Диалектический материализм – это философия или, правильнее говоря, мировоззрение марксизма. Согласно формулировке Корнфорта, мировоззрение – «наиболее общее представление о природе мира и о месте и назначении человечества в нём». Диалектический материализм, в свою очередь, делится на собственно материализм (положение о первичности материи перед сознанием и вытекающая из этого положения система взглядов на мир) и диалектику (метод мышления и исследования мира, требующий от мыслителя акцентироваться на взаимосвязях и изменчивости окружающей реальности и её элементов). Слово «делится» условное – обе эти половины основательно связаны между собой – но в данном случае это не так важно. Что, на мой взгляд, с марксистской философией не так?
--------------------------------------------------------------------------------------
1.Неполнота содержания материалистической половины. Мир материален – прекрасно; из этого вытекает ряд интересных следствий – замечательно; можно даже вывести представление о научной истине и научном методе – великолепно; а дальше-то что? Я напомню, что люди приходят к марксизму в поисках решения, в том числе глобального, личных и общественных проблем сегодняшнего дня. А через голый (и даже через диалектический) материализм вполне можно прийти к идеям вроде «о, я всегда знал, что надо побольше жрать и поменьше думать, пойду-ка наверну своего соседа по голове и заберу себе все его материальные ценности». Если вам кажется, что я утрирую в совершенно недопустимой степени, то посмотрите на эволюцию нашего общества. Представление о коммунизме как обществе всеобщего счастья превратилось в представление о коммунизме как обществе, где все могут жрать в три горла, а затем коммунизм просто был отринут за ненадобностью, и высшей ценностью было провозглашено жрать в три горла за счёт слабаков и лопухов всяких. Посмотрите и задумайтесь, так ли уж сильно я утрировал выше.
То есть. Материализм, как он сейчас представлен в теории, склонен пренебрегать наличием в человеческом обществе сознательного элемента – пусть и признавая на словах, что не только бытие определяет сознание, но и сознание оказывает обратное влияние на бытие. Как следствие, он не предлагает специальной материалистической философской подсистемы для человеческого общества, де-факто рассматривая последнее как обычную часть природы, для понимания которой не требуется никаких новых особых понятий. Его вроде как не слишком интересует, что обладающие сознанием субъекты и их коллективы до некоторой степени обладают и свободой воли – в самом лучшем случае мы наблюдаем лишь попытки подступиться к этому вопросу, как у Корнфорта. Возможно, это происходит потому, что о природе субъектности и, соответственно, о степени свободы воли субъекта наука не могла ничего толком сказать в XIX веке и не может и сейчас – а раз не может, то вроде бы как неудобно брать в теорию подобные понятия. Но в результате оказывается, что в фундаменте марксистского мировоззрения нет важнейшего комплекса представлений о целеполагании (цель, средства, издержки), в нём не говорится, что наша цель – коммунизм, в нём (и вообще нигде) не даётся хорошего, обстоятельного, всестороннего определения коммунизма. А общество, у которого нет цели, как известно, тут же найдёт себе её суррогат в виде цветовой дифференциации штанов – и сделает это тем скорее, чем больше марксистов будет пренебрежительно трактовать цель как нечто идеалистическое и создавать себе вместо этого культ «необходимости» (то есть, по-русски говоря, неизбежности), докатываясь до какого-то модернизированного демона Лапласа. Запомните этот момент – далее мы ещё много раз увидим, как из преувеличенных представлений об автоматизме всего происходящего в этом мире и преуменьшения роли сознания, психологии, сознательного действия растут ошибки коммунистической теории в приложении к конкретным областям.
Столь же бесполезно спрашивать у диамата в сегодняшнем виде определений счастья, равенства, справедливости, ответственности, долга; задавать ему вопросы о гуманизме и о насилии, о границах допустимости и недопустимости применения последнего; требовать у него построенной на всём этом системы этики и введения понятия свободы в этический контекст (с самим понятием диамат всё-таки старается разобраться). Причём перечисленного не то чтобы нет в марксизме вообще – нет, ситуация гораздо интереснее: всё это пытаются урывками восполнять где-то в других разделах марксизма (ленинская концепция справедливой войны), подразумевают наличие подобных понятий умолчанием (советская система юстиции), используют в живой практике, не заморачиваясь теорией (моральный кодекс строителя коммунизма, собственно полуофициально-бытовое представление о коммунизме как обществе всеобщего счастья), делают подборки цитат классиков по вопросам морали и нравственности (а классики говорят по преимуществу о том, что до сих пор мы имели дело с классовой моралью – кто бы спорил; а как насчёт мораль бесклассового общества и его членов сформулировать, а?). Нетрудно заметить, что всё это – разговоры вокруг да около: коммунистическое мировоззрение, как ни странно, даёт характеристики основам мира, но при этом НЕ ПРЕДПИСЫВАЕТ даже в общих чертах, как действовать в этом мире коммунисту и чего ради – пусть-ка коммунист, получая чувствительные затрещины от материального мира, соображает сам. Отчего это так – вопрос отдельный и не самый простой (частично, впрочем, я попытался ответить на него выше), поэтому сейчас просто констатируем факт и отложим его в сторонку.
А ведь люди ожидают от коммунистического учения прямого и явного указания путей к счастью и справедливости. И оказываются изрядно сбиты с толку, когда выясняется, что эти понятия пребывают тут на каком-то мутном полулегальном положении и разработаны весьма слабо. Хорошо ли это? Фанатичный любитель марксистско-ленинской философии в нынешнем её виде наверняка скажет вам, что просто отлично, что так и надо, долой «идеализм» и «метафизику». Но если вы ещё сохраняете разум, то наверняка вспомните, что советское общество в своё время рушили не только соблазнами потребительства, но и демагогией именно на этические темы, начиная с пресловутых «сталинских репрессий» – демагогией, против которой у советских людей не было противоядия, потому что они давно утратили умение уверенно отвечать на банальный вопрос: «Что такое хорошо и что такое плохо?». Весьма похожие события имели место и внутри марксистской идеологии – ортодоксам-большевикам оказалось нечего противопоставить этической демагогии Фромма и франкфуртской школы, и меньшевизм с социал-демократией взяли свой давно чаемый реванш, сперва в Западной Европе, а затем и внутри соцлагеря.
Таким образом, нам требуется достроить материалистическую половину диамата идеологической системой. Повторяю специально для недалёких фанатиков, взрывающихся криками «Идеализм!» при виде любой идеи – идеологической системой, а не идеалистической. Объективные материальные условия жизни общества, разумеется, сильнейшим образом влияют на формирование сознания членов общества и ставят известные рамки на путях практического воплощения людских идейных установок; но вот внутри этих рамок мы вольны формировать такую идеологию, какую считаем нужным, такое представление о должном, какое нам требуется. И не только вольны, но и должны это делать, начиная оказывать обратное влияние на общественное бытие путём разработки идей в собственном сознании и внедрения их в сознание массовое. Для любителей цитат – «теория становится материальной силой, как только она овладевает массами». Карл Маркс гарантирует это.
--------------------------------------------------------------------------------------
2. Совершенно безумные формы диалектической половины. Вряд ли кто-то из приверженцев марксизма будет спорить, что мир и его элементы со временем могут изменяться тем или иным образом, что элементы эти образуют самую причудливую паутину взаимосвязей, что часто изменение системы происходит под действием её внутренних противоречий и что, познавая реальность, всегда следует об этом помнить. Из этих общих принципов тоже выводятся некоторые полезные и интересные следствия – о причинности, о неизбежности, о случайности. Это – диалектика здорового человека. Казалось бы, всё хорошо. Положениями этой диалектики мы действительно должны руководствоваться где возможно, сильно повышая тем самым вероятность успеха любых наших действий.
Однако такая «реалистическая редакция» диалектического подхода претит механистичному духу XIX века – она слишком неопределённа. Что-то с чем-то может быть связано, а может и не быть – а нам непременно нужно найти какую-то железную закономерность во взаимосвязях! И вот на свет появляются «законы диалектической логики», которые на самом-то деле никакие не законы, а в лучшем случае тенденции – ибо сами диалектики говорят, что «на практике проявления законов бесконечно многообразны», а закон на то и закон, что проявления его именно что конечны.
И с другой стороны, дело не только в механистичном духе. Философия марксизма выросла на очень специфической почве – из европейской средневековой схоластики, обсуждавшей количество ангелов на острие иглы, и, далее, из немецкого идеализма, обсуждавшего от Канта до Гегеля в общем-то то же самое, но только в предельно абстрактной форме. А для этого источника «реалистическая редакция», напротив, недостаточно туманна! Ему требуются тысячи произвольных слов, заплетённых произвольными связями, чтобы философ под звёздным небом мог восхищённо сказать – «Как это непонятно и, следовательно, насколько же глубоко!». И вот специфически мыслящие «марксистские» философы стали всё настойчивее поливать «законы диалектической логики» духом немецкого идеализма – философского направления, которое марксизм преодолел и в целом отверг ещё в 1840-х годах. Ниже я скажу об этом чуть подробнее – ведь, похоже, в нашей тусовке все уже об этом позабыли или вовсе никогда не знали.
Из этого забавного противоречия (слишком неопределённо для механицизма, слишком чётко для немецкого идеализма) произросла диалектика курильщика – величайший во Вселенной баобаб бессмысленного словоблудия, не имеющий, в сущности, к содержанию коммунистического учения никакого отношения и лишь отпугивающий от учения людей, не обладающих предельно схоластичным складом ума. Ну в самом деле, мы пришли к коммунизму за справедливым обществом, а нам – и это в самом лучшем случае! – начинают затирать нечто вроде такого:
Советский исследователь Виктор Вазюлин, рассматривавший «Капитал» как пример развития и преодоления гегелевской логики, обнаружил, что вся книга целиком построена как малый виток спирали (представление товара, стоимости и денег) внутри большого витка (представление капитала как такового в его самостоятельном бытии).
<…>
В советском интеллектуальном ландшафте 1960-х ярким исключением из многих правил стал Эвальд Ильенков, прочитавший «Капитал» прежде всего как философский текст. Стоимость была осмыслена философом как сущность товара и как реальная общественная форма продукта, который производится в качестве товара. Стоимость превращается из предиката в субъект, и на этом основана «действительная мистика товарной формы». В самой стоимости, понятой по-марксистски, заключены те противоречия, которые проявляют себя в кризисах перепроизводства, вопиющем неравенстве, классовом контрасте и революционных потрясениях. «Капитал» для Ильенкова – важнейший шанс понимания действительности в ее саморазвитии и ценнейший пример движения от абстрактного к конкретному.
Идеальное, по Ильенкову – это объективная возможность, скрытая внутри вещей, которая может реализоваться только с помощью разумной человеческой деятельности. Самым наглядным примером идеального является стоимость товара, всегда отличная и от продукта, и от денег, уплаченных за него. Идеальное – это область понятий, а человек – это способ осуществления понятий. Марксу удалось понять капитал как форму функционирования средств производства, стоимостную форму организации и развития производительных сил; понять капитализм как господство абстрактного труда над конкретным.
Что за фигню вы сейчас прочитали? Это две цитаты из предисловия к недавнему сокращённому изданию «Капитала» за авторством Алексея Цветкова – одного из наших современных новых левых, подвизающегося на ниве популяризации марксизма для российской контркультурной молодёжи. Почему я взял именно эти цитаты, а не что-нибудь совсем архизабористое из ленинских философских текстов? Во-первых, я видел их совсем недавно и помнил, где искать; во-вторых, цитаты очень ёмкие – они сразу всё говорят и о новых левых, и об Ильенкове с Вазюлиным (которые числятся у фанатов диалектики курильщика двумя величайшими отечественными светилами марксизма последней трети XX века), и о диалектической «логике» с её спиралями и внутренними противоречиями, и о терминологии «марксистов»-философов, и об их манере излагать, и о предмете их интересов (действительно, что может быть важнее, нужнее и интереснее, чем создать свой внутренний образ «Капитала» в виде двух спиралей и поделиться этим видением с восхищённым миром!).
Для справки тем читателям, которые не слишком в курсе, что такое диалектическая «логика» и её законы. Этот вопрос достаточно подробно разобрал известный левый ЖЖ-блогер Алексей Кравецкий. Да, в последние годы он, к сожалению, скатился куда-то к пошлому социал-демократизму и был замечен в ряде других грехов (одно только его недавнее «разоблачение» теории трудовой стоимости чего стоит), но это не лишает его заслуг в деле обоснованного и окончательного развенчания диалектической «логики». Поэтому для действительного понимания проблемы рекомендую закрыть глаза на личность автора и ознакомиться, в частности, со следующими статьями Кравецкого: 1) «Могущество диалектики», 2) «О законе отрицания отрицания», 3) «О законе перехода количественных изменений в качественные», 4) «О законе единства и борьбы противоположностей».
Сверх этого я добавлю, что в виде святой троицы законов «диалектическая логика» представлена общественности не так уж и давно. Ещё в учебнике Александрова законов отнюдь не три, а непонятно, сколько («законам» там придан разный вес, и что-то изображено скорее в виде «подзаконных актов»). А существование «духа святого» – закона отрицания отрицания – там и вовсе с негодованием отвергается. Поэтому не надо думать, что я сейчас пытаюсь покушаться на некие священные основы. «Основы» эти подвергались сомнению и ревизии даже самими философами-диаматчиками задолго до всех нас.
Теперь продолжим. Несуществование «диалектических законов» именно как законов и лабиринт бессмысленных словес ни о чём – это ещё полбеды. Куда хуже, что диалектическая «логика» конкуренции не терпит – и с течением времени она вытеснила из официального марксистского арсенала логику формальную, каковая действительно представляет собой абсолютно незаменимый инструмент для надлежащей организации мышления. Если в учебнике Александрова 1954 года и учебнике Корнфорта середины пятидесятых годов формальная логика уважительно упоминается в качестве основы правильного мышления, а диалектическая рассматривается уже как следующий уровень мастерства мыслителя, то сегодня, как мы видим по нынешним нашим апологетам диалектики вроде левого биолога Владимира Фридмана, формальная логика просто отметается без разговоров как якобы нечто ограниченное, устарелое и непригодное для установления истины (на том основании, что формальная логика не интересуется истинностью исходных посылок – с тем же успехом можно требовать от математики, чтобы она проверяла, действительно ли пионеру Васе из арифметического задачника кто-то подарил три яблока…). Напомню, что изгнание из средних школ едва-едва туда введённой формальной логики состоялось в период с 1954 по 1959 годы, в период разрушительных хрущёвских реформ, в том числе реформы образования – и совершенно не удивительно, что сегодня по нашей марксистской поляне бегают стаи абсолютно алогичных диалектиков, вытаптывая её и распугивая рационально мыслящих людей.
И ещё одно по части диалектики – last, but not least. Диалектика зачастую предстаёт перед несчастным неофитом марксизма в каких-то агрессивно-зверообразных формах. Вышеупомянутому учебнику Александрова, составлявшемуся вскоре после войны в условиях тяжёлой международной обстановки, зверообразность была даже придана специально, по настоянию товарища Жданова – и удачным этот опыт признать никак нельзя. Если Корнфорт и, кстати, Сталин (в работе «О диалектическом и историческом материализме», которая интегрирована в «Краткий курс истории ВКП(б)») объясняют существо дела спокойно и доходчиво, то александровский учебник по тону (и вообще по форме) – это что-то с чем-то. Откройте его – и вас может ожидать культурный шок, настолько велик там удельный вес агрессии, воды и самовосхвалений по сравнению собственно с полезным содержанием. Но фанаты диалектики и особенно всякие кумачовые микрогруппки в нашей современной левой тусовке, такое впечатление, охотно берут за образец именно подобное зверообразие – что ничуть не улучшает репутацию диалектики в глазах не приобщённых к тусовке людей.
Таким образом, чтобы вновь заиметь какие-то перспективы для применения диалектики в реальной практике, марксизм должен навести в порядок в своей диалектической конюшне. Для этого требуется:
а). Выбросить пришедшее из немецкого идеализма философическое словоблудие за борт актуальной марксистской теории. Диалектика – это на самом деле нечто весьма компактное. Широким массам коммунистов за глаза хватит того же учебника Корнфорта, чтобы уяснить себе сущность диалектики раз и навсегда. Применяй прочитанное там к практике, и дело в шляпе. Уже философские работы Ленина читать вовсе не требуется – это сугубо добровольное дело. А уж когда вам приходят втюхивать Гегеля, его предшественников, его прямых последователей или предлагают с головой закопаться в какого-нибудь Ильенкова – знайте, что в самом лучшем случае это зряшная потеря времени, а в худшем вы претерпите тотальное разрушение психики, если окажетесь нестойки. Пользуясь встреченной мною в интернете блестящей аналогией — вам не нужно изучать алхимию, чтобы «вполне понять» химию. Очевидно, что если вы хотите разобраться, как функционирует Череповецкий металлургический комбинат, а кто-то настоятельно предлагает вам изучить для этого «Изумрудную скрижаль» или хотя бы труды Роджера Бэкона — этот кто-то несомненный жулик, вовсе не желающий, чтобы вы постигли все тайны металлургии, а добивающийся чего-то совсем иного.
Гегеля, если уж на то пошло, Маркс и Энгельс ругали ещё в самом начале своей карьеры, едва преодолев собственное гегельянство. Примером может послужить работа «Святое семейство» (1844), где объектами критики являются персонажи, слабо отличимые от сегодняшних гегельянцев, да и сам Гегель тоже («Фейербах при своём первом решительном выступлении против Гегеля противопоставил трезвую философию пьяной спекуляции»). Устрашающая работа «Немецкая идеология» (1845-1846) вся посвящена разгромной критике левых гегельянцев и пассивно философствующих в духе немецкого идеализма социалистов, а труды Гегеля мимоходом охарактеризованы там как обладающие «тощим содержанием», которое в них едва можно «наскрести». Во «Введении и заключении к “Отрывку из Фурье о торговле”» (1845) Энгельс самокритично говорит, что от «скверной, абстрактной, невразумительной и корявой формы» выражения мыслей, коей придерживается немецкий идеализм, увы, не избавлены и его собственные философские работы. Даже Ленин, питавший к Гегелю прискорбную слабость, не стеснялся при случае называть его «идеалистической сволочью». В учебниках сталинского времени вы тоже найдёте о Гегеле лишь очень немного добрых слов посреди уничтожающей критики. Из пыльного чулана всю эту неудобоваримую архаику вытащили, очевидно, в позднесоветские времена, когда теория по известным причинам переживала кризис – и, как мы видим, в этом смысле ничего не поменялось и сегодня: которое десятилетие гремит по тусовке вопль «ГЕГЕЛЯ НАДО ИЗУЧАТЬ!!!», цепенеющие перед авторитетами адепты послушно изучают, а воз теории, не говоря уже о практике, и ныне там. Совпадение? Не думаю…
б). Избавиться от зверообразных философских форм. Нам вовсе не нужно пугать людей и не нужно простыми народными словами расписывать каждому усомнившемуся, какой он тупоумный идеалистический буржуй на подсосе у империалистических разведок. Нам, напротив, нужно людей привлекать и обучать их мыслить, а не ругаться. Ругаться они все и сами умеют, причём далеко не всегда к месту.
в). Реабилитировать формальную логику и вернуть её в состав учения, а диалектическую – наоборот, лишить статуса «логики» и воспринять её «законы» как некоторый набор эмпирических наблюдений, которые в каждом конкретном случае могут работать, а могут и не работать. На всякий случай уточню, что, в отличие от Кравецкого, я не отвергаю «диалектические законы» в принципе, а воспринимаю их как некий общепонятный бытовой опыт, который во многих ситуациях может вам даже и помочь – но только до тех пор, пока вы не уверовали в его железную предсказательную силу и не стали полагаться на него так, как на закон всемирного тяготения. Потому что во многих других ситуациях эта бытовая эмпирика вам не поможет, ибо эти ситуации будут развиваться уже по другим принципам, отличным от представленных священной диалектической троицей.
--------------------------------------------------------------------------------------
3. Малый круг источников вдохновения. Это – вопрос скорее формальный, но пара значимых сторон в нём тоже есть. Диалектический материализм считает некоторые философские учения своими предшественниками и выстраивает на этой базе свою философскую родословную (отдельно – для материализма, отдельно – для диалектики), но она весьма коротка, да и обе ветви во многом повторяют друг друга. В родословную эту включены истоки материализма (и особенно естественных наук) и диалектического рассуждения, причём, как уже было сказано, в последние десятилетия непропорционально огромное место в ряду предшественников марксизма диаматчики стали отводить гегельянству. Между тем даже и в существующем виде марксистской философии следовало бы больше уважать утопистов, занимавшихся нужнейшим делом – созданием образа светлого будущего; включить в число идейных предшественников Аристотеля, который был основоположником формальной логики и материалистически объявлял основой познания познание через ощущения; предпочесть древнекитайскую диалектику (даосизм) гегельянской как много более понятную и эстетичную.
Поскольку же мы достраиваем марксистское мировоззрение системой представлений о целеполагании и этике, то у него появляются и новые философские корни. Например, в этом случае расширяется роль уже упомянутой древнекитайской философии: некоторые элементы моизма, легизма и даже конфуцианства могут, как ни странно, верно ориентировать человека для понимания ряда черт бесклассового общества. Так, цель коллективной деятельности – несомненно, общественная польза, перед законом должны быть равны все члены общества, общественно полезный закон следует неукоснительно соблюдать и уважать, а всяким мудрецам нужно не балаболить на отвлечённые темы, а идти и обустраивать общество. Другой пример – в качестве предшественника марксистского мировоззрения следовало бы легализовать гуманизм Возрождения, поставивший на первое место в жизни общества человеческое вместо божественного. Сегодня, я бы сказал, он в марксизме присутствует каким-то незримым призраком, что прячется за каждой портьерой, но лишён права выйти на сцену. А ведь для чего мы строим новое общество, как не для блага человека, а не богов? И можем ли мы построить новое общество, не заменяя по ходу дела старого человека новым? Опыт показывает, что скорее нет, чем да.
Кстати, о новом человеке: эпатажа и не только эпатажа ради могу указать на полезное зерно философии Ницше – «человек есть нечто, что дóлжно превзойти». Что это, как не заявление о бесконечности пути совершенствования человека и общества, о неостановимости развития далеко за пределами не только сегодняшнего научного предвидения, но и сегодняшней нашей фантазии? О, разумеется, ницшеанский сверхчеловек – это не тот сверхчеловек, что нам нужен, но ведь я и обещал позаимствовать у Ницше лишь небольшое зерно смысла. Стоит ли этого бояться учению, которое докатилось ныне до гегельянского культа? Благо сверхчеловек в версии Ницше порождён как раз мышлением «старого человека» – того самого старого человека, что ко времени построения коммунизма должен отмереть как явление, но с которым мы будем вынуждены бороться за коммунизм ещё по меньшей мере пару столетий.
Можно было бы поискать и ещё примеры недостающих философских корней, но для иллюстрации пока что достаточно и названных.
На этом месте возникает вопрос, есть ли смысл ворошить древние концепции, устаревшие сегодня на девять десятых или девяносто девять сотых, когда можно было бы выстроить недостающие элементы нашего мировоззрения с нуля? Ну, во-первых, формально нельзя, потому что источником нашего сегодняшнего мышления и сегодняшних идей действительно являются те самые древние концепции, преодолевшие множество промежуточных ступеней, и проследить всё это – дело научной добросовестности. Во-вторых, если марксизму не зазорно числить в предшественниках немецкий идеализм (понимаете, НЕМЕЦКИЙ ИДЕАЛИЗМ!), я не вижу, почему нельзя включать в родословную значительно более вменяемые философские учения. В конце-то концов, мы объявляем себя наследниками всего культурного богатства человечества или где? В-третьих, никогда не помешает порадовать любителей древностей кем-то более съедобным, чем Гегель: если через кафедру диалектического материализма рассказывать студентам про инь и ян вместо бытия-ничего-которое-есть-для-себя-бытие-в-становлении, это, я считаю, даст марксизму прибавку в сто очков к эстетической привлекательности. Закреплять знание учебника Корнфорта тоже гораздо полезнее древнекитайскими философскими трактатами, а не гегельянщиной.
Итак, в завершение работы над марксистской философией следует установить и выстроить действительную схему предшествовавших ей философских учений. Но ещё раз подчеркну, что этот пункт скорее технический, и его значение по сравнению с другими не столь велико. Сегодня перед нами стоят много более насущные задачи, особенно в других разделах марксизма, находящихся ближе к живой практике.
[продолжение следует]
Автор: Александр Хайфиш
Время написания: август-декабрь 2020 года, февраль-март 2022 года
Не забудьте подписаться на наш канал в других социальных сетях для получения еще большего количества интересного контента! Ждем вас: