Тайсто Калеви Хуусконен
Родился в 1915 году в г. Тампере (Финляндия). После окончания народной школы был чернорабочим, а в середине пятидесятых годов приехал в СССР, в Карелию.
Печататься начал с 1955 года. Первая повесть, "Тауно", была опубликована в журнале "Пуналиппу", а затем в переводе на русский язык — в журнале "На рубеже" ("Север"). В 1963 году на финском языке был издан отдельной книгой роман "Всходы будущего"; в переводе на русский язык он вышел в 1964 году. Затем в журнале "Пуналиппу" был напечатан новый роман писателя, "Стальной шквал", а в 1968 году вышел отдельной книгой роман "Земле нужен хозяин". В 1976 году Хуусконен вернулся в Финляндию. В принципе, это всё, что можно найти о биографии данного писателя. Поэтому поговорим о его творчестве, а конкретно — о его романе "Стальной шквал".
Это добротный роман о Второй мировой, освещающий выход Финляндии из войны. Хуусконен рассказывает о противоречивых настроениях, которые имели место на тот момент в финской армии. В книге отражён каждый этап данного исторического события, начиная от сосредоточения финских войск на линии фронта до наступления РККА и полного поражения финских войск.
Финляндия летом 1944 года, перед наступлением Красной Армии, находилась в глубоком кризисе. И без того не блестящее, её положение стало ещё хуже после разгрома немецко-фашистских войск в январе-феврале 1944 года под Ленинградом и Новгородом. В стране росло антивоенное движение. Народ всё активнее требовал выхода Финляндии из войны. Антивоенную позицию заняла и часть видных политических деятелей.
В середине февраля Финляндия обращается к советскому правительству, чтобы выяснить условия, на которых она могла бы прекратить военные действия и выйти из войны. СССР изложил свои мирные требования, которые признали довольно умеренными многие страны. Но Финляндию они не устроили. Тогдашнее правительство делало ставку на улучшение дел у Германии, ожидая, что та поможет… или что политически финнов поддержат США, если дела у Германии не улучшатся.
Книга начинается со сцен на вокзале, где егеря — истребители танков ждут своего эшелона. Это довольно разношёрстная толпа. Как мы знаем, в армию призываются все слои населения. Призывники по пути дебоширят и пьют. С первых строк книги нам говорят, что служба в армии — не шибко почётное дело. А моральный облик солдата очень низкий:
— Так-так. Вот вы, стало быть, и приехали, голубчики! Я оч-чень рад сообщить вам, хулиганы, что вы будете отвечать за всё, что вы там натворили, за всё, что вы там разбили или покорежили. Понятно?
Молчание. В темноте только слышно беспокойное дыхание, шарканье ног, почёсывание — присутствие большой и разношёрстной человеческой массы. Перед этой толпой стоял кто-то, который кричал, сыпал ругательства и угрозы. Эшелон прибыл к месту назначения. Выгрузившись из вагонов, все молча ждали, что с ними будет. А темнота орала на них:
— Вы всё еще пьяны как свиньи! И из такого дерьма мы должны испечь для финской армии егерей — истребителей танков! Возможно, кто-нибудь скажет, что из дерьма ничего не испечешь. Но я уверяю, пьяные свиньи, что мы вас еще сделаем людьми. Конечно, нам будет нелегко. Но уж вам-то будет гораздо тяжелее, смею вас в этом заверить. И это нам доставит огромную радость.
С этого начинается армейская муштра. Но она направлена не на обучение, а скорее на то, чтобы солдат научился дрожать перед командиром и был готов выполнить любую его волю. Задача — воспитать в солдате робота. Любое неповиновение карается, всё доводится до автоматизма. Из солдата выбивают всё человеческое, но это имеет и противоположный эффект: солдаты отделяют свой мир от мира командования. Они начинают ненавидеть начальство и армию, всеми силами пытаются вырваться на денёк из этой бесконечной муштры, нередко бессмысленной.
Вот что пишет солдат в своём письме матери:
«Здравствуй, мама!
Вот я и здесь. У нас тут было столько козыряния, что я не успевал даже тебе написать письмо. Сейчас я пишу, сидя в уборной, потому что здесь не нужно козырять. Ты, пожалуйста, не посылай мне никаких продуктов, потому что я не успеваю их съедать. Но есть у меня к тебе одно важное дело. Ребята тут говорили, что если кто-нибудь обручается, то ему дают отпуск. Так что спросите, пожалуйста, у Пертты Ринтала, не согласится ли она обручиться со мной. Конечно, не по-настоящему, а только чтобы мне дали отпуск. А если Пертта не согласится, то спроси, не захочет ли девчонка из Котанмикко. Но только ты растолкуй им как следует, что это не настоящая помолвка. И скажи, что колец покупать не надо. А также скажи, что если которая из них меня выручит, то я этого вовек не забуду. Но если они не согласятся, тогда ты пришли мне кило масла. Ребята тут говорят, что если кто съест кило масла, то прохватит ужасный понос.
Привет отцу и всем знакомым.
Твой Войто».
Как мы видим из письма, солдат не горит умирать за родину, не пишет, как он будет бить врага, как победит и положит свою жизнь ради победы. Нет. Он пишет, прося, чтобы ему помогли улизнуть. В армии до солдат не доносят, за что они будут отдавать свои молодые жизни, за что они расстанутся со своими родными, не увидят детей — а останутся лежать в поле. Им вместо чёткого смысла дают патриотическую гниль в виде финского духа, утверждая, что Финляндия превыше всего. Чтобы, если разбудить и спросить: «За что ты будешь сражаться, солдат?», — тот не колеблясь ответил — «За величие Финляндии». Парням пытаются внушить, будто их буржуазная армия не есть инструмент осуществления классового господства, а служит интересам всего народа.
Но мировая война имеет такое свойство: она обостряет противоречия внутри капиталистических государств, разоблачает на деле, перед глазами миллионов людей, несоответствие между народом и правительством. То, что раньше видело лишь сознательное меньшинство.
Вот какие разговоры ходят в казарме:
— А если всё-таки заключат мир?
— Кто его знает… Придётся убраться за старую границу.
— Значит, вся война была зазря?
— Похоже на то.
Всё это мучило Ниеминена, не выходило у него из ума. А теперь этот прочитанный Хейккиля комментарий встревожил его не на шутку.
До чего всё это доведет? Неужели нас везут просто на убой? «Погибнуть с честью…» А разве нельзя жить с честью? Всё-таки это лучше. Нет, он не хочет умирать, хоть и сказал «один хрен». Жизнь отдать вовсе не пустяк. К тому же когда не знаешь, умираешь ли ты для блага родины или во вред ей.
Учебка закончилась, — пора ехать в войска. Вчерашние новобранцы попадают на фронт. Задача войск — удержать занимаемые позиции. Правительство опасалось, что после отказа выйти из войны советское командование может начать мощное наступление. Но и были надежды, что СССР не станет наступать, а сосредоточит свои силы на разгроме Германии.
Поэтому на фронте царила расхлябанность — если летели самолёты, то по ним не вёлся огонь, оборонительные рубежи подготавливались кое-как, никто не думал, что сосед всё же пойдет в наступление. Солдат мучил вопрос: когда будет мир? Ходили споры — стоит ли за эти земли умирать.
Автор в каждом диалоге солдат демонстрирует классовую сущность войны. И показывает, что у пролетариата нет отечества:
— Послушайте-ка этих двух болванов! Ни тот, ни другой, видно, не знает, что значит, когда куска хлеба в доме нет. Тогда не думаешь, не разбираешь, куда, на какую работу — лишь бы тебя взяли, лишь бы хоть какой-нибудь заработок. И я не верю, когда рассказывают о колхозах всякие ужасы. Я думаю, в армии у соседа есть эти самые колхозники. И если бы они в самом деле тяготились своей участью, то разве бы так воевали?
— Воюют, потому что их гонят в бой насильно! — выкрикнул Куусисто. — Говорят, у них сзади стоят пулеметы. Иди в атаку, а не то получишь очередь в спину. Потому они так и прут.
У Хейно вырвался иронический смешок, но Ниеминен принимал всё всерьез.
— Ну, насчёт того, чтоб насильно гнали в атаку, я сомневаюсь. И я думаю, что у нас о них вообще говорят много такого, чего нет на самом деле. Но я считаю, несправедливо отнимать у человека то, что он с огромным трудом заработал.
— Да, как наши фабриканты, например, — перебил Хейно. — Ведь они, бедные, столько трудов положили, чтобы приобрести в собственность свои заводы и фабрики. Или помещики-землевладельцы — они пахали землю до изнеможения, гнули спину, несчастные, зарабатывая свои богатства!
— Но даром-то никому ничто не доставалось! — воскликнул Куусисто, выходя из себя. А затем добавил, как бы для большей верности: — По крайней мере, нам, нашей семье. Пришлось-таки потрудиться на совесть, пока не наладили хозяйство как следует.
— Да, и особенно потрудились батрачки и батраки, — ухмыльнулся Хейно. — Но ты спроси-ка вот у Войтто, как они трудились на своем клочке. И всё-таки им частенько приходилось облизывать сухую ложку.
Куусисто запнулся, но потом сказал:
— Надо было прикупить больше пахотной земли!
Хейккиля и Хейно так и прыснули, и Куусисто густо покраснел. Чувствуя сам, что сказал глупость, он бросил со злостью:
— Ну, если в России, по-вашему, такой рай, так и проваливайте туда! У Хейккиля вон уже давно и пропуск в кармане.
Он встал и пошел прочь. Вдогонку ему Хейно крикнул:
— Вот они, такие-то, и воевали бы сами, коли охота! Им есть что защищать. А у меня — ничего, кроме пары вонючих портянок, и я должен…
— Ну, ты опять заладил одно и то же! — перебил Ниеминен, начиная сердиться. — Разве у тебя нет Родины?
— Родина, видишь ли, она — кому как. Одним она мать, а другим — вроде злой мачехи.
Ниеминен хотел сгоряча сказать ещё что-то, но сидевший невдалеке Сундстрём встал и, уходя, произнес:
— Как говорили римляне: «Уби бене, иби патриа» — «Где хорошо, там родина».
— А ну, катись ты!.. — гаркнул в сердцах Ниеминен. — Ты тоже… паршивая овца в нашей армии!
— Каков король, таковы и подданные, — послышался смешок, и Сундстрём скрылся в кустах. Юсси Леппэнен заржал, по обыкновению, а Ниеминен, разозлись, пошел прочь.
— Нет, с этими цыганами и говорить не стоит!"
А в это время СССР стягивал к фронту всё больше сил, чтобы навалиться на врага всей мощью. Советские солдаты прекрасно понимали, за что они сражались, за что отдавали жизни. Советскими политорганами велась активная работа: устраивались митинги, на которых выступали рабочие Ленинграда, пережившие страшную блокаду.
В то же время солдаты Финляндии несли тихую службу, оставаясь в неведении, что на них скоро обрушится стальной шквал, что они будут гибнуть из-за нерасторопности и пустых надежд своего правительства.
И вот наступило 9 июня — день артиллерийской подготовки. Десять часов по самым укреплённым позициям финнов вёлся огонь, велась бомбардировка.
Финские позиции трещали по швам, в сердца финских солдат вселялся ужас неминуемой гибели. Утром 10 июня, после артподготовки, на финнов двинулась вся мощь Красной Армии. Она, как таран, не чувствовала преград, ломала оборону, уничтожала надежду выжить — советский солдат шёл за своим: освобождать народы и карать преступников. И никакая финская оборона не могла остановить напор и решимость советских солдат, а финский солдат всё лучше видел, что у них и у офицеров разные взгляды на войну. Солдат всё меньше хотел сражаться и умирать — он желал мира. Офицеры же всё более тряслись при мысли о том, что придётся оставить свои имения, которые они получили в ходе наступления 1941 года.
Всё больше солдат бежит в лесную гвардию, финны всё ближе отходят к границе, провал всё ближе. И как гласила записка одного солдата:
«Независимость Финляндии не в пушках, а на кончике пера. Иначе говоря: заключив мир, мы сохраним и независимость. Ибо независимости нашей никто не угрожал. Теперь надо поторопиться. Время не терпит. Чем больше солдат уйдёт в лесную гвардию, тем скорее господа возьмутся за перо».
И вот советские войска выходят к государственной границе. Это значит, что агрессивным планам Финляндии пришёл конец. Двадцать второго июня Финляндия через Швецию обращается к советскому правительству за миром. СССР выдвинул свои требования, однако те вновь были отклонены.
Двадцать шестого июня президент Финляндии подписывал декларацию, что не утвердит мир. Он ждал помощи от Германии. Солдаты продолжали гибнуть и дезертировать. Но внутри правящей верхушки назревали перемены — в итоге они случились 1 августа. Президент Финляндии Рюти ушёл в отставку — именно он был сторонником сотрудничества с Германией. И уже 29 августа было заключено перемирие на условиях полного разрыва отношений с Германией и выводом её войск с территории Финляндии.
Солдаты дождались мира, но верхушка всё же питала надежды на реванш:
«Капитан Суокас прохаживался перед строем. На нем была новенькая форма. На груди ярко выделялись орденские ленты. И петлицы опять появились.
Взвод впервые за всё время собрался весь целиком. Несколько дней тому назад началось перемирие. Теперь им сказали, что придется отступить к прежней границе. Стало быть, отвоевались. Каждый уже представлял себе гражданскую жизнь. Солдаты так и ждали, что капитан объявит о демобилизации или по крайней мере о том, когда их увезут отсюда и куда. Но Суокас вдруг начал говорить совсем о другом. Он расхваливал массовый героизм финской армии. Потом заговорил о подвигах своего дивизиона и этого взвода. Наконец, он помянул и погибших. А дальше пошло нечто новое. Он сказал, что перемирие, которое сейчас заключено, это всего лишь временная передышка. Стал уверять, что ныне оставляемые территории Финляндия еще возьмёт обратно. И посоветовал каждому ни на минуту не забывать об этом. «Врагу мы ничего не отдадим — ни даром, ни на каких бы то ни было условиях».
Все были ошеломлены этой речью. Никто, казалось, не понимал, что капитан имеет в виду. Потом, когда Суокас удалился, солдаты долго ещё пребывали в каком-то оцепенении, пока окрик нового, вновь назначенного командира взвода не вернул их к действительности. Была подана команда готовиться к отправке. Солдаты бросились укладывать свои рюкзаки. В ушах еще звучали слова капитана. Все были настолько потрясены, что не могли произнести ни слова. «Ясно одно, — думал Ниеминен, — если такие люди будут у нас командовать, они ни за что не уймутся, пока не погубят Финляндию окончательно».
— Эти проклятые господа офицеры никогда не станут умнее! Вот и этому капитану, видно, жаль, что война кончилась. Будь у меня власть, я бы дал ему в руки лопату. Вот, мол, тебе орудие, поди-ка потрудись! Заработай себе на пропитание. До сих пор, мол, тебя войны кормили, но теперь этому конец».
Финская реакция мечтала о реванше и поэтому не спешила выполнять требования советской стороны. Но маховик преобразований и поддержка финской общественности разрушали эти планы. В конце книги есть сцена, где один из героев — финских солдат — вздохнул с облегчением, когда узнал о мире, говоря о том, что народу не нужна война, что народ хочет мира, пахать землю и растить детей. Эта сцена показывает: народ должен дать отпор милитаристам, которые хотят втянуть всех в новую войну, войну, в интересах богатеев.
Милитаризм — это дитя капитала.
Не забудьте подписаться на наш канал в других социальных сетях для получения еще большего количества интересного контента! Ждем вас: