Среди снайперов Второй мировой войны Василий Зайцев не был самым результативным. Однако именно его имя приобрело поистине легендарную известность. Он воспитал целую команду учеников, которых шутливо называли «зайчатами». Сам Василий Григорьевич был Главным зайцем и однажды настолько достал немцев, что они объявили на него самую настоящую охоту.
Дорога к Сталинграду
Василий Григорьевич Зайцев родился 23 марта 1915 года в селе Еленинское (ныне Агаповский район Челябинской области) в семье крестьянина. На формирование характера мальчика решающее влияние оказал дед Андрей Алексеевич — опытный охотник. В отличие от глубоко религиозной бабушки дед был стихийным атеистом и следующим образом излагал внукам свои философские воззрения: «Не могет два раза жить ни человек, ни зверь. Вот вы сегодня убили козла, шкуру с него сняли, вывесили на мороз, по ней бегали разные птички, крошки мяса собирали. Больше на шкуре ничего нет. Душу вы видели там?.. А?»
Кроме этой тирады Васе запомнился еще один дедушкин тезис, носивший уже не общефилософский, а чисто практический характер: «Стрелять надо метко, каждому зверю в глаз, чтобы шкуру не попортить». И Вася стрелял: сначала понарошку — из самодельного лука, а затем по-настоящему — из берданки.
В двенадцать лет он уже был полноценным охотником, умеющим не только палить из ружья, но и выслеживать зверя, устраивать на него засады. Правда, рост у Зайцева был намного ниже среднего, за что окружающие дразнили его то колобком, то метром с кепкой.
В шестнадцать лет Василий отправился на строительство Магнитки. Здесь он закончил вечернюю семилетку и курсы бухгалтеров, после которых был призван в армию. Несмотря на малый рост крепкого и физически развитого паренька сочли годным для службы во флоте. Однако оказавшись в 1937 году на берегах Тихого океана, Зайцев, к своему глубокому огорчению, попал не на корабль, а в военно-хозяйственную школу.
Превратившись в писаря, Вася делал все, чтобы вылететь с теплого места. Так однажды, при составлении табеля-заявки, он умышленно исказил термин «банник-разрядник», написав некое совершенно нецензурное слово. Начальник, в ответ, всего лишь прочитал ему лекцию о необходимости более серьезного отношения к службе и оставил на прежней должности.
К 1941 году Василий имел звание главного старшины и руководил финансовым отделением морской базы в бухте Преображения. С началом Великой Отечественной войны, как и многие моряки-тихоокеанцы, Зайцев забросал командование рапортами с просьбой о переводе в действующую армию. Но начальство молчало вплоть до лета 1942 года...
Теплым июньским днем, находясь в банке, главстаршина получал денежное содержание для своей части. В этот момент Совинформбюро сообщило о падении Севастополя, а стоявшие в очереди за Зайцевым дедки начали обмениваться соображениями о том, как можно исправить ситуацию: «Так вот, я говорю, деньги могет любая грамотная бабенка носить, а вот таких шароваристых парней пора притянуть на войну».
В расстроенных чувствах Василий вернулся в свою часть и узнал, что его наконец-то включили в состав добровольческой роты, которая отправится на фронт в ближайшее время.
Немцы в это время рвались к Сталинграду, и Ставка в очередной раз решила использовать резервы из восточной части Советского Союза. Сибиряки уже продемонстрировали свои высокие боевые качества зимой 1941—1942 годов во время Московской битвы, а что касается моряков-пехотинцев, то они заработали у противника лестное прозвище Черная смерть.
Зайцев был и сибиряком, и моряком. Как и другие «братишки», он ехал на фронт с твердым намерением «показать немцам, где раки зимуют». Правда, по мере приближения к Сталинграду, навстречу все чаще попадались бесконечные эшелоны с ранеными и беженцами. И хвастливые разговоры становились все тише.
Когда с западного берега Волги перед Зайцевым впервые открылась панорама сражения, это зрелище произвело на него неизгладимое впечатление. «Смотрю — и не верю своим глазам. Над городом в два, три, четыре этажа — немецкие бомбардировщики, истребители, штурмовики, тяжелые бомбардировщики. С разных высот они вываливают свой бомбовый груз на город. Вереницы пикировщиков ныряют в гущу дыма и огня над центром, и там поднимаются новые столбы красной кирпичной пыли и огня. Неужели же там есть еще люди, и как они держатся, сражаются, просто хотя бы живут, дышат?!»
Всего парой дней ранее офицеры с огромным трудом заставили моряков переодеться в пехотную форму. Но теперь тихоокеанцы снова стали натягивать бушлаты и клеши. Офицеры уже не пытались бороться с подобным самоуправством, а политрук, объясняя ситуацию, прибег к историческим аналогиям: «В старину русские солдаты перед боем надевали чистое белье».
Позже, в Сталинграде, и от клешей, и от бушлатов ничего не останется. И только по тельняшкам среди защитников города можно будет вычислить моряков-тихоокеанцев. Таких, как снайпер Василий Зайцев.
«За Волгой для нас земли нет!»
В ночь на 22 сентября 1942 года 1047-й полк 284-й дивизии переправился через Волгу. Видимо, устав от предыдущих боев, немцы фактически прошляпили переправу, так что к утру соединение, где служил Зайцев, почти беспрепятственно сосредоточилось в Заводском районе Сталинграда. Однако на этом везение и закончилось...
С рассветом полк перешел в наступление в районе метизного завода. В тот момент, когда атакующие проникли на территорию автобазы, немецкая артиллерия начала канонаду. Баки с горючим взлетели на воздух, и уже через пару минут все пространство было охвачено пламенем. Многие солдаты сгорали заживо, другие погибали от вражеских снарядов, и лишь горстка людей смогла выбраться из этого ада.
Зайцев оказался одним из счастливчиков. К вечеру остатки полка серьезно потеснили неприятеля, но из-за огромных потерь сами были вынуждены перейти к обороне. Последующие три месяца позиции противоборствующих сторон в этом районе так и не претерпели больших изменений. Началось то, что солдаты вермахта именовали крысиной войной — беспощадные бои в развалинах зданий, на чердаках, в подвалах и среди труб канализации. Русские и немецкие позиции, как правило, находились на расстоянии нескольких метров, так что противникам не раз приходилось сходиться врукопашную. Один из германских ветеранов рассказывал, что видел дом, в котором подвальное помещение занимали русские, первый этаж — немцы, второй этаж — русские, третий — немцы и т.д. Впрочем, скорее всего, он имел в виду здание в каком-то другом, а не Заводском районе Сталинграда. Там, где воевал Зайцев, таких высоких развалин попросту не оставалось.
В крысиной войне многое зависело от индивидуальной подготовки бойцов — умения правильно выбрать позицию, метко стрелять и хорошо драться в рукопашной. Любопытно, что именно индивидуальную подготовку германские аналитики считали едва ли не самым слабым местом Красной армии. Однако в Сталинграде немцам пришлось убедиться, что миф о тупом и безынициативном русском солдате не очень-то соответствует действительности. Более того, если раньше, наблюдая за вереницами пленных, «истинные арийцы» видели в красноармейцах сплошную серую массу, то теперь они начали различать в этой массе отдельных личностей. Таких, как Василий Зайцев...
Бывший охотник успешно освоился в новой обстановке. 16 октября за уничтожение двух вражеских пулеметных точек он получил от генерала Чуйкова медаль «За отвагу». После ритуальных слов командарма о необходимости держаться до последнего Зайцев очень удачно вставил: «Отступать некуда, за Волгой для нас земли нет!» Начальству слова понравились, и вскоре они стали своеобразным лозунгом защитников Сталинграда. Василия Григорьевича отметили, и теперь каждый его подвиг стал воспеваться сначала в армейской, а затем и в общесоюзной прессе.
Следует отметить, что с анкетной точки зрения Зайцев идеально вписывался в формируемый пропагандой классический образ советского героя — русский, комсомолец, с хорошо подвешенным языком и безупречным прошлым. И самое главное, что это был действительно храбрый и умелый вояка, а вовсе не герой на пустом месте.
Правда, на фоне того, что делали его однополчане, подвиги Зайцева казались вполне заурядными, но все изменилось, после того как он сделался снайпером. 19 октября, во время затишья, на глазах у командира полка майора Метелева, Василий Григорьевич подстрелил двух неосторожно высунувшихся из окопа фашистов. Комполка тут же приказал выдать ему вместо трехлинейки снайперскую винтовку и добавил: «Считайте всех фашистов, которых прикончите. Два уже есть. С них и начинайте свой счет». На самом деле к тому времени в уличных боях Василий уложил чуть ли не три десятка противников, но теперь эти победы не считались. Все снайперы участвовали в «соцсоревновании» и вели личный счет убитым фашистам. Каждый удачный выстрел должен был заверяться подписями свидетелей, причем за сорок убитых врагов меткий стрелок получал звание знатного снайпера и медаль «За отвагу».
Медаль у Василия Григорьевича уже была, да и знатным снайпером он стал уже через неделю. Обнаружив, что кроме меткости Зайцев обладает еще и неплохими организаторскими способностями, командиры начали доверять ему более масштабные задания. Так, в конце октября полк передислоцировали в район Мамаева кургана. Здесь, в обороне, немцы использовали «кочующие» ручные пулеметы, которые в момент атаки сосредоточенным огнем захлестывали подступы к траншеям. Для борьбы с этими пулеметами Зайцеву поручили набрать группу бойцов и обучить их снайперскому делу. Так у «большого зайца» появились «зайчата»...
Следует отметить, что Василий Григорьевич не только учил, но и сам заимствовал чужой опыт. Так, один из его подчиненных — Александр Реутов — умел попадать из противотанкового ружья по вражеским дзотам. Зайцев пошел еще дальше, приспособив на противотанковое ружье телескопический прицел.
Однако для борьбы с «кочующими» пулеметами все-таки использовались обычные снайперские винтовки. Впрочем, и этого оказалось достаточно. Охота за вражескими пулеметными расчетами дала великолепные результаты, и тогда германское командование решило обратиться за помощью к собственным снайперам.
Снайперские дуэли
В начале ноября на Мамаевом кургане появилось несколько немецких снайперов. Одному из них удалось подстрелить напарника Зайцева — Александра Грязева. Василий Григорьевич воспринял это как личное оскорбление. Несколько дней он старательно изучал вражеские позиции, чтобы найти лежбище своего противника. Все было тщетно: нора так и оставалась необнаруженной.
Тогда Зайцев начал опрашивать тех раненых, которые, по его мнению, были подстрелены вражеским снайпером. По их показаниям удалось определить участок, где он мог находиться. Василий Григорьевич в очередной раз осмотрел в бинокль уже хорошо знакомую ему высотку. От нечего делать он пересчитал снарядные гильзы, лежащие у ее подножия. И тут его осенило: одна из гильз не имела дна и представляла цилиндр, через который удобно было вести наблюдение. Именно за ней германский стрелок и вырыл себе убежище.
От радости Зайцев привстал из окопа, и в тот же момент по брустверу щелкнула пуля. На сей раз вражеский снайпер промахнулся, однако уже темнело, и ответный выстрел Василий Григорьевич отложил на более благоприятное время...
На следующее утро гильза без дна переместилась на вершину высотки. Немец врыл ее в бруствер окопа и через образовавшееся отверстие вел наблюдение при помощи оптического прицела. Подобная хитрость позволяла ему не высовываться из траншеи. Кроме того, цилиндр гильзы давал возможность не только скрытно вести огонь, но и прикрывал оптику от бокового света, прятал блики и помогал четче видеть свою жертву. Вероятно, подобно многим своим соотечественникам, немец даже держал под рукой фотоаппарат и фотографировал свои цели в момент выстрела.
Удивительно, но этот виртуоз клюнул на трюк, который считается старым и дешевым. Напарник Зайцева Федосов приподнял над окопом муляж в форме советского солдата. Немец не промахнулся и своим выстрелом сбил каску с куклы. Через секунду грянул выстрел Зайцева. Его пуля легла противнику между глаз, перевернув каску на лицо. Винтовка с оптическим прицелом осталась лежать в отверстии гильзы...
Спустя несколько дней там же появился другой вражеский снайпер. Он не блистал оригинальностью и в качестве приманки слишком часто и настойчиво приподнимал над бруствером свою фуражку.
В ответ Зайцев организовал целую операцию. Решив, что немецкий стрелок обосновался в виднеющемся неподалеку комфортабельном блиндаже, Василий Григорьевич вместе с пятью «зайчатами» взял этот участок под постоянное наблюдение. Их терпение было вознаграждено, когда во время обеда на тропинке перед блиндажом появился возвращающийся из засады снайпер в компании с каким-то офицером. Шли они, особо не скрываясь, и даже насвистывали какую-то песенку. А еще через несколько секунд вслед за ними на тропинке появились еще двое столь же жизнерадостных офицеров. Четыре выстрела грянули одновременно — и все четверо немцев мертвыми рухнули на землю.
Случившееся произвело на противника очень неприятное впечатление. В ответ он обстрелял наши позиции из минометов и артиллерии. Однако достать Зайцева и его людей таким способом было очень трудно. И тогда в Сталинград вызвали начальника берлинской школы снайперов майора Вольфа Кенига. Вызвали специально для охоты на Главного зайца...
В отличие от Василия Григорьевича (чей боевой счет уже приближался к полутора сотням) майор Кениг по количеству побед мог претендовать разве что на звание знатного снайпера. Это обстоятельство, впрочем, ничего не говорит о степени его мастерства, так как возможностей отличиться у него было не очень-то много. Высоко ценя профессионализм Кенига, начальство предпочитало использовать его для подготовки новых стрелков, а не в качестве обычного пушечного мяса. И тот факт, что столь ценную личность командировали специально для охоты на Зайцева, говорит о том, каким уважением пользовался наш снайпер во вражеском лагере.
О прибытии Кенига русские узнали из показаний пленного. Командир дивизии генерал Батюк тут же вызвал Василия Григорьевича и приказал ему уничтожить «сверхснайпера». Слухи о предстоящей дуэли распространились по обе стороны фронта, так что поединок между Зайцевым и Кенигом сразу же приобрел пропагандистское значение.
Оба снайпера искали друг друга, но делали это крайне осторожно. Прошло две недели, прежде чем Василий Григорьевич узнал, что на одном из участков вражеский стрелок ранил снайпера Шайкина, а вторым выстрелом разбил оптический прицел его другу Морозову. По своему опыту Зайцев знал, что действовать Кениг будет, как минимум, с двумя ассистентами и потому тоже взял с собой напарника — Николая Куликова.
На участке, где предположительно находился Кениг, между русскими и немецкими позициями находились дзот, подбитый танк и большой лист железа. Вскоре над вражескими траншеями появилась неестественно раскачивающаяся каска. Это напарник майора таскал приманку в тщетной надежде, что русские стрелки выстрелами раскроют свою позицию.
Зайцев и Куликов решили, что тот, кого они ищут, находится именно здесь, и на следующий день продолжили наблюдение. Танк в качестве возможного лежбища Кенига отвергли по той причине, что подбитые машины использовались только неопытными снайперами. Дзот не подходил, потому что его амбразура была наглухо закупорена. Оставался железный лист, под которым, теоретически, немец мог вырыть себе неплохое укрытие.
Начальство между тем требовало результата, и на следующий день вместе с Зайцевым и Куликовым в засаду отправился политрук Данилов. Противника он увидел довольно быстро и, следуя партийной привычке руководить и направлять, высунулся из-за бруствера, чтобы указать на него Зайцеву. Немец тут же ранил политрука в голову, и Данилова срочно отправили на перевязку. Зато нору, в которой сидел Кениг, теперь установили с абсолютной точностью.
Решающие события разыгрались на четвертый день охоты. С утра Куликов сделал слепой выстрел, чтобы заинтриговать вражеского снайпера. Затем, до полудня, русские не шевелились, опасаясь, что солнечные лучи упадут на их оптику. После обеда Зайцев и Куликов оказались в тени, а лучи солнца начали освещать лежбище Кенига. В этот момент Куликов осторожно приподнял каску. Кениг выстрелил. Куликов на мгновение приподнялся, громко вскрикнул и упал...
Теперь немецкий майор, видимо, решил, что охота на Главного зайца закончилась. Он немного высунул голову из-под листа железа и почти сразу же получил пулю от своей предполагаемой жертвы.
Ночью победители извлекли убитого майора, забрали его документы и доставили их командиру дивизии. Кроме того, Василий Григорьевич прихватил на память оптический прицел с его снайперской винтовки. Сегодня он хранится в Центральном музее Вооруженных сил в Москве, в качестве вещественного доказательства, оставшегося от дуэли между главным старшиной Василием Зайцевым и майором Вольфом Кенигом.
Эпилог
За время Сталинградской битвы Василий Григорьевич убил 242 солдата и офицера противника. Одиннадцать из них были снайперами.
Зайцев ввел множество тактических новинок. Особое распространение приобрел метод охоты шестерками, когда одну и ту же зону перекрывали огнем три пары снайперов (стрелок и наблюдатель).
В конце Сталинградской битвы, когда немцы предприняли последние отчаянные попытки вырваться из окружения, Зайцев вместе с 12 «зайчатами» устроили своеобразную групповую охоту. Заранее зная направления возможной атаки, они взяли под прицел точки, которые немцы могли использовать в качестве командных пунктов. Благодаря этому в самом начале наступления враг потерял почти всех своих офицеров и, разумеется, потерпел поражение.
Этот же бой едва не оказался для Василия Григорьевича последним. Осколки разорвавшейся мины попали ему в голову, что, в свою очередь, едва не привело к полной потере зрения. Спасти глаза удалось благодаря академику Филатову, однако с карьерой снайпера было покончено.
И дело заключалось не только в его физическом состоянии. Прославленный снайпер превратился в одного из главных героев Сталинградской битвы. Его приняли в партию, наградили звездой героя, присвоили офицерское звание, возили по различным совещаниям и конференциям.
То, что происходило с Зайцевым, с одной стороны, напоминало пропагандистское шоу. В то же время нельзя не признать, что его опыт действительно оказался востребованным и повсеместно внедрялся в боевую практику...
Войну Василий Григорьевич закончил на Днестре в звании капитана. После демобилизации поселился в Киеве, где работал директором машиностроительного завода. Скончался он 15 декабря 1991 года.
Прозвище Главный заяц не очень-то подходило Василию Григорьевичу. Вот цитата из его мемуаров. «Наблюдать за поведением противника — моя страсть. Вот увидишь — из блиндажа выходит такой напыженный фашистский офицер, важничает, повелительными жестами разгоняет солдат в разные стороны. Но он не знает, что жить ему осталось считаные секунды. Я вижу его тонкие губы, ровные зубы, широкий тяжелый подбородок. Порой создается такое ощущение, словно змею захватил под самую голову, она извивается, а моя рука сжимается — и раздается выстрел...»
Так зайцы не пишут. Так пишут охотники.
Дмитрий МИТЮРИН, историк, журналист
Санкт-Петербург
«Секретные материалы 20 века» №15(142). 2004
