиков в оригинале.
Постепенно расстройство психики усугублялось. 12 апреля 1987 года прибывшие по звонку родителей врачи зафиксировали признаки сильнейшей агрессии и нервного срыва. Ирина била посуду, кидалась на присутствующих людей и заявляла, что покончит жизнь самоубийством. Поэтому с 13 апреля 1987 года Белявскую поместили в психиатрическую клинику с диагнозом – шизофрения. +++
Илелюхин внимательно изучил досье Ирины. Потом вызвал секретаря и попросил соединить её с Валентиной Михайловной.
– Я Вас слушаю?
– Здравствуйте, это следователь, Владимир Мартынович. Валентина Михайловна, у меня к Вам вопрос, если позволите.
– Да, конечно, – ответила она неохотно.
– Когда пропала Ваша дочь?
– … Летом этого года.
– А поточнее можно? Ну, число там, месяц, – не отставал Илелюхин.
– Хорошо, сейчас вспомню, – сказала Валентина Михайловна уже с какой-то неприязнью. – В августе, числа 20-го или 22-го.
– Вы уверены? – не унимался следователь.
– Абсолютно.
– Хорошо, так и запишем, 22 августа 1995 года Ирина… Сбежала из психушки? Правильно я понимаю?
В трубке немного помолчали, покашляли. Потом он услышал ответ:
– Да, именно так. Мне позвонили утром из больницы и сказали, что Ирина пошла на утреннюю прогулку и не вернулась.
– Значит так и указываю в личном деле: пропала 22 августа 1995 года. Ладно, спасибо. Но на всякий случай сообщаю Вам о том, что Вы не должны сейчас уезжать из города. Мало ли что.
– Понятно, до свидания.
Илелюхин сел в кресло и закурил. Странным ему показалось всё это. Валентина Михайловна общалась с большой неохотой, да и про Ирину не поинтересовалась. Владимир Мартынович достал из ящика письменного стола толстую папку – копию документов о деле Виктора Штрайбикуса.
– Виктор был убит 28 июня 1995 года. А Ирина в это время была ещё в психушке. Значит, она никакого отношения не имеет к этому делу. Выходит так, – рассуждал следователь сам с собой. – Однако почему же сторож, который приютил Фаню, утверждает, что она говорила о Штрайбикусе, да и звонила в Дрезден на номер фирмы. Пропала 22 августа 1995 года... Сейчас конец декабря. Значит, Фаня считалась пропавшей уже 4 месяца. Так ли это?
Следователь порылся в справочнике и набрал номер психиатрической больницы №4. Через полчаса он уж беседовал с главным врачом Никитой Борисовичем. Оказалось, он работает совсем недавно и ничего не знает про Ирину Белявскую. Но Владимир Мартынович не растерялся: через некоторое время он вышел на прежнего главного врача и условился о встрече.
Николай Александрович Мысиков после долгих колебаний и уходов от ответа, наконец, признался: он ушел с должности по собственному желанию, «потому как замучила совесть». Да, Ирина Белявская лечилась у него в отделении долгое время. В июне 1993 года родители решили забрать её к себе под их личный контроль, заплатив очень кругленькую сумму главврачу. Они мотивировали это тем, что их дочь не представляет опасности для общества, а им хочется наладить контакт с единственным ребенком. Николай Петрович согласился (хотя и не сразу). Белявской к тому времени исполнилось 19 лет. Врач иногда навещал Ирину на дому, контролировал её состояние. А по документам она «числилась» в больнице. Со временем он перестал ходить к девушке. В сентябре 1995 года Николай Петрович увидел в газете объявление о пропаже Инины Белявской, он понял, что дела его плохи. Он уволился с работы по собственному желанию, закрыв карточку Белявской 20-м августа 1995 годом. Чтобы к нему не было претензий: девушка просто выписалась, а что с ней и куда она пропала – это на совести родителей!
– И по всем вашим документам она вылечилась? – поинтересовался Владимир Мартынович.
– Да. Последняя запись в карточке – полностью здорова, 20 августа 1995 года.
– А какие-нибудь бумаги для родителей Иры вы писали?
Врач замолчал. Илелюхин улыбнулся:
– Отвечайте смело. Вам это уже мало навредит.
– Мать её приходила со справками. Типа медкомиссии что ли. Я подписал, что Ирина никогда не стояла у нас на учете.
– Вот как! Интересно! А что ж за медкомиссия?
Николай Петрович помедлил с ответом. Хотя и без того было ясно, что подпись главврача Валентина Михайловна получила не за свои красивые глаза. Наконец, он ответил:
– Точно не могу сказать, но мать говорила, что хочет увести Ирину заграницу, что вроде бы предложили то ли работу, то ли учебу, связанную с языковой практикой.
Владимир Мартынович ещё больше улыбнулся. Врачу он показался похожим на Чеширского кота из Алисы в зазеркалье.
– То есть, Вы хотите сказать, что родители Ирины собрали бумаги для того, чтобы отправить Ирину за пределы родины, и Вас это не смутило? Вы же подписали документ, что шизофреничка абсолютно здорова и спокойно может колесить по свету! И теперь Вы полагаете, что Вас спасет тот факт, что карточка Ирины закрыта 20-м августом этого года? На что Вы надеялись?
Николай Петрович на глазах багровел. Он стал сильно пыхтеть, расстегнул верхние пуговицы рубашки, как будто ему не хватало воздуха. «Чеширский кот» не унимался:
– Как же так! У Ирины вроде не раздвоение личности?! Но она лечится здесь и в то же время находится в Дрездене?
– Почему именно в Германии? И вообще, я не уверен, что у них вышла вся эта затея. Это надо ещё выяснить…
– Вы, видимо, хотели сказать, не выяснить, а доказать!? Ну, что ж ясненько, – следователь стал прощаться. Уже в дверях он сказал спокойно, как ни в чем не бывало:
– Побудьте дома минут 15. За Вами приедет машинка. Мы приглашаем Вас в наши апартаменты, для беседы. И не стоит никуда уезжать. Иначе кроме статьи превышение должностных обязанностей, подделку документов Вам пришлепают ещё и сопротивление при аресте. Всего доброго!
– Да! – вернулся следователь через пару минут. – Напомните-ка мне диагноз Ирины?
Врач ответил тихо:
– Шизофрения.
Владимир Мартынович очень долго думал, что ему теперь делать с Фаней. История с подделкой справки о состоянии её здоровья, поиски доказательств пребывания Белявской в Германии – на это всё нужно время. А с делом по поддельному паспорту – вообще глухо. Девка, может, и шизофреничка, но выкручивается, как может. По её словам, она не знает никакого Дрязкина, понятия не имеет, откуда в «левом» паспорте ее фото. А на то, что она была в ЗАГСе в тот день, по ее мнению, не означает, что она собиралась выходить замуж за неизвестного ей Артура. В общем, все ее показания – полный бред. Если пригласить психоаналитика, Белявскую признают невменяемой и отправят на принудительное лечение. Но – Штрайбикус, Дрезден, Ирэна? Если Илелюхин сейчас отдаст Ирину на растерзание врачам, то можно забыть о «деле жизни». Однако Мартынович нутром чувствовал, что она причастна к убийству машинного магната.
Надо повременить со всеми врачебными обследованиями Белявской и как-то оставить её в пределах видения.
– Точно! – Илелюхин заерзал на стуле от удовольствия. – Так-с… Как мне найти Дрязкина и его друга? А! Точно! Что ж это я? – и он, довольный, вышел из кабинета.
Даниил очень удивился предложению следователя Илелюхина «последить за Фаней». Что бы это могло значить? На самом деле ему не сложно пару-тройку дней присмотреть за девушкой. Даниил уже узнал из достоверного источника, что Главке грозит только условная судимость. Однако Артура до суда не отпускают. Илелюхин сказал, что если Данька «поможет следствию» – а именно: некоторое время проведет со своей знакомой Фаней, то это зачтется его другу. Он не отказал. (Самого Даньку отпустили почти сразу, так как на него ничего не нашли – ну не могли же его привлечь за кражу сумасшедшей?).
Когда Фаня вышла из прокуратуры, у дверей ее ждал Даня. Она обрадовалась, увидев его, но жестом дала понять, что пойдет в соседнее кафе, где они могут встретиться, чтобы их не видели вместе.
– Привет, – сказала она, когда Данька зашел в кафе, огляделся для вида и подсел к ней за столик. – А как там Пупсик? Где Артур?
– Не волнуйся, с ними все в порядке. Остались лишь какие-то формальности.
– Понятно, надеюсь, ты не обманываешь. Знаешь, как я переживаю за девочку! – Фаня улыбнулась.
Они перекусили, вышли на улицу, и Данька поймал такси.
– А куда мы едем?
– Мы пока остановимся в гостинице, а там посмотрим, – ответил он.
Фаня равнодушно смотрела в окно машины, как будто ничего особенного не произошло. Данька, если честно, с ужасом думал о том, что ему предстоит провести неделю с этой сумасшедшей девицей. Что она больная голову, он в этом не сомневался. Что, кстати, подчеркнул при первом разговоре с Илелюхиным. Данька выложил всё, что знал про Фаню. Вернее, то, что она сама говорила. Пусть опытные люди сами ищут правду. Они подъехали к красивому зданию. Прошли к лифту. Их пребывание в номерах было оплачено следователем. У Даньки была только одна мысль: «Хорошо, что в комнате установлены видеокамеры – в случае чего, эта не сможет меня прибить…». Похоже, придется с ней еще и Новый год встретить!
Спасибо за лайки, комментарии, подписки! Всем добра!
