33 года назад в стране грянул августовский путч — попытка государственного переворота, инициированная группой консервативно настроенных членов высшего руководства во главе с вице-президентом СССР Геннадием Янаевым. Три дня народных волнений, с 19 по 21 августа, баррикады у Белого дома, танки и БТР на улицах Москвы — путч стал одним из самых больших потрясений нового времени и, по мнению многих, ключевым событием, запустившим окончательный распад Советского Союза. Что происходило на улицах столицы в те тревожные дни, какую цель преследовали заговорщики и был ли у них шанс на победу, почему символом путча стал балет «Лебединое озеро» и как путчисты похоронили идею СССР 2.0, вспоминает историк и политолог Сергей Станкевич, в 1991 году занимавший должность советника президента по политическим вопросам.
«Нас могла бы ждать новая гражданская война»
- Сергей Борисович, какие события предшествовали путчу? Как жили страна и народ?
- Страна была в ожидании очень важного события. Дело в том, что в марте 1991 года прошел общесоюзный референдум по поводу дальнейшей судьбы СССР. И девять республик из пятнадцати по его итогам проголосовали за создание обновленного союзного государства и начали переговоры по формуле «девять плюс один» — собственно, девять республик и союзный центр во главе с Михаилом Горбачевым. Эти переговоры шли с марта по август в Ново-Огареве под Москвой. По их итогам был выработан новый союзный договор. Очень хороший. Вот сейчас его читаешь — и дух захватывает от того, какая могла бы возникнуть страна. Этот договор был парафирован всеми девятью республиками, уже было назначено начало торжественного подписания в Георгиевском зале Кремля на 20 августа 1991 года. Более того, из тех шести республик, которые от участия в договоре отказались, в последний момент две все же решили присоединиться — Армения и Молдавия. Все об этом знали, все этого ожидали — у нас тогда население было очень политизированное, ловили буквально каждую новость.
Но грянуло 19 августа и знаменитый путч. Целью его было торпедирование подписания договора. И это путчистам удалось. Образовались две группы, две политические коалиции. Каждая из них пыталась спасти союзную страну, но по-своему. Девять республик во главе с Горбачевым хотели сделать это, перейдя в новый формат — современный и жизнеспособный. А те, кто устроил путч, хотели спасти старый Союз из пятнадцати республик, который пришлось бы сначала заморозить, а потом удерживать силой. А итогом стало торпедирование союзной государственности как таковой. С тех пор мы все пытаемся найти некую новую форму интеграции союзных республик, но уже в новое время и на новых основах.
- К слову, современные исследователи высказывают мнение, что переворот был вовсе не переворотом, а лишь инсценировкой, необходимой для укрепления позиций самого Горбачева. Как вы относитесь к этой теории?
- А зачем? Зачем и кому это могло бы понадобиться? Нет, это сугубо конспирологические теории, а в реальности все предельно ясно. Ведь проводилось следствие, все участники путча дали очень подробные показания. Понимаете, никто яростной враждебности к своим идейным противникам не испытывал. Это не было как в 1917 году — «красный террор», ЧК, расстрелы… Не было зловещего заговора. Просто люди пытались остановить время, лечь поперек истории. Но история их переехала.
- В одном из интервью вы говорили, что в случае победы путчистов страну ждала бы новая гражданская война.
- Да, это так. Они же попытались бы навести порядок в республиках, в том числе и в тех, которые уже сказали «все, мы живем отдельно, не трогайте нас». В том числе и силовыми методами, так что какое-то время в случае победы путчистов действительно были бы некие военные столкновения. Но, я уверен, недолго. У них же не было никаких ресурсов, никакой международной поддержки. Даже в России большинство относилось к лидерам путча без малейшего уважения. Поэтому, даже если бы им удалось в итоге одержать победу, долго бы режим путчистов не простоял.
- Сегодня принято во всех крупных потрясениях искать западный след. Были ли замешаны страны Запада в попытке переворота в России? Как они сами оценивали эти события?
- Для них это тоже были неожиданность и шок. А больше всего их пугало то, что начнется как раз то, о чем мы с вами только что говорили — грянут вооруженные столкновения, одна республика пойдет на другую. К тому времени уже полыхала война в Югославии, а нас ожидала бы Югославия, умноженная на сто. Тем более что на Западе помнили о ядерном оружии и огромном количестве военных и опасных производств на территории распадающегося Союза. Так что за рубежом с ужасом наблюдали за тем, что происходило в Москве, и с облегчением вздохнули, когда эти тревожные три дня закончились.
- Где вы были в дни путча и что происходило на улицах городов?
- Я был в Москве, в Белом доме. Я был советником президента и находился вместе с ним. Надо сказать, что вот эта вот, выражаясь историческим языком, буржуазно-демократическая революция 1989-1993 годов с кульминацией в августе 1991 года, происходила главным образом в двух столицах — Москве и Петербурге. И на них смотрели все тогда еще огромное государство и союзные республики. В столицах настроения явно были пророссийские, проельцинские. Никто не хотел назад. Конечно, были и избыточные ожидания, избыточные надежды, огромный энтузиазм, вера в то, что вот теперь-то начнется та самая жизнь, о которой все мечтали. И путчисты закономерно воспринимались народом как те, кто эту самую мечту, эту долгожданную жизнь вновь хочет отобрать. Ну а вслед за столицами эти идеи и настроения распространялись по всей стране.
Инцидент в тоннеле и легендарное «Лебединое озеро»
- Почему договор, о котором вы говорили, не удалось подписать потом, когда стихли волнения?
- Сразу после того, как провалился этот самый злосчастный путч, все республики одна за другой стали провозглашать свою независимость. Мы тогда предприняли спасательную операцию. По согласованию с Борисом Ельциным мы с вице-президентом Александром Руцким взяли правительственный самолет и принялись облетать столицы тех республик, которые еще всего неделю назад были готовы подписать новый союзный договор. Мы просили их руководство не торопиться с окончательным отделением, убеждали в том, что вот теперь-то все будет правильно, просили собраться еще раз. Но увы — везде нам отвечали «Все, дальше мы сами. Если что, мы вам позвоним». Единственным, кто был готов идти на федеративные отношения с Россией даже после путча, был Нурсултан Назарбаев, которого мы навестили в Алма-Ате. А все остальные сказали нет.
- Августовский путч все же не обошелся без крови — во время попытки остановить колонну бронетехники, двигавшуюся на Белый дом, в Чайковском тоннеле под проспектом Калинина (сегодня — Новый Арбат) погибли Дмитрий Комарь, Илья Кричевский и Владимир Усов. Как это случилось? В какой момент ситуация вышла из-под контроля?
- Это был трагический инцидент. Никто не хотел насилия — ни с той, ни с другой стороны. Хотя все его ждали, все ждали, что вот-вот состоится какой-то насильственный акт по подавлению сопротивления в Белом доме. И скажу даже больше: как позже мы выяснили, нечто подобное действительно было подготовлено, но никто не решился эти планы осуществить. Что же касается этого эпизода — напряжение было огромным, и стороны неверно истолковали намерения друг друга. Когда появился этот взвод, проезжавший мимо, защитники Белого дома подумали, что это едут их атаковать. Попытались остановить — и пролилась кровь. Там же потом по этому эпизоду тоже проводилось расследование. И удалось однозначно установить, что никаких намерений применять оружие ни у кого не было.
- Одним из символов путча стал балет «Лебединое озеро», который в дни волнений безостановочно показывали по центральным каналам. Почему именно его?
- Тут, конечно, уместнее всего было бы спросить Леонида Кравченко, который тогда командовал телевидением, но его уже, к сожалению, не спросишь. Я могу лишь предположить: скорее всего, нужно было что-то, с одной стороны, всеми узнаваемое, а с другой — достаточно продолжительное, чтобы занять время между выпусками новостей. Вот выбор и пал на «Лебединое озеро» — случайность, не более того.
