«Тихий, высокообразованный человек, исступленно преданный таланту и поэзии».
(Владимир Набоков)
«Брат Лёв и брат Плетнёв».
Многие ли из нас знают, кому Александр Сергеевич Пушкин посвятил главную свою поэму «Евгений Онегин»? Правильно наверняка ответят только историки русской литературы - Пётру Александровичу Плетнёву:
Не мысля гордый свет забавить,
Вниманье дружбы возлюбя,
Хотел бы я тебе представить
Залог достойнее тебя,
Достойнее души прекрасной,
Святой исполненной мечты,
Поэзии живой и ясной,
Высоких дум и простоты;
Но так и быть – рукой пристрастной
Прими собранье пёстрых глав,
Полусмешных, полупечальных,
Простонародных, идеальных,
Небрежный плод моих забав,
Бессонниц, лёгких вдохновений,
Незрелых и увядших лет,
Ума холодных наблюдений
И сердца горестных замет.
Пётр Александрович был одним из немногих близких друзей Пушкина, его неизменным собеседником, издателем и попечителем, самой надежной опорой. И ведь это именно он, Пётр Плетнёв, первым обозначил пушкинскую эпоху как «золотой век нашей словесности».
Пушкин без малейшей иронии называл этого человека «кормильцем и благодетелем», говорил, что своей независимостью обязан только Богу и Плетнёву. Многие свои произведения поэт издал благодаря своему другу, который совершенно бескорыстно организовывал все издательские процессы, оплачивал типографские и редакционные расходы, способствовал распространению новых книг Пушкина. Сам Плетнёв вовсе не тяготился своей миссией и постоянно (без ложной скромности) утверждал, что для гения русской поэзии является всем: «и родственником, и другом, и издателем, и кассиром». Пушкин не обижался: добрейший Плетнёв, и сам не чуждый стихосложению, помогал поэту столь деликатно, что гордость того никогда не подвергалась ни малейшему оскорблению.
Пушкин познакомился с Плетнёвым еще в 1816 году в доме своих родителей, потом они постоянно виделись на литературных «субботах» у Василия Андреевича Жуковского, впоследствии дружили семьями, виделись почти ежедневно, в разлуке, естественно, переписывались, делясь самым сокровенным, утешая и поддерживая друг друга в жизненных неурядицах.
«У меня нет ни таланта, ни авторских приемов».
… Родился Пётр Плетнев в 1792 году в Тверской губернии в семье дьякона и сперва пошёл по стопам родителя - окончил духовную семинарию, но затем выбрал своей специальностью русскую словесность и поступил в Петербургский педагогический институт. Преподавал в различных учебных заведениях столицы, в дальнейшем по рекомендации Василия Андреевича Жуковского обучал литературе особ царского дома - цесаревича Александра Николаевича и великих княжон. Сорокалетнему Плетнёву была доверена кафедра русской словесности Императорского Санкт-Петербургского университета, а вскоре и кресло ректора. Достойный, всеми уважаемый заслуженный чиновник, пишущий стихи и тут же дающий им собственную объективную оценку: «у меня нет ни таланта, ни авторских приемов».
Но определенную известность на поэтической ниве Плетнёв всё-таки заслужил после публикации элегий, посланий и баллад в журналах «Северные цветы» и «Соревнователь» - а в этих альманахах плохих стихов не печатали. Критики же единогласно отмечали изящество слога и оригинальный поэтический дар Плетнёва. Он и сам являлся прекрасным литературным критиком-новатором, доказывая в своих статьях, что поэтом нельзя сделаться по заказу - это врожденный талант, но обладающий этим талантом должен неустанно трудиться, оттачивая и совершенствуя свои способности, данные ему свыше.
Пётр Александрович одним из первых заметил появление на литературном небосклоне восходящие звёзды 1840-х годов - Ивана Тургенева, Фёдора Достоевского, Александра Островского, Виссариона Белинского и многих других писателей, критиков и публицистов; публиковал биографические очерки-портреты, посвящённые Пушкину, Крылову, Жуковскому, Баратынскому - до него в подобном жанре никто не работал.
Каждый из героев его очерков считал для себя честью свести близкое знакомство с их автором, и дружбу с Плетнёвым высоко ценили, всегда дорожа его мнением и советами.
После гибели Пушкина Плетнёв вместе с Петром Вяземским, Владимиром Одоевским, Василием Жуковским и Андреем Краевским выпускает очередной номер «Современника» в пользу его семьи, а затем в течение девяти лет ведёт публикации уже самостоятельно, «унаследовав» журнал от Пушкина.
Первый биограф Пушкина, историк и выпускник Царскосельского Лицея, издатель и педагог Яков Карлович Грот так отзывался о своём коллеге и друге (врагов мягкосердечный Плетнёв, похоже, в жизни так и не нажил):
«В литературе Петр Плетнёв, по обилию своих личных воспоминаний, оставался связующим звеном между настоящим и другою, полною интереса эпохою, и те из писателей нового поколения, которые дорожили её преданиями, обращались к нему для пополнения своих сведений о прошлом».
«Заслуги, оказанные им отечественной литературе, – так характеризовал Петра Александровича Плетнёва Вяземский, – не кидаются в глаза с первого раза. Но они отыщутся и по достоинству оценятся».
Похоже, пришла пора отыскать.
Пётр Плетнёв «Быть может, милый друг…» (1821 г.)
Быть может, милый друг, разгневанные боги
Внезапно уведут меня с земной дороги,
И свеет лёгкий ветр следы моих шагов;
Быть может, ни один из юношеских снов
Не сбудется со мной; и в тайном отдаленье,
Как жертву ,ждёт меня холодное забвенье.
Пусть свиток сей хранит руки моей черты,
И сбудется со мной хоть часть моей мечты!
С благоговением потомок просвещенный
Рассматривать начнёт сей свиток драгоценный
И (любопытствуя, по чуждому перу)
Прочтет мои стихи — и весь я не умру.
Пётр Плетнёв, «Безвестность» (1827 г.)
За днем сбывая день в неведомом углу,
Люблю моей судьбы хранительную мглу.
Заброшенная жизнь, по воле провиденья,
Оплотом стала мне от бурного волненья.
Не праздно погубя беспечность и досуг,
Я вымерял уму законный действий круг:
Он тесен и закрыт; но в нём без искушенья
Кладу любимые мои напечатленья.
Лампада тёмная в безмолвии ночей
Так изливает свет чуть видимых лучей,
Но в недре тишины спокойно догорает
И тёмный свой предел до утра освещает.
Пётр Плетнёв, «Родина» (1830 г.)
Есть любимый сердцу край,
Память с ним не разлучится:
Бездны моря преплывай -
Он везде невольно снится.
Помнишь хижин скромный ряд,
С холма к берегу идущий,
Где стоит знакомый сад
И журчит ручей бегущий.
Видишь: гнётся до зыбей
Распустившаяся ива,
И цветёт среди полей
Зеленеющая нива.
На лугах, в тени кустов,
Стадо вольное играет.
Мнится, ветер с тех лугов
Запах милый навевает.
Лиц приветливых черты,
Слуху сладостные речи
Узнаёшь в забвенье ты
Без привета и без встречи.
Возвращаешь давних дней
Неоплаканную радость,
И опять объемлешь с ней
Обольстительницу младость.
Долго ль мне в мечте одной
Зреть тебя, страна родная,
И бесплодной жить тоской,
К небу руки простирая?
Хоть бы раз глаза возвесть
Дал мне рок на кров домашний
И с родными рядом сесть
За некупленные брашны!
Пётр Плетнёв, «Другая предо мной дорога» (1832 г.)
Другая предо мной дорога,
В походный дом теперь сажусь.
Как жаль привычного порога,
Как жаль свою покинуть Русь!
Страшна не даль и не тревога.
Тоски немецкой не боюсь.
Дышать бы здешней мне прохладой
И уноситься по Неве
Иль там, где блещущей громадой
Кружится все, кружиться б мне.
Нет, нет! С баронной феодальной
Я сяду чинно и печально
Послушать сказку о былом.
Ко мне дойдут, как песнь, былины,
Где русских гуслей слышен звон,
Как чудеса у нас творили
Царь Берендей иль князь Гвидон.
Спасибо, что дочитали до конца! Подписывайтесь на наш канал и читайте хорошие книги!